- А, вот, значит, что я нагородил во хмелю! Наверное, так раззадорил сопляков, что они решили отомстить.
- Значит, сознаетесь в попытке провокации? - Ратынь повертела в пальцах ручку. - В случае с Вайваром это квалифицируется как развращение несовершеннолетних.
- Да мне и в голову не пришло, что они решатся. Силенок маловато, чтобы посметь. С таким же успехом я мог потребовать, чтобы они залезли на телеграфный столб, спрыгнули оттуда и застрелились. - У него и на самом деле хватило бесстыдства, чтобы последние слова прогудеть в ритме старой песенки. - И что только не приходит в голову человеку, когда он опохмеляется? - Словно в поисках поддержки, Лубиетис глянул на меня, и его глаза выражали прочувствованное раскаяние. - Запишите, что это была неудачная шутка, иначе я протокол не подпишу.
- И все же вы пообещали ждать их в лесу с вашим грузовиком, - продолжала Ратынь гнуть свою линию.
- И что, они действительно угнали чужую машину и приехали? - Лубиетис был, казалось, на грани отчаяния. - И с такими вот мы должны строить наше светлое будущее! Ничего удивительного, что вы не можете мне поверить… - Неожиданно он перегнулся через стол и потребовал: - А покажите, где это они пишут, что в том сказочном лесу они встретили меня?
Следователь растерялась. Она была готова на какую-то резкость, однако в конце концов сказала неопределенно:
- Им помешали непредвиденные обстоятельства. Однако я не собираюсь терять время и доказывать вам то, что вы и сами хорошо знаете.
- Потому что у вас нет никаких доказательств.
- Зато у нас есть показания Яниса Кирсиса. Он уверяет, что вы можете удостоверить его алиби с половины второго, когда он добрался до условленного места встречи, до половины шестого, когда вы расстались у поворота на Берги.
- Наверное, накирялся Кирсис до последнего. - Заметив, однако, что игра слов не произвела должного впечатления, Лубиетис посерьезнел и озабоченно продолжал: - Набрался, значит, до белых мышей. Пусть то же самое скажет мне в глаза Вайвар - тогда поверю, что я лунатик и по ночам брожу по дорогам.
- Помните, Лубиетис, что я вам сказала два года назад? Что в дальнейшем надеюсь видеть вас только на сцене. А вы продолжаете разменивать свой актерский талант… Прочтите внимательно и подпишите, - и Ратынь придвинула к нему бланк протокола.
- За какие грехи он сидел первый раз? - шепотом спросил я Силиня.
Лейтенант улыбнулся и положил передо мной толстое дело. В поисках обвинительного заключения я стал листать его и так увлекся историей жульничества, что даже не заметил, как вошел милиционер и увел Лубиетиса в изолятор.
…Это произошло в Средней Азии. Бензозаправочная станция у шоссе была единственным оазисом среди окружающей пустыни, и там останавливались даже те путешественники, кому бензин и не требовался. Выпить зеленого чаю или шербета в тенистой чайхане, напоминавшей о далеких временах караванов. Поболтать с едущими в противоположном направлении. Передохнуть и дать остыть мотору перед последним рывком к столице.
Сюда по дороге домой завернули и супруги Секумбаевы. Их манила возможность без помех обменяться первыми впечатлениями об увиденном в семье сына. Как бы ни хотелось уже в пути высказать свою радость по поводу того приятного ожидания, в каком находилась сейчас невестка, супруга ни словом не решалась оторвать мужа от ответственной операции вождения. А ведь были все основания радоваться жизни детей, которая так резко отличалась от их собственной молодости, прошедшей в трудные послевоенные годы. В других условиях муж, пожалуй, не отказался бы и от бокала шампанского, но в такую жару не решился: впереди еще двести километров. Воздерживалась и жена, боявшаяся разомлеть и уснуть в дороге, а четыре глаза как-никак видят лучше двух. Но таить радость про себя было трудно и, заметив за соседним столиком одинокого мужчину, будущий дед заказал бутылку и велел официанту отнести ее незнакомцу. Тот, естественно, подошел поблагодарить и справиться - за чье здоровье следует ему выпить. Так что ликование, царившее в душе Секумбаевых, обрело, наконец, слушателя.
