- Нет, - сказал я. - Это не менты.
- Тебе лучше переехать на другую хату.
Я занервничал. Борька не желал меня слушать.
- С чего ты взял. что - менты?
- Инок выследил, как они отъезжали отдачи мента, которому я должен внести бабки.
Это уже было черт-те что.
В трубке раздался короткий сигнал, извещающий о том, что на мой номер пытаются дозвониться по межгороду. Или мобильнику.
- Трубку не бери. - предостерег Борька.
- Тебя пасет киллер. - сказал я.
Борька несколько секунд помолчал и вдруг выдал:
- Насчет нее ты оказался прав.
- С чего ты взял?
- Инок видел ее с ними. Советую тебе съехать. Пока не навела.
Положив трубку, я хмуро рассматривал телефон. Потом ушел на кухню. Занялся приготовлением кофе. Думал о том, что смутить Борьку всегда было непросто. Потому и удивился когда-то, что выискалась сумасшедшая сделать это.
Пронзительный звонок телефона сорвал меня с места. Я больно задел плечом косяк кухонной двери, нарвавшись на стул. опрокинул его. Рванул трубку:
- Алло!..
- Это я, - сказал голос Борькиной зазнобы. Он звучал точь-в-точь как тогда ночью. Негромко и равнодушно.
- Да, - сказал я. - Это ты звонила?
- Да.
- Говори.
- Я на Большой Арнаутской. Возле сквера.
- Ну и что?
Она слышно сглотнула. Сообщила:
- Я думаю, что меня сейчас убьют…
ГЛАВА 37
Я несся по лестнице вниз так же, как проделывал это еще интернатским пацаном. Левую руку упирал в стену, правую - в перила и одним прыжком перелетал пролет.
На улице, выскочив на проезжую часть, ловил попутку, как заполошенный. Маневрируя между проезжающими машинами. Наконец импозантный дедок на "Тойоте" притормозил, чтобы обматерить меня. К нему я и сел.
Нормальный дед, сразу понял, что мне очень важно успеть. Не пришлось врать про приступ у ребенка, про не выключенный утюг. Я только и сказал:
- Опоздать нельзя… - И дал координаты. Матерщинник дал по газам так, словно знал, куда спешим.
Уже в машине я спохватился: может, стоило оповестить милицию. Сразу даже не подумал об этом. Картежная биография не приучила к законопослушным порывам. Сейчас же терять темп не имел права.
Вопросом - смогу ли помочь - не задавался. Должен был смочь. В отличие от поднявшегося в атаку бойца, для которого уже не имеют значения ни численное превосходство врага, ни то, что враг вооружен, ни его парализующая внешность, я обо всем этом помнил. И по мере приближения к скверу вспоминал все отчетливее.
Представляя зеленую стылую физиономию, ощущал ужас. И продолжал движение.
Не знал, что и кто меня ожидает на месте, как поступлю. Намеревался действовать по обстоятельствам.
Какую мизансцену ожидал застать? Что увидеть? В любом случае не то, что увидел.
Все оказалось вполне безмятежно. В интерьере одной из аллей сквера на скамейке без спинки сидела парочка. Молодая изящная женщина и спортивный не суетливый мужчина. На соседних скамейках дышали воздухом мамы с детьми и резались в домино пенсионеры. Рядом, но не на асфальте, а на траве, скучковались собачники, обсуждали резвящихся любимцев. Не было слышно ни шума машин, ни гама расположенного в трех кварталах от сквера Привоза.
Я вышел к скверу из проходного двора одного из окружающих его домов. И сразу увидел единственный красный автомобиль на периметре сквера. "Шестерку" с тонированными стеклами.
Скамейка, на которой расположились мужчина и женщина, была ближайшей к машине.
Парочку, несмотря на то что она сидела ко мне спиной. я узнал сразу И почувствовал зуд и конечностях, какой охватывал в детстве в преддверии драки.
Потому что. какой бы идиллической ни была картинка, она не могла заглушить флюиды страха и угрозы, исходящие от этих двух.
"Только не оборачивайся", - мысленно просил я, непринужденно двигаясь прямиком к сидящим.
На моем пути, ближе к аллее, обосновалась группа собачников. Я делал вид, что направляюсь к ней.
Не знал. видел ли меня до этого напарник Тренера, наверняка ожидающий в машине. Но понимал: если признает - дело обернется скверно. Единственное, на что я мог рассчитывать, - это на внезапность. И на то, что не увижу физиономию убийцы до последнего момента.
От собачников до парочки было метров десять. Я решил сделать привал, оценить обстановку с близкого расстояния.
- Хлопцы, никто не видел черного пуделя? - спросил я негромко у хозяев собак.
