В аэропорту, как всегда, начались проблемы, и в конце концов менеджер уговорил Криса, что все будет окей, если мы перезвоним и подъедем ближе к десяти вечера – наверняка что-то освободят от брони, плюс возвраты… в общем, не переживайте, улетите без проблем. Ждем вашего звонка, спасибо, что обратились, бла-бла-бла.
– Не парься, – посоветовал Крис, когда мы вышли на улицу; в голосе его почти не было осуждения, – все будет тип-топ. Поехали домой – кофе, душик, соберешься – и потом сгоняем за этими билетами. Только поспим немного сначала.
Меня передернуло. Ну уж нет – пусть спят хоть все на свете, даже летаргическим сном, а я и не подумаю.
20. Уменьшительное от имени Марк, принятое в Молдове и Одесской области
Кружева и пролежни
Крис отключился перед телевизором сразу после кофе, а я никак не мог найти себе места – все силы уходили на то, чтобы не думать, будто тех, кто так или иначе выбивает из меня настоящие эмоции – хоть ненависть, хоть любовь, – преследует нечто чудовищное и безжалостное. И только с Крисом ничего не случается, потому что он родился в рубашке. Да-да, убеждал я себя изо всех сил, нужно уезжать, потому что я все равно не справлюсь, и будет только хуже, и Элеонора…
Но тут я вдруг понял, что отчаянно хочу позвонить инспектору. Прямо сейчас – как в телемагазин. Так, а куда звонить-то? Я захлопал себя по карманам – нет, кажется, он не оставил мне никаких координат. Пораскинув мозгами, набрал справочную, добыл номер комиссариат и попросил соединить с Борисом Федырчем.
– Минутку, – буднично ответил мужской голос.
– Алло, – эхом отозвался инспектор, – а, это вы. Хорошо, что позвонили. Можете зайти. А можно и по телефону, в принципе – у нас нет оснований вас задерживать, так что все.
– Как это "все"? – растерялся я.
– Приехали родственники, заявление делать не будут, претензий не имеют. То есть нас это не касается. Вот так, в общих чертах.
– Спасибо, – медленно сказал я, – до свидания
– Угу.
И в трубке безрадостно запикало.
Не торопясь, я переоделся, взял бук и диктофон, спустился вниз и поймал такси. Зачем все это, я не задумывался – то место, которым думают, у меня, видимо, слишком пострадало, чтобы функционировать. Притупились и ощущения, и эмоции – я чувствовал себя каким-то механизмом, процессор которого соединен с общим центром и исправно выполняет бессловесные оцифрованные команды. Хорошо это или плохо, я не пытался решить.
"Родственниками" оказалась дама в черных кружевах.
Не успел я, с разгону налетев на знакомую медсестричку, открыть рот, как девушка отрапортовала: Нашлась ее тетя, перевели в терапию, третий этаж, там спросите номер палаты.
– Значит, все в порядке?
– Лучше вам поговорить с врачом. Хорошо? До свидания!
И она засеменила вглубь коридора.
Искать доктора, а потом мучительно объяснять ему, кто я и чего мне нужно, не пришлось, потому что энергичный здоровяк в белой пиратской шапочке стоял прямо в палате напротив кружевной дамы и терпеливо повторял:
– Поймите, мы не можем держать ее здесь бесконечно, вам все равно придется решать вопрос. Это не наша пациентка, и мы мало чем можем помочь. Тут нужен элементарный уход, потому что могут быть пролежни и другие неприятные моменты, а у нас и так не хватает персонала. К тому же, она не гражданка, и вам придется оплатить каждый день пребывания в стационаре…
Дама изящным жестом отмела разговор о материальном, а я подумал – пролежни?! Элеонора и пролежни были настолько несовместимыми понятиями, что меня снова начало трясти. И тут доктор заметил, что кто-то подпирает стену во вверенном ему отделении:
– Вам плохо, молодой человек? Что вы здесь делаете? Присядьте! Аня, быстро сюда! – это уже в дверь.
Аня гренадерского роста неспешно заполнила собой проем и пробасила:
– Это посетитель.
