Прежде чем Пирс успел прокомментировать, на исписанной разнообразными выражениями лестнице раздались шаги. На площадку вывернула молодая женщина, придерживая одной рукой прильнувшего к плечу ребенка. Худая, с прямыми, обвисшими волосами и злобным лицом, в легинсах, мешковатом розовато-лиловом свитере, туфлях на высоких каблуках, с сигаретой в зубах. Ребенку около года. Обоим необходимо помыться и переодеться в чистое. Мать уставилась на чужаков сверху вниз, выхватила свободной рукой сигарету. Дым спирально заструился меж пальцев.
- Вы к кому? - воинственно спросила она.
- К Майклу Вилану, - доложил Пирс.
Скрывая облегчение, женщина снова сунула в рот сигарету.
- Неделю его не видела. Наверняка дома нет. Может, лучше в паб заглянуть?
Сначала, очевидно, струхнула, что ищут кого-то другого. Теперь за себя уже не беспокоилась. Вилан ничего для нее не значит, тем не менее она тянет время, чтобы он, заметив полицию, успел спрятать или уничтожить все подозрительное. Жители Спринг-Фарм стоят друг за друга горой против официальных властей, даже если принадлежат к враждующим группировкам.
- Но ведь он здесь живет?
Табачный дым поплыл в лицо ребенку, он стиснул кулачки, прижал к глазам, захныкал. Мать затрясла его, чтоб успокоить, однако сигарету не бросила.
- Ему дым в глаза попадает! - возмущенно вскричал Прескотт.
Женщина удивленно охнула, замахала рукой с сигаретой, стараясь разогнать клубы и только ухудшая дело.
- Здесь живет Вилан? - настойчиво повторил Пирс.
- Наверно. Живет. Тихий парень. Неделю не видела. Зачем он вам?
Полицейские переглянулись и отвернулись по взаимному согласию. Пирс позвонил в дверь, громко постучал для верности. Женщина с ребенком не двинулась с места, смотрела.
Через минуту за дверью послышались шаги, кашель, голос:
- Кто там?
- Полиция! - крикнул Прескотт.
Звякнула цепочка, створка открылась ровно настолько, чтобы можно было протиснуться, и голос пригласил заходить, если нужно.
Они вошли в крошечную прихожую, темную и вонючую. В проеме кухонной двери маячил и неуклюжий мужской силуэт.
- Майкл Вилан? - уточнил сержант.
Фигура конвульсивно дернулась, как марионетка с расхлябанными сочленениями.
- На кухню идите.
Голос столь же неопределенный, расхлябанный.
На грязной кухне груда немытых тарелок в раковине, кафель на стенах забрызган жиром, на столе остатки завтрака.
- Сядьте, если хотите.
Хозяин безжизненно кивнул на пару пластмассовых стульев.
- Постоим, - отказался Прескотт, с отвращением взглянув на стулья, и предъявил удостоверение: - Сержант Прескотт. А это инспектор Пирс.
Пирс автоматически одернул новую куртку. Приятно, когда тебя представляют инспектором.
Вилан взглянул на корочку без всякого интереса.
- Что нужно?
Пирс взял инициативу в свои руки.
- У нас всего пара вопросов. Вы больны, мистер Вилан?
Он спрашивал от чистого сердца. В кухонном свете мужчина походил на скелет. Обвисшие редеющие волосы зачесаны назад с крутого лба, по которому текут струйки пота. Запавшие глаза сверкают над впалыми щеками и почти безгубым ртом. Язык облизывает кровоточащую язвочку в углу губ.
- Я чистый, - пробормотал он. - Ничего плохого не сделал.
- Мы и не утверждаем, - сказал Пирс, оглядываясь вокруг. На одной стене календарь с изображением жеребца с кобылицей в полях. - По-прежнему любите животных?
- Люблю! - Вилан заволновался. - Только ни с какими активистами больше не связан.
- Имеете в виду группировку, разгромившую лабораторию в прошлом году?
- Я свое отсидел. Теперь чистый, - повторил Вилан. - Ничего плохого не сделал. Ни в какие группировки не вхожу.
Тощая фигура в джинсах, ненадежно висевших на бедренных костях, шагнула к раковине. Под вылинявшей футболкой проступают ребра, руки с внутренней стороны усеяны свежими синяками.
- Знаете фамилии каких-нибудь ученых, работавших в той самой лаборатории? - спросил Пирс.
Вилан повернул голову, посмотрел на него и ответил:
- Нет.
- Касвелл? Доктор Лайам Касвелл? Помните?
Он покачал головой:
- Никого не помню. Не помню… Имена, фамилии, события стерлись в памяти.
