- Один выстрел, и человека нет. Это можно было бы счесть случайностью, если бы прошлой ночью не были так же мастерски прострелены фары машины. - В голосе эксперта слышалось нечто, похожее на восхищение. - В убийце погиб стрелок высокого класса.
- Это еще не сказано, - возразил Силинь. - Надо позондировать в спортивных кругах, там тоже бывают всякие подозрительные типы, бляха мастера спорта - еще не знак морального качества. И это могло бы объяснить многое, начиная с переделки пистолета и кончая импортными кедами.
- Ты упускаешь из виду психологический аспект, - не сдался Ребане. - Настоящий спортсмен-стрелок никогда не поднимет оружие на человека, это ему привито годами тренировок. Даже в войну мало кто из них стал выдающимся снайпером, большинство направляли в артиллерию.
- Минутку, товарищи, - оторвавшись от блокнота, вмешался я в разговор. - Разве есть неопровержимые доказательства того, что в обоих случаях действовало одно и то же лицо?
- Относительно действовавшего лица я пока ничего не утверждаю, - сказал Ребане, осторожно выбирая слова. - Теоретически возможно, конечно, что некто украл и использовал оружие и обувь - потому что идентифицировать удалось только их. По калибру, царапинам на пулях, по отпечаткам следов ног. Это из другой оперы, но я сделал вывод, что убийца находился в состоянии аффекта: там, в кустах, он топтался, словно стоял на горячих угольях.
- Значит, ты снова взялся за своего невменяемого?
- Я ни за что не брался, я излагаю факты, - сердито отрезал Ребане. - Через час смогу сказать вам, как он был одет: на ветках осталось так много ниточек, что хватило бы на детский костюмчик.
- Если он изодрал свой фрак, то наденет другой, и мы снова останемся с носом, - пожал плечами Розенберг. - Зато мой пациент как раскрытая книга: вся биография словно на ладони.
- Да, карманы богаты содержанием, - не позволил Ребане похитить его лавры. - Убийца к нему не прикасался, это совершенно ясно, иначе прихватил хотя бы деньги. Девяносто семь рублей с копейками - не коробок спичек. Личные документы в наши дни тоже не валяются на улице, в особенности водительские права. Билеты - автобусный и с электрички, оба от позавчерашнего числа. Самые большие надежды подавал клочок бумаги с телефоном и именем "Тамара". Юрис вчера съездил в пансионат, но номер оказался пустым: однодневная симпатия, успевшая уже обзавестись новым телохранителем. Типичный курортный романчик и, естественно, парень ей ничего существенного не рассказал.
В этот миг у меня возникло решение познакомиться с девушкой. Казалось, я нащупал неплохой дополнительный материал для повествования о разных судьбах брата и сестры. Я, конечно, не верил, что встречу на морском берегу современную Сольвейг, оплакивающую свою первую и единственную любовь: это было бы вопиющим анахронизмом. Но столь же неправдоподобным казался нарисованный экспертом циничный финал. Может быть, Юрис поторопился с заключениями?..
Дверь отворилась, но вошел не мой вчерашний соратник, а Леон Акментынь. Могло показаться, что члены оперативной группы избрали кабинет Силиня местом для кулуарных разговоров. Лейтенант Акментынь тоже поделился последними новостями.
- Я только что из радиокомитета. Штейнберг отпадает. Окончательно и бесповоротно. И не только из-за размеров обуви, как утверждает Оса. Я поговорил с дамами из тамошней охраны, полистал регистрационный журнал. Позавчера Штейнберг работал в вечерней смене, с работы ушел за несколько минут до полуночи. В самом конце выяснилось еще одно интересное обстоятельство: в ту ночь, когда раздели Лигиту Гулбис, Штейнберг находился в своей мастерской - пришел около одиннадцати и только в три расписался в уходе. Причина: аварийный ремонт. Но это формальный повод. Я поговорил с дежурной по душам, и она выболтала мне тайну, известную многим: кассеты и пластинки, которые Штейнберг через знакомых продает на черном рынке, он записывает на казенной аппаратуре. Этим объясняется их высокое качество и спрос, каким они пользуются у коллекционеров. А вам он заявил, что провел ночь у дамы, имя которой не пожелал раскрыть. Ну точно как в том бородатом анекдоте, где муж готов принять на себя все смертные грехи, лишь бы не сознаться жене, что всю ночь играл в преферанс.
