Констебль Иглс заказал копченую сельдь и чайник чая. Восхитительная смесь! Он использовал свои челюсти более охотно для того, чтобы жевать, чем для того, чтобы говорить. Сержант сделал звонок и вернулся, как раз когда еду поставили на стол.
- Если репортер позвонит откуда-нибудь издалека нам лучше взять такси, - объявил он. - Сэкономим время. Как думаешь, мы должны заказать такси здесь? В этом районе, кажется, нет ничего, кроме проклятых трамваев.
- Лучше распорядиться о машине заранее, - предложил мистер Иглс с набитым ртом, - чтобы быть готовыми.
- И отдадим вперед три пенса ни за что? Представь, что они подсчитают допустимые расходы? Не уложимся. "Вы хотите заплатить за это из своего собственного кармана, мой дорогой?" - "Отлично", - это именно то, что скажут наши бравые скупердяи.
- Ладно, давай есть, - ответил Иглс миролюбиво.
Сержант Ламли пристально посмотрел на свою селедку.
- Надеюсь, она свежая, - пробормотал он. - Выглядит маслянистой, это точно. Надеюсь, она достаточно просолилась и вполне съедобна. А то ведь, если съесть селедку, которая внутри сырая, - она останется в твоем дыхании на всю оставшуюся жизнь. - Ламли отправил вилкой большой кусок себе в рот, позабыв заранее избавиться от костей. Поэтому он был вынужден потратить мучительную минуту, удаляя их изо рта при помощи пальцев. Но даже это сержант не мог сделать, не проворчав: - Одного не могу понять: почему всемогущий Господь захотел всунуть так много костей в этих тварей.
Констебль Иглс поднял глаза от тарелки и произнес:
- Вы не должны подвергать сомнению деяния Господа всемогущею. Его слова прозвучали с упреком.
- Держись в рамках приличия, мой мальчик, - ответил сержант Ламли, - и не забывай, что мне положено в связи с моей должностью.
- Нет никаких должностей в глазах Бога, - решительно заявил Иглс. Отец и сестра констебля были выдающимися светилами в Армии спасения, и он чувствовал себя здесь на своей территории. - Если Ему захочется сделать вас сержантом, это одно дело, но это не принесет вам пользы, когда вы предстанете перед Ним, чтобы ответить за свои сомнения в Его деяниях относительно этой рыбы. Подумайте об этом, в Его глазах мы - то же самое, что червяки, а они, как нам известно, вообще без костей.
- Никакие не червяки, - рассердился сержант Ламли. - Тебе следует быть поосторожней с разговорами о червяках и подобных им тварях, когда человек ест свой завтрак. Этого достаточно, чтобы перебить аппетит кому угодно. И позволь мне заметить, Иглс, червь или не червь, если я услышу хотя бы еще одно слово от тебя… - Его яркую речь прервал телефонный звонок. - Пропади пропадом этот телефон!
Тяжело ступая, Ламли направился к маленькому шкафчику, на котором стоял аппарат, и появился через несколько минут с мрачной миной на лице.
- Это он. На этот раз Кенсингтон. Иди на улицу и поймай такси, пока я здесь разберусь.
- Не будет ли подземкой быстрее?
- Решили такси, черт побери, пусть это будет такси, - пробурчал сержант Ламли. Пока Иглс ловил машину, сержант воспользовался возможностью доесть свою порцию, считая, что таким способом отомстил Иглсу за свое поражение в религиозном споре. Это улучшило его настроение, и все же он согласился спуститься в метро; они достаточно быстро добрались до станции "Южный Кенсингтон", а оттуда поспешили к месту, которое указал Гектор Панчеон. Оказалось, что он привел их ко входу в Национальный исторический музей.
Гектора Панчеона в вестибюле не оказалось. Констебль Иглс предположил, что тот, не дождавшись, продолжил свое наблюдение.
