Неожиданно у Сабины по спине пробежала дрожь. Ее руки озябли, кожу головы стало покалывать. При упоминании об ужасном детстве она невольно думала о книге с картинками "Штрувельпетер" , которую ненавидела в детстве, потому что детей там жгли или их кусали собаки. Крендели и чернила! Не та ли это история о черных мальчишках, которых окунул в чернила Николаус?
Штрувельпетер!
Вот и связь между преступлениями. Она посмотрела на часы. Филиал "Гаитал" наверняка еще открыт. Ей необходим экземпляр этой книги.
Через час Сабина вернулась в участок. К этому времени она бодрствовала уже больше суток. Начиналась головная боль, но Сабина была слишком возбуждена, чтобы спать. Пусть Снейдер и бесчувственный сукин сын, но она должна с ним поговорить. Он единственный, кто может ей помочь.
Дверь в его импровизированное бюро была заперта. Сабина постучала, но никто не открыл. Она спустилась на нижний этаж, но в столовой Снейдера тоже не оказалось. Тут сквозь матовую стеклянную дверь Сабина заметила у себя в кабинете свет настольной лампы. И двигающуюся тень.
Она машинально схватилась за оружие и распахнула дверь. Все ящики и шкафы были открыты, папки навалены на столе и на полу.
– Какого черта?..
Из этого хаоса поднялся и выпрямился Снейдер. Мертвецки-бледное лицо, лоб покрыт потом.
– А, Мата Хари вернулась.
– Какого черта вы ищете в моем кабинете?
Он протянул руку:
– Кассету из моего диктофона.
Вот дерьмо! Сабина совсем забыла про нее. Она сунула руку в карман жилетки и вынула мини-кассету из прибора.
– Большое спасибо. – Снейдер забрал пленку и перешагнул через папки. – Из-за вас у меня сейчас переполох. Если бы вы учились на своих ошибках, то были бы гением. Что мне с вами сделать? Отдать под трибунал и расстрелять?
Молча Сабина протянула ему экземпляр иллюстрированной книги "Штрувельпетер". В желтом переплете и с плотными страницами. На обложке был изображен тот самый Штрувельпетер с ярко-желтой шевелюрой и невероятно длинными ногтями.
– Зачем мне это?
– Взгляните, кластерный гений.
13. Четвертый сеанс психотерапии
Четырьмя месяцами ранее
Как и в предыдущие визиты, прежде чем позвонить в дверь доктора Розы Харман, Карл некоторое время гулял по парковке и осматривался. Роза не знала точно, чем он там занимался в этот холодный январский день. Карл заглядывал в салоны автомобилей, словно на задних сиденьях или сверху на панели приборов можно было найти что-то интересное. Наконец оторвался от машин и направился к ее двери. Звонок раздался точно вовремя.
В этот раз Карл был одет не в рубашку или пиджак, а в потертые джинсы, серый свитер и куртку. От него пахло маслом, подушечки пальцев были грязные. Карл объяснил ей, что приехал прямо из мастерской, где ему снова пришлось работать сверхурочно. Срочный ремонт "ламборгини".
Они сели в комнате для проведения сеансов психотерапии, и Роза включила диктофон.
– Пятница, двадцать восьмое января, шестнадцать часов. Четвертый сеанс с Карлом Бони, – сказала она в микрофон и положила прибор на стол. – Как у вас дела?
– Хорошо, спасибо. – Карл откинулся на диване, подпер голову рукой и понюхал пальцы. – Я принес заключение от своего врача, я чист, если вас это интересует. – Он наклонился вперед и передал ей результаты медицинского обследования.
Они достигли критического момента. На этом месте три ее предшественника прерывали терапию, и Роза должна была решить, хочет ли она продолжать сеансы с Карлом или нет. Попытается ли он сегодня впервые бросить ей вызов?
Он провел ладонью по подбородку. Светлую трехдневную щетину можно было разглядеть только вблизи, с ней он выглядел немного старше.
Пока Роза убирала формуляр в папку, она заметила, как Карл косится на ее короткую юбку. Он бесстыдно глазел на ее колени, икры и туфли с застежками. Каблуки всего четыре сантиметра – но для него, видимо, достаточно высокие, чтобы пялиться на нее. Потом Карл взглянул на округлости под ее обтягивающим свитшотом. В этот момент его мысли были как открытая книга. Но даже сиди Роза в мешке из-под картошки, это не много изменило бы в ситуации. Всегда проблематично, когда к ней приходит клиент, который не добровольно решился на психотерапию. В безличных помещениях Венского центра психотерапии ей было бы все равно, но ее кабинет располагался на окраине города рядом с квартирой – и от таких недвусмысленных взглядов Розу бросало в дрожь. Правда, он должен сначала выяснить ее домашний адрес, но вряд ли это составит сложность для такого парня, как Карл. Однако, кроме всего прочего, его осудили и за домогательства. От сеанса к сеансу он все больше старался выяснить что-нибудь о ее личной жизни. Две последние недели интересовался ее автомобилем и фотографиями в прихожей.
