Мистер Хэнкин всегда успокаивал инициативного сотрудника тем, что тот, конечно же, прав, но мистер Армстронг и он. Хэнкин, считают, что в целом работа пойдет лучше, если каких-либо ограничений будет меньше, насколько это возможно. Мистер Копли обычно отвечал на это, что он "вполне понимает", а у мистера Хэнкина от его тона складывалось впечатление, что Копли считает его слабым и неудачливым руководителем, и это впечатление подтвердилось происшествием "Нутраксом". Когда возникла необходимость проконсультироваться у мистера Хэнкина, Копли этого не сделал. Это явилось убедительным доказательством для Хэнкина, что все полезные предложения мистера Копли по поводу управления отделом были с его стороны простой уловкой и намерением произвести благоприятное впечатление.
Следовательно, Хэнкин был не склонен беспокоиться по поводу мистера Копли и был решительно настроен оказать любую необходимую поддержку мистеру Толбою. Об инциденте со Смейлом ему, естественно, не доложили, поэтому он не сделал никаких комментариев по поводу одиннадцати участников предстоящей игры в крикет. Он лишь мягко поинтересовался, почему были исключены из списка мистер Смейл и мистер Макаллистер. Толбой ответил, что они не могут играть, и этот ответ вполне удовлетворил мистера Хэнкина.
Толбой также имел еще одного союзника в лице мистера Барроу, который ненавидел весь отдел публикаций из принципа. Как он жаловался, они были самодовольной группой, которая всегда пыталась вмешиваться в работу его дизайнеров и диктовать им свои условия. Он допускал, что по генеральному плану эскизы должны были иллюстрировать материалы слоганов, но он настаивал, что рисунки, предлагаемые рекламными агентами, писавшими эти самые слоганы, часто были совершенно бесполезными и что копирайтеры излишне обижались из-за необходимых изменений, которые приходилось вносить в их черновики. Далее, мистер Барроу был глубоко оскорблен замечаниями мистера Армстронга о нем самом, слишком честно переданными мистером Инглеби, которого он терпеть не мог. Так что, фактически, Барроу был в йоте от того, чтобы отказаться играть в одном матче с Инглеби.
- Но послушайте! - запротестовал мистер Толбой. - Вы просто не можете меня подвести! Вы - лучший защитник, которого мы имеем.
- Вы не можете исключить Инглеби?
Мистер Толбой помедлил с ответом. Он прекрасно знал, что Барроу, хотя и был хорошим и надежным отбивающим мяч, все-таки уступал в ловкости и силе удара мистеру Инглеби.
- Я не вполне понимаю, как я могу сделать это. Он забил шестьдесят три мяча в прошлом году. Но я обещаю вам поставить его на четвертое место, тем самым предоставлю возможность вам открывать игру с кем-либо другим, скажем, с Пинчли. Вы хотели бы начать вместе с Пинчли?
- Вы не можете поставить Пинчли на первое место. Он ничего не умеет, кроме как колотить изо всех сил по мячу.
- Кто там есть еще?
Мистер Барроу скорбно просмотрел список.
- Это слабая команда. Это в самом деле лучшее, что вы можете сделать для меня?
- Боюсь, что да.
- Жаль, что вам удалось разругаться со Смейлом и Макаллистером.
- Да, но это теперь не исправишь. Вам придется играть, мистер Барроу, или нам придется упрашивать того или другого.
- Я знаю, как нам поступить. Вы поставите себя на первое место вместе со мной.
- Другим это не понравится. Они будут думать, что это бахвальство.
- Тогда поставьте Гарретта.
- Очень хорошо. Значит, вы будете играть?
- Полагаю, что я должен.
- Это очень благородно с вашей стороны, мистер Барроу.