Когда очередь рассказывать дошла до нового знакомого, выяснилось, что в этом мире радость и горе обитают рядом. Правда, в сравнении с их великим счастьем заботы незнакомца выглядели мелочью, о них даже и говорить-то не стоило… Сам попал в переплет, сам и выкарабкается как-нибудь… Слово за словом выяснилось, что встреченный ими потерпел аварию совсем недалеко отсюда. Они наверняка заметили большой мебельный фургон на перекрестке! Весь немалый путь из Риги сюда машина шла, как часы, и вдруг - на тебе!
Ничего такого Секумбаевы по дороге не заметили, но магическая сила словосочетания "Рижская мебель" вызвала неудержимую лавину предложений о помощи. Пусть Он только скажет, в какой магазин везет… К сожалению, везти он сейчас как раз не может, на "жигуле" такой груз не дотащишь, здесь требуется другая телега, а телегу надо мазать, а он сейчас, к сожалению, на мели. Вот может быть… Если бы можно было под расписку… Потерпевший аварию водитель оказался таким стеснительным, что даже неловко стало. Из-за нескольких сотен никто не обеднеет.
Они обменялись адресами, прощальными речами на уровне тостов, и расстались. Супруги Секумбаевы успокаивали себя тем, что человек с таким количеством золотых зубов - несомненно человек честный. С тем они и продолжили путь в столицу. А рижанин направился на поиски трактора в одному ему известном направлении.
В сумерках следующего дня он уже стучался в дверь Домика Секумбаевых. За спиной он прятал букетик цветов, в кармане - бутылку лучшего армянского коньяка, а в сердце - благодарность и большую просьбу.
"Деньги я мог бы отправить и по почте, - сказал он хозяевам, передавая пачку пятирублевок. - Написать письмо и обещать достать гарнитур для спальни и детской. Но я хочу доверить вам самое дорогое, что есть у меня на свете. - Он обернулся и позвал молодую женщину, стоявшую у калитки. - Подойди, дорогая, я познакомлю тебя с моими благодетелями".
Нет, не ради длинного рубля преодолевает он ежемесячно неблизкий и тяжелый путь из Риги и обратно, вовсе нет! Вот магнит, влекущий его сюда: его невеста Рамона. Однако во время его долгого отсутствия девушка чувствует себя одинокой, поскольку сама тоже не местная.
Супруги Секумбаевы поняли намек. Пожалуйста, в любое время, каждое посещение Рамоны будет для них праздником.
Потом они пили коньяк, потому что мужчины, хвала аллаху, были не за рулем, и шофер-дальнобойщик рассказывал о прекрасных людях на транспортном предприятии, снабдивших его новым трамблером взамен отказавшего. Когда откупорили вторую бутылку, было уже достигнуто соглашение о мебели и выдан аванс, зато упущен последний автобус в центр города. Казалось естественным, что гости останутся ночевать, и хозяйка уже собралась стелить постель, но рижанин воспротивился: не хотел затруднять. Шоферу не привыкать спать где придется. Под конец он все же уступил, предложив компромисс: чтобы не беспокоить хозяев, гости переночуют в саду. "Тогда уж лучше в машине", - предложил Секумбаев. - "Разложим сиденья, и матрац будет готов". - "Не замерзнем?" - усомнилась невеста. - "Запустим мотор и включим печку", - успокоил будущий муж.
"Прямо-таки рыбья кровь у этих северян, - залезая под одеяло, сказал жене Секумбаев. - Когда мы с тобой были молоды, нам вдвоем не бывало холодно. А эти уже греются. Как бы только не перегрели мотор…"
Опасения его были напрасны. Мотор работал прекрасно и до рассвета успел унести машину за пределы республики. И вряд ли Янис Лубиетис попался бы на этом деле, если бы не его лже-невеста, которую ловкий жулик уже через неделю бросил без денег в одном из прославленных курортных мест черноморского побережья.