На секунду на лице мелькнуло почти паническое выражение: Вилан отмахивался от страшной правды, вынырнувшей на мгновение из спутанного сознания.
- Встречаетесь с прежними коллегами-активистами? - вступил в разговор Прескотт. - Я не спрашиваю, принимаете ли участие в акциях. Может, вместе выпиваете пинту пива, припоминаете старые времена?
Пирс в это время невольно перевел взгляд на синяки. Вскоре после прихода на службу в полицию он видел внезапную, скоропостижную смерть в жуткой форме. Когда школьники наткнулись на труп в лесу. Тело пролежало какое-то время, разложение уже сильно продвинулось. Юный констебль Пирс с неожиданным для себя самого любопытством рассматривал разноцветные пятна на сгнившей коже, пока его не стошнило от запаха. Было стыдно, но возглавлявший бригаду сержант добродушно заметил: "Привыкнешь!"
Он привык. До определенной степени. Время от времени возвращается воспоминание о трупе в лесу, непривычный сладкий, липкий запах и пятна всех цветов - зеленые, желтые, темно-лиловые, вроде тех, что видны на руках Вилана, как бы намекая на неизбежное будущее.
Вилан заговорил, и Пирс с усилием перенесся из прошлого в настоящее, в убогую грязную кухню.
- Я с ними больше ничего общего не имею, - бубнил Вилан мертвым тоном, словно в ответ на вопрос нажал на кнопку, включившую запись. - Никто близко ко мне не подходит. - Голос чуть окреп, темные, лихорадочно сверкавшие глаза уставились на Пирса. - Я ведь как на ладони, понятно?
Понятно. Отсидел в тюрьме и хорошо известен властям. При любой возникшей проблеме полиция явится к Вилану. Старые знакомые его бросили. Он для них слишком опасен. Остался в одиночестве, сам по себе.
- Хорошо, - сказал инспектор. - Спасибо за помощь. Возможно, мы к вам еще обратимся. - Он нерешительно оглянулся по пути к выходу. - Может быть, медицинская помощь нужна? Социальная служба заглядывает?
- Пускай эти гады катятся подальше! - бросил Вилан, впервые оживившись после заявления о своей любви к животным.
- Ладно. Еще есть центры помощи… - Пирс запнулся под удивленным взглядом Прескотта. - Нечто вроде…
Ему не дали договорить.
- У меня все в порядке. - Ровный тон Вилана резко контрастировал с горящими глазами. - Гриппом переболел. - Он зябко передернулся, словно бы в подтверждение сказанного и нервно улыбнулся. - Ничего, пройдет. Сейчас все болеют…
- Ну, что скажете? - спросил Прескотт, вернувшись в машину. - На чем сидит, на героине? Давно колется? Во время ареста в деле не было никаких сведений о наркотиках.
Пирс пожал плечами. Конечно, он дал слабину, как в те давние времена, когда отскочил от трупа и опозорился. В качестве компенсации прибег к резкому, беспрекословному тону.
- Может, в тюрьме подсел.
- Хорошо бы выяснить, откуда у него наркота, - сказал Прескотт.
Дэйв презрительно на него покосился.
- Ты вокруг погляди! Тут все можно достать. У кого выяснять? У Вилана? У курящей матери с ребенком? У соседей? Думаешь, расскажут? Думаешь, можно поймать за руку толкачей и клиентов? Они за милю чуют полицию!
- Сколько еще протянет, как думаете? - спросил Прескотт, повернув ключ зажигания и запустив мотор.
- Кто знает. Год, пару-тройку месяцев… Даже меньше, если колется. На ходу умирает. Ему ни до Касвелла, ни до чего нет дела. Поехали, - в отчаянии велел инспектор. - Прочь из этой преисподней!
***
Мередит подошла к аукционному залу. Сумрачный день не отпугнул потенциальных участников торгов. Уже собралась большая толпа, многие держали в руках каталоги, предварительно получив обязательную карточку с номером. К вчерашнему ассортименту добавилось множество новых лотов. Наиболее прочные и наименее ценные вещи были выставлены во дворе: ржавая фермерская утварь и инвентарь, пустые картинные рамы, разрозненная глиняная и фаянсовая посуда в коробках, засаленные тома некогда популярных, но давно забытых писателей.
Растирая замерзшие руки, она юркнула в дверь, прячась от ветра. В зале люди в последний раз придирчиво осматривали пронумерованные лоты. Остина Бейли не было видно, однако в конце зала уже стояла трибуна с пюпитром, живописно задрапированная зеленой тканью. Тед в переднике топтался в сторонке между длинными настольными часами и гладильной доской, одобрительно разглядывая толпу.