Сконцентрируйся на случае твоего клиента!
Роза глубоко вдохнула и начала беседу с того, что резюмировала три последних сеанса. Она говорила о его прежней проблеме с наркотиками, агрессивном поведении по отношению к женщинам и затем перешла к тому, как он оценивает свой характер.
– До сих пор вы производили на меня впечатление человека, который идет по жизни открыто и целеустремленно и чувствует в себе агрессию лишь тогда, когда наталкивается на лживость людей – если кто-то лицемерит или изображает ситуацию не такой, какова она на самом деле. Будь это ваша мать, которая постоянно делает вид, что должна экономить, хотя финансово обеспечена, или ваша тетя в Дрездене, которая прикидывается глубоко религиозным человеком, хотя сама, будучи не замужем, два раза делала аборт.
Карл кивнул. Вероятно, он оценивал себя так же.
– Потом, мне кажется, вы не тот, кто хотел бы таскать за собой незавершенные дела из прошлого. Тут я думаю о незаконченном разговоре с вашим отцом перед самой его смертью, о котором вы рассказали мне в прошлый раз.
Вероятно, уже никто не узнает, что господин Бони хотел сказать своему сыну три года назад, лежа на смертном одре, прежде чем остановилось его сердце.
– Кроме того, мы выяснили, что у вас было трагическое детство.
– Нам приходилось часто переезжать, – ответил Карл. – Из Вены в Кельн, Лейпциг и Дрезден.
Верно, но Роза имела в виду другое. Однако решила задержаться на этой теме.
– Из-за работы вашего отца, верно? Он был пианистом.
– Да, но не обычным, – исправил Карл. – Отец был органистом в соборах, редкая профессия. Он играл на органе во время месс.
Роза приподняла бровь.
– Интересно… Но когда я упомянула ваше детство, то имела в виду кое-что другое. Ожоги у вас на руке…
Лицо Карла замерло. Эта тема представляла для Розы основную проблему. Она должна расспросить его, заставить взглянуть на конфликт и дать волю чувствам. Но он избегал этого пункта, как капитан опасного рифа у берега. Еще один признак того, что интуиция ее не обманывает.
Пора ставить предварительный диагноз для судебного психологического заключения. Как обычно, она обсудит это с пациентом. Роза достала из папки формуляр ICD-10.
– Если вы согласны, я хотела бы предложить такую формулировку: "эмоциональное расстройство, начинающееся обычно в детском и подростковом возрасте". Думаю, это соответствует вашей ситуации.
У Карла напрягся затылок.
– Зачем это?
Роза постаралась говорить спокойным голосом:
– Никто не хочет, чтобы его анализировали или по категориям разбирали поведение, но первичный диагноз ставится на основании Международной классификации психических расстройств.
– Зачем? Я же не по медицинской страховке.
– Верно, когда суд направляет на психотерапию, от этого шага часто отказываются. Но у вас уже не первая попытка. Суд передал мне предыдущее заключение. – От коллеги, который прервал с ним терапию. – Этим диагнозом я хотела бы подтвердить оценку моего предшественника, расширив ее лишь на один пункт: что в вашем случае речь идет о детской травме развития. Больше суд ничего не узнает. – Она сделала паузу. – Кроме этого я приложу предварительный ситуационный отчет, где укажу, что вы не употребляете наркотики, регулярно приходите на сеансы и сотрудничаете. Это уведомление будет направлено в суд вместе с заключением вашего врача.
Черты лица Карла немного смягчились. Это был ее шанс снова переманить его на свою сторону.
– Согласны?
Карл взглянул на табло радиобудильника. Прошло пятнадцать минут.
– Хорошо. – Он откинулся назад.
Роза знала, что у него не было выбора, кроме как пройти с ней эту терапию. Иначе его ждут три года заключения по обвинению в хранении кокаина, домогательствах и причинении телесных повреждений. И все-таки у Карла не должно быть чувства, что важные решения принимаются у него за спиной. Поэтому она спросила его:
– Вы хотите продолжать психотерапию?
Его брови приподнялись.
– А у меня есть выбор?
– Вы можете в любой момент прервать терапию, указав вескую причину, и выбрать другого психотерапевта.
– Нет, все в порядке.
– Это меня радует.
– Вы совсем не хотите знать, почему я хочу продолжать с вами?
Вопрос поразил ее.
– Конечно, мне это интересно.
Карл сглотнул. Несколько раз сжал кулаки.