– Ааа. Воды дай ему, и через пять минут проводи. А вам, мадам, я настоятельно рекомендую еще раз подумать. Только недолго, у нас вон люди в коридорах лежат. И тоже не задерживайтесь здесь, пожалуйста.
Кружева не шелохнулись – даже когда внутри у доктора внезапно и очень громко захрюкало.
– Алло, – сказал доктор, доставая из кармана халата мобильный – нет. Не можем, честное слово. Вы ж не хотите, чтоб он тут умер у меня? Вот и я не хочу, так что давайте…
Доктор небрежно отодвинул гигантскую Аню и ушел, продолжая разговаривать.
Я подошел к кровати. Со вчерашнего дня ничего не изменилось, разве что комната была другая. Меня накрыло чувство абсолютной безнадежности.
– Здравствуйте, – поклонился я кружевной даме. Она сидела, опустив голову и крепко сжав черные кулачки. Делать нечего, нужно или брать ее приступом, или уходить. – Я Марк. Мы с вашей дочерью познакомились в дороге.
Кружева молчали.
– Очень сочувствую вам, но, поверьте, все будет хорошо, – я нисколько не верил в то, что говорил, – пожалуйста, разрешите мне помочь вам… и ей.
Ничего как будто не произошло, однако я чувствовал: она меня слушает. Сейчас поднимет глаза, и пошлет куда подальше.
– Хорошо, – ответила она глухо. – А теперь выйдите, пожалуйста.
Описывая трехсотый круг на лестничной площадке, я судорожно думал, как именно собираюсь помогать. Снять гостиницу? Искать транспорт? Попросить… и тут, на мое счастье, Кристи позвонил сам.
– Да что ты выдумываешь, – беззаботно сказал он, – хватай бабулю, хватай свою красавицу, и пусть эти чижики везут вас на "скорой" ко мне. Мы ее тут быстро разбудим.
– Но я…
– Так, не выдумывай, я тебе говорю. Они и катафалк вам дадут, лишь бы сбагрить. А все остальное – ерунда, рассосется как-нибудь. Давай, короче, сделай там умный вид, достань ксиву, если что… ну, ты сам знаешь, не маленький. А я сейчас в аэропорт звякну, дам отбой – я ж тебя правильно понял? – и на работе у себя предупрежу. Все, пока. Увидимся.
Вот так и получилось, что в пятницу после обеда дома у Криса собралось странное общество – не считая нас двоих, на кухне сидел Алик, которого Кристи выдернул прямо из-за праздничного стола в их отделении, а в дальней комнате лежала безучастная ко всему Элеонора. Рядом с ней на спинке стула висели черные кружева.
Медицинское заключение
Кристи, разливая чай по здоровенным керамическим кружкам, спросил:
– И что теперь, она так и останется спящей красавицей?
– Надо надеяться, нет. Когда ее организм поймет, что опасности нет, она должна проснуться, – пожал плечами Алик.
– И когда же это счастье наступит?
– Понимаешь, Крис, это действительно очень редкий случай. Просто нет статистики, и все. На этом все заканчивается. А строить догадки – ты можешь их строить с тем же успехом, что и я. И Марик может строить, и вообще кто угодно. А будет так, как будет. Как повезет.
– Слушай, ну я ее, конечно, всего пару часов знаю, но ты меня извини: на истеричку она совсем не похожа! Что хочешь можно про нее сказать, только не это.
– Ребята, летаргия – это ж не официальный диагноз. Вообще такого дигноза- "летаргия" – не существует в чистом виде, потому что чтобы такой диагноз ставить, нужно серьезное количество случаев, историй болезни, освидетельствований, научных работ… а ничего такого лично мне не попадалось, хотя я, конечно, не психиатр. И истерическая летаргия, насколько я знаю, начинается иначе – к тому же, они в туалет встают, а она, видишь… С другой стороны, это и не кома – коматозники на полдороге на тот свет, а у нее все в норме. По сути, человек просто спит. Хотя, теоретически, все слышит и понимает.
– Ей легче. А вот бабулю прям жалко… – Кристи сочувственно помотал головой и откусил здоровенный кусок халвы – в качестве успокоительного, по всей видимости.