Меня с любопытством поразглядывали и принялись расспрашивать, что за пудель, где и когда потерялся, как зовут. Взялись давать советы, обещали пустить информацию дальше по своим.
Я слушал, отвечал, даже что-то записывал, а сам, почти не отрываясь, наблюдал за парочкой.
И я увидел… Это только со стороны казалось, что левая рука мужчины нежно покоится на правой кисти женщины, прижатой к скамье. На самом деле мужчина жестко фиксировал ее. Женщина не пыталась вырвать руку. Что-то разъясняла сидящему рядом кавалеру, жестикулируя время от времени свободной левой рукой. Кавалер был явно не в духе. Если и отвечал даме. то с расстояния, на котором я находился, это не было заметно.
Но я заметил то, чего не могла видеть сидящая слева от него собеседница, чего не смог бы увидеть и сам, если бы не присматривался. Правая рука мужчины, тоже опирающаяся о скамейку, держала стеклянный пузырек.
Я завороженно, продолжая общение с собачниками, следил за этой правой рукой. Увидел, как она, тайком от женщины, поставила пузырек на доску, осторожно отвинтила стеклянный колпачок…
Зачем я столько ждал?… Медлительность происходящего давала уверенность, что не опоздаю.
Я рванулся к парочке. Плюнув на конспирацию, ожесточенно несся к широкой жесткой спине. И видел, как по-змеиному внезапно взметнулась рука с пузырьком, как отшатнулась, схватилась за лицо женщина, как на звук моих скачков стала оборачиваться через плечо маска мертвеца.
Я, успев ощутить ужас, с разбегу ударил в маску ногой. Почувствовал, как что-то хрустнуло и вмялось под носком. И увидел, как вскинулась рука убийцы с неизвестно откуда взявшимся пистолетом. Но не успел испугаться, потому что мертвеца уже облепили несколько собачников. Ловко закручивали на спину руки и щелкали наручниками.
Я метнулся к женщине. Но и с ней уже хлопотали двое из тех, кто советовал, как быстрее разыскать пуделя.
- Воды, - приказал один. Я послушно побежал искать воду.
Взяв взаймы у детворы ведерко, зачерпнул из фонтана. Расплескивая, помчался обратно.
На женщину боялся смотреть. Руки ее с трудом оторвали от лица. И они были сожжены. На левую часть лица попали, по-видимому, отдельные капли, зато правая почти сплошь была покрыта пенящейся массой.
- Глаза целы, - деловито издал один из собачников, поливая раны водой. И приказал женщине: - Держи закрытыми.
Я отступил за спины суетящихся эсбэушников. Все, что мог уже сделать, - сделал. Опоздал. И опоздал не потому, что не мог успеть. Потому что промедлил.
Уже знал точно, что пальцы, откручивающие стеклянный колпачок, приживутся в моей памяти. Но от этого надеявшейся на меня женщине легче не будет.
Глянул по сторонам. Красная "шестерка" тоже подверглась обработке. Извлеченный из нее парень стоял, опершись лбом о крышу, с разведенными ногами.
К нам потянулся народ. Из соседних домов высыпали любознательные одесситы. И все норовили подойти поближе. Только матери с детьми держались поодаль.
Вскоре прямо на аллею прикатил желтый милицейский "бобик". Менты сунулись в эпицентр толпы. Потом двое подошли ко мне. Хамовито-вопросительным тоном произнесли мою фамилию.
Я усмехнулся, обрадовал их:
- Все правильно. Это я.
- Давай… - Один из них приготовил наручники. Я подставил руки. "Браслеты" защелкнулись.
- Поехали, - сказал второй.
Мы пошли к "бобику". Я - в центре, они - по краям. Разглядев меня, подошедшего, водитель присвистнул. Поинтересовался у своих:
- Его дела?
Те отмахнулись:
- А чьи же?… Их тут целая бригада.
Меня заперли в задней клетке. Вернулись в толпу.
Наконец прибыла "Скорая". К этому времени и Тренер, и напарник были увезены на "Волге" эсбэушников.
Моих ментов происходящее перестало занимать. Они вернулись к машине. Расселись. Водитель завел надрывно рычащий двигатель. Уже врубил скорость. Но вдруг заглушил его.
Сквозь мелкую металлическую сетку и мутное лобовое стекло увидел одного из собачников, стоящего перед "бобиком".
Менты выбрались из машины, подошли к нему. Выслушав, оживленно принялись возражать. Собачник был спокоен и непреклонен.
Милиционеры вернулись ко мне. Тот, который надевал наручники, открыл мою дверцу, знакомо издал:
- Давай.
И снял их.
Я спрыгнул на землю. Спросил:
- Могу идти?
