- Марис отвез ребенка к своим родителям, ведь здесь никто не может теперь поручиться за человеческую жизнь, - сказала она. - А мне завтра снова надо на работу, а от его предков добраться до Риги не так просто.
Силинь извлек из портфеля портативный кассетный диктофон, установил его на невысоком журнальном столике, вместе с диваном и двумя креслами образовавшем традиционный уголок отдыха. Пока он, щелкая клавишами и переключателями, проверял аппарат, я осмотрелся. Лигита не преувеличивала: в комнате действительно царил беспорядок. И, насколько я мог судить по своему опыту соломенного вдовца, возник он не за день и не за два. На столе и подоконнике валялись газеты и раскрытые книги, в вазе - засохшие цветы, на пыльном столике - надувной крокодил и другие игрушки, на откинутой крышке бара стояла неубранная чайная посуда, как бы удостоверяя нелюбовь Лигиты к соблюдению элементарных норм домоводства.
Однако сама хозяйка, хотя и не ожидавшая гостей, выглядела на удивление элегантной и ухоженной. Видимо, себе она уделяла столько внимания, что на остальное его уже не хватало. Белый халат, домашние туфли на высоком каблуке, подкрашенные губы, брови и ресницы. От нее веяло свежестью и жизнерадостностью, и мне подумалось, что она, быть может, кого-то все-таки ждала.
- Во сколько обычно возвращается ваш муж? - словно угадав мои мысли, спросил Силинь.
- Обещал приехать после обеда. Он еще волнуется.
- А вы?
Лигита пожала плечами. Вопрос был исчерпан.
- Надеюсь, вы не станете возражать, если я запишу ваши показания? - Силинь придвинул к себе микрофон и уже другим голосом продолжал: - Разговор с потерпевшей Лигитой Гулбис, 1956 года рождения, латышкой, звукооператором радиокомитета, подвергшейся нападению неизвестного злоумышленника. Заявите, пожалуйста, что согласны с таким способом допроса… Говорит гражданка Гулбис.
- Отпадный номер! Как раз для меня! - обрадовалась Лигита и тут же доказала свою профессиональную сноровку, поправив регулятор громкости. Затем скорчила кислую мину, но ответить все же не отказалась: - Я согласна, что мой голос при помощи этого третьесортного устройства будет записан на пленку низкой чувствительности.
Покосившись на меня, она подмигнула.
Это ее легкомыслие вовсе не понравилось Силиню.
- Попрошу вас сосредоточиться и серьезно подумать, прежде чем отвечать на мои вопросы. И не забудьте, что я задаю их не из любопытства, но в ваших собственных интересах, во имя закона и справедливости.
Впервые я слышал его говорящим столь официально. Наверное, он не забывал, что слова эти услышат и другие, и прежде всего - начальство. Вообще мало кто не страдает микрофонной лихорадкой, превращающей даже самые обычные слова в торжественную декларацию. Но тут я заметил, что во время этой его тирады диктофон был выключен, и мысленно принес лейтенанту извинения.
- Итак (щелк!), есть ли у вас или вашего мужа враги?
- Враги? Ну и вопрос! - воскликнула Лигита с неподдельным изумлением. - Какие же мы знаменитости!
Казалось, она уже целиком оправилась от душевного потрясения после ночного нападения и теперь от души наслаждалась ролью пострадавшей героини. "Отпадное ощущение!" - так это, наверное, звучало бы на ее языке, в котором это словечко сменило давно уже вышедшее из моды универсальное определение "нормально". И так говорит человек с высшим образованием, женщина, выросшая в семье ученых! Проще всего объяснить это протестом против утрированной утонченности ее окружения; но может быть, она и по сути своей - пустоцвет?.. Однако от дальнейших необоснованных выводов я воздержался и стал прислушиваться к разговору.
- Может быть, завистники? - не отставал Силинь. - Не спешите с ответом, попробуйте вспомнить, не оскорбили ли вы кого-то из соседей. Хотя бы невольно, сами того не желая. Какие у вас отношения с жителями поселка?
- Да никаких. Вот если бы здесь жил мой дорогой отец, они каждое утро справлялись бы о драгоценном самочувствии профессора. - Можно было подумать, что обиженной является Лигита, а не ее соседи. - А нас эти надутые мещане не замечают, у Мариса ведь нет ученой степени! Вспоминают, лишь когда им требуется помощь - портится электрический насос или крыша течет. Вот тогда требуется и профессорский зять. Хорошо, что он водки в рот не берет, не то спился бы, как жэковский сантехник.
- А на работе?
- В радиокомитете меня все любят, кое-кто даже слишком, - ответила Лигита, не смущаясь.
