По прошествии двух недель мне было позволено вновь приобщится к роду человеческому. За это время я сдал столько анализов, что в какой-то момент мне показалось, что скоро из меня выкачают всю кровь. Я с удовольствием отметил тот факт, что поучаствовать в эксперименте пригласили врача-американца. В противном случае мне следовало бы поторопиться предложить свою уникальную чумонепроницаемую кровь отечественному здравоохранению после того, как англичане закончили ее исследовать. Когда все медикобиологические процедуры были позади, я почувствовал себя вправе вытребовать вольную на один день, чтобы предаться кое-каким малоприятным мыслям, коим я не имел возможности посвятить себя, будучи подопытным кроликом.
Мне вернули мой красный автомобильчик (где-то они его нашли?), предварительно подремонтировав и заправив. По-моему, это было очень мило с их стороны. Я ехал прочь от Глазго сквозь привычную шотландскую морось и, пару раз заблудившись, ухитрился все же найти небольшую деревушку под названием Далбрайт. Я припарковался у церковной ограды и вошел в железные ворота.
Дождь прекратился, но на земле блестели лужи, с деревьев капало. Вокруг как будто не было ни души. Крохотная белая церквушка оказалась запертой. Я медленно обошел ее, внимательно изучая могильные плиты. Примерно под каждым четвертым камнем покоился Гленмор. В дальнем углу кладбища возвышалось большое надгробие, по-видимому, воздвигнутое в память членов семейства, погребенных в разных местах, а затем эксгумированных и перезахороненых здесь кем-то, кому казалось, что собранные вместе души умерших родственников будут ощущать себя лучше в Вечности. Здесь же я обнаружил могильную плиту джентльмена, о котором мне рассказывали, - его обезглавили то ли за то, что он был шпионом в пользу противника, то ли за то, что преступил закон и был схвачен с поличным. Я нашел также и того, кто погиб на дуэли. Я все никак не мог отделаться от мысли, что в наши дни, не имея дела с дуэльными пистолетами или мечами, как и с топором палача, мы все же, похоже, находим массу интересных способов умерщвлять друг друга.
Стоя там в одиночестве, я испытывал чувство вины и сожаления. Я вспомнил умершую в Лондоне девушку, которой ужасно хотелось побывать на этом кладбище. Потом до моего слуха донесся скрип ворот. Я обернулся и решил, что меня посетил оживший призрак, потому что это была девушка, одетая в свитер и зелено-синюю охотничью юбку-килт, заколотую большой английской булавкой.
Я стоял, не шелохнувшись, наблюдая за тем, как она закрыла ворота - осторожно и немного неловко, потому что ей мешали цветы в руке. Потом она двинулась прямо ко мне. Это была, конечно, не Нэнси Гленмор, а совсем другая девушка, но с тем же свеженьким лицом - у них тут у всех такие. Она окинула меня вопросительным взглядом, прошла к новой могиле, вырытой около церковного здания, и стала аккуратно укладывать цветы.
Я заколебался, не зная что предпринять. То есть мне не ^.составило бы труда завязать с ней разговор. Это можно было бы сделать, задав вопрос о ее семье. Она была явно какой-то моей дальней родственницей, иначе не надела бы эту шотландку. Да и меня врачи двух континентов признали социально неопасным и выдали справку. Я был определенно незаразен - в смысле чумы. И насколько мне было известно, никому бы сейчас не пришло в голову стрелять в меня, так что шальных пуль можно было не опасаться. И все же она походила на прелестное дитя, а вот я, похоже, вечно умудряюсь оставлять за собой шлейф трупов, не знаю уж почему…
Я быстро отправился обратно к своему спортивному малышу и поехал в ближайшую харчевню позавтракать, ибо отказался от предложенного мне корабельным коком пайка. Я купил газету в автомате при входе. Меня, разумеется, не информировали ни о событиях на севере после моего отъезда, ни о предпринятых мерах. Секретность соблюдалась очень строго, а я ведь как-никак был иностранцем.