Я покосился на Силиня. Он выглядел так, словно все, сказанное Леоном, было ему давно известно, и мне вдруг подумалось, что вся милицейская работа - это нескончаемая череда ошибок и разочарований: день за днем идешь по следам, которые логически выстроил в одну цепочку, и вдруг видишь, что оказался в тупике, потому что на каком-то повороте принял желаемое за реальность, или же расчеты разрушила простейшая случайность. И все надо начинать сначала, с того места, где была допущена ошибка…
Интересно, как распутался узелок, завязавшийся вокруг слесаря Крума? Косвенные улики казались неопровержимыми: человек с сомнительной репутацией, изготовлявший оружие, в обоих случаях находившийся близ места происшествия - ясно, что он мог совершить преступление. Но вот совершил ли?
Ответ мог знать только Юрис Банковскис, который, наверное, уже допрашивал Крума или, может быть, еще шел по его следам. Наверное, именно потому лейтенанта здесь не было. Ничего, на совещание у полковника Дрейманиса соберутся все, тогда я и узнаю, почему Силинь не звонит Штейнбергу, чтобы отменить предупреждение о возможных выездах. Или это маленькая месть облеченного властью лица за обман представителя милиции? Силинь, пожалуй, был на это способен…
В дверь постучали, и в следующий миг все услышали жизнерадостный голос шофера Анджа:
- Отворяй, тебя же не повесткой вызвали!
Он привел Аспу Вайвар.
Сержанта дивизиона автоинспекции я видел впервые. Она была еще красивей, чем я представлял по рассказам. Подобных светловолосых красавиц обычно изображают на рекламных плакатах, призывающих пользоваться услугами Аэрофлота, приобретать билеты вещевой лотереи или хранить деньги в сберкассе, чтобы доставить радость своей невесте. Лишь через мгновение я понял, что застывшие, невыразительные глаза и искусственная улыбка не постоянные особенности девушки, за ними - переживания и страх перед предстоящим объяснением. Стройную фигуру не могла скрыть даже форменная одежда: блузка была чуть более прилегающей, юбка на дюйм покороче и поуже, чем полагалось по уставу. Я представил ее в роли соблазнительницы по сценарию Силиня и не усомнился в том, что в ином туалете Аспа вскружила бы голову не одному недостаточно уравновешенному мужчине и заставила бы его забыть общепринятые нормы поведения. Стоило только чуть более вызывающе подкрасить чувственные губы, несколькими мазками зеленого тона придать взгляду страстное выражение и призывную глубину…
Я вовремя оборвал себя. Передо мной, в конце концов, был несчастный человек, неспособный простить себе гибель брата и готовый на все, чтобы хоть в какой-то мере искупить свою вину, а вовсе не бесчувственная марионетка, которой можно управлять по своему усмотрению. Я подумал даже, так ли уж оправдан план Силиня: маньяк выбирает свои жертвы случайно, такому безразлично, на кого напасть. И сразу же запутался в своих рассуждениях: разве же убийство Ярайса не свидетельствовало о том, что действия убийцы подчинены определенной логике? Хоть бы поскорее началось совещание у полковника, а то у меня не осталось больше криминологических знаний, чтобы предугадывать дальнейший ход расследования.
Аспа направилась прямо ко мне - наверное, единственному человеку в кабинете, с кем она не была знакома.
- Я принесла письменное донесение. Такое же подам и своему прямому начальнику.
Она говорила сдержанно, без трагических ноток и не пыталась вызвать сочувствие.
- Сядь, Аспа, - Силинь не позволил ситуации стать смешной. - К полковнику пойдем вместе. Это товарищ из газеты, наш старый друг.
