Тут только Ярайс заметил, что мастер пьян. Наступил, наверное, один из тех двух раз в году, когда он предавался воспоминаниям о своих лучших годах и топил в алкоголе тоску по океанским далям. Так и есть: на нем полосатая тельняшка, один рукав ее засучен, чтобы видны были наколотые на жилистой руке якорь и торжественная клятва сохранить верность некой, давно уже позабытой Даце. Широко расставленные ноги тоже должны были удостоверять принадлежность Берзаускиса к племени мореходов, как и походка враскачку - что, впрочем, скорее можно было объяснить штормом, потрясавшим его организм изнутри. Шторм этот, в конце концов, загнал моряка на внешний рейд знакомого порта и заставил пришвартоваться к скамеечке у гаража.
Ярайс уселся рядом. Может быть, как раз настал подходящий момент, чтобы обратиться с просьбой? Хотя не исключено, что в Берзаускисе обитал дух противоречия. С пьяным не угадаешь: один наобещает тебе с три короба, а протрезвев, ни о чем и не вспомнит, другие становятся задиристыми и во имя высвобожденного хмелем чувства собственного превосходства не соглашаются даже с разумными предложениями, называют белое черным, и наоборот. Отец же, например, выпив немного, становился мягким, как воск, и мать порой даже сама ставила на стол четвертинку, чтобы затем делать все по своему усмотрению.
Ярайс огляделся. В дядином саду было, конечно, красивее: ухоженный газон, цветочные грядки, ряды кустов и деревьев. Но здесь он чувствовал себя лучше: тут ничто не напоминало кладбищенский порядок, земля служила человеку, не превращая его в раба. Тут можно было позволить себе втоптать в землю окурок, вылить и закопать остаток антикоррозийки, не говоря уже о площадке, служившей для маневрирования автомобилей, на которой отсутствующее покрытие с успехом заменял так называемый культурный слой. Дощатый забор отгораживал двор от внешнего мира, кованые ворота распахивались лишь по телефонной договоренности. Собаки у Берзаускиса не было. Он не хотел лишнего шума.
Вообще, он был любителем тишины. Поэтому в свое время избрал профессию моряка и, в надежде обрести тишину, поступил на учебный парусник; ради этого покинул автосервис, где постоянно приходилось вертеться на людях. Чтобы уберечься от вредного влияния окружающей среды, он решил уйти в себя и заниматься йогой: каждое утро полтора часа отдавал упражнениям, и даже самые срочные и выгодные заказы не могли отвлечь его от этого занятия. Пусть торопыга сам постоит на голове да посмотрит с такой позиции на свою бессмысленную спешку - тогда поймет, многого ли она стоит.
Сам Берзаускис немало проблем тоже видел вверх ногами - так сначала казалось привыкшему к примитивной логике сельскому парнишке. Он все еще прикидывал, как получше подъехать к соседу, когда тот неожиданно предложил сам:
- Иди, Ярка, ко мне юнгой. Зря ты в земле роешься, никакие клады там не закопаны. Настоящие золотые россыпи здесь, - он похлопал себя по карману, отозвавшемуся металлическим звуком, потом сунул туда руку и извлек большую связку ключей.
Неверными пальцами выбрав самый сложный, Берзаускис поднял его, словно верующий распятие:
- В сервисе за хранение такого ключа платят зарплату и квартальные премии. Чем мы хуже английского парламента? Там тоже есть такая должность: "лорд-хранитель ключа".
- Хранитель печати, - поправил Ярайс.
