- Стоило бы поискать ученых, получающих действительно стоящую информацию и занимающихся религиозной историей.
- Мальчик явно делает успехи, - произносит Пена.
Эта женщина очень скупа на похвалы, Анхель начинает краснеть, а она смотрит на него и улыбается, обнажая свои пожелтевшие от старости зубы.
- Опубликовать или умереть, - говорит она. - Весь мир ученого - это информация, какой он обладает. А в данном случае это не просто информация: священные книги, утраченная магия, то есть масса вещей, которые могут нанести урон католической церкви. Эту информацию церковь будет прятать столетиями. Ученые, особенно такие, которых ты имеешь в виду, овладев таким материалом, почувствуют себя благословенными, но одновременно будут, вероятно, немного нервничать. Религия сама по себе воспитывает скрытность, это не игра в мяч. Такие ученые не будут спешить делиться своей информацией.
- Нет, не будут, но ведь сами они откуда-то ее получают, даже если она просто по ночам неизвестно откуда появляется в их почтовых ящиках. Кто-то же кладет ее туда.
- Вероятно, курьер, которого используют втемную, чтобы он не смог ничего выдать и никого подставить.
- Значит, надо выяснить, откуда курьер берет информацию, и посмотреть, кто еще ею пользуется. Если иметь время и никуда не спешить, то можно таким образом восстановить всю сеть.
- Нам следует быть осторожными с такими вещами. Я думала об этом почти год, но не смогла придумать ничего лучшего, хотя это жуткая грязь. Так или иначе - это грязь.
В отдалении появляется маленький самолет. Он летит так далеко, что они едва слышат его тихий гнусавый рокот. Собаки замечают самолет и бросаются навстречу ему, задрав морды к небу.
- В Польше был когда-то маленький рыбацкий поселок, называвшийся Дренск. Жило там не больше четырех сотен человек, которые с трудом сводили концы с концами, вылавливая рыбу из Буга. Большинство населения поселка были евреями, хотя надо было провести среди них довольно много времени, чтобы выяснить это. Судя по всему, они начали скрываться там еще до рождения Христа. Синагога их была спрятана в костеле. В алтаре была деревянная статуя Христа, добротно вырезанная, но не настолько украшенная, чтобы у кого-нибудь возникло желание прихватить ее с собой. Гвоздь, которым были прибиты ноги Спасителя, представлял собой рычаг, повернув который, можно было открыть алтарь.
Солнце наконец целиком выкатилось из-за горизонта. Здесь, на открытой равнине, оно выглядело таким огромным, что казалось, могло бы занять все небо.
- Деревенский сапожник в свое время бежал из Турции, захватив с собой книгу, где было подробно описано путешествие Христа в Тибет. Это старая история, и, возможно, в ней есть много правды. Христос провел в странствиях большую часть своей жизни, и в этих путешествиях он учился мистицизму. По этому предмету было написано множество книг, но все описания и сведения были совершенно бездоказательными. Та книга, о которой я говорю, могла бы послужить таким доказательством, но кто смог бы утверждать это наверняка? Наверняка таких вещей не знает никто. Это парень приезжает из Турции, он знает о репутации жителей поселка - они умеют хранить тайны, и он думает, что книга будет там в полной сохранности. Четыреста человек хорошо умеют хранить тайны, и у них в поселке спрятано множество вещей, которые решительно невозможно найти. Они могли бы построить на центральной площади Тадж-Махал, и он бы выглядел как безобразная, почерневшая от времени хибара, на которой сушат нанизанную на рыжие веревки рыбу. Но Ватикану была очень нужна эта книга, он так хотел ее заполучить, что это не на шутку напугало того человека в Турции. Можно ли представить себе вещь, худшую для еврея?
Он приезжает в Польшу и открывает там мастерскую. Ватикан ждет. Ждет, когда он успокоится, когда он перестанет ворочаться в постели до утра, не смыкая глаз, когда он перестанет класть рядом с постелью ружье. И вот к нему приходят в ночи и требуют книгу. Он не хочет отдавать. Когда прячешь ценность всю жизнь, поневоле становишься упрямым. Они говорят, что если он не отдаст книгу, то они уничтожат поселок.