– Попробуйте в понедельник проехать в Костюжены21, там узкие спецы – может, они что-то другое скажут, а мое мнение такое: это какое-то психогенное состояние. Что-то случилось, достаточно серьезное для того, чтобы ее организм так отреагировал. Если ты говоришь, что она такая прям вся из себя спокойная-уравновешенная, значит, могла быть какая-то опасность. Потому что остальные факторы ведь исключили: травм нет, кровопотери, переохлаждения, истощения – тоже. Остается страх, испуг. Угроза жизни. Фактически вышло как с этими рыбками – как их там – если ты ее напугаешь как следует, она перевернется брюхом вверх. А дальше как повезет: захочет жить – очухается, а если нет…
Проследив за отчаянным взглядом Кристи, я понял, что могу, наконец, рассмотреть лицо кружевной дамы. Она стояла в полумраке прихожей и слышала все, о чем мы говорили.
Жесткая тетка, решил я, глаза прям прожигают насквозь – или это кажется из-за абсолютно седых кудряшек, напоминающих о добрых киношных старушках? Но она вовсе не старая, даже нельзя сказать, что пожилая…
– Что ж вы, – суетился Крис, – вот, присаживайтесь, чайку; вот халва…
– Чтобы вы не беспокоились о том, кто мы такие, – без всякого вступления сказала женщина – ее голос звучал, как только что настроенный кларнет, – вот мои документы. Пусть пока будут у вас, до послезавтра. В понедельник я позвоню в посольство, спрошу что нужно делать и сообщу вам.
– А что, вам не к кому обратиться? К родственникам, в смысле, или… – тут Алик осекся, потому что явно получил хорошего пинка под столом.
– Александр Николаевич имел в виду, что было бы неплохо как можно быстрее проконсультироваться со столичными врачами – а у нас нет ничьих координат. Но вы не расстраивайтесь, мы обязательно что-то придумаем. Если вы не возражаете, Марк через свое начальство может обратиться в любую больницу.
– Нет, – отрезала женщина. – Не нужно больше никого беспокоить.
– Мы… – начал Кристи
– Нет, – твердо повторила она. – Спасибо вам и вам. До завтра.
– Всем спасибо, все свободны, – сконфуженно пробормотал Алик, когда дверь комнаты аккуратно закрылась.
– Ты, блин, отжег, конечно. Ну ничего, переобидится, – Кристи, как всегда, не зацикливался на мелких неприятностях. – Но ты смотри, какая…железная, блин. Я б на ее месте рыдал в три ручья!
Мы с Аликом недоверчиво посмотрели на товарища.
А он уже листал паспорт. Было неприятно за этим наблюдать.
– Странная фамилия, – бормотал Крис. – Да и имя, в общем-то, тоже. Клара Кертис – чешка, полька? Нет, это Кёртеш, наверное, как у венгров, только по-русски… И всего-то полторы печати. Ну не путешествуем мы, понимаете ли…
Меня некстати осенило:
– Слушай, Алик, тут такое дело…у тебя, смотрю, чемодан как всегда с собой…
– Приболел, что ли? – привычно отозвался Алекс.
– Да знаешь, бессонница у меня, но это давно уже, а вот последние несколько дней… не знаю… лучше бы вообще не спал, честное слово – всего на час глаза закрою, и то всякая дрянь в голову лезет.
– Кошмары? – Алик полез в кейс.
– Ммм… вроде того.
– Хорошо, попробуй на ночь вот это, – Алик черкнул в бланке, – и с завтрашнего дня вот эти капсулы, – он добавил еще строку, – утром и в обед. Только не пропускай, а то толку не будет. И никакого алкоголя. Он все сведет на нет, и может стать даже хуже. А бланков с большой печатью у меня больше нет, так что придется тебе ждать до понедельника.
– Алекс, это что – последнее лекарство на свете?! – возмутился Кристи. – Выходные на носу, а ты – никакого алкоголя! Ну и что мне с ним делать – в театр пригласить? Или на этих ихних раскопках палатку разбить – весело, блин, будет!
– А что, раскопки – это идея, – рассмеялся Алик, защелкнул кейс и поднялся.
– Спущусь с тобой в аптеку, – сказал я.