Сержант Ламли с недовольным видом еще раз осмотрел помещение и заметил:
- Я не могу с этим ничего поделать. Я дал ему указание позвонить и сообщить, куда он направится, или дать знать о своих планах в Ярд. Я пойду прогуляюсь, а вы следите за выходом, может быть, он появится с кем-нибудь. Если они выйдут, сам отправляйся за неизвестным, попросив Панчеона остаться здесь и дождаться меня. Только не допусти, чтобы преследуемый заметил, как ты общаешься с корреспондентом, и если увидишь, что я сам последую за ним, - иди за мной, но держись вне поля зрения, понятно?
Иглс ответил, что все понял, подошел к стенду с колибри и принялся разглядывать его с большим интересом, в то время как сержант Ламли тяжело поднимался по ступеням, изображая из себя бедного родственника из провинции, смотрящего на город и городскую жизнь круглыми глазами, которые восхищаются увиденными достопримечательностями.
Констебль пробыл в вестибюле около десяти минут и, продолжая с увлечением интересоваться представленными экспонатами, заметил человеческую фигуру, отражавшуюся в стекле. Это заставило его украдкой обернуться, чтобы лестница оказалась в поле его зрения. Дородный мужчина в плаще и цилиндре медленно спускался вниз, одна рука была глубоко засунута в карман плаща. Иглс обратил внимание, не следует ли за ним кто-нибудь, но ни Гектора Панчеона, ни сержанта Ламли на ступенях не было. На мгновение констебль заколебался, раздумывая, что же делать дальше. И тут его внимание привлек левый карман плаща Джентльмена, из которого торчал свернутый номер "Морнинг стар".
Не было ничего необычного в том, что мужчина отдавал свое предпочтение именно этому лондонскому изданию. По статистике, эта газета была очень популярна среди читателей, и этот человек мог оказаться одним из них. Тем не менее констебль Иглс решил рискнуть. Он торопливо нацарапал несколько слов на оборотной стороне конверта, что случайно лежал у него в кармане брюк, и подошел к швейцару.
- Если вы увидите моего друга, который пришел со мной, передайте ему, пожалуйста, вот эту записку и скажите, что я больше не мог ждать. Я должен заняться своей работой.
Швейцар кивнул, давая свое согласие выполнить просьбу.
Боковым зрением Иглс увидел, как джентльмен в плаще вышел через дверь-вертушку. Он последовал за ним.
А в это время наверху, на площадке черной лестницы, перегороженной досками, на самой верхней из которых красовалась надпись "Входа нет", сержант Ламли склонился над безжизненной фигурой Гектора Панчеона. Репортер тяжело дышал, на его виске был ужасный кровоподтек.
- Так и знал, что вы, любители, провалите все дело, - с горечью проговорил сержант Ламли. - Я надеюсь, что хотя бы у этого Иглса голова на нужном месте. Но здесь вы. Я не могу находиться в двух местах одновременно.
Мужчина в плаще спокойно шел по улице по направлению к станции метро. Он не оглядывался. В нескольких ярдах от него, не теряя ни на секунду бдительности, двигался констебль Иглс. Он не сводил глаз со своей добычи. Ни преследователь, ни его спутник не заметили незнакомца, который появился словно из ниоткуда и следовал не спеша, немного позади констебля. Никто из прохожих даже не обратил внимания на маленькую процессию, когда она пересекла Кромвель-Роуд и вышла на открытое пространство возле станции метро.
Мужчина в плаще посмотрел в сторону стоянки такси, но не двигался к машинам, возможно, передумал. Только сейчас он впервые оглянулся назад. Он увидел констебля, покупающего газету, и в этом не было ничего тревожащего. Другого человека он не мог увидеть, потому что тот еще находился вне его поля зрения, но Иглс мог бы его заметить, если бы посмотрел в нужную сторону. Джентльмен в плаще двинулся ко входу на станцию. Иглс, якобы увлекшийся газетным заголовком "Налоги на продукты", вошел вслед за ним и также приобрел билет до Чаринг-Кросс.
Преследуемый и полицейский почти одновременно вошли в двери лифта, но джентльмен прошел к дальнему выходу.
