Буквально на второй день после того, как Дюк впервые в жизни стал торговать картинами вполне легально, к нему заявились какие-то тонкие ценители искусства и стали намекать, что оно требует жертв. Со стороны хозяина, естественно, в пользу подрастающего бритоголового поколения. Дюк тут же чуть было не забился в падучей и откровенно признался: он не столько хозяин, как администратор, а потому, молодые люди, делайте свои предложения по поводу охраны бесценных полотен и статуэток из гипса тому, кто мне дает весьма низкую заработную плату.
После того как работники коммерческого отдела фирмы "Козерог" встретились с ценителями прекрасного, те очень быстро доказали справедливость сталинского утверждения: самым важным из искусств для нас является кино. Грозные бойцы давали страшные клятвы скромным служащим: они готовы с утра до вечера тихо-мирно сидеть у экранов телевизоров, если можно, с целыми конечностями, на которых божились обходить десятой дорогой любое место, где висят хотя бы три картины.
После их визита других желающих взять под охрану салон в городе почему-то не нашлось, но тем не менее Дюк до сих пор на всякий случай не снимает с двери своего кабинета табличку "Администратор".
- Здравствуйте, ваше преосвященство, - приветствую наконец-то появившегося в своей берлоге, пропахшей коньяком, доктора искусствоведения. - Клиентка созрела на фаллос?
- А куда она денется? - заметил Дюк с таким видом, будто он самолично всучивал женщине кинжал. - У них у всех один фаллос в голове.
- Это вы по своему опыту судите, ваше преосвященство?
- Ты чего это меня так называешь? - на всякий случай испугался Дюк.
- Потому что до Папы Римского тебе еще расти. Понял, администратор?
- По поводу картины свои шутки начинаешь? - осмелел Дюк.
- Какие шутки? Что у тебя на двери пишется? Администратор, да будет тебе известно, это временный или постоянный управитель незамещенного епископства. Только я тебя пожизненно сюда не назначал, следовательно, правами епископа ты не обладаешь. Понял, доктор не существовавшей науки несуществующего государства?
- Ты чего на меня едешь? - вконец расхрабрился Дюк. - Несуществующей! Не существовавшего! Мне, между прочим, доктора наук не за красивые глаза дали!
- И даже не по поводу банкета или подарков... Ладно, Дюк, не маши крыльями.
- Ну да, это же твоя привилегия, - выдохнул Дюк с нескрываемым раздражением.
Я тихо рассмеялся, а затем задушевно поведал:
- Вот именно. Ты, наверное, позабыл, что на меня работаешь? Напомнить?
- Напомни! - с вызовом бросил явно подымающийся на восстание администратор.
Представляю себе, сколько бабок он намолотил возле меня за эти годы, если позволяет себе становиться на дыбы. Вот что значит состоятельный человек, только он может быть по-настоящему свободным. Ну что, Дюк, штрафных санкций ждешь? Напрасно, я тебя по-другому утихомирю.
- Напоминаю. Страны, давшей тебе звание доктора искусствоведения, нет. Тебе не смешно носить ученое звание несуществующей страны?
- Не смешно. Все носят. Герои Советского Союза, между прочим...
- Ты другой герой. Нашего времени. Только ведь Герои, далеко не все, правда, но свои Звезды кровью зарабатывали, а ты... Какое могло быть искусствоведение при царизме марксистско-ленинской философии, сам прекрасно знаешь. Или забыл, как спрашивал меня, кто такая Юдифь и отчего она отрезала голову Олоферну? Ничего, я еще кое-что напомню. Как там твоя диссертация называлась? Что-то вроде "Решение художественных задач при создании портретов передовиков производства в свете очередного исторического Пленума ЦК КПСС"?
- Прекрати! - вызверился Дюк.
- Хорошо, - неожиданно легко согласился я. - Но ты, надеюсь, понял, почему я назвал тебя доктором не существовавшей науки?
- Тоже мне педагог выискался! Если работаю на тебя, это еще не значит...