Аспа поблагодарила его едва уловимой улыбкой. Присев на край стула, она не сводила глаз с темноволосого лейтенанта, словно ожидая дальнейших распоряжений. Так можно смотреть только на человека, к которому чувствуешь безграничное доверие. И я знал, что Силинь сделает все, чтобы оправдать его.
Все присутствующие старались выказать Аспе свои симпатии. Леон предложил сигарету, от которой Аспа, к моему удивлению, не отказалась. Ребане поднес огонь и пододвинул поближе пепельницу. После первой же затяжки девушка закашлялась, словно подтверждая мою мысль, что вообще она не курит. Ее выручил Розенберг: подошел, вынул сигарету из ее пальцев и выбросил в окно.
- Только невежды полагают, что никотин - универсальное средство, помогающее успокоиться или возбудиться. Курение - скверная привычка, все равно что грызть ногти или ковырять в носу, не более того. Могу предложить успокоительное, но в ваши годы организм должен справляться сам. Я, например…
- Может быть, все же тонизирующую таблетку, доктор? - прервал лекцию Силинь.
- Спасибо, не надо, - отказалась Аспа.
- Ты не единственная, кто этой ночью не спал. И очень нужно разогнать сонливость перед разговором с полковником. От кофе меня в последнее время только в сон клонит.
Силинь подбросил таблетку, поймал ее, словно дрессированный тюлень, ртом и проглотил. Аспа благодарно улыбнулась.
- Я поговорю с прокурором, - вдруг громко сказала Байба Ратынь. - Чтобы в обвинении вообще не упоминалось имя вашего брата.
Все понимали, что это невозможно, но были рады теплым словам. От Ратынь я ожидал этого меньше всего; но, наверное, Аспе была присуща способность превращать всех и каждого в своих доброжелателей.
Это подтвердил и резковатый с посторонними Козлов. Когда Аспа вошла, он встал навстречу и, поддерживая ее, словно больную, подвел к единственному креслу, с которого только что поднялся, чтобы поздороваться, человек, чей облик показался мне странно знакомым. Я не сразу понял: именно так, по описанию Ярайса Вайвара, должен был выглядеть убийца - низкорослый, лысый, о цвете его исчезнувших волос напоминал разве что клочок черных усов под носом. Темными были и печальные глаза, испытующе смотревшие на окружающее из-за толстых очков. Их тонкую металлическую оправу можно было разглядеть не сразу. Я невольно покосился на его ноги - они были невелики и обуты в осенние туфли на толстой подошве.
- Следователь прокуратуры по особо важным делам Эрнест Ванадзинь, - представился он нам, потом взял Аспу за руку. - Попрошу вас, если возможно, уделить мне полчаса сразу после совещания.
- Она знает не больше того, что описал в своем письме Ярайс, - сразу же бросился на защиту девушки Силинь, и я понял, что он влюблен по-настоящему.
- Будем считать это неизбежной формальностью. - Следователь явно не позволял влиять на себя. - Вам придется теперь привыкать к моему стилю работы, лейтенант.
Я много слышал о Ванадзине от студентов юридического факультета, которым он, кандидат наук, читал курс лекций, связанных с его специальностью. Некоторые утверждали даже, что преподавание - его истинное призвание. Однако Ванадзинь хотел на собственном опыте проверить созданные им математические схемы следствия - тему докторской диссертации, над которой он работал.
Сегодня я впервые увидел полковника Дрейманиса в форме. Она не только придавала ему некоторую строгость, но влияла и на манеру речи, лишенную обычных для него пространных отступлений.