Толбой взял список, глубоко вздохнул и побежал вниз, спеша повесить исправленный листок на доску объявлений:
Участники матча против команды "Брозерхуд"
1. Мистер Барроу
2. Мистер Гарретт
3. Мистер Хэнкин
4. Мистер Инглеби
5. Мистер Толбой (капитан)
6. Мистер Пинчли
7. Мистер Миллер
8. Мистер Бизили
9. Мистер Брэдон
10. Мистер Хаагедорн
11. Мистер Веддерберн
Он постоял с минуту, отдышался и в последний раз безнадежно взглянул на этот список, свою команду. Затем вернулся в кабинет с намерением наконец-то приступить к работе и разграничить данные для подсчета клиенту на ближайшие три месяца. Но мысли не задерживались на цифрах. Некоторое время спустя он отодвинул данные в сторону и тупо посмотрел в окно на серые лондонские крыши.
- Что случилось, Толбой? - поинтересовался мистер Веддерберн.
- Жизнь - ад, - сказал тот. - Мой бог! Как я ненавижу это отвратительное место. Оно действует мне на нервы.
- Пришло время взять тебе отпуск, - заметил спокойным тоном его коллега. - Как супруга?
- Все хорошо, - ответил Толбой, - но мы не сможем уехать отдыхать до сентября.
- Это самое неприятное в жизни женатого человека, - произнес мистер Веддерберн. - И это напоминает мне кое о чем. Ты сделал что-нибудь по поводу цикла для "Нерсинг таймс" из "Нутракса для кормящих матерей"?
Мистер Толбой необдуманно проклял всех кормящих матерей, набрал кабинет мистера Хэнкина по внутреннему телефону и скорбным тоном подал заявку на шесть четырехдюймовых двойных модуля для этого вдохновляющего предмета.
Глава 11
Непростительное вторжение на герцогскую вечеринку
Для лорда Питера Уимзи несколько недель, проведенных в разгадывании тайны железной лестницы, имели и некоторое полезное значение. Сама работа, которая увлекала его, - или, скорее, смутное представление себя самого, именуемого Дэсом Брэдоном, - переносила его в сферу тусклых платонических архетипов, имея едва узнаваемую связь с чем-либо в реальном мире. Здесь эти странные существа, такие как "Бережливая домохозяйка", "Проницательный мужчина", "Восторженный покупатель", "Хороший судья", были вечно молодыми, вечно красивыми, вечно добродетельными, вечно экономными и любознательными, двигались взад и вперед по своим сложным орбитам, сравнивая цены и достоинства, тестируя на безупречность, задавая нескромные вопросы по поводу болезней друг друга, расходов на ведение хозяйства, пружин кровати, крема для бритья, диеты, стирки, обуви, бесконечных трат и сбережений, не говоря уже о премиальных купонах и сборе картонных коробок, удивлении мужей маргарином и жен стиральными машинами и пылесосами, занимаясь с утра до вечера стиркой, готовкой, уборкой, обереганием детей микробов, лица - от ветра и солнца, зубов - от разрушения, а желудков - от несварения. Хорошо еще, несколько часов ко дню добавляли рационализаторе приспособления, позволяющие подарить драгоценное свободное время, потраченное на кино, пляжный от с пикником, состоящим из консервированного и фруктов, и украшением себя, любимого, такими-то нарядами, перчатками от Блэнка, обувью от Дэша, с таким-то кремом для защиты лица от непогоды и посещением Рейнло, Каусской регаты, Большой трибуны в Эскоте, Монте-Карло и королевских гостиных.
Откуда, спрашивал себя Уимзи, поступали деньги, которые тратились так разнообразно и так расточительно? Если этот дьявольский танец расходов и сбережений остановился бы на мгновение, что бы произошло? Если бы вся реклама в мире завтра бы исчезла с лица земли, продолжали бы люди по-прежнему покупать мыло, есть яблоки, давать детям витамины, грубую пищу, молоко, оливковое масло, покупать детские самокаты и слабительные средства, учить больше иностранных языков при помощи звуковых самоучителей, слушать виртуозов по радио, делать ремонт в своих домах, освежаться безалкогольными прохладительными напитками, готовить новые аппетитные блюда, позволять себе тот маленький дополнительный штрих, который так много значит? Или бы весь отчаянный водоворот замедлился, и обессиленная публика снова предалась бы простой пище и тяжелому труду? Ответа он не знал.