- Вот и я говорю: мы их не только догнали, но уже и обошли. У нас за хранение печати получает зарплату уже другой деятель. Сосчитаем-ка, сколько народу там получало деньги за мою работу. Диспетчер, - Берзаускис поднял палец, - сменный мастер, нормировщица, кассирша в цеху, завскладом, - он перешел на другую руку, - придурок из ОТК, два сторожа, что впускают и выпускают. О большом начальстве я уж и не говорю. Но некому провернуть ручку, когда нужно подтянуть цепь или отрегулировать клапаны. И здесь тоже некому! - выкрикнул вдруг Берзаускис, ловко вытащил засунутую за пояс фляжку и поднес к губам. Скривился, потому что мысль об измене сына внесла привкус горечи в подогретое алкоголем ощущение довольства собой. - Стоит соседу попросить парня отвезти тюльпаны на то нерестилище акул, что напротив магазина подарков, или даже саженцы роз в Литву - он тут как тут. А когда родной отец сулит те же самые деньги за то, чтобы счистить ржавчину с железа, мой Курт воротит нос. Ему только бы мотаться по свету… Теперь ты, Яра, будешь мне вместо сына, а чтобы все это звучало солидно, назначаю тебя старшим по складу. На, полюбуйся, какое у нас там богатство, - он бросил парню ключи и указал на пристройку к гаражу.
Хорошо смазанная дверь отворилась легко и беззвучно, как если бы за ней находился банковский сейф. Почти одновременно вспыхнул свет и завыла тревожная сирена. Ярайс отскочил, но было поздно: в лицо ему ударила струя красной туши.
- Когда я впервые пересекал экватор, меня окрестили варом, - не скрывая удовольствия от удавшегося сюрприза, сказал Берзаускис. Пошарив за спиной, он выключил сигнализацию. - Это мне устроил один отставной пиротехник за то, что я поставил ему новые мосты и проложил под головку прокладку для семьдесят шестого бензина. А по ночам тут еще вылетают огненные языки, с ума сойти, до чего красиво. Ну, будем считать, что ты получил крещение. Виват!
Пока мастер изрядным глотком отмечал вступление вновь принятого помощника в должность, Ярайс, безуспешно попытавшись при помощи смоченного слюной носового платка оттереть несмываемую краску, заглянул в кладовую и удивился еще больше. Это было похоже на оптовую базу. Три стены снизу доверху закрывали полки, и над каждым отделением висела табличка с наименованием детали и ее ценой. Здесь можно было найти все, начиная с облицовки радиатора и вплоть до лампочек освещения номерного знака. Деталей, наверное, хватило бы, чтобы собрать совершенно новый автомобиль.
- Глаза держи открытыми, а рот - на замке, - предупредил Берзаускис, закрывая дверь.
Судовой боцман, по представлениям Ярайса, должен был выглядеть совсем иначе: во всяком случае, рослым или хотя бы толстым, с волосатой грудью и жгутами мускулов от плеча до локтя. Но Нил Берзаускис едва достигал ему до подбородка и состоял, казалось, из одних лишь костей. Чтобы казаться повыше, он даже в жаркие летние дни носил на голове старомодную лыжную шапочку, длинный козырек которой защищал и глаза, и тонкий нос от солнечных лучей и искр сварки.
- Откуда все это? - не понял Ярайс.
- Купил, нашел, едва ушел… Вложил капитал и создал резерв. Я беру все, что предлагают, - похвалился Берзаускис, которого последний глоток лишил остатков сдержанности. - Один умный человек как-то сказал: "Если бы дефицита не было, его следовало бы выдумать". Я ничего не выдумываю - я создаю его искусственно. Скажем, в магазине вдруг появляются тормозные колодки. Мне звонят. Я приезжаю, прошу завернуть две дюжины. Думаешь, рядовой покупатель может спокойно выдержать это? Ему нужны две колодки, а он сразу просит четыре, шесть - на сколько хватает денег. И через полчаса, когда покупатели слетаются, на прилавке уже пусто… Я мог бы тут же за углом продать их за двойную цену, но разве я спекулянт? Я мастер, и живу своим трудом. Надо сменить колодки? Пожалуйста, по государственной цене, с меня хватает заработка в рамках прейскуранта: сначала диагноз, потом мойка, потом поднять машину, снять колеса, отбалансировать… Вот начнешь работать - увидишь.
Ярайс уже примирился с тем, что сегодня работать не придется. Казалось, что и разговор потерял дальнейший смысл: язык Берзаускиса ворочался все тяжелее, речь прерывалась зевками и икотой. Однако прославленная морская выносливость еще раз заявила о себе: прежде чем окончательно уснуть, боцман еще раз открыл глаза, узнал, как ни странно, Ярайса и дал последние указания:
- Когда придут оба Яниса - скажи, чтоб забежали завтра. А сегодня пусть выпьют за мое здоровье, и расходы в объеме двух банок припишут к счету.