- Через час я должен доложить заместителю министра. Возможно, он решит взять оперативную группу под свой личный контроль. Говорит это в нашу пользу или, напротив, показывает проявленную до сих пор неумелость - об этом пока умолчу. Прошу, товарищ Ванадзинь, поближе ко мне, не отрывайтесь от чернорабочих. А вы, - на этот раз он обращался к Аспе, - наверное, и есть сержант Вайвар. Примите мое искреннее соболезнование и обождите в приемной…
- В этом, надо полагать, и заключается ваша сногсшибательная идея, Силинь, - язвительно продолжал он затем. - И на том спасибо, что не притащили сюда Лигиту Гулбис. Если не ошибаюсь, обе они могут ошеломить внешностью, но никак не новыми фактами.
- Товарищ полковник, - оправдывался покрасневший от неожиданности Силинь. - Она согласна…
- Это свойственно женщинам. - Казалось, Дрейманис хотел заблаговременно возместить урон, который должно было понести в министерстве его самолюбие. - О вашем предложении поговорим попозже. Сейчас слово имеет лейтенант Банковскис.
Юрис вытянулся и с удручающей крестьянской медлительностью принялся перелистывать свои записи. Наконец, нашел нужный листок и монотонно, словно с трудом разбирая чужой почерк, прочитал заранее составленный отчет.
- Согласно инструкции, я избегал прямых контактов с Витольдом Крумом. Он сошел с троллейбуса в двадцать часов восемнадцать минут и направился прямо на квартиру Теклы Аболтынь. Судя по походке, был трезв. При себе не имел ничего. В результате наблюдения установлено следующее: рост метр семьдесят два - семьдесят четыре, плотный, но не очень широкий в плечах, около пятидесяти лет, носит очки в светлой пластмассовой оправе, зубы - без видимых дефектов, гладко выбрит и надушен крепким одеколоном - наверное, после работы был в парикмахерской. Походка слегка прихрамывающая, размер обуви - меньше среднего. - Банковскис заглянул в другую бумажку. - Сегодня удалось получить оттиски его следов. Из-за дождя он поехал в дачный поселок в резиновых сапогах сорок второго размера, что позволяет предположить, что обычный номер его обуви меньше. Из дома вышел вместе с сожительницей в половине седьмого утра, - Банковскис демонстративно зевнул, но, не дождавшись сочувствия, продолжал докладывать: - Снова с пустыми руками. В электричку сел на станции Ошкалны, ехал без билета или с месячным, на дачу профессора Маркуля прошел лесом. Придя, переоделся, но обуви не менял. В данный момент работает под присмотром хозяйки в подвале дома, где кончает оборудовать финскую баню. Последняя информация получена по телефону семнадцать минут назад.
Банковскис умолк и снова перебрал свои шпаргалки. Нашел искомую, но еще не начав говорить, выразительными, как в немом кино, жестами обратил внимание полковника на Ванадзиня. Даже мне стало ясно, что лейтенант испрашивал разрешения огласить и то, что удалось выяснить не вполне легальным путем.
- Не тяните! - нетерпеливо поощрил его Дрейманис. - Нас интересует результат, а не ваши методы.
- Сарай запирается большим висячим замком. Внутри - беспорядок, заставляющий усомниться в рабочей квалификации Крума. Инструменты перемешаны со всякими трубами, гайками, еще нераспакованной арматурой. Там же с полдюжины пустых бутылок - "Тайзелис" и так называемые бомбы из-под вермута. Заношенный бумажный тренировочный костюм, какие выдавали в спортивных организациях лет тридцать назад, стоптанные шлепанцы сорок первого размера. Короче, ни эфира, ни чешских "ботас", ни оружия не обнаружено. А обследовать квартиру Аболтынь без постановления об обыске мы не решились. Да и вряд ли это дало бы что-нибудь: что спрячешь в малогабаритной квартире, где к тому же вертятся двое детей?
- Обойдемся пока без ваших выводов, - оборвал его полковник. - Удалось установить каких-нибудь его знакомых?
- Он одиночка, человек необщительный. Дважды подвергался принудительному лечению - в Страупе и Олайне. С той поры избегает публичных ссор и напивается в одиночестве. Спился настолько, что уже после третьей рюмки становится неуправляемым. Затем обычно настают периоды воздержания, когда он к алкоголю не прикасается.
- А в последнее время?