Мне не потребовалось даже повернуть голову: я и так знал, что антенна лейтенанта уловила этот сигнал. Однако он был достаточно опытным психологом и избегал двигаться к цели напрямик.
- Скажите, Лигита, звукооператор - это ведь, если не ошибаюсь, довольно редкая специальность. Почему вы избрали именно ее?
- Я даже не знала, что такая существует. Да и сейчас думаю, что при высокоразвитой электронике можно почти совершенно обходиться без таких специалистов. В школе я мечтала только о кино. Но у нас ведь режиссеры никого не берут со стороны, им нужны диплом и слава, а не талант и внешность, и поэтому роли молодых девочек играют тридцатилетние тети.
Силинь не мешал ей говорить. Допрашивай он кого-либо другого, он наверняка время от времени выключал бы диктофон, чтобы сэкономить ленту, но от Лигиты это не укрылось бы.
- Я кинулась во ВГИК, но там меня провалили уже на предварительном отборе, сказали, что ни Артмане, ни Радзини из меня не выйдет. Словно бы об интеллекте могут судить люди, даже не знающие, кто такая Лигита Берзинь… Тогда я узнала, что почти такой же институт есть и в Ленинграде. Все, что в Москве не признали, там приняли отлично - и интеллектуальный уровень, и фигуру, и так называемую очаровательную улыбку. Чудно, верно? К тому же оказалось, что у меня хотя и не развитый, но абсолютный слух. Вы даже представить не можете, сколько преподавателей предлагало развить его в частном порядке! - Она усмехнулась. - Кто знает, может быть, таким путем я рано или поздно и получила бы какую-нибудь ролишку. Но я встретилась с Марисом Алкасом и не стала связываться ни с какими частными преподавателями. Честно окончила факультет звукоинженеров. Устроиться на киностудию не удалось, так я и оказалась на радио.
- А там к вам относятся хорошо? Поклонников много? - Наконец, Силинь добрался до сути.
- Спасибо, не жалуюсь. Один, правда, последнее время стал слишком уж назойлив… Не сварить ли вам кофе? - Совсем некстати Лигита вспомнила о своих обязанностях хозяйки.
- А муж об этом знает?
- О чем? Ах, о Вилисе… Боже сохрани! Он так ужасно старомоден - если бы мог, запретил бы мне работать. Чтобы я растила малыша и ждала мужа дома. А я без работы сошла бы с ума.
- Понимаю, стремление личности к утверждению своей индивидуальности, - туманно проговорил Силинь. - А чем там занят этот Вилис?
- О, это великий спец! Ремонтирует нашу аппаратуру.
- А вам он, конечно, ремонтирует без очереди?
- Пусть только попробует тянуть резину!
Больше ничего мы от Лигиты Гулбис не добились.
- Вы считаете, она - любовница этого Вилиса? - спросил я, когда мы пустились на поиски Леона.
- Какого же черта тогда было ее насиловать? Нет, тут скорее действует принцип "Вей, ветерок": сулить сулила, но не разрешила. Флиртовала, водила за нос, пока он не потерял самообладания и не набросился на нее.
- С эфиром за пазухой и заряженным пистолетом в кармане, - напомнил я.
- Да что сейчас гадать, к вечеру будем знать всю правду, - уверенно сказал Силинь.
Акментынь уже добрался до середины поселка. К сожалению, коэффициент полезного действия полученных им сведений не соответствовал длине преодоленного пути.
- Сначала я еще делал заметки, потом махнул рукой. Никто ничего не видел, но волнение в поселке сильное. Собираются подать петицию, чтобы после наступления темноты в поселке дежурил милицейский патруль. Твою Лигиту не очень-то жалеют, одна даже заявила открытым текстом: "Эта… что заслужила, то и получила". Она что, действительно похожа на такую?
- А твой источник информации очень походил на супругу университетского доцента?
- Скорей на кухарку, усевшуюся во главе банкетного стола… Вы меня не ждите, я еще загляну к пионерам, а в Ригу потом доберусь на электричке.
* * *
На радио уже знали о приключившемся с Гулбис - наверное, диктор огласил новость во всех редакциях. И нельзя было особенно упрекать в этом Стипрана: распространение информации - его профессия. Но нашу задачу это значительно осложнило.
Достаточно было предъявить на проходной милицейское удостоверение, чтобы дежурная тут же поинтересовалась здоровьем Лигиты. Силинь пытался доказать, что слышит такое имя впервые в жизни, но без уверенности, что ему поверят. И на самом деле, Сквозь стекла лифта можно было видеть, как лихорадочно, словно вызывая аварийную службу, жадное до сенсаций должностное лицо накручивало вертушку телефона и с лицемерным выражением предупреждало подругу, что секрет должен остаться между ними.