В кабине было уже около полудюжины людей, в основном женщины, и, как раз когда дверь закрывалась, торопливо вошел еще один человек. Мужчина прошел мимо Иглса и занял центральное место среди группы женщин. На дне шахты все вышли, мужчина довольно торопливо протиснулся мимо джентльмена в плаще, прокладывая себе путь к платформе, где как раз показался движущийся поезд.
Что случилось после, констебль Иглс не совсем ясно понял, хотя в свете последующих событий явно увидел одну или две вещи, которые не были очевидны для него в тот момент. Его немного насторожило, что мужчина, тот, что последним забежал в лифт, стоит близко к краю платформы, сжимая в руках тонкую трость. Мимо него прошел джентльмен в плаще; затем неожиданно остановился и зашатался. Иглс увидел, как мужчина с тростью втянул руку и схватил другого за кисть, двое зашатались вместе, стоя на самом краю платформы; затем послышался крик женщины. Мужчины упали под колеса приближающегося поезда.
Посреди женских криков констебль локтями энергично прокладывал себе путь.
- Эй! - воскликнул он. - Я офицер полиции. Посторонитесь, пожалуйста.
Пассажиры расступились, за исключением проводника и другого человека, который вытаскивал что-то, зажатое между поездом и платформой. Показалась рука, потом голова, а затем израненное и окровавленное тело мужчины с тростью. Тело положили на платформу.
- Где другой?
- Скончался, бедняга.
- Этот мертвый?
- Да.
- Нет, он не мертв.
- О, Бетти, я сейчас упаду в обморок.
- Он в порядке, посмотрите! Он открывает глаза.
- Да, но как насчет другого?
- Перестаньте толкаться!
- Здесь, внизу, рельсы под напряжением.
- Где доктор? Пошлите за доктором.
- Держитесь подальше. Отступите, пожалуйста.
- Почему не отключат электричество?
- Отключили. Тот парень побежал сделать это.
- Как они вытащат его, не убрав поезд?
- За исключением того, что он превратился в маленькие кусочки, бедняга.
- А тот, видимо, пытался спасти его.
- Он выглядел так, будто был болен или пьян.
- Пьян в это время, утром?
- Надо дать ему бренди.
- Очистите здесь все, - сказал Иглс. - С этим все будет в порядке. С другим все кончено, я думаю.
- Разорвало полностью в клочья.
- Это ужасно.
- Значит, вы не сможете ему помочь. Очистите станцию от пассажиров, вызовите "скорую помощь" и полицейских.
- Вы правы.
- Этот человек приходит в себя, - вставил мужчина, который помогал вытащить жертву на платформу. - Как вы себя чувствуете, сэр?
- Ужасно, - слабым голосом произнес тот. Затем, поняв, где он находится, добавил: - Что случилось?
- Видите ли, сэр, один джентльмен упал с платформы и прихватил вас с собой.
- Да, помню. Он в порядке?
- Боюсь, что нет, сэр. Он сильно разбился.
Кто-то подбежал с фляжкой:
- Сделайте глоток, сэр. Только осторожно.
- Поднимите ему голову вверх. Не дергайте его. Вот.
- Ах, - проговорил мужчина. - Мне уже лучше. Не суетитесь, пожалуйста. Мой позвоночник в порядке, и я, кажется, ничего не сломал. - Он подвигал руками и ногами, чтобы проверить свое предположение.
- Доктор совсем скоро будет здесь, сэр.
- Черт бы побрал вашего доктора. Я сам врач. Конечности мои в порядке. Голова, по-видимому, тоже, хотя чертовски болит. Ребра - вот насчет них я не совсем уверен. Боюсь, что-то вонзилось сюда. Таз не поврежден.
- Очень рад слышать это, - сказал Иглс.
- Я думаю, что меня задела подножка вагона. Я помню, что катился и катился, как клубок, - продолжил незнакомец; его поврежденные ребра, казалось, не особенно препятствовали его дыханию. - И я видел, как колеса поезда замедлили свой ход и остановились, в этот Момент я сказал себе: "Вот оно. Ты умер, приятель. Время остановилось, и это вечность". Но теперь я вижу, что ошибался. И очень рад этому.
