- О твоем нездоровье, - тихо замечаю в ответ. - Душевном, естественно. Переживаю, отчего это тебя в последнее время на некрофилов потянуло?
Сабина спрыгнула с кровати, словно я не словесно раскрыл ей глаза на известную некоторым литературоведам истину, а довольно активно всаживал в зад далеко не те иголки, которые как-то втыкивал в нее один доктор с корейской фамилией при явно вологодской морде.
Жена одарила меня царственным взглядом оренбургского происхождения, после которого стало окончательно ясно, как мне здорово удалось восстановить семейную атмосферу, присущую нашему дому.
Результат не замедлил сказаться. Сваренный заботливой супругой кофе напоминал своим вкусом помои общепитовского разлива. Визит Гарика в столовую окончательно внес свою лепту положительных эмоций за завтраком. Мой сын заявился с таким видом, словно собирался получать от любимого папы остро необходимый талисман исключительно в качестве наследства.
Поверх майки с донельзя страшной харей Гарик нацепил плечевую кобуру с никелированной хлопушкой "Вальтер". Ничего удивительного, говорят, каждый сын хочет походить на своего родителя, вдобавок я больше чем уверен - внешний вид Гарика свидетельствует и о том, что наше среднее образование дает позитивные плоды. В его годы, помню, дети мечтали после школы пойти в моряки и космонавты, я о большем счастье, чем инженер, не задумывался, а сегодня... Слышал я разговоры деток во время недавних именинок Гарика. Все о новых профессиях мечтают, кто о банкирской, кто решил в хозяева универмага податься, ну а мой сынок нацеливается стать киллером. Видать, слово ему нравится, о пресловутой преемственности поколений думать почему-то не хочется, хотя "ассенизатор" звучит не менее загадочно, чем "киллер".
Бережно извлекаю из кармана талисман и как можно торжественнее поясняю:
- Этот самый древний из всех знаков достался мне тридцать с лишним лет назад. И с тех пор мне во всем сопутствовала удача. Только ради тебя от сердца, можно сказать, отрываю.
- А как он называется? - Гарик с опаской посмотрел на таинственный знак, боясь неловким прикосновением разбудить дремлющие в нем таинственные силы.
- Пифагор называл его пентальфой. Кельтские жрецы - стопой ведьмы. Этот знак служил печатью самого мудрого из царей - Соломона. Он считался крестом домового в средние века. Задолго до этого вавилоняне использовали его как магический брелок, дарующий безопасность. Он служил знаком Бога-отца у друидов.
- А кто это нарисован?
- Гарик, я же тебе говорю, Бог-отец. В юном возрасте, правда, но так положено. Зато он Вечно Живой. Один во Вселенной. Бери, пока я добрый.
- Спасибо, папуля, - осторожно принял бесценный дар Гарик и умчался хвастать перед Сабиной, как ему удалось расколоть глупого папашу на такой бесценный предмет.
А чего с ребенка взять, кроме малокалиберного "Вальтера"? Сейчас другие приоритеты, чем во времена его хорошо розового детства, вот он и повелся на октябрятскую звездочку. Кто такие октябрята, Гарик не знает, о комсомольцах не подозревает, о пионерах, правда, наслышан, но не более того. Все благодаря школе. Им учителя чего-то там по новой программе втолковывают, а учебник "Родная литература" еще при прежней власти выпущен. Мало того что эта литература уже вроде бы и не родная, в том учебнике, сам видел, такие произведения подобраны... Дети мозгами своими неокрепшими и то соображают: если календари, может, и не все врут, то учителя - без сомнения. Педагоги на уроках нашу великую революцию в качестве трагедии трактуют, коллективизацию и энтузиазм первых пятилеток с дерьмом мешают, зато в учебнике - все наоборот. Тут тебе и Шолохов, и Фурманов, и Гайдар, и Багрицкий со смертью пресловутой пионерки, стоит удивляться, чего из наших деток вырастет при таком-то подходе к неокрепшим умам. Уже, кстати, повырастало, да так, что стремление Гарика стать киллером можно считать само собой разумеющимся. Как и мое желание побывать в славном городе Косятине.