- Зачем вам это делать, - изумляется он, - не настолько же вы безумны?
В центре поселка был фонтан - статуя молодой женщины, держащей трех рыбок, из ртов которых бьют струи воды. Они привязывают его к статуе и сжигают поселок дотла. Погибают три сотни человек. Все погибло. Когда уцелевшие отвязывают его от статуи, он сходит с ума от горя и через три дня топится в фонтане. Но это ничего не может изменить. Наступает зима, и люди, оставшиеся в живых после пожара, умирают от холода. Весной от поселка не остается никаких следов, и никто уже не помнит населенного пункта под названием Дренск.
Анхель знает подобные истории. Он знал финал еще до того, как Пена закончила свой рассказ. В таких историях не бывает по-другому.
Что бы ты сделал, если бы стал вдруг Папой? Стал бы ты без передышки ездить по свету, устраивая бесконечный парад благодарения? Не стало бы твое стадо таким многочисленным, что только дьявол смог бы посчитать его численность? Стал бы ты бродить по холодным итальянским улицам, ломая голову над проблемой, возникшей за двадцать столетий до твоего собственного рождения? Стал бы ты в поисках доказательств сжигать деревни?
О кортежи власти в царстве Божьем - это воры книг и лжецы.
7
Анхель стоит босиком на шершавом полу и наливает себе кофе, когда раздается телефонный звонок.
- Хочу пообщаться с тобой, Анхель. - Голос Амо звучит громко и отчетливо, словно он стоит рядом и тоже пьет кофе.
- Для виски, пожалуй, рановато, - говорит Анхель, смеясь от счастья. В голосе Амо, в том, что скоро Анхель снова его увидит после долгого перерыва, звучало нечто, от чего у Анхеля кружилась голова.
- Я закажу завтрак - яичницу и эти местные блинчики, которые делают только у Сары-героинщицы. Знаешь это место?
- Вы всегда говорите полуфразами?
- Нет, изредка.
- Я буду там через полчаса, - говорит Анхель.
- Я заеду за тобой.
- Нет, я лучше пойду пешком. Мне надо освежить голову, если вы не против.
- Надень хорошую обувь. Пена купила тебе ботинки, о которых я ей говорил?
Но Амо отключается, прежде чем Анхель успевает ответить. Он смотрит на свои озябшие ноги, жалея их за те мили, которые им придется преодолеть.
Дует сухой, высасывающий ветер. Пустыня залита солнечным светом, над вершинами гор вьется серая дымка. Амо сидит за самым дальним столом перед чудовищной горой блинчиков. В своем шерстяном пончо он похож на престарелого, вышедшего на покой пирата. Амо в знак приветствия вскидывает голову и руки, встает, чтобы похлопать Анхеля по спине и усадить его на стул. Между ними громоздится пища.
- Обошел кустарник или продрался сквозь него? - спрашивает Амо.
- Не говорите, - говорит Анхель.
- Я вот что думаю. Хочу, чтобы ты поехал в Баию вместе с Пеной, - говорит Амо, выдержав небольшую паузу.
- Вы хотите, чтобы я нашел падре Исосселеса?
- Его нетрудно найти. Он редко отлучается оттуда. Знаешь, я бы пошел сам, но падре недолюбливает меня.
- Могу себе представить.
- Он знает, что я не появлюсь без важной причины, и, к сожалению, такая причина действительно есть.
- Которая заключается в?..
- Нам надо знать, что он предпринимает.
- Для меня это вполне достаточная причина, - говорит Анхель.
- В этом ты далеко не одинок.
Через окно Амо смотрит на лениво парящую в небе птицу. Серебристая линия неслышно метнулась навстречу буре и исчезла из вида.
- Нам надо знать, не собирается ли, он в Ватикан, и если да, то мы должны оказаться там раньше.