Так произошла встреча, в ходе которой Ярайс получил уже второе за нынешний день крещение.
- Что за идиотское имя - Ярайс? - запротестовал Ян Лубиетис. - Приличная собака, и та не откликнется.
- Обычно меня зовут Яркой.
- Короче, но все равно глупо, - отверг Кирсис. - К чему выворачивать язык? Имя должно быть таким, чтобы девушки не перепутали. Что-нибудь звучное и запоминающееся.
- Янис, например, - предложил Лубиетис.
- Гениально! Будешь Третьим Янисом, - Кирсис разлил водку по рюмкам и объявил: - За это надо еще добавить!
Они добрались до опушки и устроились в тенистой ложбинке, где, судя по пустым бутылкам и консервным жестянкам, находилось традиционное место отдыха окрестных выпивох. Оба новых знакомца работали шоферами - один развозил книги, другой - мебель; оба не скрывали, что успели побывать в местах заключения, однако своим пестрым прошлым не хвастались. Подчеркивали даже, что риск не оправдывается, есть куда более спокойные пути к заработку. Однако в подробности не вдавались: Третий Янис теперь будет работать у боцмана, значит, время от времени придется встречаться, а там видно будет…
В настоящем деле Ярайс увидел обоих Янисов лишь через две недели. Он работал теперь у соседа в гараже и, как ему казалось, достаточно хорошо изучил характер Берзаускиса. Мастер, ничего не скажешь. Проспавшись, он помнил каждое сказанное слово, отослал обоим Янисам обещанную десятку и даже не стал опохмеляться. В годовщину своей свадьбы он посмотрел на татуированную руку и напился в стельку. Но через три дня встряхнулся, как собака после холодного купания, и вернулся к работе, требовавшей всей его энергии.
Работал Берзаускис как одержимый, единственным мерилом считал свою совесть, а честь фирмы ставил даже превыше денег. Ради нее он был готов без устали полировать заделанные шпаклевкой или смолой вмятины, красить и перекрашивать до тех пор, пока результат не начинал соответствовать его представлениям о качестве. Легко заработанные деньги его не интересовали, и если он обещал заказчику, что машина будет как новая, то готов был расшибиться в лепешку, но сдержать слово и даже обратиться за помощью к обоим Янисам, если не оставалось другого выхода.
Ярайс научился не только разбирать и собирать мотор, чистить свечи, регулировать карбюратор и делать еще десятки мелких операций, но еще и думать и решать по-новому. До сих пор ему казалось, что все эти мелкие частники - паразиты, тормозящие прогресс, маленькие человечки, бросающие большую тень. Теперь же оказалось, что они, напротив, были верными помощниками народного хозяйства. Не зря же поощряют содержание частного скота, создание всяких там садовых кооперативов. Чем же такой Берзаускис хуже дяди Висвалда, везущего на рынок овощи, фрукты и ягоды и требующего за свой товар установленную цену, которую под силу заплатить покупателю, тоже обладающему побочными доходами. Почему накануне Женского дня тетка дерет за свои тюльпаны тройную цену, а дядя Нил вынужден прятаться за высоким забором? Станции обслуживания ВАЗ так или иначе не справляются с работой, и нужно бы радоваться тому, что находятся добровольные помощники, а не загонять их в глубокое подполье.
- Пока что зарплаты ночного сторожа мне хватает, - ухмылялся Берзаускис. - Одну ночь сплю в сторожке транспортного предприятия, потом двое суток свободен. Вот когда придет старость, обязательно прибью над воротами вывеску. Три года буду платить налог, сколько потребуют, - все равно свои деньги верну, когда стану получать пенсию.
Да, приобретенное в школе представление о добре и зле покосилось и окончательно рухнуло, когда оба Яниса впервые допустили его к участию в их деле.