- Сказали, отвезти, куда скажешь. - Полученным распоряжением он был не особо расстроен.
Я влез на его место. Рядом с водителем.
- Куда? - спросил тот.
Я не думал.
- Давай за "Скорой".
ГЛАВА 38
В тяжеловесном, мрачном коридоре "еврейской больницы" пахло, как в прихожей коммунальной квартиры. Сидя на подоконнике, я вдыхал коктейль, состоящий из ароматов непросохшего белья, горелой каши. туалетной хлорки и медикаментов. Ждал, когда мне позволят навестить потерпевшую.
Первый час ее держали в манипуляционной. Потом с наглухо замотанной головой перевезли в палату.
На мой вопрос: "Как она?" - и врач, и сестры ответили банально:
- Все в порядке.
Впрочем, судя по их беспечным лицам и походкам, не врали.
Прошло уже минут сорок с тех пор, как к пациентке вошли двое в строгих рубашках и при одной на двоих папке.
"Не терпится же", - думал о посетителях, расстроившись тому, что ожидание продолжилось.
Чего хотел - я и сам не знал. Уж во всяком случае, не допрашивать.
Хотя вопросы одолевали.
В фильмах врачи имеют манеру предупреждать сыщиков, жаждущих допросить больного: "В вашем распоряжении десять минут".
Эти нетерпеливые посетители бессовестно проторчали в палате больше часа. и никто их не торопил. Наконец вышли. Зыркнув сосредоточенными взглядами на меня, зашагали к выходу.
В палате было прохладно, тихо и неуютно. Единственная, похожая на инквизиторское ложе. кровать стояла в центре, изголовьем к окну.
Я. глядя во все глаза на обмотанную сферу с прорезями для носа и губ, приблизился к ложу, присел на стул.
Догадывался, что удалившаяся парочка вряд ли битый час проторчала здесь, всего лишь сочувственно разглядывая потерпевшую. Пациентка, конечно же, слышала и могла говорить.
- Привет. - сказал я.
- Привет. - просто отозвалась она. И спросила: - Ты один?
Слышно ее было вполне сносно. Не хуже, чем тогда, ночью.
Я кивнул. Спохватившись, ответил:
- Один.
Мы помолчали. Что говорить, я не знал. Спросил:
- Как тебе там?
- Темно.
- Больно?
- Уже не так.
Снова затихли. Я подумал, что мы с ней не умеем разговаривать ни о чем. Ни разу не пробовали, и учиться этому теперь было поздно.
Похоже, и она считала так же, потому что сказала:
- Запиши номер сейфа и код.
- Запомню.
- Нет. запиши. - Она продиктовала шесть цифр. Две и через паузу еще четыре.
Я записал их на полях долларовой купюры. Спросил:
- Камера хранения?
- Платный сейф в банке. Там пленка.
Мы опять помолчали. Я не решался спрашивать. Она начала сама:
- Ты был прав. Это надо уметь…
- Как они тебя нашли?
- Не знаю. Я оставила записку на лобовом стекле их машины. Написала номер счета, на который он должен перевести деньги, и предупредила, что пленка в надежном месте.
- Когда это было?
- Ночью. А утром к открытию поехала в банк. И там он меня нашел.
- Кто?
- Напарник. Я сдала пленку на хранение, собиралась выйти, но увидела машину. Мне показалось, что он не знает, что я уже в банке. Но он ждал, когда я приду.
- Зачем тебе нужен был банк?
- Думала, будет надежней. И Тренер говорил, что, если бы тот дурак спрятал фотографии в сейфе банка, пришлось бы заплатить.
- Потому тебя и вычислил, - сообщил я.
- Но банков много.
- Вещи на хранение в городе берет только один. Небось видела рекламу на Малой Арнаутской?
- Да, - ответила она после паузы.
- И он ее видел.
Я спохватился:
- Ты - как? Менты час донимали, теперь - я.
- Ничего. Лучше разговаривать, чем молчать в темноте.
- Какой счет ты им дала? - спросил я.
- Как какой?… - Она не произнесла: "Бориса". Но удивилась, как мог этого не понять.
- Мне звонила из банка?
- Хотела позвонить из банка, но там телефон был занят. Из вестибюля следила за машиной и поняла, что напарник - один. Он выходил и ставил ее на сигнализацию. - Она рассказывала спокойно, не спеша, время от времени делая паузы. - Потом увидела, что машины уже нет. Подумала: уехал. Подождала немного и вышла. Пошла до сквера, гляжу: машина - рядом. Я сразу к людям. Там были женщины с детьми. И одна - с мобильником. Крутая такая мамаша, вся в бриликах. Я увидела, что этот ублюдок звонит. Поняла, что Тренеру. Попросила мобильник у женщины и позвонила тебе…
- Почему не в милицию?