В лифте мы оба чувствовали себя неловко – как это всегда бывает в лифте. Перекинулись парой ничего не значащих фраз. А на улице Алик не удержался:
– Похоже, ты здорово влип, нет?
Я закашлялся.
– Ладно, не хочешь – не будем об этом. Но чтоб ты знал – такие вещи не могут случиться с любым, с кем угодно. Только с теми, у кого генофонд подмочен, понимаешь, о чем я?
Ох уж эти доктора, подумал я. Им, конечно, тоже покоя нет – всем что-нибудь нужно, не рецепт, так осмотр, не осмотр, так совет – только ведь и они никогда не упустят случая поставить диагноз, даже если никто об этом и не просил.
Но Алик уже торопливо тряс мою руку – подъехала маршрутка.
Я поплелся в аптеку.
Очередь была просто мавзолейная, народ запасался на выходные: ферменты, алкозельцер, презервативы… Модельной внешности высоченный парень покупал китайский плагиат виагры. Кошмар, сколько проблем у людей… я сунул в окошко рецепт.
Интересно, поможет или придется опять всю ночь куковать?
В ту же секунду завибрировал телефон. Но понять, что говорит Кристи, было нереально, ясно было только одно: он в диком восторге.
– Да подожди ты, – не выдержал я, – пять минут, сейчас.
21. Поселок, где располагается психиатрическая больницы
Бабуля Эржебет
Крис приплясывал прямо перед лифтом – босиком, в одних шортах.
– Ты представляешь, она в натуре принцесса! – кричал он шепотом. – Ну почти. Ну то есть могла бы быть. Смотри, смотри, – он тащил меня к столу.
На мониторе мерцали какие-то схемы.
Ну все, мне конец, понял я, Крис оседлал своего любимого конька. Остановить его в такие моменты было невозможно, поэтому я покорно опустился на стул напротив ноутбука и постарался вникнуть.
– Вот, вот же, сюда смотри: Янош Драгфи женился на Эрике Варге, и от них по прямой линии – прикинь, по прямой! – она и происходит! Получается, если эта Клара тетка твоей красавице, то она – то есть Леонора – внучатая племянница кровавой графини22 – по матери. Ты вообще представляешь себе такое?!
Я не представлял. По правде говоря, я вообще не очень соображал, о чем речь.
Однако Кристи продолжал тыкать в монитор, трясти меня за плечи, бегать по кухне, и через четверть часа меня, наконец, проняло. Это было невероятно, и в то же время настолько наглядно изложено, что не поверить было невозможно. Выходило, что наши гостьи и впрямь королевских кровей, хотя я никогда бы не подумал, что можно настолько быстро проследить историю рода, тем более такого древнего – если все это, конечно, было правдой. И еще я никогда не понимал, как можно ни минуты не сомневаться в своей правоте – только ведь Кристи на то и Кристи, что сомнений для него не существует.
– Так ведь именно потому, что они такие… такие крутые – ну, то есть, древние, все и вышло так легко! Попробуй отследи деда с бабкой какого-нибудь Иванова или Мунтяну! Черта с два! А тут – пожалуйста!
– Ты б лучше ее напрямик спросил, вернее было бы, – хмуро буркнул я. – А чего ты сам не спросишь, а? Ты вообще, блин… ты даже про свою красавицу ничего, кроме имени, не знал! Тоже мне, шерлокхолмс! Зато, конечно, у тебя хорошие друзья, и в этом твой плюс, – Кристи сиял от самодовольства, – и к тому же они офигительно продвинутые чуваки, так что у них вся инфа давно в кармане, – он похлопал себя по бедру и исполнил что-то вроде лезгинки вприсядку. – Короче, все – завтра валим в Хынчешты, прям с утра. Чем сидеть тут сопли жевать и пить воду с молоком, лучше поедем и разберемся, что она там делала, и кому понадобилось бросать ее на дороге, – Крис ткнул пультом в сторону музцентра, и кухню заполнил негромкий, притворно ангельский вокал солистки Cranes – таким голоском могла бы зазывать свои жертвы девочка-вампир.
