Вообще-то, сказала она Джорджу по секрету, Эдвард Шубридж ей не очень нравился. (Как видно, решил Джордж, она так и не смогла затащить его в постель.) Забавный парень, чересчур скрытный, но в уме ему не откажешь. Заработал кучу денег, вполне достаточно, чтобы не чувствовать себя стесненным в средствах. Слишком холодный, никогда слова приятного от него не услышишь. Иногда при разговоре с ним казалось, что он от вас очень далеко, в каком-то своем загадочном мире. Холодный, как лягушка, необщительный… Не удивительно, что личная жизнь у него не сложилась. Энди говорил, что женился он на особе из гостиничной обслуги, вроде на секретарше. После рождения ребенка - мальчика или девочки, она не помнила точно, - его супруга стала изменять ему напропалую, но ей же и стало хуже: он ушел и забрал ребенка. По словам Энди, она погибла в автомобильной катастрофе, когда ребенку минуло три года. Да, откровенно говоря, он был совсем не в ее вкусе. Правда, и виделись они не часто. После покупки этого дома Шубридж с Энди почти всегда встречались в городе, а потом Эдвард просто исчез. Энди - какая, право, жалость, что его сейчас нет дома, - души не чаял в Шубридже еще со школьных лет. Он боготворил его, да, именно так, боготворил.
Она подошла к буфету, и хотя ее стакан был наполовину наполнен, налила джину до краев, затем достала из шкафа большой обтрепанный альбом и села на диван.
Похлопав рукой по дивану, она пригласила:
- Идите сюда! Взгляните на эти фотографии. В свое время Энди был заядлым фотографом. Но сейчас он так занят, совсем нет на это времени. - Она снова похлопала по дивану. - Идите же сюда! Тут масса фото Энди с Шубриджем.
С видом приговоренного к казни Джордж пересел на диван и, тут же взглянув на часы, заметил:
- Мне неудобно отнимать у вас столько времени. Вы так любезны, и я…
Улыбнувшись, она положила руку ему на плечо. Он заметил, как увеличились ее зрачки и набухшие от желания соски отчетливо проступали через тонкую блузку.
- Какие пустяки! Святое дело - помочь найти друга. Не кажется ли вам, что дружба - самое благородное чувство? Я в этом уверена. Любовь - совсем другое, там все слишком сложно. Но дружба и взаимопонимание, - она положила руку ему на колено, - дороже золота.
Джордж согласно кивнул и быстренько опустошил свой стакан. Она тут же взяла его и пошла к буфету налить еще. Когда она вернулась, Джордж уже держал на коленях открытый альбом с фотографиями. Он не против невинных знаков внимания, но, по крайней мере, его целомудрие обрело теперь хоть какую-то защиту.
Она наклонилась к нему.
- Дайте-ка мне выбрать фотографии с Эдди. Уверена, вам будет интересно на них взглянуть.
Прижавшись бедром к его ноге, она начала показывать фотографии, то и дело беспричинно хихикая. "Хорошо же она нагрузилась, - пронеслось в голове, у Джорджа, - надо быть начеку". Господи, ну почему всегда; когда он разъезжал по делам Бланш, ему попадались дамы такого сорта, которые сразу, не стесняясь, демонстрировали свои намерения. Он рассматривал снимки с Шубриджем, слушал ее пояснения, одновременно пытаясь, достаточно вежливо, защититься от чересчур откровенного наступления. Она прислонилась к нему и время от времени терлась о его плечо, похожая на огромную, пропахшую джином кошку. Листая альбом, она без остановки болтала и смеялась.
- Это я, да, точно. Ни за что не поверишь, правда? Боже, что за платье! Подумать только, что мы носили! А вот это ничего. Мы с Энди тогда были одни на пляже. Несколько пикантный снимок, да?
Несколько раз она откидывалась на спинку дивана, грудь ее высоко вздымалась, она смотрела на Джорджа вызывающе откровенно. Он понял, что просто так его из этого дома не выпустят. По правде говоря, иногда он позволял себе расслабиться, но сейчас… До конца альбома оставалось всего несколько страниц, и Джордж с завистью вспомнил Альберта: "Хорошо ему там дремать на заднем сиденье машины". Он ясно представлял, как это все произойдет: она захлопнет альбом, уронит его на пол, глупо хихикнет и ляжет на диван, призывно подняв руки и вожделенно закатив глаза. В такой ситуации у джентльмена нет выбора, ибо отвергнуть женщину…
В этот момент в холле зазвонил телефон.