- Не хотела, чтобы его взяли.
Ну, конечно же… Она до конца рассчитывала, что получит деньги.
- Он приехал намного раньше меня?
- Не намного. Стал требовать пленку. Я уперлась, что ничего не знаю. Но он предупредил, что… - она осеклась, - сделает… это. А потом, если все равно не отдам, - убьет.
Мы оба долго молчали.
- Я буду страшной? - спросила вдруг она.
- Нет, - ответил я, как мог, деловито. - Все можно исправить.
- Я не хочу быть такой, как он.
- Что ты несешь?
- Если отдать пленку милиции, это поможет Борису?
- Он выкрутится. - сказал я. - Зря переживала.
- Он спрашивал обо мне?
Я не успел ответить. Дверь распахнулась, в проеме возник здоровенный строгий тип, больше похожий на вышибалу, чем на медика. Если бы не белый халат, я бы решил, что он из одного выводка с теми двумя, что уже побывали здесь.
- Больной перенапрягаться вредно, - поведал он. - Приходите завтра.
Я встал. Пожал вытянутую поверх одеяла бледную руку. Пошел к двери.
- Погоди. - сказала она мне в спину.
Я виновато глянул на здоровяка, вернулся к ложу.
- Ты здесь? - спросила она неожиданно тихо.
- Здесь. - Я наклонился к забинтованной сфере.
Она сделала короткую паузу и выдала:
- Твоя Ольга - ни при чем.
Я вздрогнул. Глупо поглядел почему-то на ожидающего в дверях вышибалу и сглотнул.
- Она ничего не знала. Это я подговорила Гошу…
- Зачем?
- Чтобы ты искал деньги.
ГЛАВА 39
Несколько кварталов по Мясоедовской я прошел пешком. Бывает, упившиеся оправдываются: голова ясная, а ноги не несут. У меня было наоборот. Ноги несли, но в голове плыл туман. Причем, как и положено туману, накатывал клочками. То сгущаясь, то разряжаясь.
Я то хмелел от мысли, что все мои подозрения насчет Ольги оказались бредом, то трезвел от угрызений совести: как мог подозревать ее. Почему-то больше всего коробило сейчас не воспоминание о гуманитарной измене. Муторнее было от другой картинки. В ней Ольга, не дождавшись привычного поцелуя, по-детски растерянно смотрела мне вслед. Тогда она еще не знала, что здорова.
Вспоминая об этом, хмуро шипел:
- Гад…
И вновь возвращался к тому. что она у меня есть.
Осознание того. что мы с Ольгой разбогатели, пока не беспокоило. В тумане ему не удавалось развернуться.
Уйма вопросов потихоньку начинала донимать меня. Где были тогда деньги? Как Ольга восприняла допросы? Где она сейчас? Но больше всего я жалел, что пропустил тот момент, когда она узнала, что здорова.
У подъезда с удивлением взглянул вверх, на крышу соседнего лома. Чего только не напроисходило за последние несколько дней.
Сунув ключ в дверь своей квартиры, подумал точь-в-точь как тогда, когда впервые увидел явившуюся на студию посетительницу: "Такое уже было". Потому, что ключ не проворачивался.
Но зато почти сразу же открылась дверь.
- Привет. - издала безмятежно улыбающаяся Ольга. И прильнула ко мне, вошедшему.
Она совершенно не помнила нашу последнюю встречу.
- Привет, - снисходительно отозвался я.
Дав ей чуток повисеть на себе, прошел в комнату. Спросил у нее. оставшейся за спиной:
- Ты как?
- Соскучилась.
- Это понятно. Как все остальное? Нервничала?
- Чуть-чуть. Я знала, что они врут. Ты бы мне сказал сразу…
Я подошел к окну, вновь поразглядывал крышу напротив. Не потому, что это было интересно. Не хотел, чтобы Ольга видела мои глаза.
- Все кончилось? - просто спросила она, подойдя сзади. Прижавшись к моей спине. - Тебя уже не ищут?
- Кому я нужен. - сказал я.
Она не сказала: "Мне". Только прижалась покрепче. Потом высказалась:
- Хорошо, что деньги не понадобились. Как бы потом отдавали.
- Где ты их держала? - спросил я уныло.
- Хорошо, что перепрятала, - оживилась она. - Когда ты приходил последний раз. кто-то рылся в моих вещах. И в постели искал…
- Да? - удивился я. - И где же они были?
- Под паркетом нашла дыру. Прятала в ней.
- Хитрая, - заметил я кисло.
- Правда? - почему-то обнадеженно спросила она. Я усмехнулся. Подумал о том, что два афериста для одной семьи - это слишком много. Особенно если оба они бездарны.