- К счастью, что так, сэр, - добавил Иглс. - Однако жаль, что я не смог остановить того другого, этого несчастного.
- Я уверен, что вы сделали все, что могли, сэр. - Иглс достал свою записную книжку. - Извините меня, сэр, но я офицер полиции, и если вы сможете рассказать мне, как получилось, что…
- Будь я проклят, если знаю, как меня зовут, - ответил мужчина. - Все, что я знаю, - это то, что я стоял как раз вот здесь, когда один из пассажиров прошел мимо меня. - Он немного помедлил, казалось, что ему становилось сложнее дышать. - Я заметил, что он выглядел довольно странно. Явно у него проблемы с сердцем, подумал я. Незнакомец неожиданно остановился, затем приблизился ко мне. Я взял его за руку, а потом он накренился всем своим весом и потащил меня за собой. Что было после - я не помню ничего, кроме грохота приближающегося поезда и колес огромного размера; тогда я почувствовал, словно дыхание из меня выжали. Я думаю, что позже отпустил его руку.
- И неудивительно, - заметил Иглс сочувственно.
- Вспомнил! Меня зовут Гарфилд. Доктор Герберт Гарфилд. - Он продиктовал свои адреса в Кенсингтоне и на Харли-стрит. - По-моему, приехал один из моих коллег, и первое, что он сейчас скажет, - что мне нельзя разговаривать. - Он слабо улыбнулся. - Так или иначе, в течение следующих нескольких недель я буду в вашем распоряжении, если вам понадобится дополнительная информация.
Констебль Иглс поблагодарил доктора Гарфилда, затем повернулся к телу мужчины в плаще, которого уже достали из-под колес поезда и положили на платформу. Это было неприятное зрелище. Даже констебль, привыкший к несчастным случаям, почувствовал яростное отвращение к своей работе, необходимости произвести обыск карманов потерпевшего и установить его личность. Что любопытно, Иглс не обнаружил ничего похожего на визитные карточки и другие бумаги, удостоверяющие личность жертвы. В кармане брюк несчастного был бумажник с несколькими купюрами фунтов стерлингов, серебряный портсигар, наполненный популярными сигаретами "Терке", немного мелочи, носовой платок и ключ от американского замка фирмы "Эйч Ти энд Ви". Кроме того, в кармане плаща лежала маленькая резиновая дубинка, которые продаются для обороны против автомобильных бандитов. В тот момент, когда Иглс пытался разыскать ярлык портного на костюме, его поприветствовал инспектор местного отделения полиции, который прибыл вместе с машиной "скорой помощи".
Иглс испытал некоторое облегчение, поздоровавшись со своим коллегой. Констебль знал, что ему нужно связаться с сержантом Ламли и сообщить о случившемся в Скотленд-Ярд. Сержант Ламли прибыл в ближайший полицейский участок после того, как отправил фактически бессознательного мистера Панчеона в больницу. Главный инспектор Паркер также явился в Кенсингтон, выслушал отчеты Ламли и Иглса, осмотрел место катастрофы и тело таинственного незнакомца в смокинге и был раздосадован. Когда человек, которого вы старательно преследуете по всему Лондону, имеет наглость быть убитым, как раз когда вы собираетесь его схватить, и оказывается, что на его одежде нет ничего, что могло бы идентифицировать тело, а лицо пострадавшего похоже на кашу, что делает невозможным сделать его фотографию для опознания, ваше удовлетворение от проделанной ранее утомительной работы сводит на нет все желание продолжать заниматься этим делом. Но долг остается долгом.
- Здесь ничего нет для нас интересного, - сказал Паркер, - разве только отметка из прачечной. И вылеченные зубы, если такие имеются.
Но оказалось, что покойный имел отличный набор зубов и, меньшей мере, отметки трех прачечных. Его туфли ни о чем не могли рассказать, будучи купленными готовыми у превосходной и широко рекламируемой фирмы "Обувь Фарли". Этот несчастный, будучи до последнего вздоха обутым, поддерживал таким образом смелое утверждение изготовителя "Обуви Фарли", что "каким бы выдающимся ни было событие, "Обувь Фарли" поможет Вам преодолеть его".