- Черт, кто это может быть в такую рань? - раздраженно воскликнула миссис Энджерс, нехотя поднявшись с дивана.
"Спасен, - подумал Джордж. - Есть что-то мистическое в телефонном звонке: чем бы ни занимался, надо бросить все и подойти к телефону. И слава богу".
У дверей она остановилась и, улыбнувшись, хитро подмигнула.
- Не скучай, дорогуша. Налей себе еще джину… И мне тоже. - Она сделала широкий жест рукой, едва не вывалившись в холл.
Джордж поднялся с дивана и подошел к окну. Открывая задвижку, он услышал, как она заверещала по телефону:
- Энди! Милый! Как я рада слышать твой голос… Ангел мой, я тут сижу тихо, как мышка, совсем одна, и думаю о тебе…
Джордж перелез через подоконник и, не закрыв окна, бросился к своей машине. Он резко набрал большую скорость, но, выехав на главную дорогу, сбавил ход. Погоня его не страшила, но он выпил лишнего и не хотел неприятностей с полицией.
Альберт устроился на переднем сиденье и уткнулся носом в ногу Джорджа - знак особого расположения.
Джордж раздраженно зашипел:
- Если и ты еще будешь приставать, сдам тебя первому попавшемуся собачнику.
Альберт свернулся было калачиком, но тут же вскочил на все четыре лапы, когда Джордж заорал на весь салон:
- Черт возьми! Я забыл у нее на столе шляпу!
Вечером того же дня Буш сидел в своем кабинете, окна которого выходили на Сент-Джеймсский парк, и изучал доклад о Джордже Ламли. На столе ждали своей очереди еще пятьдесят сообщений. Сотрудник уголовного розыска Уилтшира прислал четкий и подробный отчет. Ламли, тридцати девяти лет, паршивая овца семейства, живет на проценты, без постоянного места работы. Пять лет назад проработал несколько месяцев торговым агентом пивного завода в Тивертоне. Год спустя стал совладельцем небольшого кафе в Кроуборо, но через полгода вышел из дела. Разведен, детей нет. Иногда выступает в роли частного детектива мадам Бланш Тайлер, медиума из Солсбери. Дом Ламли, построенный из песчаника, крыт соломой и не имеет подвала. В саду вольер размером тридцать на десять футов, где содержатся длиннохвостые попугаи, фазаны, пара диких уток с подрезанными крыльями и три бентамки - две курицы и один петух.
Он окончил чтение, сделав пометку - передать отчет Сэнгвилу для ввода в компьютер. В этот момент дверь открылась и в кабинет вошел Грэндисон.
Кивнув, он подошел к столу, молча взял доклад на Ламли, быстро просмотрел его и бросил обратно.
- Да, все примерно одинаковые, - заметил Буш.
- Ничего удивительного. Нам никто не принесет конфетку на блюдечке с голубой каемочкой.
- В Скотланд-Ярде умирают со смеху.
Грэндисон усмехнулся.
- Вот и хорошо. Смех - лекарство от вражды. Итак, со стороны мы - куча болванов, но действуем-то мы далеко не так глупо. Правда, ищем иголку в стоге сена.
Он задумчиво потер бороду, опять усмехнулся и спросил:
- А вы не думали молиться?
- Молиться?
- Не отвечайте вопросом на вопрос, Буш. Что в этом удивительного? Добрая старая молитва Господу - помощь в борьбе со злом. В нашем управлении Богу уделяют недостаточно внимания. Разумеется, вы понимаете, какого Бога я имею в виду?
- Наверное, не христианского.
- Конечно, нет. Существует лишь один Бог, который понимает наши проблемы и иногда помогает нам их решить. Бог-случай, ведающий совпадениями, манипулирующий местом, временем и действующими лицами. Иногда везет. На статистике раскрываемости преступлений это вряд ли существенно сказывается, но какой-то процент удачи все же есть.