Как все богатые люди, Питер никогда раньше не обращал внимания на рекламные объявления. Он никогда не осознавал коммерческое значение огромного количества сравнительно бедных людей. Не для богатых, которые покупают только то, что они хотят и когда они хотят, а основана и построена обширная надстройка индустрии, а для тех, кто, страстно стремясь к роскоши за пределами своих возможностей и досугу, от которого часто вынуждены отказываться, заставляют себя потратить несколько заработанных шиллингов на то, что могло бы им дать хотя бы на мгновение иллюзию свободы и богатства.
Фантасмагория, как и реклама - город чудовищного дня, грубых форм и яркой мишуры, спотыкаясь, переходит через пустоту банкротства, превращаясь в громкую страну сумасшедших, населенную жалкими призраками: от "Бережливой домохозяйки" обеспечивающей трапезу большой семьи за четыре пенса при помощи горошин сливочного масла в маргарине "Дэйрифилдс", до машинистки, завоевывающей любовь Сказочного Принца обильным использованием крема для лица "Магнолия" от "Маггинс".
Среди этих призраков Питер Уимзи, исписавший своей ручкой стопки офисной бумаги, сам себе казался нереальным и превращался в фантастического Дэса Брэдона, существовавшего среди людей, чьи стремления, соперничество и образ мысли были ему чуждыми и скрывались за пределами всего его жизненного опыта.
Но когда стрелка офисных часов перемешалась на половину шестого, появлялся ли у него какой-либо реальный мир, к которому можно было бы возвратиться? Ведь тогда призрачный мистер Брэдон растворялся и становился еще более иллюзорным Арлекином из галлюцинаций одурманенного наркомана. От этого омерзительного перевоплощения Уимзи не мог теперь освободиться, потому что при звуке его имени или виде его незамаскированного лица все двери в том другом, иллюзорном городе перед ним закрывались.
От одной навязчивой тревоги, мучившей Питера какое-то время, освободила Дайана де Момери. Она больше не желала его. Даже, как ему казалось, боялась. Тем не менее, при звуке его свистульки девушка всегда выходила и уезжала вместе с ним, час за часом мчась в огромном черном "даймлере" до тех пор, пока их общая ночь не превращалась в рассвет. Иногда он задавался вопросом, верила ли Дайана в его существование вообще; ведь она обращалась с ним так, будто он был каким-то отвратительным пленяющим образом в ее затуманенном гашишем зрении. Его тревога теперь сменилась страхом, что неуравновешенная фантазия его новой подружки может толкнуть ее на грань самоубийства. Однажды Дайана поинтересовалась, кем он был по профессии и что ему нужно, и тогда он сказал ей абсолютную правду, настолько, насколько это было возможно.
- Я здесь потому, что умер Виктор Дин. Когда миру станет известно, как он умер, я уйду обратно туда, откуда пришел.
- Туда, откуда ты пришел. Я уже слышала раньше, как кто-то говорил так, но я не помню кто.
- Если ты когда-либо слышала, как человека приговаривают к смерти, значит, ты слышала, как это говорят.
- Мой бог, да! Так оно и было. Я ходила однажды на суд по делу убийцы. Там был ужасный человек, пожилой судья - я забыла, как его зовут. Он был похож на злого старого попугая, и он сказал эту фразу, будто ему это нравилось. "И пусть Господь проявит милость к вашей душе". Скажи мне, Арлекин, у нас есть души или это все чепуха? Это чепуха, не так ли?
- Насколько это касается тебя, возможно, да.
- Но что я должна делать со смертью Виктора?
- Ничего. Но ты должна знать правду.
- Конечно, я ничего не должна делать с ней.
"В самом деле, возможно, и не должна была", - думал Уимзи. Это была самая призрачная часть иллюзии - граница, где фантазии и ночные сны шли вместе в вечном сумраке. Молодой человек был убит - в этом он теперь был уверен; но чья рука нанесла удар и почему - это было все еще за пределами какого-либо предположения. Инстинкт Питера твердо говорил ему, что необходимо придерживаться Дайаны де Момери. Эта особа была стражем границы теней; через нее Виктор Дин, конечно же, самый прозаичный обитатель ослепительного рода ночного света, ступил в место ярких вспышек и черных бездн, где правят свой бал алкоголь и наркотики под коварным присмотром их короля - смерти.