– Я нахожу вас привлекательной.
Роза оставалась серьезной.
– Действительно?
– Мне нравится щель у вас между зубами, когда вы улыбаетесь… выглядит мило. Каштановые волосы, которые все время падают вам на лицо с одной стороны и закрывают глаз. Это очень сексуально… – Он смущенно улыбнулся.
О боже, у нее появился поклонник. Да еще какой! С невероятно длинными ресницами и глазами насыщенного синего цвета, он наверняка соблазнил многих женщин. Тем не менее ему стоило некоторых усилий сказать все это. Карл снова уставился на ее тонкие лодыжки и бедра, которые выделялись под юбкой. Розе повезло быть обладательницей стройного тела; и для сохранения такой формы ей, к счастью, не нужно было заниматься аэробикой или мучить себя упражнениями на живот-ноги-ягодицы. Через несколько месяцев это изменится из-за беременности, но пока ничего не заметно. Она подумала об отце ребенка, который уже радовался будущему малышу, – по крайней мере, он так утверждал, и она хотела ему верить.
После того как застала своего бывшего мужа в постели с другой и тот вскоре съехал, Роза часто слышала, что для своего возраста – сорока лет – она хорошо выглядит. Возможно, причина в ее сияющих зеленых глазах, чувстве, что она наконец-то живет для себя, или просто в кабине для солярия за две тысячи евро. В результате многих часов, проведенных там под музыку Майлса Дейвиса, Дюка Эллингтона и медленный задумчивый джаз, ее морщинки проявлялись все сильнее, но Розе было все равно. Наверное, это звучит несерьезно, но она нуждалась в солнце, тепле и запахе загорелой кожи, чтобы чувствовать себя хорошо. Теперь парень на семнадцать лет моложе считает ее сексуальной. Интригующе – но совершенно бесполезно.
– Это помогает? – спросила она.
– Простите?
– Вам помогает то, что вы считаете меня привлекательной? – повторила Роза. Видимо, своим вопросом она парализовала его.
– Э-э… нет, но… – Он задумался. – Я чувствую, что меня к вам тянет.
Ситуация становилась щекотливой. Роза вспомнила обвинение Карла в домогательствах. Он проделывал такое не в первый раз. Если ему действительно удастся вторгнуться в ее личную жизнь, Роза может рассчитывать только на себя – в этом смысле на отца ребенка положиться нельзя. К тому же она должна быть чертовски осторожна, чтобы ни тот ни другой не раскрыли ее маленькую тайну.
– В настоящий момент мы отошли от темы и обсуждаем наши отношения – но все равно давайте немного поговорим об этом, – предложила Роза. – Предположим, я вам нравлюсь, но не могу оправдать ваших ожиданий… Вы тогда разочаруетесь?
Он подумал, но ничего не ответил.
Роза не торопила. Когда он так ничего и не сказал, она сформулировала вопрос по-другому:
– Вы будете реагировать агрессивно, если я не смогу оправдать ваших ожиданий? Это могло бы помешать нашей терапии?
Он надул щеки.
– Нет, не думаю.
– Хорошо. – Она улыбнулась. – Сегодня я хотела бы поговорить о вашем детстве.
– Я видел, что снаружи стоит "смарт" цвета зеленый металлик. Ваша машина, верно? Маленькая, но хорошенькая. Подходит вам. На панели приборов, под лобовым стеклом, сидит мягкая игрушка… Винни-Пух. Вы любите мишек?
– А вы любите мишек? – спросила она в ответ.
Карл не отреагировал.
Роза подумала о талисмане в футболке с надписью "Сохраняй хладнокровие!". Подруга подарила ей эту мягкую игрушку на сорокалетие. Петра Лугретти работала судьей, читала многие психологические заключения, сделанные Розой для суда, и знала, о чем говорит. Это она направила к ней Карла.
Так как Карл по-прежнему молчал, она продолжила:
– Вы ведь провели детство в Вене…
Он кивнул на комод под окном:
– Вы читаете книгу о беременности. – Взглянул на ее живот. Потом смущенно улыбнулся. – Вы что, ждете ребенка?
– Если я скажу, что да, то это вас шокирует?
Карл не ответил, но Роза видела, что он энергично размышляет над этим. Затем он захотел узнать, почему она развелась три года назад и живет одна. Ей надо было надеть старое обручальное кольцо на первый же сеанс – украшение с тремя бриллиантами отбивало у большинства мужчин желание задавать подобные вопросы.
– Карл, я хотела бы поговорить с вами о вашем детстве. Согласны?
– Можно называть вас Роза? – спросил он.
Она шумно выдохнула. Карл так легко не сдавался. Но она должна вернуть ситуацию под свой контроль, потому что не хочет отказываться от этого случая – с одной стороны, из желания помочь Карлу, с другой – из любопытства и профессионального интереса.