- Мы? - спрашивает Анхель.
Амо отмахивается от вопроса.
- Смотри, я не думаю, что Исосселес жаждет кого-нибудь видеть. Если к нему приедете вы с Пеной, то это позволит нам выиграть немного времени, ненадолго выбить его из колеи. Я хочу знать, что ему известно. Список людей, имеющих подобные интересы, весьма и весьма мал.
- Подобные интересы?
- Я говорю о редких книгах. - Подчеркивая значение своих слов, Амо барабанит вилкой по столу. - Он кое-что задолжал Пене и, вероятно, не будет с ней разыгрывать комедию. Тебя он не знает, но это только одна сторона медали, о которой я могу думать, но не обольщайся, он живо тебя раскусит. - Амо улыбается своим мыслям. - Ты читал бумаги?
Анхель кивает.
- Исосселес никогда не упускает своего, он слишком большой ученый для этого. Пена пробудила и в нем любопытство, его любопытство с тех пор только возросло и само по себе уже стало любопытным. В последнее время он начал коллекционировать карты, редкие карты, а совсем недавно принялся рассылать интересные вещи по почте.
Анхель удивленно вскидывает брови и ждет объяснений.
- Он ищет специалиста - взрывника, медвежатника, ювелира, эксперта по направленным взрывам, особенно скальных пород, этот человек должен быть католиком, но не фанатиком. - Он говорит так, словно читает объявление в газете.
- Может быть, он хочет ограбить банк? - говорит Анхель.
- Может быть, и так.
- Смотрите, - продолжает Анхель, - пусть я в городке новичок, меня никто не знает, но разве это не к лучшему? Я хочу сказать: разве мы не можем проникнуть в здание, обыскать его и в течение ночи похитить то, что нам нужно? Устроить там засаду, наконец.
- Кажется, ты думаешь, что мы - большая организация с неограниченными ресурсами и связями на уровне правительства.
- И все же? - спрашивает Анхель, поднимая к потолку руки ладонями вверх.
- Отлично. Это хорошая мысль. Вот что, у нас нет таких ресурсов, и Пена не думает, что мы сможем украсть то, что нам надо, ей надо просто увидеть Исосселеса и посмотреть на его реакцию. Книга, которую мы ищем, спрятана неизвестно где уже долгое время. Мы лишь пытаемся до нее добраться. Ватикан догадывается, что мы ее ищем, и теперь она может исчезнуть, исчезнуть навсегда.
- А если Исосселес вмешается?
- Это, очевидно, может произойти. - Он откидывается на спинку стула и закуривает. - Не знаю, заметил ты это или нет, но Пена уже далеко не молода.
- Она не так уж и стара.
- Анхель, ей перевалило за двадцать в начале Второй мировой войны.
- Она не так стара, как тебе думается.
- Согласен, она не так уж и стара, но надо сказать, что не так уж и молода. Засада требует времени, тренировок и немалых усилий. Даже если мы махнем рукой на цену, то нам все равно придется сочинять фальшивые истории, а это не то же самое, что обмануть банкира в каком-нибудь захолустном городишке Среднего Запада. Там не будет никакой защиты свидетелей. Исосселеса окружают поганые парни с погаными биографиями. Для того, чтобы найти там нужного человека, потребуются годы. У нас нет в запасе такого времени. У нас в распоряжении нет даже нескольких месяцев.
Амо потягивается, словно собираясь вздохнуть, но не делает этого. Похолодало. Такое впечатление, что день так и не начался. Они смотрят на стол. Официантка подходит к столу, убирает пустые тарелки, наливает свежий кофе. Длинные волосы, свисающие ей на спину, колышутся, когда она поворачивается и уходит.
- Значит, вы хотите, чтобы я поехал туда с Пеной?
- Я хочу, чтобы ты поехал туда с Пеной, а оказавшись там, не делал слишком резких движений.
