ВЗГЛЯД НА ПРОШЛОЕ
Рожденные во Флоренции, в семействах, связанных узами дружбы, выросшие в соседних домах, Анджело Пароли и Аннибал Жервазони в шестнадцать лет были посланы в Париж для окончания курса наук.
Находясь на медицинских курсах, они оба почувствовали влечение к одной и той же специальности - изучению глазных болезней.
Анджело Пароли скоро обратил на себя внимание как один из лучших студентов. Когда Анджело окончил курс, он уже пользовался известностью: хвалили обширный круг его познаний, выставляли его как необыкновенно способного хирурга.
Он мог бы стать профессором и не имел бы недостатка в слушателях или открыть свою лечебницу, и, наверное, пациентов было бы много. Молодой человек серьезно размышлял, как лучше устроиться, но, к несчастью, в это время умерла его мать, не пережив почти полного своего разорения.
Пароли получил в наследство только несколько тысяч франков, что было недостаточно для приобретения лечебницы. Он был принят помощником знаменитого окулиста на улице Hautefeuille, где его друг Аннибал завершал свое специальное образование.
В ту пору Анджело Пароли вел образ жизни правильный, мирный, со всех точек зрения примерный.
Никто из знавших его не сомневался, что ему предстоит блестящая будущность: его энергия и обширные знания составят ему карьеру. Но случай решил иначе.
Пароли встретил однажды красивую молодую женщину, обольстительную, испорченную до мозга костей и чертовски кокетливую. Он почувствовал к ней легкое влечение, которое не замедлило превратиться в слепую страсть.
Эта особа была воплощением пороков и находила удовольствие знакомить с ними и своего возлюбленного. Семена упали на плодородную почву, так как Анджело обладал немалым количеством дурных инстинктов, но они до поры до времени находились в состоянии дремоты и, может быть, никогда и не проснулись бы, не употреби его любовница всевозможные старания для их пробуждения.
Анджело не противился обаянию порочных страстей, овладевавших им с каждым днем все сильнее и сильнее. Нездоровая любовь росла не по дням, а по часам. Любимая женщина сделала из него своего раба.
Жервазони, далеко не так блестяще одаренный человек, как Анджело, но обладавший редким здравым смыслом, сильно опасался за будущее своего друга и старался указать ему на пропасть, к которой тот подвигался такими быстрыми шагами. Он не жалел умных и добрых советов. Но Пароли, обезумевший и совершенно покоренный, не слушал ничего.
К несчастью, беспорядочная жизнь совершенно отучила Анджело от трезвого и разумного труда.
Доктор-окулист, у которого он работал в качестве главного помощника, в свою очередь отечески увещевал его, но ослепленный Анджело не внял голосу рассудка.
Однажды утром он явился в больницу совершенно пьяный после ночи, проведенной в безумных оргиях, и наскандалил. Поведение его стало до того невыносимым, что не оставалось никакой возможности держать его: Анджело было отказано от места, и он очутился на улице без куска хлеба.
Как только Анджело потерял место и, следовательно, перестал получать жалованье, любовница немедленно покинула его.
Любовь, которую эта мошенница внушала несчастному итальянцу, в середине века непременно была бы названа колдовством: Пароли чуть с ума не сошел от отчаяния, и вот тут-то он и стал пить абсент, чтобы забыться, и, не находя в себе больше ни мужества, ни желания снова взяться за прежнюю трудовую жизнь, принялся посещать самые невозможные притоны, с целью добыть скудные средства к существованию с помощью карточной игры.
Женщина, развратившая и бросившая его, внушила ему ложный взгляд на вещи и уничтожила в нем сознание собственного достоинства.
Он сам испортил себе жизнь, но это нисколько не мешало ему обвинять в неудачах всех и каждого. Он возненавидел весь человеческий род и только дышал мыслью отомстить за то, что никто не сделал ему никакого зла.
