Но для чего им понадобилось с таким шумом и грохотом извлекать меня из квартиры? Ведь мордоворотам достаточно было просто постучать в дверь - неужели я не открыл бы? Не уверен, что согласился бы прокатиться с ними, если бы они вежливо попросили меня, но в любом случае всё прошло бы без высаживания двери. Что им всё-таки надо от меня? Да поинтересуйся они по-хорошему, чем я занимался до встречи с ними, разве я бы запирался? Тем более, я не давал Давиду обещания хранить тайну. Я и без нажима рассказал бы, что видел своими глазами и что делал потом. Про звуковую пушку и чихание, даже про поездку в банк - а что я ещё могу сказать? Кошелёк со стодолларовой купюрой и ключом от ячейки я благоразумно выложил дома, так что…
Я и не заметил, как мы остановились у невысокой калитки у какой-то виллы, и амбал, сидевший за рулём, вышел из машины и скрылся в доме. Спустя некоторое время вернулся и помог вытащить меня наружу. По-прежнему не говоря ни слова, меня повели к калитке.
И тут я рассвирепел: мало того, что я в трусах и майке, так эта публика, похитив меня, не удосужилась прихватить тапочки, которые стояли на видном месте в прихожей. Согласитесь, очутиться в незнакомом месте в исподнем и босиком да ещё без гарантий вернуться к своей одежде в ближайшее время, не очень большая радость. Вряд ли стоит рассчитывать на то, что гостеприимные хозяева выдадут мне какие-нибудь подштанники, рубаху и сандалии.
Амбал, давший мне по голове, почувствовал моё недовольство и впервые за всё время прорычал на иврите, стиснув зубы:
- Веди себя спокойно, и всё будет хорошо!
- У меня есть выбор? - огрызнулся я.
- Конечно, нет! - криво усмехнулся амбал и подтолкнул меня к дверям виллы, резким толчком пропихнул внутрь, а сам остался снаружи.
Являться на виллу к людям - как я успел разглядеть - довольно небедным в неглиже и босиком это моветон. Не сказать, чтобы я всегда по жизни придерживался этикета, но для меня это было крайне неприятно. Правда, притащили меня сюда против моей воли, так что господам, владеющим виллой, придётся беседовать со мной таким, каков я есть, - раздетым, не очень качественно вымытым в душе и с гадким запахом изо рта, ведь зубы я так и не успел почистить. А если ещё учесть, что я незаслуженно получил по шее, то и любезничать с ними незачем. Не заслуживают они этого.
Я огляделся вокруг, но сразу за входной дверью в почти пустом зале взгляд ни на чём не задержался. Хмыкнув при виде такой спартанской обстановки, я нахально уселся на продавленный диван в углу и принялся ждать. Как ни странно, но в пику постоянному в последнее время плохому настроению я отчего-то развеселился, и мне стало на всё отчаянно наплевать. Раз уж мои экзекуторы задерживаются, то проведём последние часы или минуты жизни в относительном комфорте. Я увидал стоявшую на журнальном столике у дивана пластиковую бутылку с апельсиновым соком, тут же отпил из горлышка большой глоток сока и отметил про себя, что сок-то дешёвенький, не натуральный. Скупятся хозяева виллы на что-нибудь приличное, я же при своих скудных доходах на такую дешёвку не размениваюсь…
Впрочем, не об этом бы сейчас размышлять. Нужно всё-таки прикинуть, что этим людям от меня надо, и как не сократить остаток своей жизни непродуманными ответами, а наоборот продлить. Хотя, что тут придумаешь?
С другой стороны, хватит вести себя как гнилая интеллигенция, которую неспроста так люто ненавидел вождь мирового пролетариата. Как к тебе относятся окружающие, так и ты относись к ним. Нечего расшаркиваться и миндальничать. Ничем хорошим это не заканчивается. Ко мне ворвались какие-то гориллы, выбили дверь, настучали по голове и без штанов, а главное, без всякого моего желания притащили на эту виллу. А теперь издевательски подсунули дешёвый сок, от которого потом будет изжога! Фиг им, а не моя очаровательная улыбка! Но… за это можно ещё раз схлопотать по шее, а мне этого ой как не хочется.