8
Телефон звонит, когда Иония входит в свою квартиру. Сначала он не слышит звонка, думая, что это завыла очередная сирена. С наступлением темноты в городе воцаряется хаос. Под покровом ночи какой-то герой решил проникнуть в арабский квартал. На дверях мечети появилось сделанное козлиной кровью изображение обнаженной женщины. Естественно, нельзя так сильно оскорблять Аллаха. На следующий день кто-то нарисовал голую женщину на дверях синагоги - на этот раз кровь оказалась человеческой. Паника, обыски кварталов, прочесывания, посты на дорогах: все хотят, чтобы виновных нашли и изловили, все хотят спокойно спать по ночам, все хотят, чтобы все это скорее кончилось. Прошла почти неделя, но сегодня наконец отменили комендантский час. В конце концов, это было не так плохо, как в тот раз, когда в страну пустили каких-то двух сумасшедших, которые, напившись, распылителем написали на дверях синагоги Arbeit macht frei. Тогда дошло до того, что арабы начали избивать всех попадавшихся им на глаза туристов без разбора - шведов, поляков, англичан, французов, американцев и немцев. Это было не важно, арабы хотели показать всем, что они здесь ни при чем. Они знали границы, которые нельзя переступать.
- Шалом. - Он наконец обнаруживает телефон под кучей бумаг на столе.
- Шалом. - Низкий приглушенный голос говорит с прибалтийским акцентом. Иония не узнает собеседника. - Меня зовут Парвиц, я друг Кендры, она попросила меня позвонить вам.
Иония не знает женщину по имени Кендра, но спустя секунду он распознает шифр.
- Здравствуйте, Парвиц. Почему Кендра попросила вас позвонить?
- Ей пришлось уехать из страны по делам. Там что-то связанное с патентными и дистрибьюторскими правами, она на месяц задержится в Нью-Йорке. Она сказала, что вы дали ей почитать "PaIe Fire" Набокова.
- Да, это так.
- Так вот она просила вернуть ее вам.
- Прошу вас, не волнуйтесь, книга может побыть у нее еще несколько недель.
- Вы не возражаете, если я почитаю ее? Слышал, что она очень хороша.
- Получайте удовольствие, она и вправду великолепна, а когда прочтете, то верните ее Кендре, на случай если она сама не успела ее дочитать.
- Большое вам спасибо.
- Пожалуйста.
- До свидания.
- До свидания.
Тихий щелчок и частые гудки.
Вдали завывает сирена. Иония едва не хватается за телефон. Есть вещи, к которым невозможно привыкнуть. Он смотрит на свой блокнот. Ему требуется всего несколько секунд, чтобы посчитать буквы. Кендра начинается с К, это одиннадцатая буква английского алфавита, а Парвиц начинается с Р, это означает в данном случае "плюс". Одиннадцать превращается в один плюс один равно двум. Вторая неделя месяца.
Pale Fire начинается с Р, это шестнадцать, F означает шесть; если сложить эти числа, то получится двадцать два, два плюс два равно четырем. Четвертый день второй недели, то есть в четверг, и этот четверг наступил сегодня.
Иония выключает звонок, энергично трясет головой, ищет наушники, которые спасают его от ночных сирен. Сегодня будет долгий и пустой вечер. Надо хорошенько выспаться.
9
Он лежит, то проваливаясь в сон, то снова всплывая на его поверхность, прикрыв глаза обмотанной вокруг головы футболкой и заткнув уши затычками, чтобы ничего не слышать. Подушка зажата между колен. Он мучается непонятно от чего, может быть, ему слишком жарко. Да, он спит очень своеобразно, но это доставляет неприятности только его подружкам, а их у него было в последнее время не так уж много. Снова звонит телефон. Перекатившись к ночному столику, он сбрасывает с головы футболку, ощупью отыскивает трубку и пытается сесть.
- Шалом.
Из трубки раздается нечто приглушенное и невразумительное, звук ускользает, словно Иония сидит на дне глубокой ямы.
- Черт, - ругается он, - подождите секунду.