А я-то, идиот, все рассчитывал и прикидывал, как уговорить Криса провести выходные среди музейной рухляди… Меня неудержимо тянуло туда, где совсем недавно топтали траву джинсовые сапожки. И в то же время не покидало ощущение, будто я не вылезаю из кресла в самолете. Точнее, не могу вылезти – пристегнут намертво.
Реванш за следующие два дня мой друг собирался взять авансом. И хотя мне жутковато было оставаться в чужой и слишком новой квартире с безмолвной Элеонорой и траурно-кружевной Кларой, Крис уходил как поезд:
– Все, все, меня нет! Если что – заеду за тобой уже утром!
Через пять минут, стоя под потоками теплой воды, я раздумывал: а ведь он, наверное, прав. Этой девушке явно было нечего делать в поезде, если только она не везла с собой ничего такого, что было очень важно спрятать от таможенников. В поезде досмотра практически нет – с собаками пройдут, челноков потрясут, с проводников деньги слупят – и все, счастливого пути. Если у тебя небольшой багаж, на него никто и не взглянет. Конечно, есть вероятность попасть под выборочный досмотр, но если то, что ты везешь, небольшое… нет, даже не небольшое, а, скажем, плоское… что же это могло быть? Картина? Карта? Рукопись? Такое совсем нетрудно спрятать – положи в папку среди газетных вырезок и всяких бумажек, и дело в шляпе…
Элеонора рассказывала, что изучает артефакты культуры гето-даков… и что-то еще довольно интересное провинцовые пластины, которые в желтой прессе обозвали Сантиями, хотя никакие это на самом деле не сантии, а памятные записи времен царя Децебала, грозного варвара, перед которым трепетал даже Рим: когда пала столица даков, Децебал закололся копьем, чтобы не попасть к римлянам в плен, а император Траян на радостях велел сваять 38-метровую колонну и изобразить на ней, как бьются с даками его когорты, и как сотни подвод везут в Древний Город политое кровью золото – а ведь его, как говорили, давал варварам сам Залмоксис…
Где-то в квартире стукнула дверь, совсем негромко, но я все равно порезался. И зачем вообще надо было бриться, лучше бы постоял еще под душем… Но между прочим: как Клара собирается есть-пить все эти дни, в ванную ходить, в конце концов? Или она решила делать вид, будто меня нет?
Впрочем, бог с ней, с Кларой, вот если бы я мог поговорить с Элеонорой, хотя бы минуту… И тут мне в голову пришла безумная идея.
Я быстро оделся и выскользнул из ванной. Комната была открыта и наполнена темно-зеленым гардинным сумраком, а в туалете горел свет. Не слишком по-джентльменски, мелькнуло у меня в голове, но что делать. Через секунду я уже был у кровати.
– Элеонора… – я сам не знал, что собираюсь делать, и только шептал какую-то чушь. И ее ресницы вздрогнули. Или мне показалось? Нет, все правильно! Ведь Алекс говорил, что они все слышат и понимают, просто у них нет сил ответить! Сейчас… я опустился на колени и нашел Элеонорину руку. Рука была совершенно неживая, безвольная, страшно холодная, и на меня снова накатило отчаяние, а за ним – прежнее невыносимое желание: схватить, впиться, чтоб аж зубами…
Эвакуироваться вовремя я не сумел: Клара так и застала меня – в дурацкой позе, с перекошенной физиономией, бормочущего и, наверное, похожего на вурдалака у свежей могилы. Я только и успел подумать – нужно соглашаться со всем, что Клара скажет, потому что она будет кругом права: я действительно повел себя как свинья.
– Хотите чаю? – спокойно спросила Клара.
Я онемел, но сообразил кивнуть.
– Пойдемте, я заварю.
Я поплелся за ней следом, мучительно придумывая первую фразу.
Клара налила воды, нажала кнопку чайника, присела на краешек стула и указала мне на диван. А потом сказала, будто продолжая давно начатый разговор:
– Это должно было случиться. Я знала. Ей нельзя было ехать сюда.
22 Елизавета или Эржебет Батори (1560-1614), венгерская графиня, печально знаменитая массовыми убийствами молодых девушек. Является, согласно "Книге рекордов Гиннесса", самым "массовым" серийным убийцей.