Кроме того, я не шибко полюбился полковнику Старку, который весьма прозрачно намекнул: мол, хотя официально он и признает, что, оставшись в живых, я внес существенный вклад в успех операции, лично он был бы обо мне более высокого мнения, если бы я погиб в бою, отважно сражаясь плечом к плечу с Кроу-Бархемом. Что ж, каждый волен иметь собственное мнение.
Дожидаясь своего заказа, я внимательно прочитал газету. В ней не упоминалось ни о каких странных болезнях. Однако мое внимание привлекла небольшая заметка, где сообщалось о вопросе, поднятом в палате общин (или где они обычно поднимают подобные вопросы), относительно катастрофы, полностью уничтожившей никому до сих пор не известную секретную атомную базу близ деревушки Киннокрю, в северо-западной Шотландии. Я задумчиво сложил газету. По-видимому, для уничтожения лаборатории использовался маломощный ядер-ный заряд с низким выбросом радиоактивных веществ - возможно, тактический снаряд. С его помощью все и было сделано. Вероятно, отныне я мог больше не терзаться чувством вины от того, что оказался недостаточно хорошим пловцом и не сумел удержать на плаву труп Бэзила и спасти прикованный к его запястью груз…
Шесть часов спустя я был в Лондоне. По международным каналам пришел приказ вернуться в "Кларидж", где за мной все еще сохранялся номер. Вкравшееся в текст кодовое слово дало понять, что и помещение и телефон теперь свободны от прослушивающих устройств. Это означало, как я решил, что наши люди желали получить от меня ответы на ряд вопросов, которые они не имели возможности задать, пока я находился в распоряжении англичан. Я не особенно-то жаждал подвергнуться очередному допросу, поэтому без особого энтузиазма подкатил на "спитфайере" к швейцару, взял ключ у портье и, чуть прихрамывая, отправился наверх. По иронии судьбы, после всех пережитых мной экзотических приключений лишь одно причиняло мне беспокойство- в физическом, я хочу сказать, плане- ушиб колена, полученный при падении в яму на том утесе.
Я поднялся по лестнице, отпер дверь, вошел в просторный номер, занес было руку, приготовившись бросить пальто на кровать, и замер. На кровати лежала чья-то одежда. Я взял одну деталь туалета: простенькое белое платье, замызганное и помятое, точно его носили дольше положенного срока. Я огляделся. За кроватью стояли в ряд чемоданы, которые я сразу же узнал. Я вошел в ванную и уставился на хрупкую блондинку, лежащую в исполинском фаянсовом бассейне.
- Вообще-то надо стучать, - сказала Уинни. - Даже мужьям. Не говоря уж о тех, кто выступает в роли мужа. Боже, как же приятно снова быть чистой! Три недели я просидела взаперти на чердаке. Кувшин с водой на день - вот и все. Можно подумать, у них тут продуктовые карточки. Слушай, подай мне, пожалуйста, вон ту простыню.
Я исполнил ее просьбу, когда она вышла из ванны. Уинни завернулась в простыню и взяла полотенце поменьше, чтобы вытереть мокрые волосы.
- Тебя отпустили? - спросил я.
- Меня отпустили, - ответила Уинни, энергично растираясь. - У тебя что- привычка простреливать дырки в знакомых девушках? Если так, то учти: я тебе не подружка. Я просто твоя жена, и это, между прочим, сугубо временное явление.
Я прокашлялся и произнес:
- А что слышно насчет Вади?
- Будет жить. Она просила тебе кое-что передать.
Я слушаю.
- Она не держит зла за допрос, которому ты ее подверг, поскольку за ней был должок аналогичного свойства. Еще она говорит, что, коли однажды ты отпустил на все четыре стороны девушку, которую, возможно, следовало бы убить, она делает то же самое. Еще она говорит, что теперь вы квиты, если не считать засевшей у нее в животе пули. Еще она говорит, что надеется как-нибудь сквитаться с тобой и в этом.