…Ввели второго задержанного. Янис Кирсис во всех отношениях был прямой противоположностью Большого Яниса: невысокий, подвижный, зато на удивление плечистый, со светлыми, можно даже сказать - бесцветными волосами, светло-голубыми неунывающими глазами он напоминал широко известный тип сельского балагура или школьника - зачинщика всех мальчишеских проделок. Даже в сугубо по-деловому убранном милицейском кабинете он сразу же почувствовал себя как дома, ни минуты не колеблясь сел у стола Силиня, закинул ногу на ногу и вынул пачку сигарет.
- Разрешите курить? - небрежно спросил он у Ратынь.
По всем классическим канонам криминалистики предлагать в решающий момент сигарету является прерогативой следователя - чтобы тем облегчить задержанному признание. Но на сей раз беседа грозила направиться по другому руслу. Это подтвердили первые же слова Силиня:
- Снова попался на пустяке. Янис, Янис, и когда ты, наконец, поумнеешь?
- Что же я могу поделать, если меня после третьей рюмки черт начинает так дергать, что хочешь не хочешь принимаешь еще три, а тогда я уже себе не хозяин, вы же знаете… - Чувствовалось, что из разговорчивого парня не придется выжимать ответы, как последнюю каплю из сухой губки.
- Знаю, только на этот раз твой любимый номер не пройдет. Кирсис, мол, накрылся на крыше и ничего не помнит. Лучше и не пробуй начинать старую песенку.
- Жаль, - не смутился Кирсис. - Но под газом я все же был, не скрываю, хотя и понимаю, что за это могу лишиться шоферских прав.
- После такого предисловия мне, видно, следует поверить, что и продолжение будет столь же откровенным, - усмехнулся Силинь. - Намотай на ус, Малый Янис, мы о тебе знаем столько же, сколько ты сам.
- Если от Вайвара - тогда сдаюсь. Третий Янис ведь был трезвым, сосал только дрянные зеленые леденцы. Угадал?
Я ожидал в ответ традиционного "Здесь вопросы задаем мы", однако тут же выяснилось, что во власти штампов находятся не милицейские работники, а их бытописатели.
- Совершенно верно, - подтвердил Силинь. - Один-ноль в твою пользу.
- Тогда он, наверное, рассказал и о том, что меня так и тянуло к девчонкам. Что делать, если у меня такой темперамент? Я вот уже говорил той дамочке, - кивнул Кирсис в сторону Ратынь, - что в такие моменты я хоть милицейскую машину вскрою…
- А пришел в себя ты только тогда, когда в лесу наткнулся на Лубиетиса… Читал, читал. Странное совпадение, и выгодное к тому же. Вместе начинали вечер и вместе закончили. В точности как новобрачные в медовый месяц. - Дальше Силинь шутить не стал. - Беда только в том, что Янис Лубиетис ничего такого не припоминает. Можешь ознакомиться с его показаниями: без задних ног спал в своей берлоге и ни друзей, ни недругов не встречал.
- Верю вам на слово, зачем ворошить бумажки, мы же с вами не первый день знакомы, - старался Кирсис выиграть время, чтобы разгадать тактику собутыльника. - Раз он говорит, значит, так оно и было. Я, как только что признался, был в лежку, а чего только не примерещится с пьяных глаз…
- Не крути, а скажи коротко и ясно: почему ты любой ценой хочешь доказать, что ночью ни на миг не оставался один? Не потому ли, что не можешь поручиться за свой прославленный темперамент?
- Ну, если уж честь по чести… Все равно за эту машину придется пострадать годик-другой, нам, у кого срок уже был, условное наказание вроде бы не грозит… О чем договорились Лубиетис с Вайваром, мне при всем желании никак не вспомнить. Я залез в машину, чтобы ехать к дамам! И ничего в ней не тронул! Хватит с меня и статьи за угон.