Ведь именно в этом городе, кроме прочих достопримечательностей, родилось в свое время великолепное предложение переименовать октябрят в груденят. Это не анекдот, а такая же правда, как и то, что заповедь "Не убий!" принадлежит РУХу. Сам видел, на телевизионном экране, вместе с "Не укради!" за подписью Черновола. Дивны дела твои, Господи, вот отчего в тебя не верю, хотя сегодня это так модно, как прежде поклоняться Вечно Живому. Тому самому, которого сейчас многие его бывшие страстные обожатели именуют наиболее расхожими в стране словами...
- Дорогой, у тебя сегодня много работы? - вошедшая в столовую Сабина попыталась сделать вид, что позабыла о моих упреках. - О чем ты думаешь?
- О работе, естественно. У меня сегодня полно дел, - отсекаю возможные предложения насчет провести вечер вместе с супругой в компании ее расфуфыренных подруг, ведущих интеллектуальные беседы о Брамсе, бриллиантах и нарядах от Версаче.
- А что у тебя сегодня? - позволяет себе перейти границу дозволенного жена, пользуясь моим благодушным тоном.
- Сегодня у меня важная сделка. Вполне возможно, придется задержаться. Представляешь, мне предстоит разбартеровать местами экспонаты мавзолеев Ханоя и Улан-Батора.
- До Красной площади еще не добрался? - зло выдохнула Сабина.
- Там и без меня желающих - толпы. Кстати, спасибо за кофе. Если захочешь покончить с собой, одной чашки вполне хватит.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
"Человек предполагает, а Марина располагает", - подумал я, когда в кабинет вместо руководителя пресс-группы Игоря Бойко мягкой кошачьей походкой вошел донельзя измученный катастрофой Чернобыля господин Афанасьев. После ликвидации последствий аварии Афанасьев сперва подался в бизнес, вместо денег заработал к уже имеющемуся званию капитана войск особого назначения кличку Челнок, а затем перешел на работу в охранное агентство с невинным названием "Снежинка", которым руководит самый настоящий генерал. В отставке, правда, но все равно полный придурок.
По-настоящему "Снежинкой" командует Афанасьев, зато генерал Бабенко так активно раздувает щеки в кресле руководителя, будто способен на большее, чем получать хорошую зарплату неизвестно за что.
- Здорово, командир, - бабахнул басом Челнок, с трудом размещая свое тело в стандартном кресле. Несчастный человек, вот до чего его радиация раздула, одной рукой с двухпудовкой играется и не потеет.
- Здравствуй, капитан. Есть дело. Не к тебе, правда...
- Отчего так?
- Фигурка у тебя заметная, - втолковываю Челноку то, о чем бы он мог и сам догадаться, - в определенных кругах хорошо срисованная.
- Это плохо?
- В данном случае.
- О чем тогда говорить? - деланно пожал плечами ветеран Советской Армии.
- Как о чем? Разве есть дело более важное, чем забота о человеке? Не переживай, о тебе речи нет. А вот твоим подчиненным надо бы отдохнуть. Человек пять охотников подберешь?
- У меня этих охочих куда больше, - разоткровенничался Афанасьев, - забыли, когда отдыхали.
- Только учти, это должны быть настоящие охотники.
-- То есть? - непонимающе посмотрел на меня Челнок.
- В смысле любители охоты. С зарегистрированными стволами, само собой разумеется, состоящие на учете в охотобществе. И не в Южноморском, самое главное. Понял?
- Да. Их задача?
- Им нужно выехать на охоту в Косятин. А то, понимаешь, сезон закрывается в феврале, самое время на зайчика сбегать, лицензией на кабана разжиться... Знаешь где?
Афанасьев молча качнул головой.
- Очень хорошо. Для зайца, конечно, им патронов - "четверки" хватит, а кабан - совсем другое дело.