Он стал жаждать богатства не ради тех наслаждений, которые оно может дать, а исключительно ради средств к мести, которые доставляют деньги. Эта жажда мести обратилась у него в idee fixe, представляя новый род безумия.
Пароли был человек, способный ни перед чем не останавливаться, даже перед преступлением, если дело бы шло о достижении богатства, а вместе с ним и о его другой, заветной цели.
Из всех своих прежних друзей и товарищей по школе он продолжал поддерживать отношения только с Аннибалом Жервазони.
Значило ли это, что он сохранил к нему прежнюю дружбу? Конечно, нет. В сердце Пароли не осталось больше ни одной чувствительной струны. Все в нем угасло, все умерло.
А если он время от времени продолжал видеться с Жервазони, то делал это потому, что молодой итальянец изредка вынимал из кармана луидор и великодушно делился со своим бывшим приятелем. Мы должны прибавить, что подобное отношение не вселяло в сердце Анджело ни малейшей благодарности.
Когда друг его вышел из "Auberge des Adrets" и пошел по бульвару, Пароли насмешливо поглядел ему вслед.
- Вот что называется быть благоразумным! - с горечью проговорил он. - Как он щедр на советы! Как будто я нуждаюсь в них. Золото, золото - вот единственное, что мне нужно! Это все, чего я жажду. Золота мне! Много золота! Столько, чтобы я имел возможность повергнуть весь Париж к моим ногам и презирать тех, кто презирает меня теперь!
Глаза Анджело устремились на пятидесятифранковый билет.
- Вот тут у меня есть с чем попытать счастья! - продолжал он говорить сам с собой, причем лицо его приняло выражение неописуемой алчности. - Ведь надоест же наконец несчастью преследовать меня! Там играют в крупную игру! Маленькая ставка может принести мне большую сумму, а уж раз у меня будут деньги, никто не помешает мне попробовать свою силу на чем-нибудь более грандиозном!
На минуту молодой итальянец как будто углубился в себя.
- Уехать за границу! - проговорил он, помолчав некоторое время. - Покинуть отечество! И жить где-нибудь в другом месте! О нет, для меня это положительно невозможная вещь! Да он просто с ума сошел! Не пить больше! Не играть! Полно! Вот глупости-то! Я буду играть до тех пор, пока игрой не наживу себе целое состояние! Я буду пить до тех пор, пока, подавив весь мир своим богатством и могуществом, не перестану нуждаться в забвении! Но придет ли когда-нибудь этот день? А почему же и нет? Все возможно! Иногда даже и невозможное! А впрочем, если в действительности не все хорошо, то опьянение дает мне полнейшую иллюзию! А это почти одно и то же!
С этими словами Анджело застучал по столу.
- Что угодно, сударь? - воскликнул прибежавший на его зов слуга.
- Абсенту! Да не уносите бутылку, а оставьте ее около меня!
- Хорошо, сударь.
Слуга повиновался, принес бутылку и оставил ее около Анджело.
Через полчаса бутылка была уже пуста.
Тогда молодой итальянец встал и расплатился.
Он не пошел в большие двери, а вышел на улицу Бонди, прошел переулок, соединяющий последнюю с улицей Марэ, вошел в беднейший отвратительнейший ресторанчик и уселся обедать, стараясь выбирать самые дешевые блюда, чтобы истратить на еду как можно меньше.
У Анджело оставалось еще немного мелкой монеты для уплаты за обед, так что он не притронулся к пятидесятифранковому билету Жервазони. Эти деньги, упавшие точно с неба, он берег для игры.
В восемь часов он ушел из ресторанчика, где не столько утолил голод, сколько наполнил желудок, и, подняв до ушей воротник своего пальто вследствие все усиливавшегося холода, пошел по улице Panillon.
Он остановился перед шестиэтажным домом и прошел мимо комнатки консьержа, ничего не спрашивая и не обратив на себя никакого внимания. Без сомнения, его знали в лицо.