- Согласен. Хотя убедиться можно лишь на деле.
- Вот именно. Пока мы ничем важным не располагаем. Теперь пришло время для серьезной молитвы. У меня есть сильное подозрение - строго между нами, - что сейчас мы можем рассчитывать только на случай. Поэтому лучше помолиться. Пока же посмотрите этот список. - Он бросил на стол листок бумаги. - Вместе с Министерством внутренних дел и ребятами из полиции нужно проверить, насколько надежно охраняют этих лиц. Хотя следующей жертвы может среди них и не быть. Все зависит от того, на какую сумму рассчитывает наш приятель, - миллион, полмиллиона, или у него более скромные аппетиты.
После ухода Грэндисона Буш просмотрел список. В нем было свыше тридцати имен тех, кто входил в высший эшелон власти Англии. Он начал прикидывать, что произойдет после похищения, скажем, наследного герцога, премьер-министра или министра финансов, как придется заминать это дело и втайне выплачивать выкуп. Через несколько минут он и думать перестал о каком-то Джордже Ламли с его подружкой мадам Бланш Тайлер.
Когда Бланш приехала вечером в Рид-Корт, мисс Рейнберд мучила жестокая мигрень. Она уже начала подумывать, не отложить ли назначенный на вечер визит мадам Бланш, но все-таки решила принять ее. Обязательно выполнять намеченное - это у нее в крови.
Накануне вечером Бланш разговаривала с Джорджем по телефону, и он рассказал ей все, что удалось узнать в Брайтоне. Перед отъездом к мисс Рейнберд она еще раз набрала его номер в надежде узнать что-нибудь новенькое. Но телефон молчал. Джордж вернулся чуть позже: по дороге домой он решил пообедать в пригородном ресторанчике, а потом, съехав с дороги, около двух часов подремал в машине.
В холле Бланш встретил и принял пальто Ситон, высокий и седой старик, на лице которого, казалось, навечно застыло торжественное выражение. Всю свою жизнь он был слугой и выработал особое чутье на людей. Согласно его классификации, Бланш стояла на одной из последних ступенек социальной лестницы, даже ниже, чем он сам. Нельзя сказать, что она ему не нравилась. Хотя он был одного возраста с мисс Рейнберд, но всегда смотрел с удовольствием на хорошеньких женщин. Ему было отлично известно, зачем мадам Бланш приезжала к его хозяйке. И вовсе не потому, что он любил подглядывать в замочные скважины или судачить с прислугой. Кое-что он чувствовал, о чем-то догадывался и уже сделал собственные выводы. Он знал, чем занимается мадам Бланш Тайлер. Миссис Куксон, приехав как-то к ним в дом, весьма громко распространялась на эту тему.
Приняв пальто Бланш, Ситон слегка откашлялся и произнес:
- Должен заметить, мадам Бланш, хозяйка сегодня чувствует себя неважно. Постарайтесь ее не утомлять.
- Очень любезно с вашей стороны, что вы меня предупреждаете, Ситон.
- Благодарю вас, мадам.
Он вышел, унося пальто Бланш, недовольный, что эта женщина, в которой, он был уверен, текла цыганская кровь, назвала его просто Ситоном.
И без предупреждения Бланш сама бы заметила и почувствовала, что у ее подопечной сильная головная боль. Об этом говорили темные круги под глазами и резко проступившие морщинки. К тому же Бланш всегда чувствовала чужую боль: даже на улице, приблизившись к прохожему, она могла определить - болен ли он или просто чем-то расстроен.
Она поздоровалась с мисс Рейнберд, подошла к ней поближе и сказала:
- Садитесь поудобнее. Для начала давайте избавимся от головной боли.
Заметив удивление мисс Рейнберд, она, улыбнувшись, пояснила:
- И тело, и дух человека, каждый своим способом, сообщают нам о своем состоянии.
- Вы просто взглянули на меня и увидели это? - спросила мисс Рейнберд.