- Верно, командир. Жакан нужен, пуля.
- Картечь надежнее. Да, охота из опасных, надеюсь, оружие будет соответствующим?
- Карабины?
Теперь пришла очередь мне кивать головой, только в явно отрицательном смысле.
- Нарезное оружие - это, конечно, неплохо, только вот беда - карабин для картечи не приспособлен, а что пуля экспертизе поддается - слабое утешение. В общем, мне кажется, для предстоящей охоты в самый раз гладкоствольные ружья. Не двустволки, а "помповики", всякие-разные шестизарядные "Маверики" или, еще лучше, восьмизарядка "Винчестер" с откидным прикладом при пистолетной рукоятке. Есть такие?
- Поищем. В нашем хозяйстве чего только не найдешь, - ухмыльнулся чернобылец.
- Только смотри, чтобы документы были в порядке. Паспорта, охотничьи билеты. Законы надо соблюдать. Сотни патронов на человека хватит даже при активной охоте. Кроме финансовых, вопросы есть?
- Есть, командир. Кому подчиняется группа... ну, в смысле, руководитель охоты положен. Согласно правилам.
- Так коммерческий директор тоже туда собирается. Только позже.
- Ясненько-понятно, - привстал из кресла Челнок, - да... "Этот старый козел требует, чтобы ты поспешил. Так орал, стекла в кабинете дрожали...
- Надеюсь, ты не плюнул в своего непосредственного руководителя, лишь бы он утонул раз и навсегда?
Челнок заржал с такой силой, что теперь уже я стал переживать за состояние стекол в собственном кабинете.
- Нет, командир, - булькающим басом поведал Челнок, - я, как ты учил... Мол, слушаюсь, товарищ генерал! Служу Советскому Союзу! Но учти, он к тебе порывался, в общем...
- В общем, скажи ему, как своими глазами видел проект памятника. А главное, передай, что я клялся, положа руку на "Устав КПСС": разобьюсь в лепешку, использую все свое влияние и деньги... Кстати, возьми деньги. Да, а генерала заверь: еще немного времени, его мечта сбудется, и на месте бронзового французского жида, основавшего Южноморск, будет стоять памятник великому Ленину! Пусть только Бабенко не отвлекает меня от завершения этого грандиозного проекта.
Афанасьев по своему обыкновению молча качнул головой и с трудом разминулся с Мариной в дверях.
- Где Бойко? - замечаю таким тоном, словно секретарша способна спрятать этого деятеля под юбкой.
- В салоне. Сказал, как только освободится - сразу сюда.
- Наконец-то у меня выискался руководитель, - расплываюсь чуть ли не в дауновской улыбке. - Предупредишь Игоря, еще раз себе подобное позволит - немного поработает на общественных началах.
- Слушай, отчего я должна его воспитывать? - Марина явно дулась за то, что мой отдых вполне может состояться не под ее присмотром.
Нежно погладив две мозоли, украшающие костяшки указательного и среднего пальцев секретарши, я мечтательно протянул:
- Рядом с такой женщиной могу забыть о воспитательном процессе. Мариночка, ты ведь знаешь, какие вопросы в моей компетенции, а какие решает исключительно Сережа. Безопасность фирмы подразумевает и личную дисциплину ее руководителя. По этому поводу поехали в салон. Если я умею строго спросить с себя, значит, имею право воспитывать сотрудника.
- Да, - с долей скептицизма процедила Марина. - Бойко можно перевоспитать. Долларом по заднице. Он тогда со спущенными штанами за тобой будет бегать.
- Пока этого не случилось, иди заводи свою Ауди", - скомандовал я.
В конце концов, директор имеет право проверить, как работает одно из его предприятий. Салон, которым руководит доктор искусствоведения Дюк, считается антикварным. Правда, настоящего антиквариата там не больше, чем случаев здравого смысла в действиях правительства. Естественно, не с его точки зрения. Но как умеет работать Дюк, какие слова узнают от него люди! Вдобавок доктор искусствоведения держится так, словно в свое время Тициан бегал к нему сто раз советоваться, прежде чем начать работу над автопортретом.