Но я обидел ее напрасно. Наверху к нам поспешно подошел пожилой человек, чья выправка даже на расстоянии свидетельствовала о его воинском прошлом.
- Заместитель начальника отдела кадров, подполковник в отставке Стимсон! - представился он: - Чем могу служить, лейтенант?
- Тем, что пригласите нас в кабинет - кулуарные беседы не мой любимый жанр, - с удовольствием съязвил в ответ Силинь.
Стимсон несколько съежился.
- Я вас проведу, - сказал он уже без апломба, и спина его показала, что впереди нас идет старый и усталый человек.
- Хотелось бы побеседовать с некоторыми работниками, но прежде услышать, что думаете о них вы. На вашем языке это называется оперативной разведкой, - и Силинь с хитрецой улыбнулся.
Стимсон снова отреагировал с точностью запрограммированного автомата: стянул лоб морщинами и с полным сознанием ответственности остановился у большого сейфа.
- Я в вашем распоряжении.
- Протоколировать не будем. Наш разговор прошу считать конфиденциальным. - Силинь для чего-то все подливал масла в огонь. - Он не должен ни на кого бросить ни малейшей тени, пока у нас нет даже подозрений, одни только сомнения, проверить которые - наша обязанность.
Да, чувства меры инспектору явно недоставало, и он продолжал разыгрывать роль тайного советника, пока окончательно не лишил старика душевного равновесия. А нужно-то было всего лишь собрать данные об этом самом Вилисе, минутное дело… Я демонстративно кашлянул.
- Товарищ корреспондент, если хотите курить - курилка в конце коридора налево, возле туалета, - осадил меня Силинь, одновременно щегольнув наблюдательностью, и вновь обратился к Стимсону.
- Начнем по порядку. У вас в ремонтной мастерской работает некий Вилис…
- Штейнберг, - подсказал Стимсон.
- Правильно! Меня интересует буквально все о нем. Как характеризуется на работе и в семейной жизни, его отношения с коллективом, прошлое, настоящее и… ну, будущее в значительной мере зависит от вашего ответа.
Напуганный до полусмерти заместитель начальника отдела кадров хотел уже открыть сейф, чтобы извлечь личное дело Штейнберга, но Силинь удержал его:
- Это, если потребуется, мы запросим письменно. Поделитесь вашими мыслями и впечатлениями… Да, я, кажется, забыл сообщить, что прибыл в связи с преступным нападением на Лигиту Гулбис.
- Об этом я и сам догадался, - с достоинством ответил Стимсон и глубоко втянул воздух, словно готовясь прыгнуть в воду. - Вилису Штейнбергу лет этак тридцать пять - сорок. Работать здесь он начал задолго до меня, думаю, лет десять назад.
- Очки носит?
- Не помню. Я его только один раз и видел. Когда разбирали заявление его бывшей жены, что он платит алименты только с официальной зарплаты, хотя халтурами зарабатывает вдвое больше. Чинит частные магнитофоны, за немалую плату переписывает на нашей аппаратуре всяких знаменитостей, от канадской пятерки до Высоцкого.
- Одним словом, темная личность, - заключил Силинь.
- Вспомнил! - победоносно заявил Стимсон. - Он был в темных очках. Я в тот раз предложил объявить ему выговор, но товарищеский суд воспротивился. Он, мол, наш лучший специалист, единственный, кто соглашается работать сверхурочно и сам достает дефицитные детали. Можно было подумать, что все радиопередачи держатся только на его плечах… Жена ничего не смогла доказать, и мне пришлось уступить, хотя в глубине души я ей верил. А сам Штейнберг не сказал ни слова, ни да, ни нет, ни может быть. Только иронически ухмылялся.
- Спасибо, товарищ подполковник, - Силинь встал. - Где я мог бы поговорить с ним?
- Сейчас узнаю, какая из студий звукозаписи свободна. Там можно потихоньку включить магнитофон, и…
- Мы таких приемов не признаем, - гордо ответил Силинь, но в глазах его блеснул предательский огонек.
Только сейчас я заметил, что портфель его был открыт, и готов был поручиться, что в нем все время работал маленький диктофон.
Вилис Штейнберг был представительным мужчиной. С длинными волосами, пышной черной бородой и волосатой грудью под распахнутой, не заправленной в джинсы светло-зеленой рубашкой из похожей на брезент ткани, он вполне отвечал идеалу современных женщин. Соответственно независимыми были и его речь, и манера поведения.
- Опять от моей бывшей, и когда это кончится? Я же не считаю, сколько она получает от своих хахалей! Дочки, когда меня навещают, без подарков не уходят, позавчера даже поехал с ними в "Детский мир" и купил по новой куртке, чтобы не мерзли у себя в лагере.