Главный инспектор Скотленд-Ярда - возможно под влиянием мысли о рекламе господ Фарли - позвонил в рекламное агентство "Пимс" и пожелал поговорить с мистером Брэдоном.
Мистер Брэдон был в кабинете вместе с мистером Армстронгом, когда раздался звонок от Паркера. Фирма "Виффлетс" доставляла неприятности рекламному агентству Пима. На продажи сигарет этой компании существенное воздействие оказывали рекламные методы конкурирующего бренда, сигарет "Паффин". У производителей "Паффин" возникла блестящая идея: активный пользователь их сигарет имел возможность стать счастливым обладателем личного самолета. В каждую пачку сигарет они вкладывали купон, на котором было указано название детали популярного маленького туристического самолета, подходящего для использования пилотами-любителями. Когда курильщик собрал полный набор деталей (в количестве ста штук), ему нужно было отправить почтой все собранные купоны вместе с эссе на тему: "Полеты во сне и наяву. Первоначальное знакомство юных британцев - будущих покорителей неба - с некоторыми вопросами авиации". Автор лучшего эссе раз в месяц награждался личным самолетом и курсами бесплатного обучения, позволяющими получить сертификат воздушного пилота. Эта схема продаж активно поддерживалась интенсивной рекламой: "Будущее вместе с теми, кто разбирается в вопросах авиации", "Самый высокий полет в производство современных сигарет", "Затягивайся сигаретами "Паффин" и достигай вершины своих амбиций" и так далее.
Если счастливчик акции был не способен по каким либо причинам наслаждаться личным вождением самолета, то он становился правообладателем определенного количества акций нового выпуска компании по производству аэропланов. Рекламная акция имела поддержку выдающихся летчиков, чьи улыбающиеся лица сияли с газетных полос и утверждали, что "Паффин" вносила большой вклад в развитие английской авиации, помогая установить превосходство Британии в воздухе.
Представители "Виффлетс" были сильно расстроены удачной рекламной компанией своих конкурентов и интересовались с некоторым раздражением, почему у "Пимс" не возникла подобная блестящая идея первой. Они требовали собственную акцию с более крупным самолетом и ангаром. Мистер Армстронг пытался доказать, что единственным результатом этого будет то, что покупатели запутаются между продукцией "Виффлетс" и "Паффин", которые и без того достаточно существенно похожи по качеству и внешнему виду.
- Они все похожи, - сказал он Брэдону, имея в виду не сигареты, а производителей. - Они следуют друг за другом, как безмолвные овцы. Если "Виффлетс" используют крупным планом лица звезд кино, то "Паффин" выходят с еще более крупными портретами мировых знаменитостей. Если "Гаспереттес" раздает своим покупателям наручные часы, то "Паффин" дарит им настенные циферблаты или будильники, тогда как "Виффлетс" предлагает хронометры. Если "Виффлетс" объявляет, что их сигареты не вредят легким, "Паффин" Утверждает, что их продукция укрепляет легочную систему, а "Гаспереттес" цитирует докторов, которые рекомендуют их товар даже в случаях заболевания туберкулезом. И что же происходит? Люди курят все сигареты по очереди, так же как они делали и до этих предложений,
- Разве это плохо для торговли? - спросил мистер Брэдон. - Если одна из компаний получит все от продажи, тогда другие обанкротятся.
- О нет, они не обанкротятся, - ответил мистер Армстронг. - Они соединятся. Но это нехорошо для нас, потому что тогда они будут использовать одно агентство.
- Понятно, что тогда с этим делать? - осведомился Брэдон.
- Мы должны бороться. Мы должны предотвратить спрос на эти самолеты. По единственной причине - этот бум долго не продержится. Страна не готова к подобному загромождению летательными аппаратами, и отцы некоторых семейств уже начинают жаловаться по этому поводу. Даже сегодня мало отцов хотят, чтобы частные аэропланы были доставлены их детям в тихую загородную местность. Нам нужно придумать новую схему, с аналогичным размахом, но с большей привлекательностью для семьи. И это должно иметь патриотическую нотку.