На сей раз Дюк распушил свой хвост на всю ширину самомнения, цена которого мне доподлинно известна с точностью до цента. Доктору наук было отчего держаться павлином, умеющим произносить слово "постимпрессионизм". Рядом с великим искусствоведом стояла элегантная дама в строгом черном костюме, распространяя вокруг себя необычайно денежную ауру. Из-за ее плеча на Дюка пристально смотрел мой нерадивый служащий Бойко, а хозяин салона что-то втолковывал даме с таким важным видом, будто он таковым и является.
Мне стало окончательно ясно, отчего Игорь рискнул опоздать на срочный вызов. Женщина, конечно, эффектная. Но не до такой же степени, чтобы терпеливо ждать, пока она сделает покупку, и бросаться вслед за прекрасной незнакомкой, добиваться ее любви вместо того, чтобы ринуться к Дюку лупить свои десять процентов, положенные за хорошего клиента. При условии, конечно, если дама расстегнется в том смысле, о котором явно мечтает Бойко.
Дюк, видимо, тоже не против, чтобы дама расстегнулась перед ним в прямом смысле слова, однако сейчас ему гораздо интереснее охмурять ее ради непреходящих художественных ценностей за наличный расчет. Пусть даже Дюк смотрит на клиентку с такой же нежностью, как жена Бойко на художника Антоновского, лепящего по заказам доктора искусствоведения работы неизвестных художников прошлого века. Что касается оружейных подделок под старину, над этим трудится целая артель кавказских беженцев. Дюк, правда, почему-то иногда честно сообщает клиентам - имеется реплика знаменитой шпаги, но половина из них так хорошо понимает значение слова реплика, что в результате все остаются довольны. И лохи, и Дюк, и мастера - золотые руки. Ну и я, само собой.
Единственное, что насторожило в поведении парочки, раскручивающей сладкую клиентку, так это качество товара. Предлагаемая к продаже картина даже отдаленно не напоминала подделку, вот что удивительно. Неподписной портрет бородатого дяди явно купеческого вида наверняка относится к концу девятнадцатого - началу двадцатого века.
Важный голос Дюка разбил вдребезги мое предположение:
- Все-таки конец восемнадцатого - начало девятнадцатого века, подлинный раритет...
Ну все, сейчас, чтобы клиентка побыстрее созрела, доктор искусствоведения поведает: эта картина пусть неподписная, но уж он-то чувствует руку великого мастера. Судя по манере изображения и технике исполнения - явный Боровиковский, если не Брюллов. Оказалось, по поводу Дюка у меня сложилось явно ошибочное представление. По его весьма убедительным словам, это полотно создал один из художников круга Венецианова.
Заметив мое присутствие, доктор искусствоведения слегка сбавил обороты, а Бойко постарался как можно тщательнее спрятаться за покупательницей.
- О, кстати, - просиял Дюк, будто он действительно обрадовался моему визиту. - Как тебе мое последнее приобретение?
- Ты портрет Бойко имеешь в виду? - с задумчивым видом истинного знатока спросил я, окончательно решив лишить и Дюка, и Игоря тех процентов, которые они, по собственному убеждению, уже заработали на доверчивой даме.
- Позвольте вам дать совет старого коллекционера, - выбираю самую обворожительную улыбку из обширного душевного гардероба. - Вы этот портрет, простите за любопытство, для себя хотите приобрести?
Если бы дама перевела взгляд на хозяина салона, она бы вряд ли не задала ему самый традиционно-дурацкий вопрос насчет самочувствия. У Дюка сделался вид, будто у него одновременно заныли все зубы, вплоть до фарфоровых. Бойко тут же принялся бесцельно шастать по салону с донельзя оголодавшим по истинной культуре выражением на лице, свидетельствующим о его намерении скупить заведение на корню.
- Нет, - буквально ослепила меня встречной улыбкой прекрасная незнакомка. - Мне необходим подарок.