Окончательно определиться в том, как вести себя с похитителями, я не успел. Низкий мужской голос раздался над моей головой, и я от неожиданности вздрогнул. В своих почти ленинских размышлениях о проклятой интеллигентности я и не подумал, что в зале так скоро может появиться ещё кто-то.
Сразу чувствовалось, что иврит - не родной язык говорившего, потому что очень уж он старательно выговаривал каждое слово. На родном языке человек всегда говорит быстро и небрежно, почти не заботясь о его правильности, на выученном же - старательно, подспудно ожидая от собеседника положительной реакции на сказанное. У коренных израильтян во рту каша, у моих соотечественников - неистребимое рычание, перенесённое из великого и могучего… Кто мой сегодняшний собеседник?
Я поглядел на говорившего, но в его внешности никакой подсказки не было. Это оказался приятного вида черноволосый с проседью мужчина с аккуратными усиками и неожиданно мохнатыми сросшимися бровями над тонкой золотой оправой модных очков.
- Здравствуйте, Лев, - старательно выговорил мужчина. - Мне давно хотелось с вами побеседовать, но не получалось. Поэтому я попросил своих друзей привезти вас сюда. Надеюсь, вы на них не сильно обижаетесь за то, что они вели себя не очень корректно?
- Как же! Я рад был с ними познакомиться, а особо благодарен вот за это, - и показал пальцем на шишку на затылке, которую получил, грохнувшись на пол во время возни с амбалами.
- Приношу извинения. Мы компенсируем вам это страшное увечье! - развеселился мужчина, однако глаза его холодно и подозрительно сверлили меня. - Что-то ещё?
- А как вы думаете? - Я похлопал себя по голым коленкам. - Может, сейчас модно ходить в гости босиком и в неглиже, но я такой моды не одобряю. Назад, надеюсь, в таком виде мне не придётся пешком добираться до дома?
- Вижу выходца из России! Местные на это внимания не обратили бы, - ещё больше развеселился мужчина. - Ну не было у нас времени ждать, пока вы в смокинг нарядитесь. Не обращайте внимания…
- Что вам от меня нужно? - мрачно поинтересовался я.
Посмеиваться с ним на пару над моим внешним видом не хотелось. Сам-то он был одет в аккуратные брюки и рубашку, что на фоне моих мятых семейных трусов и не очень свежей майки выглядело крайне вызывающе.
- Вот теперь вижу делового человека! - Мой собеседник резко прервал смех и присел на край дивана, потому что в зале сидеть было больше не на чем. - Расскажите, что вам известно о Давиде Бланке. Вы же не станете скрывать, что были у него только вчера?
- Вообще-то я с незнакомыми людьми не очень охотно разговариваю, - всё ещё обиженно выдал я, памятуя о том, что с интеллигентными манерами пора завязывать. - Вам моё имя известно, а мне ваше нет.
- Вам это необходимо знать? Ну, хорошо. Зовите меня Усама Бен-Ладен.
- Неужто воскрес?
- Почти. А можете звать, как вам удобно… Всё равно мы с вами долго общаться не будем. Мне от вас ничего, кроме информации о Бланке, не надо, а вам от меня, - он невольно хмыкнул, - только одного: чтобы я вас отпустил подобру-поздорову.
- И если я не скажу ничего, то этого "подобру-поздорову" не получится?
- Такой вариант я пока не рассматриваю. - Голос мужчины приобрёл грозный металлический оттенок. - Нет у меня времени торговаться с вами… Итак, начнём по порядку. Откуда вы знаете Давида Бланка?
Я попробовал обиженно отвернуться, а потом подумал, что угрозы этого бровастого "Усамы Бин-Ладена" и в самом деле не такие беспочвенные. Если уж они так бесцеремонно и нагло утащили меня утром, то им ничего не стоит дать мне по голове покрепче, и никакой нашатырь меня тогда не воскресит.
- Ниоткуда я его не знаю! - выдавил я сквозь зубы. - Один знакомый из полиции попросил меня подъехать к нему… А вам об этом моём знакомом ничего не известно?