Что ж, вполне в Вадином духе. Как ей удалось выбраться оттуда, пока утес не разорвало к чертовой матери, да еще в ее-то состоянии, и как удалось вернуться в Лондон- этого мне узнать, наверное, не суждено. А как, находясь в тех адских пещерах, она умудрилась не заразиться чумой Макроу, не суждено узнать никому. Живучая девица, ничего не скажешь! Я глубоко вздохнул. И вдруг почувствовал, как сразу стало легче на душе, хотя мне и предстояло немного подправить рапорт, где один из успешных результатов моей миссии теперь следовало признать неудачей. Ведь как ни крути, мной был получен приказ ее убить.
Уинни сверлила меня умненькими глазками, сиявшими на ее миленьком личике.
- Надеюсь, ты не влюбился в эту сучонку? - спросила она.
- Влюбился, не влюбился… - отрезал я. - Мы с Вадей просто добрые… враги. Если с ней что-нибудь случится, я буду по ней страшно скучать.
Уинни усмехнулась.
- Ну, с такими врагами тебе не нужны друзья. А теперь, пожалуйста, вытри мне спину, а потом можешь заказать мне выпить и расскажи, что происходит. Я же нахожусь в полном неведении! Черт, телефон звонит. Подойди, Мэт!
Я снял трубку, в которой послышался голос Мака.
- Эрик?
- Слушаю!
- Я ждал твоего звонка раньше. Мне доложили, что ты выехал из Глазго утром. Приятная была поездка?
- Да, сэр.
- Довожу до твоего сведения, что ситуация на севере, похоже, полностью взята под контроль. Тебе удалось добыть что-нибудь, чего… ммм… ты не передал англичанам?
- Нет, сэр. Я имел кое-что в руках, но это утонуло.
- А, ну может, оно и к лучшему. Похоже, они решили все свои проблемы без этой штуки, а у нас и так довольно фантастического оружия, о котором приходится беспокоиться. Ну ладно, буду ждать твоего полного отчета. Кстати, британские власти проинформировали меня, что ты не особенно приятный человек, Эрик. Не тот, знаешь ли, отважный и прямой парень, с какими они любят работать, слышишь? В данных обстоятельствах, я полагаю, было бы лучше, чтобы ты продолжил свое свадебное путешествие где-нибудь в другом месте. Говорят, в это время года очень здорово на Ривьере…
Когда я вернулся в ванную, Уинни, все еще завернутая в простыню, пыталась расчесать сбившиеся волосы. Я некоторое время разглядывал ее. Она была очень привлекательная, но самое приятное в ней, думал я, - это то, что она решила заняться нашим бизнесом по собственному выбору. Она знала всему этому цену, знала, что ей придется самой выкручиваться из всех передряг. Мне не надо было нести за нее ответственность, более того, она бы меня возненавидела, заикнись я об этом.
Она бросила взгляд через плечо.
- Новые инструкции?
Я кивнул.
- Дело плохо, малышка. Без дураков - очень сложное задание! Нам приказано отправляться на Ривьеру и поселиться в лучшем отеле Сен-Тропеза.
Она медленно повернулась ко мне. На ее лице появилось удивленное, почти робкое выражение.
- По-прежнему как… молодоженам? - спросила она.
- А как же! Мы еще и не начали, по существу, это шоу со свадебным путешествием, а ты шефа знаешь: он не любит бросать командировочные на ветер. - Я усмехнулся и добавил: - Привет женушка!
ЗАДАНИЕ - ТОКИО
РОМАН
© Перевод. А. Санин, 1995
Глава 1
В тот октябрьский день Токио залился огнями раньше обычного, и невообразимая серо-коричневая мешанина колониальных особняков, европейских зданий, бетонных небоскребов и традиционных деревянных домов, густо замазанных штукатуркой, вмиг, словно по волшебству, преобразилась. Это чудо происходило в огромном городе каждый день. Неоновые вывески, разноцветные бумажные фонарики и мириады электрических лампочек, сложенных в причудливые иероглифы, придавали лабиринту улочек района Асакуса, расположенного в каких-то десяти минутах от Гиндзы, поистине сказочный вид. На улицах началась привычная для этого часа толчея. На знаменитой токийской телебашне зажглись огни; вспыхнули неоновые вывески и на стенах клуба "Юрибон", излюбленного пристанища телевизионной братии, расположенного на Хиноки-те.