- Привет, - поздоровался он. - Может, придется побольше выложить за бокалы. Дилеры прибыли. Вон тот, - Тед кивком указал на плотного мужчину в твидовой шляпе, склонившегося над стеклом и фарфором, - приобретает кучу посуды, викторианской и эдвардианской. Держит пару антикварных лавок.
Внимание Мередит привлекла мельком замеченная неожиданная фигура. За коллекциями стекла и фарфора над россыпью старых книг на поцарапанном сосновом кухонном столе сгорбился старик Бодикот. Черепашья голова вытянулась, разглядывая корешки сквозь очки, сидевшие на самом кончике носа.
- Извините, - пробормотала Мередит, отошла от Теда, незаметно для Бодикота приблизилась к столу и бодро воскликнула: - Доброе утро!
Старик замер, медленно повернулся, взглянул на нее поверх очков, но на приветствие не ответил. На нем был старый габардиновый плащ, свисавший фалдами почти до щиколоток, явно сшитый на более крупного мужчину или купленный в те времена, когда Бодикот был помасштабнее. Одежду в таком стиле можно видеть на черно-белых пленках кинохроники, запечатлевшей высшее советское руководство 1950-х годов. По возрасту, о котором свидетельствовали широченные лацканы, плащ мог по праву занять место на нынешнем аукционе. Все пуговицы на нем были разные.
Наконец Бодикот ее узнал:
- Это вы приезжали вчера к миссис Касвелл.
- Точно. Сегодня все в порядке?
- Наверно. По крайней мере, у меня, - многозначительно сказал старик. - Если вам миссис Касвелл нужна, она вон там, в конторе. - Он кивнул в конец зала. - У самой и спросите, все ли у нее в порядке.
- Обязательно. - Мередит посмотрела на стол. - Книгами интересуетесь? Будете торговаться?
Бодикот медленно повернул к столу голову на длинной шее.
- Люблю хорошие рассказы. Теперь таких больше не пишут, не то что раньше.
- Во дворе еще есть романы, - подсказала Мередит.
- Видел, - презрительно фыркнул старик, отошел и принялся рыться в стопках пожелтевших автомобильных журналов.
Мередит взяла со стола верхний том в кожаном переплете под названием "Служебник". Открыв, увидела дату издания - 1790 год - и надпись внизу заостренными буквами, выведенными черными чернилами: "Преподобный Дж. Ф. Фаррел, 1797".
Бумага на ощупь шероховатая, печать неровная, сделана вручную. Она поднесла книгу ближе к лицу и принюхалась. Пахнет старой бумагой, животным клеем, пылью, типографской краской. Присутствуют и заманчивые намеки на все, что окружало книгу в течение двухсот лет. Угольные камины, восковые свечи, нюхательный табак, подогретое вино с пряностями, камфара… Запах XVIII века хранится между обложками служебника деревенского священника.
Мередит осторожно закрыла книгу, положила на место. Другие экземпляры тоже заслуживают внимания. Все в тисненых кожаных переплетах, иногда с треснувшими корешками, с золочеными титулами. Для многих это ценные нравственные наставления, но если Бодикоту нужны "хорошие рассказы", то здесь он их не найдет.
Она отошла от стола и двинулась к конторе в поисках Салли Касвелл.
В тесном кабинете Салли не было видно за спиной потенциальных участников торгов, торопившихся получить карточку до начала распродажи. Мередит терпеливо ждала, пока толпа разойдется, раздобыв желаемое, потом сунула голову в дверь и окликнула:
- Эй!
Салли подняла голову и, увидев подругу, радостно улыбнулась:
- Ох… хорошо, что пришла. Карточку получила?
- Нет еще. Как дела?
Мередит озабоченно разглядывала подругу. Лоб по-прежнему заклеен широкой полоской пластыря.
Салли вручила ей белую карту с перфорацией посередине:
- Отлично. Напиши внизу фамилию, номер телефона и мне отдай. В верхней части проставь номер лота и маши карточкой Остину, когда будешь делать ставку. Если не увидит, кричи.
Пока Мередит выполняла указания, Салли продолжала:
- Вчера, конечно, было хуже некуда, но я решительно настроилась пережить потрясение. Благодаря Лайаму. Мы с ним не пострадали, это самое главное. Он не признается, что испугался, продолжает работать над книгой. Поэтому я тоже веду себя как обычно. Так и помогаем друг другу.
Она уверенно кивнула.
Прекрасно, подумала Мередит, и чисто по-британски. Но ведь есть и другие соображения, кроме книги. Видно, их нет у Лайама. Впрочем, в конечном счете это дело Салли, как сказал утром Алан по телефону. Она отдала заполненную карту:
- Бодикот здесь. Карточку взял?