Это случилось вскоре после Янова дня, когда была спущена последняя копейка и даже хорошее пиво не улучшало настроения.
- Виктор в праздник помял тележку, - сказал Лубиетис. - Три раза перекувырнулся. Металлолом на колесах. А самому хоть бы что, жив-здоров.
- Везет пьяным, - безразлично буркнул Кирсис. - Застрахована?
- В том и беда, что он был в лежку и не мог вызвать милицию. А без справки автоинспекции страховку не платят.
- Что, у Виктора денег мало, что ли? Он еще у вас экспедитором?
- С такого места по своей воле не уходят, - сказал Лубиетис. - Знаешь, сколько дают торгаши за каждый гарнитур, что получают сверх плана?
- Представляю. - Кирсис все еще не понимал, чего хочет дружок, словно бы Рижский черный бальзам намертво забальзамировал его мозги. - Пускай ищет новый кузов и гонит монету.
- Виктор ищет, да нет никого, кто помог бы, - сказал Лубиетис и, прищурясь, Покосился на Ярайса. Тот давно уже не прислушивался к разговору: что ему за дело до чужих забот?
Наконец, до Кирсиса дошло, и он тоже посмотрел на Ярайса, лежавшего на животе и вроде бы задремавшего. Потом пожал плечами: может быть, действительно пора кончать игру в прятки?
- И ты, понятно, пообещал…
- Пообещал поразмыслить. Предупредил, что проще достать целую машину, чем один кузов.
- А он что? - В голосе Кирсиса почувствовалось напряжение.
- Готов взять. За четыре столба, если найдется такой же белый, какой был у него.
- Номера перевинтить не трудно, А кто перебьет цифры на моторе? Боцман связываться не станет, это как дважды два.
- Это забота Виктора. Так уж сразу он и налетит на такого ненормального инспектора, который полезет открывать мотор и сравнивать номера! А что еще можно требовать за такие гроши?
- Считай, что меня ты уговорил, - сказал Кирсис, потом кивнул на Ярайса. - А с ним как?
- Где два Яна, там и третий, - проговорил Лубиетис. - Можно, конечно, и на этот раз обойтись без него, свинчивать нам ничего не придется. Но когда-то ведь надо приучать… Поднимайся, Третий, кто спит, тот себя обкрадывает. Есть возможность заработать одну…
- Почему только одну? - ловко предупредил продолжение Кирсис. - Кругленьких пять сотен неплохо для новичка, верно?
- А если я не захочу? - спросил Ярайс, понимая, что отказаться у него не хватит смелости.
- Тогда застрахуй жизнь и держись за теткину юбку. И ни у боцмана, ни на улице больше не появляйся, - пригрозил Кирсис.
Да, отказаться пришлось бы не только от пяти сотенных, без которых Ярайс отлично обошелся бы, но и от ежедневной десятки, получаемой им от Берзаускиса, а это было бы куда хуже. Теперь он уже и представить не мог, как ему раньше удавалось существовать без гроша в кармане. Правда, за содержание парень не платил, расчеты с дядей вели родители, но все же жить с пустым карманом?.. Словно бы выбили почву из-под ног. Да и не только в деньгах было дело. На что Ярайс до сих пор тратился? На рубашки, на туфли, которые, пока он отслужит в армии, успеют давно выйти из моды; дважды приглашал в ресторан девушек, которым после того даже не звонил; подарил Аспе на день рождения духи, которые, как оказалось, пришлись ей не по вкусу. Ради одного этого он не стал бы ввязываться в рискованное предприятие. Но пугала пустота. Бесконечно долгие часы без дружеских шуток мастера, без вопросов и просьб клиентов, позволявших ему чувствовать себя вершителем их судеб, и без работы, которая поддавалась все легче и доставляла все большее удовольствие.