Вошедшая мисс Прюитт задернула шторы и включила свет.
- Дождь усиливается, - сказала она. - Вы позвоните мистеру Каммингсу?
- Нет.
- Вы же обещали. Сказали, что перезвоните в пять.
- Пусть Мелвин еще немного покипятится. Ему это полезно.
- Эл Чарльз всегда шел навстречу сотрудникам посольства.
- А я - нет, - отрезал Даррелл.
- Мистер Мелвин Каммингс специально прилетел из Вашингтона на военном самолете…
- Он ведь не знает нашего адреса, не так ли?
- Нет, мистер Даррелл.
- Зовите меня Сэм, - предложил он.
Мисс Прюитт вспыхнула.
- На работе следует вести себя по-деловому, - сказала она.
- Если Мелвин Каммингс, помощник заместителя второго секретаря Государственного департамента, доверенный пресс-атташе министра обороны и специалист по общественным связям, прозванный газетчиками "Медоточивым лисом", не знает, как нас найти, то я могу с чистой совестью заняться более безотлагательными делами.
- Но это срочно, - не унималась мисс Прюитт.
- В нашем деле - все срочно, - ухмыльнулся Даррелл.
Мисс Прюитт возвышалась над ним, уперев руки в бока, решительная и неприступная, как Гибралтарская скала. Звали ее Элизабет. Даррелла перебросили в Токийское отделение неделю назад, после того, как Эла Чарльза с острым приступом малярии срочно отправили домой, и Даррелл упорно отказывается называть свою секретаршу "мисс Прюитт". Уж слишком она, по его мнению, была предана бумажкам и правилам. А в их деле нужна гибкость, умение уступать тут и там, примиряться с неожиданностями, обходными маневрами и даже с ножом в спину. Мелвин Каммингс, посланец министерства обороны, мог оказаться именно таким ножом.
Даррелл поднял глаза на мисс Прюитт.
- Насколько близки вы были с моим предшественником? - полюбопытствовал он.
Мисс Прюитт поправила очки, оседлавшие хорошенький прямой носик.
- Не понимаю, какое это имеет отношение к делу…
- Вы назвали его "Элом".
Секретарша порозовела.
- Вы правы, сэр. Мы проработали вместе четыре года. Мистер Чарльз- прекрасный работник. Один из лучших в секции "К". Если бы не поездка на Филиппины в прошлом месяце, когда он заразился малярией…
- Нечего было Элу Чарльзу соваться на Филиппины. Там есть свои люди из секции "К".
- Он сказал, что хотел…
- Вы с ним спали? - неожиданно спросил Даррелл.
Глаза мисс Прюитт яростно сверкнули, затем ее лицо показалось смущенным, но уже в следующую секунду секретарша овладела собой и посмотрела на Даррелла с холодным презрением.
- Вы заслужили свою репутацию, мистер Даррелл, - отчеканила она.
- Надеюсь, не слишком блестящую, - ухмыльнулся он.
Даррелл добился своего- мисс Прюитт вышла из комнаты.
Мисс Элизабет Прюитт можно было дать на вид лет двадцать пять. Рослая брюнетка, она зачесывала свои длинные, пышные и жгучие как смоль волосы назад, перехватывая их на затылке. Где-то внизу, под мешковатыми и бесформенными платьями, которые она носила и которые, вопреки ее собственному желанию, придавали ее гибкому и проворному телу неожиданную сексуальность, скрывались длинные стройные ноги. Мисс Прюитт отличалась деловитостью и расторопностью, прекрасно знала японский и была предана своему делу. Ее отец, отставной капитан военно-морских сил, работал в американском посольстве в Токио; он умер от внезапного сердечного приступа во время студенческой демонстрации, оставив Элизабет сиротой. Похоронив отца, Элизабет не уехала из Токио, а поступила на работу в службу безопасности при посольстве, где ее и завербовал Эл Чарльз. Даррелл уже успел раскусить, что под завесой строгой внешности скрывается страстная и пылкая натура. При иных обстоятельствах, он, пожалуй, даже соблазнился бы и попытался слой за слоем содрать с нее защитные покровы. Но теперь… Теперь ему было не до этого.