- Было бы глупо думать, что этот подарок предназначается не мужчине, - снова пытаюсь вести себя соответственно обстановке, где среди явно фуфловых декораций под видом произведений искусства иногда попадаются стоящие вещи.
- Да, конечно, - не без кокетства заметила дама.
Я чуть было не вздохнул: что ни говори, женщина всегда остается женщиной. Даже такая деловая, как эта. Явно из редкой породы бизнес-леди, с которыми дело вести куда труднее, чем с бизнесменами мужского пола. На жену или любовницу одного из "новых" близко не похожа: строгий черный костюм куда дороже всех этих разноцветных, будто бы модных тряпок, золотом с головы до ног она не обвешана и французские духи на себя литрами не льет. Такой даме даже приятно помочь.
- Тогда позвольте заметить: на мой взгляд, выбранный вами подарок говорит прежде всего о превосходном вкусе, однако не слишком соответствует предназначению. Если сочтете возможным, примите совет: мужской портрет - не самый лучший подарок для представителя сильного пола. Не правда ли, господин Вепринцев?
Дюк так ожесточенно молча закивал головой в знак согласия, будто бы зубы по-прежнему ныли, а мое мнение было для него куда важнее, чем сорвать куш на этом портрете.
- Конечно, конечно, - наконец-то соизволил подать голос доктор искусствоведения. - Быть может, вы обратите внимание на этот прелестный натюрморт?
Вместо того, чтобы уставиться на пачкотню явно работы Антоновского, отчего-то подписанную французскими буквами, дама посмотрела на меня:
- А что бы вы посоветовали?
- Мой опыт подсказывает: каждый мужчина в душе по-прежнему остается мальчишкой. Но что может понравиться мальчишке больше оружия?
Дюк с радостным видом уставился на громадный двуручный меч, отпугивающий его постоянную клиентуру в течение двух лет.
- Простите за нескромность, - продолжаю накатывать вал любезности, - это подарок другу или мужу?
- Другу, - игриво посмотрела на меня деловая клиентка и скоропалительно добавила: - Я не замужем.
- И правильно, - замечаю совершенно серьезно, - куда спешить такой молодой красивой женщине? А что касается этого счастливчика, вашего друга, рекомендую подарить ему фаллос.
Глаза дамы потемнели, а лицо слегка исказилось до такой степени! Я чуть было не стал переживать, что на салон свалилась эпидемия зубной боли. В сложившейся ситуации мне была бы грош цена, если б я позволил прекрасной даме открыть рот на ширину окна заведения.
- Я случайно видел его вон на той полке. Замечательная реплика кинжала древних скотоводов Ирана, - быстро даю характеристику возможного подарка. - Отсюда его необычное название, вдобавок подчеркивающее мужскую силу владельца. Господин Вепринцев, чего же вы стоите, дама ждет. Прошу прощения, у меня неотложная встреча.
На лице Дюка большими буквами читалось и сожаление по поводу непроданного портрета, и желание показать даме совсем не тот фаллос, который изготовили беженцы в отставке.
Раскланявшись с покупательницей самым достойным приказчика образом, я подошел к Бойко, усиленно разглядывающему выдающееся произведение живописи, которое, несомненно, выиграло бы еще больше, повесь его Дюк вверх ногами.
- Иди в машину, - шепчу на ухо руководителю пресс-группы. - И сиди там камнем. Хотя, откровенно, сегодня ты мне больше напоминаешь Муму.
Бойко не торопясь направился к выходу, как и положено человеку, обладающему чувством собственного достоинства, а я прошел в глубь салона и толкнул дверь с табличкой "Администратор".
Эту табличку отважный Дюк самолично приколотил через несколько дней после того, как получил повышение по службе. Был каким-то там директором музея, а потом выбился в люди, стал хозяином антикварной лавки.
За то, что Дюк считает себя таковым, он получает целых пятнадцать процентов с каждой проданной вещи, пусть на его двери и висит табличка, свидетельствующая о совершенно иной должности.