- Заткнись, доктор наук по кличке Дюк, --несколько устало советую возбужденному искусствоведу. - Ты такой выдающийся ученый! Отчего же, чуть что, бежишь к Студенту, с его двумя курсами университета? Хочешь со мной работать, как тогда, когда я был сторожем, а ты кандидатом наук - делай правильные, согласно докторскому званию, выводы. Усек?
Дюк немного подумал, а затем сдался:
- Ну усек. А чего ты сегодня такой военный?
- Да потому, что ты позволил себе посмотреть на меня свысока. Плевать мне на эти звания, сам знаешь, захочу - академика куплю. Сегодня это еще дешевле, чем тогда - стать доктором. Это твои коллеги без своих званий чувствуют себя голыми. Мне все эти будоражащие воображение полудурков погремухи - до керосиновой лампады новейших времен. Но вот знания у меня никто не отнимет, а они куда дороже всех степеней. Пока ты своими диссертациями, от которых и тогда и сейчас толку, как от коровы малафьи, им задницы вылизывал, я над собой работал. Бывало, спать не ложился, но два часа изучению настоящей искусствоведческой литературы - отдай и не греши. О практике скромно промолчу. Так что втирай баки своим клиентам по поводу ученых степеней, раздавая визитки размером с простыню, но только не на моих глазах.
- Что ты теперь имеешь в виду? - примирительным тоном заметил доктор искусствоведения.
- Портрет. Восемнадцатого века.
- Или начала девятнадцатого, - поправил меня Дюк.
- Вот именно, девятнадцатого. Только не начала, а конца. Но, скорее всего, начала двадцатого. Кстати, не знаешь, в какую пору года позировал тот бородач?
- Осенью или весной, - в тоне администратора просквозила явная поддержка самому себе. Мол, я стою чего-то и без этих дурацких нотаций.
- По сюртуку догадался. Только ошибка одна в твоих рассуждениях присутствует. Сюртучок серого цвета, такой летом носили. К тому же на нем четыре пуговицы, было бы две-три, тогда точно не конец девятнадцатого, а только начало двадцатого века. Жаль, бородача не Цорн рисовал, правда, Дюк?
- А чем тебе теперь Цорн не угодил? - буркнул доктор наук.
- Он пуговицы не любил малевать. Так и говорил: я - художник, а пуговицы пусть пришивает портной. Ладно, Дюк, есть одна мысль. Можно очень много заработать. Надеюсь, ты не против?
Дюк смотрел на меня чуть ли не с материнской нежностью. Попроси его сейчас - и он с радостью повторит: я действительно доктор не существовавшей науки несуществующего государства, и вообще разве все эти погремухи могут быть важнее денег? Вот и ученых, чтобы денег им не сильно давать, и обвешивали званиями. Я - совсем другое дело.
- Эту телку специально от картины отвел, - делюсь с Дюком страшной коммерческой тайной. - В общем, кроме неизвестных голландцев кисти Антоновского, ничего в продажу не пускай. Ну и новоделы, естественно. Двадцатый век, тоже смотри, он наш основной козырь. Через несколько лет продадим, денег будет - сейчас даже тебе трудно представить сколько.
- Так ведь нужно ждать.
- Нужно. Считай, бабки заморожены под хорошую процентовку. Значит, придется тебе вместо того, чтобы изредка слизывать пенку, работать не на витрину, а на склад.
- Почему ты так решил? - не понял доктор искусствоведения.
- Через несколько лет наступит двадцать первый век. О девятнадцатом давай помолчим, но цены на работы прошлого, то есть двадцатого столетия, сразу прыгнут, как минимум, вдвое. Все уже было в этом мире, Дюк. Нужно уметь делать выводы. Ты меня понял, ваше преосвященство?
- Понял, - односложно ответил весьма довольный доктор наук, несмотря на обращение, которое еще недавно казалось ему вызывающим.
ГЛАВА ПЯТАЯ
В моем кабинете Бойко вел себя почти как в салоне Дюка. Только вместо живописной головы на стене тщательно изучал дешевую китайскую пластмассовую подставку для карандашей на письменном столе. Руководитель пресс-группы усиленно исполнял вид: этот процесс гораздо важнее вероятных санкций руководства из-за прохладного отношения к прямым обязанностям.