- Стоп, стоп! - поднял руку Силинь, словно регулируя слишком стремительный поток слов. - Говоришь так, словно за рулем сидел кто-то другой. Давай сперва выясним один вопрос: почему ты не остановился, когда за вами погналась автоинспекция?
- Впервые слышу! - Кирсис врал мастерски, однако следующими словами сам же вырыл себе яму. - Что же она не включала ни сирены, ни мигалки на крыше? Я как поехал, так и жал до самого конца.
- Почему остановился в лесу?
- Кончился бензин. Не бросать же такую славную машину на дороге, еще украдут. - В глазах Кирсиса я прочитал, что шутка эта ему самому понравилась. - Оставил Третьего Яниса сторожить, а сам…
- Пошел к девочкам, слышали. И сколько можно повторять одно и то же? - потерял терпение Силинь. - Вот приди только еще раз ко мне, чтобы помогли устроиться на работу - я тебе покажу! Мне и так стыдно книжникам в глаза глядеть…
- Гражданин начальник, разве же я в рабочее время? - оправдываясь, заявил Кирсис. - Да и сегодня накрутил бы свои тонно-километры, если бы не ваше дружеское приглашение. Да я ночь напролет стану работать, только бы дать план…
- Ночью ты сумеешь поразмыслить над своими делами и освежить память, советую от души, - и Силинь встал. - Хочешь что-нибудь добавить к своим показаниям?
На прощание Кирсис изобразил человека, погрузившегося в мучительные раздумья и почти готового оказать своему доброжелателю ожидаемую услугу. Потом вздохнул, печально покачал головой и тоже поднялся на ноги.
- Все они актеры, не только твой Большой Янис, - сказал Силинь следователю после того, как Кирсиса увели. - Знаешь, что меня беспокоит? Как Кирсис почуял, что следует любыми средствами открутиться от происшествия на лесной полянке?
- Очень просто. Он сам в нем участвовал.
- Допустим. А как ты объяснишь историю с фарами? - Силинь повернулся ко мне. - Вы, наверное, еще не слышали. Наши эксперты уверяют, что фары разбиты не камнем, а пулями. Из пистолета "парабеллум", это старая модель военных лет. И со снайперской точностью: ни одна пуля не прошла мимо. - Он снова обратился к Ратынь: - Как угодно, но представить себе Кирсиса с оружием я не могу. Это не в его характере.
- Если уж говорить о характере, то права я, - не согласилась она. - Все указывает на Кирсиса. Ты ведь не забыл, за что его осудили в первый раз?
В отличие от Силиня, Байба Ратынь уже на этой стадии расследования имела свое представление о ходе событий и держалась за него с женским упрямством, истолковывая все полученные материалы именно под таким углом зрения. Так решил я тогда с типично мужской ограниченностью. И попытку Силиня оспорить ее аргументы счел безнадежной.
- Был бы я судьей - я бы их обоих посадил, - повернулся Силинь ко мне, - вместе со шлюхой, которую он избил. Просто трагикомедия в итальянском вкусе. Хотел подпоить новую приятельницу, да нашла коса на камень. Когда он проспался, то оказался обобранным дочиста, так что ему пришлось выбить даме четыре зуба, чтобы получить назад свои золотые часы.
Ратынь не ожидала такого наплыва воспоминаний. Ей хотелось поскорее возвратиться к действительности.
- Ты думаешь, он и Вайвар виделись еще раз?
- Если бы я это знал, мы сделали бы большой шаг вперед.
- Что за Вайвар, о ком речь? - спросил я. - О неуловимом сержанте?
- О ее брате Ярайсе.
* * *
Ярайс был на три года моложе и на целую голову выше Аспы. Только на этом и держалось чувство превосходства, необходимое ему, чтобы компенсировать неизбежную зависть: сестра играючи достигала всего, о чем он мечтал и чего ему приходилось добиваться в поте лица. Она почти не занималась - но приносила хорошие отметки; закончив школу, получила рекомендацию в университет; без сожаления отвернулась от него - и устроилась в автоинспекцию, хотя в машинах разбиралась куда хуже брата. А главное - Аспа стала независимой от родителей и сама присылала им подарки в государственные и семейные праздники. Ярайсу, напротив, все еще приходилось выпрашивать у матери рубль на кино и часами доказывать, что в джинсах местного производства являться на школьные вечера неприлично.