- Из полиции? Как его фамилия?
- Гольдман. - Я даже немного удивился, что он о Сашке ничего не знает. - Алекс Гольдман.
- И когда он вас об этом попросил?
Тут я уже засомневался во всём на свете, но на всякий случай сказал:
- Вы об этом и в самом деле ничего не знаете? Разве не вы звонили мне сразу после разговора с ним?
- Мы? Нет, мы не звонили… - Лицо "Усамы" становилось всё более задумчивым.
- Я не знаю, кто есть кто, - ворчливо поддакнул я. - И встречу в кафе не вы мне назначали, и человека машиной не сбивали… Может, вы ошиблись, и вам нужен не я, а кто-то другой? Похищали бы самого Бланка! А меня верните туда, откуда забрали!
Его слова меня тоже озадачили, хотя за последние дни пора бы уже привыкнуть ко всяким необъяснимым вещам вокруг моей персоны.
Но "Усама" меня не слушал, а вскочил с дивана и, пробежавшись по залу несколько раз туда-сюда, вытащил из кармана сотовый телефон и принялся быстро с кем-то говорить на незнакомом языке. Не надо быть большим полиглотом, чтобы не разобрать, что разговаривал он по-арабски. Несколько раз он произнёс слово "эмир", и оно мне, как ни странно, напомнило дешёвые приключенческие фильмы, где главным злодеем был бородатый мужик в чалме с кривым ятаганом в руках, который пытался отнять у главного героя ларчик с алмазами…
Ни фига себе, этого мне только не хватало! В центре большого израильского города какие-то арабы захватывают заложника, то есть меня, и притом так чисто и аккуратно, что никто этого даже не заметил. Соседи, конечно, хватятся, когда увидят выломанную дверь, да и на работе через день-два начнут выяснять, куда я делся, но разве кто-то сможет представить подобную ситуацию? Даже Софа с её детективными замашками ни за что не подумает о моём пленении!
Пока "Усама" разговаривал по телефону, я очередной раз принялся складывать мозаику из происходивших событий: нашим арабским соседям тоже хочется иметь "чихательное" оружие, звуковую пушку и - что там ещё в арсенале у Давида? Но как это заполучить? Да проще простого: захватить заложника и потребовать за него секреты Бланка плюс тысячу-другую своих братьев-террористов, парящихся у нас на нарах. Хотя… что-то здесь не клеилось. Почему именно я - для этой роли подошёл бы любой прохожий. Чем толще, тем лучше. Или они надеются, что я напрямую свяжусь с Давидом и сообщу об их требованиях? Или для Бланка я более ценен, чем тот же самый незнакомый прохожий? А вот фигушки - ничего ни у кого просить не буду!
От этой мысли я слегка поёжился, но решил, что вот мой звёздный час: пускай эти черти пытают меня, рвут на куски - ни за что не выдам нашего кулибина! Я тоже могу быть героем, о котором будет трубить телевидение, напишут в газетах, а какие-нибудь немецкие и французские переговорщики начнут торговаться с похитителями о моём обмене… Впрочем, чепуха всё это. Не об этом надо думать сейчас, а о том, как унести отсюда ноги. Эти арабы и сами могут прекрасно разговаривать с кем угодно.
Тем временем "Усама" закончил разговор по телефону и задумчиво уставился на меня:
- Значит, контакты с Давидом Бланком начались после того, как ваш приятель из полиции попросил вас съездить к нему? Почему именно вы? И кто такой этот Гольдман?
Я прикинул, что изображать из себя Мальчиша-Кибальчиша глупо и злить "Усаму" молчанием не стоит. Тем более, никаких секретов я пока не выдаю, потому что и сам их не знаю, а когда зайдёт разговор о беседах с Бланком, расскажу всё, что было. Максимум, отправлю "Усаму" к учебнику школьной физики и волновой теории, пускай ломает себе голову.