- Давно ты меня не радовал, Игорек, - пытаюсь отвлечь Бойко от тайных мыслей о неминуемости наказания.
- Разве последняя закупка была неудачной? - одной фразой поднимает свой рейтинг мой подчиненный.
- Кто бы спорил, однако я ожидал большего. По-настоящему ценных работ не так уж много.
- Да? Ну, извини, ты, наверное, на Рембрандта рассчитывал, Врубель уже мало устраивает, - наконец-то пришел в свое обычное состояние Игорь.
- Подумаешь, Рембрандт, тоже еще событие, - услужливо щелкаю "Ронсоном", чтобы Бойко наконец-то решился прикурить мальборину, свисающую с нижней губы. - Я-то надеялся, вы привезете хоть одно по-настоящему ценное полотно. А на деле? Какая-то сахарница, серебряная, правда, но работы почти неизвестного Масленникова, историческое полотно Галле... Вихельмсон с его живописными заскоками по поводу "рыбных дней". Ты хоть помнишь о "рыбных днях"? Золотые времена, ты тогда в газете пахал, под обкомовским игом. Но сейчас другие времена. Не желаешь вернуться к прежней деятельности в ту же газету? Она теперь выходит под эгидой облисполкома, куда направился обком почти в полном составе.
- Можно подумать, ты этого хочешь. Я, конечно, слегка задержался. Однако это не означает, что ты можешь разговаривать со мной как с мальчиком. Если сейчас скажешь, что я нуждаюсь в тебе больше, чем ты во мне, то позволь этому не поверить. Интересно, чем тебя разочаровала последняя закупка?
- Только тем, что среди работ не было самого знаменитого шедевра мировой живописи, принадлежащего кисти мадам Грундиг, - "Манифеста Коммунистической партии", - самым достойным образом отвечаю на вопрос Бойко. - Скажи, Игорь, откуда взялся портрет бородатого купчика? Даже в шутку не допускаю мысли, что он просквозил в салон мимо фирмы...
- Выходит, ко мне по-прежнему полное доверие, - криво усмехнулся Бойко. - Спасибо, родной, век не забуду.
- Ты кончай выступать, а то я докажу тебе делом, кто в ком больше нуждается, - весьма спокойно замечаю в ответ уже на явное проявление наглости. - Говори, что случилось?
- Ты в прошлый раз приказал нам работать с Рябовым? Вот мы и заработали. Твой цербер такой щедрый, дальше некуда... Этот портрет из моего собрания.
- Понял, Игорь. Значит, со мной тебе работать приятнее?
- Несмотря на твой ангельский характер, - выпалил Игорь, сосредоточенно уставился в стенку над моим плечом и ожесточенно затянулся.
Да, с Рябовым он точно переработался. Фраза о моем ангельском характере из Сережкиного лексикона. Только вот, вкалывая с Рябовым, Игорь рассчитывал на вознаграждение в моем стиле. И ошибся. А потом решил меня слегка повоспитывать, когда, вместо того, чтобы явиться на вызов, стал активно крутиться в салоне из-за хронического безденежья. Ничего, сейчас я тебя подлечу надежнее любого доктора, в том числе искусствоведения.
- А чего бы ты хотел, Игорек? Рябов не привык по достоинству оценивать работу интеллектуалов, он все больше со своими спиногрызами крутится, им платит. Конечно, после случившегося я не могу не учесть в следующий раз потери твоей команды из-за некомпетентности коммерческого директора.
После этих слов Бойко мгновенно перестал интересоваться состоянием стен в офисе, погасил сигарету и сосредоточился до такой степени, словно проблемы фирмы волнуют его куда острее, чем грозящий из-за горения на ее благо инсульт. Теперь, уверен, он будет носом землю рыть, лишь бы справиться с очередной высокооплачиваемой задачей как можно лучше. Вот что значит для меня пресловутый человеческий фактор. Дай человеку денег, они лучше любых призывов надавят на его совесть.
- Что нужно делать? - передо мной уже сидело само внимание, облаченное в безукоризненный английский костюм-тройку.
- Вспомнить о былой профессии твоей группы. Вы же творческие люди, в конце концов.