Но как ни расспрашивал он Дайану, не мог получить от нее никакой помощи. Она сообщила ему только одну вещь, и снова и снова мужчина обдумывал ее, задаваясь вопросом, как она вплеталась в сценарий. Полицейский Миллиган, этот зловещий Миллиган, знал что-то о "Пимс" или о ком-то, кто там работал. Он знал об этом, прежде чем познакомился с Дином, потому что при первой встрече с ним произнес: "Ты тот самый парень, не так ли?" Какая между этими словами была связь? Что было у Дина с Миллиганом до их официального знакомства? Может, это просто Дайана хвалилась, что у нее есть любовник из такого уважаемого агентства? Неужели Виктор Дин умер только потому, что он нравился Дайане?
Уимзи не мог поверить в это; любовь умерла первой, и смерть Дина была, после этого, явно излишней. Кроме того, когда подобные убивают ради страсти, они не создают детально разработанных планов, не стирают отпечатки пальцев и не держат благоразумно язык за зубами. Драки и выстрелы из револьверов, с громкими рыданиями и сожалениями напившихся до слезливого раскаяния - вот знаки и символы роковой страсти среди лидеров яркой жизни.
Была еще одна информация, которую Дайана в самом деле сообщила ему, но в тот момент Питер не мог интерпретировать ее и даже не осознавал до конца, что ему открылось. Он мог только ждать, как кошка у мышиной норы, до тех пор, пока не появится что-нибудь, за чем он смог бы броситься в погоню. И поэтому он проводил свои ночи, скучно водя машину, и засыпая ненадолго на рассвете, прежде чем явиться на работу в "Пимс".
Уимзи был абсолютно прав по поводу того, что Дайана де Момери чувствовала по отношению к нему. Он возбуждал ее и пугал одновременно, и в целом у нее возникало чувство довольно приятно щекочущего страха, вспыхивающее сильнее при звуке его дурацкой свистульки. Но истинная причина ее страсти желания умилостивить его основывалась на совпадении того, чего он не мог знать, и чего она не говорила ему
На следующий день после их первой встречи Дайана держала пари с аутсайдером, называющим себя Акробатом, и это принесло ей выигрыш пятьдесят к одному. Через три дня после приключения в лесу женщина держала пари с другим аутсайдером, которого звали Арлекин, и получила неожиданно двойной выигрыш - сто к одному. После этого она развлекала могущественного и ниспосланного, без сомнения, ей Небом талисмана. День после встречи с ним был одним из ее самых счастливых. В эти дни она обычно преуспевала во многих делах и выигрывала деньги тем или иным способом. Лошади, после тех двух неожиданных успехов, ее быстро разочаровали, но ей, как никогда, начало везти в карты. Как много в этой удаче было только благодаря самоуверенности и воле к победе, мог сказать только психолог, она выигрывала и не задумывалась по поводу причин. Дайана не говорила своему таинственному другу, что он был ее талисманом, из суеверного чувства, боялась спугнуть удачу, но она была у гадалки, и та обнадежила, что загадочный незнакомец принесет ей большую удачу.
Майор Миллиган, развалившись на кушетке в квартире Дайаны с виски и содовой, посмотрел на хозяйку довольно желчными глазами. Это был крупный угрюмый мужчина, такой, какими должны быть люди, обогащающиеся на пороках других людей, - пустой в том, касается его нравственности, но сравнительно здравый в привычках.
- Дайана, ты встречаешь сестру Дина теперь?
- Нет, дорогой, - ответила Дайана рассеянно. Она начинала уставать от Миллигана и хотела порвать с ним, но сейчас это было невозможно.
- Жаль, что не видишь.
- Почему? Она одна из самых занудных существ в природе, дорогой.