Поднявшись на третий этаж, Анджело остановился перед дверью, выходившей на площадку лестницы, как раз посреди двух других дверей. Газовый рожок ярко освещал все пространство.
Пароли подошел к узкой двери слева и со вниманием ее осмотрел. Крошечный крест, нарисованный мелом, чуть виднелся посередине.
- А! - пробормотал он. - На сегодняшний вечер вход отсюда.
И он слегка постучался три раза. Дверь отворилась. Молодой человек проскользнул в узкий темный коридорчик.
- Дальше… Все прямо, - послышался голос.
Темнота была полная, и Пароли, ощупывая стены, наткнулся на дверь, которая под напором его руки открылась, и он вошел в ярко освещенную комнату.
Женщина, около пятидесяти лет, лицо которой сохраняло следы прежней красоты, сидела перед маленьким бюро и сводила счета в записной книжке. Она подняла голову.
- Ах, это вы, monsieur Пароли, - сказала она, и любезная улыбка появилась на ее накрашенных губах. - Вы пришли сегодня по какому-то наитию.
- Почему так?
- Потому что у нас соберется многочисленная и хорошая компания, и я имею основание думать, что вечер не пропадет даром; народу уже довольно, в том числе игроки настоящие; через минутку начнут.
Пароли вынул из кармана свой билет в пятьдесят франков и протянул его madame Тирон - так звали экс-кокотку, которая в молодости получала денежные средства благодаря своей красоте, а теперь держала игорный дом.
- Пожалуйста, возьмите себе, сколько следует за ужин, - сказал итальянец, - и разменяйте мне деньги.
Madame Тирон взяла билет, посмотрела его на свет и долго и подозрительно разглядывала с большим вниманием.
Уверившись наконец, что он не фальшивый, она положила его в ящик бюро и сдала Пароли сорок восемь франков монетами по сто су.
- У вас сегодня будет такой ужин, что пальчики оближете, - произнесла она, улыбаясь, - я раскошелилась сегодня!
Итальянец сунул в карман деньги, отворил дверь и вошел в маленький зал, бормоча сквозь зубы:
- Да, ужин в пятьдесят су, оплаченный пятьюдесятью франками. Знаю я тебя, старая мегера!
Маленький зал был совершенно пуст. Пароли прошел через него, отворил вторую дверь и очутился в довольно просторной комнате, середину которой занимал длинный и широкий стол.
Глава XVIII
НАЛЕТ ПОЛИЦИИ
Покрывавшее стол зеленое сукно было разделено мелом на равные пронумерованные пространства. Вокруг стола сидело уже до дюжины мужчин и женщин.
Обычные посетители притона болтали у камина и возле окна, ожидая начала игры.
Некоторые из женщин были молоды и красивы, отдеты нарядно, но безвкусно, и украшены множеством драгоценных вещей. Другие, неопределенного возраста, походили на старых спекулянток, в тревожном ожидании бродящих вокруг решетки биржи.
Некоторые игроки носили на себе следы бурных страстей - ввалившиеся щеки и лихорадочно горящие глаза служили тому доказательством. Многие молодые люди, красивой наружности, но с подозрительными манерами, одеты были в безукоризненные вечерние костюмы: черный фрак, белый галстук и открытый жилет - и казались богачами.
Остальные, напротив, походили на бедных студентов или провинциалов в праздничной одежде. В числе гостей находились и старики, честные физиономии которых, конечно, были обманчивы, а седые волосы не внушали уважения.
Одним словом, смесь мошенников и проходимцев. Одни пришли попробовать счастья, другие - в полной уверенности, что они заранее приняли все необходимые предосторожности для удачной игры.
Анджело Пароли приблизился к тому столу, где играли в баккара.
- Если вы сядете возле меня, милый мой, я сменю место, - сказала ему довольно красивая особа. - Вы всегда приносите несчастье, не раз и не два я испытала это на себе.