- Кино снимать? - загорелись глаза Бойко.
Да, в прошлый раз на кино он неплохо заработал. Узнай о гонораре Бойко известные режиссеры с нашей дергающейся в предсмертных судорогах киностудии, они осадили бы мой офис куда решительнее, чем восставший пролетариат - Зимний дворец. Фильм получился на загляденье. О героическом прошлом заслуженного генерала Велигурова, расстреливавшего именем народа всех, кто ему в руки попадался. Но кого сегодня заинтересуешь документальной лентой на подобную тему? Надоели народу эти разоблачения, люди зевают от набрыдшей лагерно-вышечной темы, им теперь веселиться хочется. Обычное явление, присущее традиционным пирам во время очередной чумы.
- Слушай, Игорек, а куда подевалась с экранов замечательная юмористическая передача "Розыгрыш", пользовавшаяся, как я понимаю, обалденным рейтингом?
- Куда и другие, - откровенно признался Бойко. - Им со спонсорами не везёт. Один за границу убежал, второй не успел, третьего тоже в подъезде дома расстреляли. Нефартовые они какие-то. Люди стали в последнее время суеверными. Кто после всего этого захочет стать их спонсором?
- Ты.
- Я?!
- Тебе тоже суеверие на мочевой пузырь давит? Сам понимаешь, ты ведь просто будешь платить. Сколько сочтешь нужным. Что до меня, то скупиться ради святого искусства не собираюсь.
После подобной фразы передо мной сидел уже совсем другой человек. Не слегка растерявший свой лоск по поводу дремучих суеверий Игорь, а прямо-таки отважный воитель за народное счастье смотреть всякую белиберду по ящику. Ну как ради этакой метаморфозы жирно не помочь телевидению Страны Чудес? В нормальных странах телевидение платило бы авторам "Розыгрыша" хорошие деньги за продажу права пускать их продукцию в эфир. У нас, конечно, и здесь все поставлено с головы на задницу. Группа, пользующаяся немалым успехом, оплачивает эфирное время, чтобы зрители прикипели к телевизорам. Нормальная схема, меня вполне устраивает. Захочу - дам пятьсот баксов, и телевизионный очерк про Педрилу всунут в эфир без второго слова.
Только подобный очерк мне без особой надобности. Зато очень хочется, чтобы люди обрадовались: юмористическая передача "Розыгрыш" снова появилась на голубых экранах, слегка потеснив некоторых ведущих аналогичного цвета.
- Значит, так, Игорь. Ты теперь спонсор...
- Нет, - твердо ответил несуеверный Бойко, - я могу вести переговоры от имени спонсора. Он человек скромный, хочет помочь талантливым людям...
- ...И, боясь нескромных вопросов налоговой, платит налом, оставаясь в тени, - продолжил я. - Ребята согласятся?
Бойко посмотрел на меня так, словно я сидел не в кабинете руководителя фирмы, а в той самой комнате, где даже потолок обит войлоком.
- Ну а если согласятся, то подскажи им одну идею, - воодушевился я. - Как всегда, ненавязчиво. Чтобы они сами до нее дошли. В Южноморске эта группа примелькалась, люди стали узнавать артистов, им тетерь гораздо тяжелее прикалывать прохожих. А если снять несколько программ в провинции?
- Можно подумать, там телевизоров нет, - толково возразил Бойко. - Их и в деревнях видели. Не все программы, но некоторые - наверняка.
- Ну да, так я тебе и поверил, - позволяю себе не согласиться с дельным замечанием, - вот что они там смотрят вместо телевизора.
Не без удовольствия демонстрирую Бойко кукиш и добавляю:
- Причем в абсолютных потемках. Керосин нынче кусается. Игорек, ты привык к роскошной жизни, когда свет отключают всего на несколько часов в сутки. Зато в провинции его на несколько часов в сутки включают. Я тебя убедил?