Бланш засмеялась:
- Да, боль окрасила вашу ауру в зелено-фиолетовый цвет. Кроме того, - она почувствовала, что об этом надо непременно сказать, - я и так знала, меня предупредил ваш слуга. Он очень беспокоился о вас и сказал, что вы сегодня не в своей тарелке. Откиньте, пожалуйста, голову на спинку стула.
Мисс Рейнберд сделала, как ей указали. Бланш встала позади нее и начала медленно массировать лоб кончиками пальцев. После нескольких пассов боль начала отступать и вскоре исчезла совсем. Мисс Рейнберд подумала, что мадам Бланш все-таки необыкновенная женщина. Ведь она могла скрыть то, что ей сказал Ситон. Если в ней и было что-то жульническое, то она весьма умело это скрывала. Да, определенно, у нее есть какие-то способности: она будто вытянула боль кончиками пальцев.
Закончив, Бланш села в кресло и спросила:
- Похоже, мисс Рейнберд, с вами никогда ничего подобного не происходило?
- Да, вы правы. У вас замечательный дар.
- Но помочь можно только тем, кто этого хочет.
- А что, разве бывает наоборот?
- Да, некоторые просто обожают свою боль и не хотят с ней расставаться. В таких случаях я бессильна. Несчастные цепляются за свою боль, и приходится тратить массу времени и сил, чтобы хоть как-то помочь им. Позвольте мне дать вам один совет: в следующий раз, как только у вас появится головная боль, сядьте в кресло, закройте глаза и представьте, что массирую ваш лоб. Если образ будет достаточно четким, то боль пройдет. Теперь давайте послушаем, что сегодня скажут Генри и ваши близкие.
Мисс Рейнберд наблюдала за уже привычными приготовлениями мадам Бланш, за всеми превращениями, что происходили с ней. Без тени сомнения и даже с нетерпением ожидала мисс Рейнберд встречи с Генри, Хэриет и Шолто. Ее вера или неверие уже не имели значения. Хотя иногда кое-что во время сеанса ее раздражало, к примеру неточности в рассказах с той стороны, она ощущала удовольствие от общения. Мисс Рейнберд чувствовала себя маленькой девочкой, у которой есть своя тайна. Она была благодарна мадам Бланш, ведь раньше она считала, что в ее возрасте уже нельзя испытать ничего нового.
Через несколько минут Генри вышел на связь. Его голос, звучащий из уст мадам Бланш, казался бодрым и жизнерадостным. Сегодня, как заметила мисс Рейнберд, Генри было не до поэтических изысков.
- Скажи своей приятельнице, что ее брат и сестра пока не могут прийти. Может быть, немного позже.
- Но почему? - спросила мисс Рейнберд. Она уже настолько привыкла, что не нервничала, общаясь с Генри.
- Дело в том, что… Ну, здесь, можно сказать, принципиальный вопрос. Мы называем это "двойная нить доброты".
- Сие нам ни о чем не говорит, Генри, - заметила Бланш.
- Что ж, пока вам придется довольствоваться этим. Суд Верховной Доброты скоро вынесет свое решение. Вашей приятельнице не стоит расстраиваться. У меня есть для нее информация, и она может получить ответы на некоторые мучающие ее вопросы.
Мадам Бланш, расслабившись, полулежала в кресле. Глаза ее были закрыты, а нижняя челюсть сильно отвисла.
- У вас есть вопросы, мисс Рейнберд?
- Да, мы знаем, что этот Шубридж…
- Не надо так грубо, - резко отозвался Генри.
- Извините. Мы уже знаем, что мистер Рональд Шубридж принял на воспитание мальчика и переехал в город Вестон-супер-Мар, где успешно занимался авторемонтным бизнесом. Но куда эта семья переехала потом?
К удивлению мисс Рейнберд, Генри ответил:
- То место мне очень хорошо знакомо. Как-то раз мы с Сэмми проводили там отпуск.
- Сэмми? - переспросила мадам Бланш.
- Брюнель. Изамбард Брюнель. Я звал его Сэмми. Итак, они отправились в Брайтон. Я смотрю сквозь пелену времени и вижу этот город, сначала таким, каким мы с Сэмми знали его, а потом - каким увидела его семья Шубриджей… Я вижу большое здание на берегу моря. Это отель. На фронтоне большие серебряные буквы названия - "Аргента".