Пока я неспешно отвечал на вопросы, в голове у меня постоянно вертелись всякие нехорошие мысли. Ясное дело, что у Сашки, не реагирующего на мои телефонные призывы, появились конкуренты - этот дурацкий "Усама Бин-Ладен" со своими мордоворотами, потом какие-то неизвестные людишки, желавшие встретиться со мной в кафе, и вряд ли они из одной компании. А кто сбил человека, желавшего проинструктировать меня перед поездкой? Кто-то четвёртый? Сколько их всего? Вот тебе и Давид Бланк - заварил, что называется, кашу!
Круто я попал. То, что у меня выломали дверь и дали по шее, ещё цветочки. Что будет дальше, когда вся эта публика разозлится по-настоящему? Хоть бы капельку разобраться в происходящем, а то я буду, как болванчик, и впредь подставлять шею под удары и отсиживаться по ночам на крышах. И при этом ничего не понимать.
Из разговора с "Усамой" я уловил главное: ему почти ничего не известно о том, что происходило на самом деле, только какие-то детали. Он знает, что у Бланка есть замечательные вещи, за которыми все охотятся, но как добраться до них, пока не представляет. В поле его зрения я, видимо, попал случайно, и это оказалось для него шансом. Посему лучше включить дурака и подвести к тому, что Давид мне не доверяет, как и всем остальным, а о банке не говорить вовсе. Если ребята "Усамы" следили за мной, то сами об этом обмолвятся. Но и тут можно обойтись общими фразами. О Софе тоже лучше не говорить, нечего подвергать девушку славной перспективе получить, как и я, по маковке… Собираются ли они использовать меня в качестве заложника? Не уверен. А вот захотят меня сделать "двойным агентом" (вот какие словечки я знаю!) - что ж, не возражаю. Мне б только отсюда выбраться.
Наконец, поток вопросов начал потихоньку иссякать. Паузы между фразами становились длиннее, а "Усама" всё больше впадал в задумчивость. Видимо, в выдаваемой мной информации ничего нового для него не было.
- То, что вы мне сказали, это всё или вы что-то утаили? - наконец, поинтересовался он.
- Как на духу! - искренне признался я и для убедительности постучал себя кулаком в грудь.
"Усама" встал, неспешно достал сигарету и прикурил, потом неожиданно обернулся ко мне и замахнулся. В его чёрных глазах горел безумный огонь ненависти. Но бить меня он не стал, лишь перевёл дыхание и процедил сквозь зубы на чистом русском языке:
- А вот твоя подруга Софа рассказала нам больше! Всё выложила - перед смертью…
15
Греция Июль 2011
Таверна, в которой ужинали Ника со Светланой, оказалась не такой роскошной, как рестораны, куда обычно приводят туристов. Здесь не было крахмальных салфеток и белоснежных скатертей на столах, зато было другое - вкусные запахи жареной рыбы и каких-то душистых восточных приправ с кухни, выщербленные деревянные столы на толстых ножках, застеленные клеёнкой в веселую бело-синюю клетку и разнокалиберный говор завсегдатаев за столиками. Не было здесь и пятачка сцены, на которой восседал бы традиционный усатый музыкант с бузуки, зато на стене висел телевизор, по которому беззвучно мелькали картинки новостей.
Георгий, хозяин таверны, знавший Нику ещё с самого первого дня после приезда, молчаливо накрыл для них стол. В мгновение ока на клеёнке появились тарелки с жареной рыбой, маслинами и лимоном. В завершение стол украсила плетёная бутылка с молодым мутноватым вином.
- Ой, как тут здорово! - ахнула Светлана и неуверенно посмотрела на Нику. - Я такого не ожидала.
Ника по-хозяйски разлил вино по фужерам и провозгласил:
- Давай… можно на "ты"?.. Давай выпьем за знакомство!
Это звучало несколько искусственно, но иные слова сейчас не приходили на ум. Отпив вина, Светлана разрумянилась и стала с интересом разглядывать видневшийся невдалеке причал с рыбацкими лодками и прогулочными катерами. Но в сгустившейся темноте их видно почти не было - лишь огоньки с мачт, заливавшие мерцающим жёлтым светом плиты причала и отражавшиеся в чёрной неподвижной воде у берега.