Не отвечая, итальянец опустился на стул. В ту же минуту его соседка вскочила со словами:
- Следовало бы занимать место по жребию!
Хозяйка дома, madame Тирон, вошла в зал в сопровождении четырех постоянных посетителей.
- Мы больше никого не ждем, - проговорила она, - и поэтому ничто не мешает нам начать. Ну-с, кто хочет заложить банк? Господа, кто будет банкиром?
Никто не ответил ни слова.
- Как! Ни одного банкомета? - продолжала Тирон. - Неужели не найдется банкометика на двадцать пять луи?
То же молчание.
- Ну, значит, надо проделать два или три круга в ландскнехт, чтобы разойтись. А потом, когда игроки немножко разгорячатся, найдутся и банкометы.
С этими словами Тирон взяла из какого-то ящичка и бросила на стол тридцать новых колод. По крайней мере обложки казались нераспечатанными.
Она сорвала обертку и, энергично перетасовав карты, положила их перед собой и попросила снять.
- Кому сдавать? - спросила одна из женщин.
- А вот сейчас вынем по карте.
Судьба указала на какого-то молодого человека, который немедленно принялся сдавать.
Время шло, и Анджело Пароли то выигрывал, то проигрывал, в результате получился ноль.
- Двадцать франков! - воскликнул итальянец, поставив на стол четыре монеты по пять франков.
- Ва-банк!
Анджело повернул карты и выиграл.
- Пятьдесят франков!
- Ва-банк!
Положительно, счастье повернулось к молодому человеку. После целого ряда удачных ставок Анджело передал ставку. Его четыре монеты по пять франков принесли ему три тысячи.
Лихорадка овладела всеми. Начали играть уже по-крупному.
Пароли понтировал щедро, но довольно осторожно, и продолжал выигрывать.
Снова пришла его очередь ставить.
Он выставил пятьсот франков и выиграл.
- Тысяча франков! - воскликнул он.
- Ва-банк!
Восемь раз метал Пароли, и все восемь раз взял банк.
Поколебавшись с минуту, он наконец решился и несколько взволнованным голосом воскликнул:
- Восемь тысяч!
Сначала игроки сидели в глубоком молчании. Никто не смел держать против такого банка.
- Господа! - повторил итальянец. - Восемь тысяч франков на стол! Если они не будут покрыты, я передаю очередь, и банк за мной.
- Ва-банк! - внезапно проговорил один из игроков.
И один за другим полетели на стол банковские билеты.
Пароли снова взял банк. На этот раз азарт игры и опьянение выигрыша не позволили ему подумать ни минуты.
- Шестнадцать тысяч франков! - пылко воскликнул он. - Кто держит?
Но, о ужас! Как раз в эту минуту двери маленькой залы внезапно распахнулись, и чей-то повелительный голос воскликнул:
- Именем закона! Никто ни с места!
Все оглянулись и, к общему ужасу, увидели на пороге полицейского комиссара, опоясанного шарфом, в сопровождении полудюжины агентов, одетых в штатское платье.
Пароли хотел захватить выигранные деньги, лежавшие перед ним в виде кучки золота и банковских билетов. Но не успел он и дотронуться до них, как был схвачен сзади одним из агентов за шиворот.
Другие агенты держали на почтительном отдалении прочих игроков.
- Господа! - проговорил комиссар. - Я должен конфисковать деньги, а затем вы скажете мне ваши имена.
Итальянец был бледен, как смерть. Руки дрожали от страшного нервного возбуждения. На лбу выступили крупные капли холодного пота. Глаза его не могли оторваться от кучки золота и банковских билетов, составлявших около двадцати пяти тысяч франков, которые у него отнимали "именем закона", отнимали деньги, принадлежавшие ему вполне законно, потому что он не украл их, а выиграл, плутуя.
"В первый раз в жизни мне повезло! - с отчаянием думал он. - И вот что из этого вышло!"
Тирон дрожала всем телом. У нее пропала всякая надежда на спасение. Ее арестуют, а имущество будет описано: для несчастной это равнялось полному разорению.