– Что это для вас изменит? – уточнила она.
Он резко выпрямился на диване.
– Каждый раз вы отвечаете вопросом на вопрос! Я ведь не собираюсь обращаться к вам на "ты", Роза, просто это усилит мое доверие к вам.
– Хорошо. – Она отложила папку в сторону. – Очевидно, данная тема очень беспокоит вас в настоящий момент. Давайте поговорим об этом.
– Да ладно. Что такого грандиозного, если я буду называть вас Розой. – Бессознательно он чуть засучил рукава. Мускулистые руки напряглись. И снова стали видны розовые шрамы на внутренней стороне. Старые зажившие ожоги, напоминающие жгуты из узлов и складок. Сложно сказать, как далеко уходили шрамы. Возможно, до самых локтей. – Вы считаете меня неприятным или отталкивающим?
– Речь не об этом. По моему мнению, между клиентом и терапевтом должна сохраняться профессиональная дистанция, – постаралась объяснить она. – Вы можете рассчитывать на меня во время сеансов, я веду вас, чтобы вы, в переносном смысле, научились лучше ходить, – но я не часть вашей жизни.
– О, еще как! Я решил пройти психотерапию у вас. Поэтому вы автоматически становитесь частью моей жизни.
– Правильно. Я сопровождаю вас на коротком этапе, но я не навсегда останусь в вашей жизни, как, например, ваша мама или тетя.
– Но в этот период я могу называть вас Розой?
Она покачала головой.
– Потом вам будет сложнее расстаться со мной. А это придется сделать, когда терапия подойдет к концу.
Он молчал.
– А конца мы достигнем только тогда, когда подойдем к определенным темам – профессионально, а не как подружки за чашкой кофе.
Карл посмотрел на пол.
– Сегодня я хотела бы поговорить о вашем детстве.
Карл ничего не говорил. Вместо этого скрестил руки на груди.
– Вас воспитывали в строгости? – спросила она.
– Я не знаю.
– Чего вы не знаете?
– Что означает "в строгости"?
– Какие, по-вашему, могут быть признаки строгого воспитания?
– Я не знаю.
– Если бы вы знали ответ, как бы он звучал?
Карл задумался. На мгновение показалось, что он забыл о своей скрытой неприязни.
– Ну, я думаю, у таких детей, наверное, синяки на лице или на руках, они смотрят в пол, молчат или вздрагивают, когда слышат голос отца.
Роза вздохнула с облегчением.
– Как строгое воспитание могло бы сказаться на детях? Как изменилось бы их поведение?
– Я не знаю.
– Если бы вы были экспертом и знали это, какие бы признаки могли назвать?
Он опустил руки. Впервые с начала их спора он снова взглянул на Розу.
– Наверное, они плохо спят. Возможно, рисуют картинки, писают в постель или страдают от приступов рвоты.
– А у вас когда-нибудь была рвота?
– Мы можем поговорить о чем-нибудь радостном? – Его руки снова скрестились на груди.
Черт!
– Конечно, мы можем поговорить о чем-то более радостном. Какое событие в вашем детстве вы вспоминаете с удовольствием?
"В моем детстве не было радостных событий", – казалось, говорил его взгляд.
– Давайте поговорим о вашем детстве, – предложил он. – Почему вы решили стать психотерапевтом? Какую проблему пытались решить таким образом?
– Мы говорим о вас, а не обо мне.
Он проигнорировал ее ответ.
– Когда настал ваш переломный момент?
Роза не стеснялась говорить с посторонними о своих проблемах – особенно о проблемах с матерью. На протяжении более трехсот часов самопознания она только этим и занималась. Она и по сей день обсуждала страхи и проблемы со своим супервизором – но не с клиентами.
– Вы правы. В моей жизни был такой момент – как и почти у всех моих коллег. Иначе с чего бы мы стали интересоваться психологией? Но сейчас неподходящее время, чтобы это обсуждать.
– Почему?
– Это отвлечет вас от себя самого, а я бы не хотела, чтобы вы начали анализировать проблемы других, вместо того чтобы искать решения собственных.
Карл уставился на нее ярко-голубыми глазами, словно хотел оценить, как она отреагирует на его следующие слова.
– Я хочу сделать вам предложение, – заявил он.
Роза откинулась назад. Сейчас начнется психологическая война. Как раз на четвертом сеансе. Она уже задавалась вопросом, когда и как он начнет. Она ободряюще кивнула.
– Я здесь не для того, чтобы говорить о моем детстве, а чтобы научиться контролировать свою агрессию и наркотическую зависимость. Мое предложение: я расскажу вам то, что вы хотите знать, если вы поделитесь кое-чем из личной жизни.