Отец хорошо помнил свою молодость, сочувствовал сыну и по возможности поддерживал его - когда мог сделать это без ведома жены. В потомке Петер Вайвар узнавал самого себя - такое же абсолютное отсутствие честолюбия. Жаль только, что Ярайс при этом отнюдь не был мечтателем. Однако с годами безразличие заполнит какая-то цель, у него появится свое рыбоводство - интерес, без которого и жить не стоит.
С дочерьми проще. Рано или поздно они выходят замуж. Хорошими женами и матерями становятся те из них, у которых нет других четко выраженных интересов. Для сыновей таким спасательным кругом является военная служба, которую один считает лучшей школой мужской закалки, другие - чем-то вроде исправительного заведения для сбившихся с пути истинного и пугалом для молодых людей, не желающих учиться в институте. В семье Вайваров ее считали обязательной составной частью мужской биографии. Так что несогласие возникало лишь при обсуждении вопроса, как использовать время между школьным выпуском и осенним призывом.
- Пусть отдохнет, - Так, естественно, рассуждала мать, желавшая подольше удержать в лоне семьи хотя бы одного ребенка.
- От безделья? - возразил отец. - Пусть повидает мир, пусть привыкает жить среди людей, сам заботится о себе. Здесь он все время проболтается с удочкой у озера, а в доме моего брата, возможно, возьмет в руки лопату или тяпку и почувствует, что такое труд.
Это Ярайс понял быстро. И пришел к выводу, что садоводство - дело хотя и не слишком утомительное, но не для него. Если уж приходится работать, то так, чтобы видеть результаты своего труда сейчас, а не месяцы спустя, когда что-то там взойдет, зазеленеет, покраснеет и принесет плоды. Плевать он хотел на клубничное варенье, которое тетка обещает присылать ему в армию. Пускай сама гнет спину, если это доставляет ей такое удовольствие.
Зато в соседнем доме шла совсем другая жизнь. Чтобы собрать урожай, там не дожидались осени. Утром туда кое-как втаскивали искалеченную машину, а уже вечером, а самое позднее - через пару дней, она выкатывала из соседнего гаража, чтобы возобновить свой бег по улицам и дорогам. Это чудо было делом рук человеческих, и заниматься таким делом Ярайс был согласен.
К сожалению, через щелку в заборе трудно освоить специальность автомеханика и жестянщика; трудовые навыки испокон веку требовали пота и мозолей, тычков и слез. Но это парня не пугало: тем слаще покажутся плоды. Ярайс вспомнил своего классного руководителя, окончившего институт физкультуры по специальности "альпинизм" и получившего затем назначение на курземское побережье, где даже голубые холмы Слитере поднимаются над уровнем моря не более чем на сто метров. И все же альпинист пытался привить ребятам любовь к восхождению в горы. Главное - радость борьбы, а не победа сама по себе, неважно, высока или нет преодоленная вершина, главное - побеждать трудности, воспитывать себя. Прекрасными видами можно любоваться и из окошка самолета, но справиться с опасностями и с собственной слабостью - единственно пробиваясь к избранной самим цели.
- Сущая ерунда! - категорически заявил Нил Берзаускис, выслушав рассказ соседского племянника о любимом учителе. - По мне, чем работа проще и легче, тем лучше. Думаешь, стал бы я часами стучать резиновым молотком, шпаклевать и полировать, если бы мог достать готовую запчасть? Черта с два! Я и мизинцем не шевельнул бы, если бы знал волшебные слова, чтобы заставить вкалывать за себя золотую рыбку. Поверь мне, браток: главное - рубль, который ты зашибаешь своей работой, а не само ковырянье. Ну и, само собой, все то, что за этот рубль можно купить.