- Откуда вы… ты так хорошо знаешь русский язык? - Светлана придвинула к себе тарелку и отломила кусок лепёшки.
Ника усмехнулся и сказал:
- Я из Москвы. А в Пирее живу почти десять лет. С те пор, как приехал.
- Расскажи мне, милый "Усама Бин-Ладен", - Светлана тоже усмехнулась, - какая здесь жизнь? Где тебе лучше - здесь или там, в Москве? Не жалеешь о том, что уехал?
- Сложный вопрос. - Ника поковырял вилкой рыбу и вздохнул. - И там, и здесь в принципе одно и то же…
Сам того не ожидая, он принялся рассказывать Светлане о том, как нелегко ему было в Москве, да и здесь едва ли легче, но он очень хотел бы однажды разбогатеть, и это непременно случится, лишь бы подвернулся случай. Он готов на всё, даже запродать душу дьяволу, только бы это произошло поскорее. Где жить - в принципе не так важно, потому что везде можно хорошо устроиться, если есть деньги, и везде можно ходить с протянутой рукой, если их нет.
Светлана задумчиво слушала его, отпивала мелкими глотками вино и глядела на огоньки на причале. Лицо её было грустным, и Ника даже забеспокоился, что расстроил её своими рассказами, лучше бы травил какие-нибудь анекдоты, которые у любого грека всегда наготове для охмурения симпатичной иностранки. Он выпил залпом половину фужера и виновато уткнулся в тарелку с рыбой.
В телевизоре, наконец, включили звук, и посетители таверны принялись дружно смотреть футбольный матч, шумно реагируя и размахивая руками.
- Да, удача - странная штука, - сказала Светлана, - кто-то не прилагает никаких усилий, и ему везёт день за днём, а другой из кожи вон лезет, чтобы ему хоть чуть-чуть легче стало, только всё это пустые хлопоты…
Ника мрачно уничтожал свою рыбу и молчал. Потом поглядел на часы и сказал:
- Поздно уже, может, пойдём? Переночуем у меня, а к завтраку я отвезу тебя в отель. Хорошо?
От таверны до его особнячка они добрались минут за двадцать. По дороге Ника краем глаза разглядывал Свету, и она уже казалась ему каким-то неожиданно близким и родным человеком, который в отличие от других смог его выслушать и понять. Ему не нужно сочувствия, ведь с этой женщиной он проведёт всего одну ночь и вряд ли когда-то встретится ещё раз. Тем не менее… Он чувствовал лёгкую досаду от того, что не сдержался и наговорил лишнего, хотя требовалось всего-то изображать мачо, который доставит удовольствие ей и, естественно, себе. Наверняка она не рассчитывала на большее, легко согласившись провести с ним вечер. Ну да ничего страшного, решил он, хоть начало и смазано, зато ночь будет великолепной, и больше расслабляться я себе не позволю.
Едва они пришли домой, Светлана сразу отправилась в душ, а Ника присел в кресло и закурил.
- Ты знаешь, - донёсся до него голос из душа, - был у меня когда-то знакомый. Я постоянно вспоминаю о нём и всё думаю, удалось ли ему поймать свою удачу за хвост или нет? А ведь он рассуждал так же, как и ты, но всё-таки попытался…
Ну вот, недовольно подумал Ника, сейчас станет рассказывать про одного из своих ухажёров, который попробовал в мутной водичке половить рыбку и наверняка влип в какую-нибудь историю… Впрочем, раз уж взялся сам выкладывать душу, то слушай и терпи…
Светлана вышла завёрнутая в большое махровое полотенце Ники и присела рядом на подлокотник кресла.
- Погоди с рассказом, - Ника приложил палец к её губам и притянул к себе. - Потом расскажешь…
Светлана не сопротивлялась. Они перебрались в спальню, и там им уже было не до воспоминаний о каких-то полузабытых старых знакомых.
До самого рассвета, пока розовые лучи утреннего солнца не стали проникать в неплотно запахнутые шторы на окнах, они не смыкали глаз, и, лишь окончательно выбившись из сил, Ника задремал. А Светлана, разгорячённая и раскрасневшаяся, спать, видно, не собиралась.