- Я хочу знать, знает ли она что-нибудь о том месте, где Дин работал.
- Рекламной конторе? Но, Тод, это просто вызывает зевоту. Почему ты хочешь знать об этом агентстве?
- Какая тебе разница, почему. Я напал на кое-какой след, вот и все.
"О!" - задумалась Дайана. Это было интересно.
- Я позвоню ей, если ты хочешь. Но она почти такая же мокрая от слез, как утонувший угорь. Что ты хочешь узнать?
- Это мое дело.
- Тод, я давно хотела спросить тебя. Почему ты говорил, что я должна была бросить Виктора? Не то чтобы мне было до этого дело, бедняга, но мне просто интересно, особенно после того, как ты просил меня таскаться за ним повсюду.
- Потому, - ответил майор, - что этот сопляк пытался обмануть меня.
- О господи, Тод, тебе нужно посмотреть фильм, типа "Дик с лицом собаки - король подземного мира". Не говори чушь, дорогой.
- Это все очень хорошо, моя девочка, но твой маленький Виктор начинал становиться помехой. Кто-то предупредил его, возможно, ты.
- Я? Очень мило с твоей стороны! Я ничего не могла сообщить ему, хотя бы по той причине, что ты никогда ничего не рассказываешь мне, Тод.
- Да, не рассказываю. У меня ведь еще осталось немного здравого смысла.
- Какой ты грубый, дорогой. Ну, вот видишь, я ничего не могла разболтать Виктору. Ты убил Виктора, Тод?
- Кто сказал, что он был убит?
- Маленькая птичка рассказала мне.
- Это твой друг в черно-белую клетку?
Дайана помедлила. Как-то, будучи в не очень благоразумном состоянии, она рассказала Тоду о своем приключении в лесу и теперь сожалела об этом. Миллиган воспринял ее молчание как согласие и продолжил.
- Кто этот парень, Дайана?
- Не имею ни малейшего представления.
- Чего он хочет?
- Во всяком случае, он не хочет меня, - сказала Дайана. - Разве это не унизительно, Тод?
- Должно быть. - Миллиган ухмыльнулся. - Но в чем его основная цель?
- Я думаю, он рыщет по следу Виктора, что бы это ни было. Он признался мне, что его бы здесь не было, если бы Виктор Дин не отбросил коньки. Очень захватывающе, ты так не думаешь?
- Хмм. Я думаю, мне надо наконец-то познакомиться с этим твоим другом. Когда он появится?
- Будь я проклята, если знаю. Он всегда приезжает, когда ему заблагорассудится. Я не думаю, что стала бы иметь с ним дело, Тод, если бы была на твоем месте. Он опасен - он странный какой-то. У меня на его счет есть плохое предчувствие.
- Твой мозг превращается в густую массу, милая, - заметил Миллиган. - Он использует тебя в личных целях, вот и все.
- Ну что же, хорошо, - ответила Дайана, - он хоть забавляет меня, а ты больше этого не делаешь. Ты становишься немного приевшимся, Тод. - Она зевнула и наклонилась к зеркалу, где стала рассматривать свое лицо. - Я думаю, надо бросить наркотики, Тод. У меня страшные отеки под глазами. Ты не думаешь, что было бы занятно стать абсолютно добродетельной?
- Почти так же занятно, как и знакомство с квакером. Твой друг пытался исправить тебя? Это чертовски здорово.
- Исправить меня - это нет. Но я выгляжу ужасной каргой, как сегодня. О, проклятье! Какая разница, в самом деле? Давай придумаем что-нибудь.
- Ладно. Пойдем к Слинкеру. Он устраивает вечеринку.
- Меня тошнит от вечеринок Слинкера. Тод, давай ворвемся куда-нибудь незваными гостями, сделаем что-нибудь действительно эффектное. Кто самая несговорчивая старая кошка в Лондоне, у которой что-нибудь происходит?
- Не знаю.
- Я вот что придумала. Мы сгребем друзей Слинкера и поедем куда глаза глядят и разобьем первую же хибару, которую увидим.
- Отлично! Я за!