Токийский отдел подложил ему изрядную свинью. Его, боевого агента, усадили на место Эла Чарльза, заставив заниматься бумажной работой. Сэм Даррелл не искал этого назначения. Более того, он был решительно против. Однако, когда генерал Дикинсон Мак-Фи из Вашингтона отдал приказ, Даррелл подчинился- с этим маленьким седовласым человечком не поспоришь.
По стеклам обоих окон токийской конторы секции "К" монотонно барабанил осенний дождь. За плотно сдвинутыми шторами поочередно вспыхивали красные, зеленые, золотистые и пурпурные огни огромного города. А ведь еще не было и пяти часов вечера. В течение следующих десяти минут Даррелл нетерпеливо разбирал наваленные на столе бумаги. Какой только ерунды ему не подсовывали. Промышленные отчеты, прогнозы об уровне валового национального продукта фантастически бурно развивающейся японской экономики на следующий год, анализ возможных последствий студенческих волнений, досье на политических лидеров, аналитический отчет, посвященный влиянию на Японию китайской идеологии, разведданные об антиамериканских настроениях на Окинаве, сделанная в стенах штаб-квартиры японской разведки копия секретной американской раскладки расположения американских военных баз и ядерных установок на Японских островах, отчет Госдепартамента, посвященный анализу отношения премьер-министра к недавним торговым соглашениям, и так далее.
Даррелл невольно посочувствовал Элу Чарльзу. Сам он был человеком действия. Работал всегда в одиночку. Здесь, в токийском отделении, помимо строгой мисс Прюитт, в его распоряжении находились два японских и два американских оперативника, дюжина клерков в представительской конторе на первом этаже (контора занималась совершенно мирным и законным делом - торговала предметами японского искусства и всякими бесхитростными сувенирами для туристов), а также прямая кодированная связь с американским посольством на Энокизака-мати, неподалеку от Асакусы. Был у Даррелла и прямой выход на одну из внешних линий конторы компании "ИТТ", расположенной на Охтематитоме в Киедаку.
"Завидная щедрость", с горечью подумал Даррелл.
Все эти технические достижения были не в состоянии хоть как-то помочь страшной трагедии, случившейся на севере, в Хатасиме.
Бедные ни в чем не повинные рыбаки умирали там как мухи, а день-два спустя слухи об этом неизбежно дросочатся наружу- подобные случаи скрыть никогда не удается, - и весь мир обрушит праведный гнев на американцев за чудовищный мор, разразившийся по их вине.
Глава 2
Вечер в Хатасиме выдался ясный и прохладный. С Тихого океана задувал свежий бриз, над пустынным побережьем клубился туман. На берегу одиноко маячили темные силуэты утлых суденышек; темно было и в окнах деревянных домишек рыбачьей деревни. Почти вся Хатасима погрузилась во мрак. Но жители ее не спали. Они умирали.
Перекрывая завывание ветра, над деревней носились размеренные и гулкие звуки бубна, по которому колотил синтоистский священник, да неутешные причитания какой-то рыбацкой жены. С севера, юга и запада полиция обнесла деревушку колючей проволокой, оцепив несколько квадратных миль земли вплоть до самых отрогов лесистых холмов, густо поросших сосной.
Выше в горах располагались фешенебельные реканы - отели и ресторанчики модного курорта Хатасимы. Однако теперь их постояльцам, как японцам, так и американским туристам, выход к деревушке или на пляж был строжайше запрещен. Объяснили запрет военными маневрами, но долго молчание продлиться не могло; рано или поздно местным властям придется отвечать на крайне неприятные вопросы.