- Вечером ваши очки, наверное, светлеют? - неожиданно спросил Силинь.
- Меняют цвет в зависимости от освещения, - охотно объяснил Штейнберг, снял очки и повернул стекла к самому темному углу комнаты. Стекла и на самом деле стали светлеть и почти слились с желтоватой роговой оправой. Очень возможно, что при мгновенной вспышке света они могли показаться очками без оправы.
- Дорогое удовольствие, зато экономлю на светофильтрах, - и Штейнберг, как по заказу, широко улыбнулся.
Зубы у него были коричневатые, одного-другого недоставало, но металлических протезов я не заметил. Меня это не удивило: трудно было представить себе этого исполненного жизненной силы человека во власти низменных инстинктов. Такой способен бросить жену и детей, драться за возлюбленную, но наброситься на женщину, усыпить, а затем надругаться? Разве что в пьяном угаре…
- Вы нас не так поняли, - счел, наконец, необходимым объяснить наше появление Силинь. - Мы обратились к вам, как к ближайшему другу Лигиты Гулбис.
- Друг - это верно, но ближайший… Мы ведь за этими стенами почти никогда и не встречались. Ну, раз-другой провожал ее до дома, это, по-вашему, близость? Ну, как она, бедняга? Говорят, завтра выйдет на работу…
- Не расскажете ли нам о ваших отношениях? - Заметив, что Штейнберг колеблется, Силинь добавил: - В интересах следствия. Это важнее так называемых джентльменских принципов. И я обещаю, что ее муж ничего не узнает.
- Да что там такого рассказывать? Она мне нравится, да и не мне одному. Красивая мордочка, хорошая фигура, умеет одеваться. Всегда веселая, улыбчивая. Есть такие певцы, в особенности баритоны, которые только у нее и записываются. Подайте им Лигиту, иначе голос не звучит, и все тут… Понимаете, мне кажется, на работе ей веселей, чем дома, где муж следит за каждым шагом, даже на концерты не водит, а она ведь еще молода, ей хочется повертеться в обществе, сбегать на танцы, мало ли еще чего. Только не думайте, что это я такой умный: она сама мне рассказывала обо всех своих обидах.
- И вы, приняв исповедь, конечно, воспользовались ситуацией?
Вопрос показался мне неуместным. Штейнберг говорил с такой искренностью, что я верил каждому его слову. Разве же в мире больше нет бескорыстной любви? Симпатии между мужчиной и женщиной? Дружеских отношений между коллегами? Поэтому, услышав ответ механика, я ощутил разочарование.
- Какой бы я был мужик, если бы не попробовал? Она, казалось, сама, напрашивалась. В щеку целовала, когда просила побыстрее отремонтировать аппаратуру. В нашем кафе всегда садилась ко мне за столик. Зная, что мужа нет дома, позволяла проводить. Но дальше калитки не пускала. Мелкая женская хитрость, а я потом, как школьник, чесал полтора часа до ближайшей стоянки такси. "Спасибо за доверие, - сказал я ей в последний раз. - Тебя эти пламенные поцелуи, может, и устраивают, только я не деревянный". Посмотрю, что она теперь запоет.
- Спасибо, вы очень помогли… Скажите, пожалуйста, - как бы спохватился Силинь, - почему вы не проводили Лигиту позавчера, когда муж не мог ее встретить?
- Позавчера я кончил работу в пять часов.
- Почему сбрили усы? - уверившись, что Штейнберг не собирается ничего добавить, переменил тему Силинь.
- Они у меня росли такие - рыжие. Смешно было.
- Да, бывает… Так где вы были позавчера после полуночи?
- Я же сказал, что не деревянный.
- Послушайте, Штейнберг, это серьезней, чем вы полагаете. Может ли кто-нибудь подтвердить, что видел вас позавчера ночью между часом и тремя? Женщина или мужчина, все равно.
- Да вы что, вы… меня? - Штейнберг недоверчиво посмотрел на Силиня, потом расправил плечи: - Это мое дело, уж не взыщите.
- Как бы оно не привело к неприятностям для вас.
Штейнберг промолчал.
- Ну, как угодно… Вы в ближайшее время собираетесь выезжать куда-нибудь из Риги?
Мастер покачал головой. Он что, действительно решил все время молчать, как капризный ребенок?
- Воля ваша. Если все-таки возникнет такое желание, попрошу на всякий случай позвонить, - Силинь протянул бумажку с номером своего телефона. - Спасибо, на сегодня хватит.
Садясь в машину рядом с Силинем, я спросил:
- Вы действительно думаете, что он причастен к делу Гулбис?
- Маловероятно. Заметили, какие у этого битюга ноги? Самое малое сорок третий размер.
- Зачем же было терять столько времени?