Мне бы пришлось удивляться, если бы Бойко стал противиться такому чересчур логическому доводу, покоящемуся на хорошей денежной основе. За свой будущий гонорар Бойко уже готов утверждать: несколько часов электрификации в сутки - чересчур жирно для сельских регионов. Потому что к проклятому будущему нет возврата. Ведь не зря великий вождь высказался: "Коммунизм - это есть советская власть плюс электрификация всей страны". От пути в коммунизм наш паровоз постройки братьев Черепановых отклонился не потому, что советская власть всем по-прежнему заправляет. Капут электрификации страны как нельзя лучше доказывает - путей в прошлое не бывает, и мы опять идем верной дорогой. В другом направлении. Приветствую изо всех сил, и мне подобные - тоже. Мы без света не сидим, нам не то что электрификация всей страны, персональные генераторы - и те по карману.
- Дальше, Игорек. В провинции люди несколько иные, чем в городе, так что и юморок должен быть по-настоящему пуповым.
- Например? - Бойко не решился высказывать свою концепцию будущей передачи, а элементарно ждал, как всегда, ценных указаний руководства. Эх, давало бы руководство страны указания при ценах на труд, как в "Козероге", мы бы Америку точно перегнали, всяких азиатских тигров пинками загнали в страны третьего мира. А так приходится самим в этот мир вгрызаться, лишь бы в четвертый не улететь.
Я прикурил сигарету, немного подумал и ответил:
- Например, идет по улице патруль. Не милицейский, а военный. Во главе с каким-то обер-лейтенантом, все с головы до ног в "Шмайсерах"...
- А может, лучше гестапо? - осмыслил мой план Бойко, как и положено творческому работнику.
- Вполне допустимо, - легко соглашаюсь на гестапо, а вовсе не бьюсь в судорогах, что это никак не укладывается в концепцию спонсора. - Значит, идет по улице оберштурмфюрер... Только не говори мне о полиции! Я уже согласен. Можешь даже обер-лейтенанта разжаловать в ротвахмистра полиции. Главное, чтобы патруль был вооружен до зубов и приставал к прохожим с вопросами. Естественно, на любимом нашими зрителями наречии оккупантов: "Матка, где есть штаб?.. Цюрюк! Хальт! Ти есть русски партизан! Их бин комиссар... Зольдатен...".
- Не тужься, - улыбнулся Бойко, - ты уже почти весь лексикон перечислил. Я все понял. Другие приколы должны быть аналогичными? То есть, как я понял, все они в той или иной мере должны быть связаны с оружием.
- Не только. Пиротехника нас тоже устроит.
- Нас-то устроит. Но ты же знаешь, начнутся рассказы про творческий поиск, видение передачи, вдобавок с оружием будут ходить артисты.
- И пусть ходят. Что до творческих поисков, так спонсор для начала отстегивает пятьдесят штук. Только не вздумай их переполовинить.
Бойко аж подпрыгнул в кресле, как будто я обвинил его в измене родине по безналичному расчету.
- Успокойся, Игорь. Значит, так. Возле них будет крутиться представитель спонсора - это раз. Дальше. Творческая группа, само собой, без изменений, но вот ее обеспечение - костюмеры, осветители... там их наверняка всех вместе человек двадцать наберется. Из них пять-шесть, ну, скажем, гример...
- Не годится. У них - свой, - безапелляционно заявляет Игорь, словно он уже нанялся работать председателем профкома "Розыгрыша".
- Это хорошо. Только, подозреваю, у него много свободного времени. Наверняка, будь у нас настоящая зима, чтобы навыки не потерять, сейчас бы снежных баб гримировал, если бы он на морковку мог заработать. Ладно, пусть будет их гример. Но, повторяю, пять-шесть человек кого угодно, хоть третьего помощника второго осветителя...
- Понял. Киностудия попросит предоставить кое-кому работу, когда даст напрокат "Розыгрышу" форму и оружие. Это моя задача, - блеснул высокой производительностью интеллектуального труда Бойко.
- Нет, это твоя работа. Интересная и высокооплачиваемая, - не позволяю руководителю пресс-группы повышать самомнение за мой счет.
- Кто представитель спонсора? - немного напрягся Бойко.
- Не переживай, не Рябов. Но из его службы.
- Андрей, что ли?
- А чем тебе Воха не угодил? Он что, тоже жадный?