- Взял. - Салли скорчила гримасу. - Постоянно ходит на распродажи.
Мередит не скрыла удивления.
- Что покупает?
- В основном книги, иногда фарфор. Иногда какие-то непонятные скобяные изделия. Бог знает, что он с ними делает. Хотя все деревенские находят практическое применение никуда не годному хламу, а с хорошими вещами обходятся так, что страшно подумать. Не смею рассказать Остину, что у Бодикота возле задней двери стоит поистине замечательная большая викторианская жардиньерка. На ней керамический горшок с глазурью, расписанный цветами и птичками. Представь, в этом горшке он держит сухой корм для коз!
Зазвенел колокольчик.
- Торги начинаются, - встрепенулась Салли. - Сначала во дворе. Здесь подождешь? Там будет толкучка.
Мередит заколебалась:
- Хочу посмотреть.
Салли взяла термос:
- А я выпью чаю, пока есть возможность. Возвращайся и присоединяйся.
Во дворе появился Остин Бейли. Внешность впечатляющая, есть в нем что-то от евангелиста. Он влез на деревянный ящик, хорошенько закутавшись в плотную куртку с желтым вязаным шарфом на шее, концы которого вместе с его волосами развевались по ветру. Лицо сияло энтузиазмом. Остин хлопнул в ладоши, взмахнул отпечатанным списком лотов, прокричал:
- Всем доброе утро! - и спрыгнул с импровизированного помоста с проворством, отчасти приобретенным в ходе долгого опыта, отчасти продиктованным пониманием, что никому не захочется долго торчать на холоде.
Первые лоты ушли быстро, хотя было понятно, что торги под открытым небом продолжатся. У Мередит вдруг задрожали колени, вернулась знакомая слабость. Лучше зайти в зал, не ждать конца распродажи на улице. И она шмыгнула в дверь.
Салли сидела в конторе одна, прихлебывая горячий чай.
- Так и знала, что вернешься! На улице слишком холодно, а распродажа продлится как минимум двадцать минут. Вон твоя чашка. Это мой особый рецепт. Садовые травы с медом.
Она открутила крышку термоса, налила в чашку настой вроде патоки.
Мередит обхватила чашку обеими руками, чтобы согреться, и опустилась в кресло.
- Жуткий холод. Кажется, я после гриппа стала чрезмерно чувствительной к температуре воздуха.
Салли оглядела подругу:
- Да, ты бледная. Не пробовала ромашку заваривать по моему совету?
- Честно, пробовала. Только пить не могу. А здесь нечто подобное?
- Нет. Эту смесь я сама составила.
Мередит сделала глоток. Сначала распробовала один мед. Потом почувствовала солоноватый вкус, который ей, по правде сказать, не понравился.
- Надо привыкнуть, - заметила Салли, наблюдая за ней.
- Вряд ли мои вкусовые сосочки способны судить справедливо.
Мередит совершила последнее героическое усилие и поставила чашку.
В открытую дверь долетел голос Остина Бейли. Салли склонила голову набок:
- Минут через десять во дворе закончат. Найди себе место в зале, пока народ не хлынул. Самые предусмотрительные через пять минут явятся. А сюда побегут расплачиваться счастливые покупатели.
Салли убрала со стола термос и чашки. Мередит поняла деликатный намек - подруга хочет остаться одна перед началом активной работы. Только до перехода в зал необходимо сказать еще кое-что.
- Вчера мы с Аланом, уехав от вас, ужинали в индийском ресторане, - начала Мередит.
Салли, склонившись над клавиатурой, рассеянно кивнула.
- Я себя чувствовала довольно неловко, - продолжала Мередит.
Салли подняла голову.
- Почему? В чем провинилась? Опрокинула карри на пол? - усмехнулась она.
- Нет. Нам надо было поговорить.
Салли перестала печатать.
- О нашей посылке с бомбой?
- Не напрямую. Алан не любит обсуждать дела. Хотел поговорить о вас с Лайамом. Расспрашивал, как мы познакомилась, есть ли у Лайама враги и так далее. Я, конечно, не знаю ни о каких врагах, и это вообще не мое дело. Хоть пришлось рассказать о нескольких известных мне скандалах.
Мередит сопроводила признание сокрушенным взглядом.
Салли промолчала.
- Ну и ладно, - сказала она наконец. - Спасибо, что сообщила. Знаю, Лайам груб с людьми. Но не всегда в этом сам виноват! - Тон возмущенно повысился. - Иногда просто что-то случается, и он нечаянно оказывается в центре событий.