- Похоже, пьет. Иначе Текла Аболтынь вряд ли стала бы заводить с главным врачом больницы разговор о тех ампулах, что вшивают под кожу.
- Это разрешено только с письменного согласия пациента, - наконец вступил в разговор и Ванадзинь.
- У меня все, товарищ полковник. - И Банковскис сел.
- Ваши соображения, товарищ Козлов? - спросил Дрейманис у своего заместителя.
- Подозрительный, очень подозрительный тип, слов нет. В приключенческом романе он, конечно, оказался бы ни в чем не замешанным, ну, а в реальной жизни? - Козлов, казалось, не знал, чему отдать предпочтение. - Попытаюсь обобщить свои впечатления. Прежде всего о внешних приметах. Они вроде бы совпадают. Зуб из металла может быть результатом оптического обмана, как и усы: игра света и тени. Возможно, между машиной и насильником оказалась какая-нибудь ветка с листьями… И вообще, насколько можно полагаться на письмо Вайвара? Импульсивный, неуравновешенный паренек, это видно и по его дальнейшим действиям… В лице Крума мы имеем дело со спившимся субъектом, готовым на все. Ему, наверное, уже давно белые мыши мерещатся. Такой за себя не отвечает, ему надо освободиться от давящей на него тяжести, и он готов на все: крушить и жечь, насиловать и убивать, даже на себя руки наложить.
- Простите, но психиатр сформулировал бы это более научно, - сдержанно заметил Ванадзинь. - И все же это отнюдь не прямые улики.
- В том-то и беда, - не обиделся Козлов, - что у нас только догадки, основанные на допущениях и совпадениях.
- Из всего сказанного вытекает, что Крум мог быть виновником, - сказал полковник. - Однако виновен ли он на деле? Мы снова оказываемся в исходной точке.
- Мое предложение: задержать и допросить его. Наверняка узнаем что-нибудь дополнительно. - Впрочем, особой уверенности в голосе Козлова не было.
- Не станем забывать, что мы должны доказать его вину, а не он - свою невиновность, - предупредил Ванадзинь. - У нас нет ни одного свидетеля, и если Крум уничтожил оружие, обувь и одежду, которую Ребане обещает идентифицировать, то у нас не окажется ни одного вещественного доказательства. И все же, - следователь вызывающе взглянул на полковника, - я поддерживаю точку зрения майора.
- Полагаетесь на ваш прославленный метод? - улыбнулся Дрейманис. - Два, четыре, шестнадцать - и Крум запутается в вашей математической сети… Но только если он не сознается, его придется освободить, а тогда - ищи ветра в поле. И вы первый станете требовать от нас конкретных результатов. А они сами собой не возникают. Надо пытаться застать виновного на месте преступления, с запятнанными руками.
- На это могут понадобиться месяцы и годы! - ужаснулся Ванадзинь. - А что скажет общественность?
- Как и всегда, станет ругать милицию: "За что только им деньги платят?.." Но даже те, кто орет громче всех, не стремятся к нашему легкому хлебу… Одним словом, мне доверено найти виновного, и я его найду! Если, конечно, меня до тех пор не снимут с работы.
Чувствовалось, что в эту последнюю возможность Дрейманис не верит - настолько уверенным в себе выглядел он сейчас. О дедуктивных способностях полковника свидетельствовала следующая его фраза:
- В этой связи попрошу сейчас высказаться лейтенанта Силиня.
Я знал, что приглашение не застало Силиня врасплох. Однако он не стал сразу брать быка за рога - наверное, решил, что выгоднее будет, если придуманный им с Аспой ход предложит кто-нибудь из начальства.
- По-моему, нельзя складывать руки. Надо попытаться спровоцировать преступника - все равно, подозреваемый это или кто-то еще неизвестный. Конечно, если мы сможем обеспечить, чтобы Крум в этот момент не выкинул никаких номеров.
- За это я ручаюсь, - поддержал его Банковскис, зато Акментынь присвистнул:
- Стандартный ход с дамой…