"Кто мог донести на меня?" - ломала она голову.
А доносчиком была кухарка, которой она отказала накануне от места, и та отправилась прямо в полицию.
Комиссар, следуя заведенному в таких случаях порядку, записывал имена игравших.
Анджело Пароли был одним из последних, к кому он обратился.
- Как вас зовут, сударь? - спросил он. - Где вы живете?
Хотя итальянец и был совершенно уничтожен событием, которое из области радужных мечтаний низвергло его в мрачную бездну действительности, тем не менее он приготовился к этому вопросу.
Он сообразил, что, вероятно, ему придется, хотя и в качестве свидетеля, фигурировать на суде и что это обстоятельство- еще больше будет способствовать ухудшению его и без того отвратительной репутации и окончательно закроет перед ним все двери.
Поэтому он, не колеблясь ни минуты, дал фальшивое имя и фальшивый адрес.
- Ваша профессия? - спросил комиссар.
- Я служу у торговца фарфоровыми изделиями на улице Паради-Пуассольер.
Записав все это, комиссар обратился к игрокам и сказал:
- Теперь вы можете удалиться; в скором времени вы получите приказание явиться в суд.
Посетители притона, ответив на вопросы, ушли один за другим.
Анджело Пароли бросил последний, полный отчаяния взгляд на свои денежки, которые полицейский комиссар уже принялся считать, и вышел вслед за другими.
Он остановился на тротуаре, ударил себя по лбу и проговорил сквозь крепко стиснутые зубы:
- Ну не прав ли я, говоря, что родился под какой-то проклятой звездой? Сев играть с несчастной суммой, я выиграл двадцать пять тысяч, а в настоящую минуту у меня снова нет ни одного су! Даже поесть не на что завтра! В тот момент, когда, после долгого преследования, несчастье наконец оставило меня, является полиция - и вот я снова должен околевать с голоду! Нет, положительно я не могу больше выносить это ужасное существование! Я и закончу его, закончу тем, что разобью себе череп о стену или же застрелюсь!
После этого краткого монолога итальянец пошел большими шагами наудачу, весь согнувшись, опустив голову и даже не замечая, что пронзительный, ледяной ветер холодит его до мозга костей.
Сам не зная как, он вышел на бульвар, прошел до улицы Мадлен, миновал улицу Тропше и, пройдя Амстердамскую улицу, очутился на Загородном бульваре.
Совершенно машинально, управляемый чем-то вроде инстинкта, который в данный момент заменял у него отсутствовавшую волю, он подошел к своему жилищу, находившемуся на улице Брошан в Батиньоле.
Молодой человек миновал скупо освещенный театр, пробрался сквозь толпу зрителей, выходивших на время антракта, и вышел на улицу Дам, которая вела непосредственно к улице Брошан. Только что пробило десять часов.
Улица была совершенно пустынна, и все лавки уже давно заперты. Шаги итальянца звонко отдавались на замерзшей мостовой. Погода была вообще холодная и сухая.
Но мало-помалу походка его замедлилась. Размышления делались все мрачнее и мрачнее. Он был до такой степени поглощен ими, что не заметил, как перед ним, в шагах в десяти, вышла из какого-то дома женщина, по-видимому, очень молодая, и, оглянувшись вокруг испытующим взглядом, быстро пошла перед ним.
Погруженный в грустные размышления о самоубийстве, итальянец совершенно не замечал, что делается вокруг. Какое дело до мелких подробностей уличной жизни человеку, который собирается покончить счеты с жизнью?
Но молодая женщина заметила его и пошла еще быстрее, боясь, как бы он не нагнал ее и не вздумал заговорить.
Хотя лицо ее было закрыто густой вуалью, холодный ветер все-таки колол ей глаза, вызывая крупные слезы. Она вынула платок из муфточки, которая висела у нее на шее на шелковой ленте, и отерла слезы.