Они выехали, едва лишь стемнело и огни в окнах погасли. За рулем своего пикапа сидел Кирсис, рядом - Лубиетис, Ярайс устроился в кузове. Почти у каждого дома стояли машины - где у тротуара, где на специально отведенных площадках. И только сейчас Ярайс сообразил, что каждая из них принадлежит какому-то человеку, и человек этот вложил в нее заработанное за много лет, вложил свой пот, кровь, любовь, пожертвовал ради нее не одной мечтой. Утром он проснется, выглянет в окно - и… Ярайс ощутил, что лицо его покрылось потом, когда он представил, что испытал бы сам, если бы исчез "москвич" его отца, какими словами поминал бы воров. В горле встал комок, волну жара сменил внутренний озноб, лоб покрылся холодным, липким потом, задрожали ноги, губы пересохли, подступила тошнота. Если он сейчас же не вылезет из машины, то каждый оборот колес будет все дальше уносить его от всего, что было ему дорого, - от детства, родителей и сестры. Он больше не сможет вернуться домой, ловить на озере рыбу и относить улов матери. Он превратится в такого же отщепенца, как эти двое, у которых нет в мире ни одного близкого человека. Ярайс проглотил комок и жадно вдохнул воздух. К счастью, сидевшие впереди ничего не заметили. Выпустят ли его из машины? Лучше всего будет исчезнуть, когда они втроем направятся взламывать чужой автомобиль. Дождаться первого же автобуса и пуститься прямо домой…
- Стоп! - приказал Лубиетис. - Вон тот придется точно, как вылитый. Та же модель, тот же цвет.
Машина остановилась метрах в двухстах от небольшой неохраняемой стоянки.
Кирсис сунул в рот толстую сигару и закурил.
- Жалко портить стекла, - пояснил он Ярайсу. - Защелка форточки приклеена так слабо, что отваливается, если подогреть.
- А мне что делать? - заставил себя спросить Ярайс.
- Ничего. Будешь зрителем, сидящим в самой дорогой ложе. А если увидишь что-нибудь подозрительное - мигни светом. Как махнем тебе - подъедешь к нам.
Ярайс при всем желании, спроси у него, сейчас не мог бы сказать, что же побудило его остаться. Облегчение от того, что он не станет прямым участником преступления? Уважение к излюбленному правилу - никогда не уходить с поста? Боязнь, что такой шаг могли бы расценить как предательство?
Издали все выглядело очень просто. Ярайс даже не заметил, в какой момент оба Яниса нырнули в белые "жигули", потом его ослепила яркая вспышка. Надо ехать! Но руки и ноги словно оцепенели.
- Уснул ты, что ли? - прошипел подбежавший Кирсис, оттолкнул его в сторону и сам сел за руль.
Дальнейшее тоже происходило быстро и без помех. Лубиетис зацепил машину тросом, и через несколько минут угнанный автомобиль находился уже так далеко от дома владельца, что можно было запустить мотор. Теперь Большой Янис ехал впереди, машина Малого - за ним.
На следующем этапе дело несколько осложнилось. Виктор долго не открывал, а впустив посетителей, вовсе не спешил вытащить бумажник.
- Мало ли, что договорились. Если бы я верил всему, что люди обещают, давно был бы беден как церковная крыса. Аванс я дал? Срок назначил? - его вызывающий тон не гармонировал с широкими футбольными трусами и фиолетовой майкой.
- Кончай болтать! - оборвал его Лубиетис, угрожающе приблизясь. - Гони деньги на бочку и покажи, куда загнать тележку!
- Нету. Ни денег нет, ни места в гараже, собирался сказать тебе завтра утром, - оправдывался Виктора - Нынче вечером мне предложили совсем новый кузов, и я отдал все башли.
- Не мое дело. Уговор есть уговор, - не отступал Лубиетис. - Хочешь, чтобы я тебя пощекотал? В местком я жаловаться не пойду, ты меня знаешь, но перо всегда при мне.
Виктор понемногу сдавался:
- Обождите хоть до утра. Съезжу в деревню, возьму у жены - она там отдыхает.
- А кто у тебя сопит за стеной? - ласково спросил чуткий Кирсис. - Может, поинтересуемся - нет ли у дамы при себе пары тысяч? Ты ведь водишься только с богатыми или красивыми.
- Кончай звонить! - Лубиетис не признавал дипломатии Малого Яниса. - Давай все, что есть дома, а окончательный расчет - завтра вечером.