- Вы уверены? - спросила мисс Рейнберд.
- Что за странный вопрос? - сухо заметил Генри. - То, о чем я говорю, - всегда правда, только отеля больше нет.
- Итак, у Шубриджей был отель. А что случилось потом, Генри? Его продали? - спросила Бланш.
- Да, продали. А позже, много лет спустя, снесли. Рональд Шубридж был хорошим человеком, добрым отцом и честным бизнесменом, получавшим доходы от своего нелегкого труда.
На мгновенье мисс Рейнберд показалось, что на Генри опять нашло поэтическое настроение. Она уже жалела, что задала этот вопрос.
- Мне бы хотелось узнать больше о мальчике. Его звали Эдвард. Как он жил в Брайтоне?
- Учился в колледже.
- В каком колледже? - спросила мадам Бланш. - Если бы мы знали, это значительно облегчило бы наши поиски.
- До тех пор, пока Суд Верховной Доброты не вынесет своего решения, его поиски абсолютно исключены, - грустно заметил Генри. - Но название колледжа я могу вам назвать: Лэнсинг-колледж. Находится он недалеко, на побережье. Там он учился, рос и стал настоящим мужчиной.
- Не могли бы вы любезно объяснить нам, что такое Суд Верховной Доброты и какое отношение он имеет к нашему мальчику? - спросила мисс Рейнберд.
Генри усмехнулся:
- Суд Верховной Доброты заключен в каждом человеческом сердце, но только после Великого Перехода его Мудрость раскрывается во всей полноте. Доброта в сердце человека - лишь зерно, которое прорастает после того, как человек покидает этот бренный мир.
"Типичный ответ в стиле Генри", - подумала мисс Рейнберд. Эта мысль была лишена какой-либо эмоциональной окраски, чтобы не задеть Генри, который легко снимал с нее информацию.
- Твоя приятельница привержена классической логики, - продолжал Генри, - она поверяет жизнь математическими формулами. И я тоже когда-то был таким, как и мой лучший друг Брюнель. Сейчас-то мы знаем, что это неверно.
Неожиданно для самой себя мисс Рейнберд спросила:
- А как вы познакомились с Брюнелем?
- Ему в то время было двадцать пять, и он работал над проектом подвесного моста через ущелье реки Эйвон неподалеку от Бристоля. Я принимал участие в разработке этого проекта. Это был выдающийся человек, намного выше меня, как в земной жизни, так и сейчас. Он перешел в Круг Света.
Тут он замолчал, а потом спросил:
- Ты видишь ее, Бланш?
Мадам Бланш ничего не ответила, лишь немного вздохнула. Мисс Рейнберд увидела, как ее тело слегка изогнулось, будто что-то причинило ей боль.
- Ты видишь ее, Бланш? - снова спросил Генри.
Мадам Бланш еще раз вздохнула:
- Да, да, я вижу ее. Но вокруг нее такой яркий Свет. Моим глазам больно. О!
Мадам Бланш вскрикнула, и сильная судорога пробежала по ее телу. Мисс Рейнберд испугалась - раньше такого не происходило. Но тревога и беспокойство исчезли тотчас, как она услышала голос Хэриет.
- Типпи, Типпи, ты слышишь меня? Это Флэппи. Я здесь, дорогая. Нет, не нужно ничего говорить. Послушай меня, Типпи, будь поласковее с мадам Бланш.
Благодаря ей ты обретешь душевное спокойствие, которого так жаждешь. Прошу тебя, относись хорошо к мадам Бланш, ибо она стремится исполнить заветное желание.
Голос Хэриет постепенно затих. Еще несколько минут мадам Бланш оставалась неподвижной. Потом она шевельнулась и открыла глаза.
Несколько мгновений она смотрела на мисс Рейнберд, не произнося ни слова. Потом улыбнулась и, прикоснувшись к ожерелью, сказала:
- Я удовлетворена. Уверена, что произошло нечто хорошее. Рассказывайте!
- Так вы ничего не помните?
- Абсолютно ничего. Но у меня такое чувство… Как бы это лучше объяснить… умиротворенности и покоя.