Он выдергивает из ушей затычки и энергично трясет головой, чтобы окончательно вернуться из какого-то небытия, где он только что пребывал.
- Хэлло, - повторяет Иония.
- Ты хорошо себя чувствуешь, приятель?
- Да, как новичок после сеанса греко-римской борьбы.
- Ты не один?
- Нет, конечно, я один-одинешенек. Постой-ка, с кем я говорю?
- Это Койот.
- А?
- Койот. Вспомни, прошлый вечер, Макс, билеты на самолет до Колорадо, там ты познакомился с моей подругой Кристианой.
- Да нет, я понял, кто ты. Мне непонятно, откуда ты узнал мой телефон.
- Есть средства и способы.
Иония молчит, голова его плохо соображает, и он не совсем понимает, что делать. День за окном близится к закату. Койот не умолкает.
- Я здесь, за углом, и думаю, не поговорить ли нам пару минут?
- Если ты хочешь, чтобы я мог связно говорить, захвати с собой кофе.
- Уже захватил. Как ты его пьешь?
- Часто.
- О, я тоже.
- Я живу на верхнем этаже.
- Буду у тебя через секунду.
Иония выкатывается из постели и рывками натягивает на себя одежду, потом оглядывает комнату.
- Ну, вот я и встал, - произносит он, ни к кому, собственно, не обращаясь.
Он слышит, как Койот поднимается по лестнице, и встает, чтобы встретить его. Он оглядывает комнату, удостоверившись, что все, что должно быть спрятано, спрятано и что он помнит, о чем говорил с Максом и что может из этого последовать. После шампанского он спросил у Макса о Койоте, и тот поведал, что Койот в прошлом был контрабандистом и брокером. Его специальность - доставлять что угодно куда угодно.
Потом Иония сказал Максу, что немного перебрал и, пожалуй, слишком далеко зашел с Кристианой, а потом еще и пригласил всех в Колорадо.
- Это неплохой выбор, - вот что сказал на это Макс. Впрочем, сам Иония пока не обладал даром предвидения.
- Что я могу тебе сказать, - продолжал Макс. - Ты приобрел друга на всю жизнь, Койот не тот человек, который легко становится другом, но одно можно сказать: что бы ни случилось, от этой дружбы тебе будет только лучше.
Койот дважды стучится в дверь и ждет. Иония открывает. Они пожимают друг другу руки, и Иония забирает у Койота кофе. Он идет на кухню и переливает напиток из пластмассовых стаканов в большие кружки, после чего возвращается в комнату и отдает одну кружку Койоту.
- Мне кажется, что так кофе вкуснее.
- Вероятно, да.
Койот быстро оглядывает комнату. Открытая кухня, на полках громоздятся стаканы, тарелки и тяжелые чаши. Он поднимает руку, чтобы потрогать ряд горшков, висящих на крюках, вбитых в стену. Донышки их обгорели до черноты, Иония обожает готовить на большом открытом огне.
- Я так и не смог привыкнуть к турецким обычаям, к маленьким стаканчикам, маленьким порциям. Мне нужна кружка, которую можно взять обеими руками.
На стене висит фото в рамке - человек, стоящий на вершине голой скалы. Под его ногами земля уходит к далекому горизонту, превращаясь вдали в смутные очертания. Фигура человека похожа на темный силуэт. Мужчина стоит спиной к объективу, на голове его видны седые, свисающие на спину косички. Койот подходит ближе, чтобы лучше разглядеть фотографию. Внизу дата и подпись "Чертова Башня", а рядом нанесенные карандашом шесть линий гексаграммы.
Иония и Койот подходят к стульям и садятся, освещаемые косыми лучами послеполуденного солнца. Простые стулья сработаны из тяжелого дерева, под стать столу. Койот снимает с головы соломенное канотье, перекидывает ногу на ногу, вешает на колено шляпу и принимается нянчить кружку в ладонях.
- Чем могу быть полезен?
- Я все это время думал о Колорадо, - невозмутимо отвечает Койот.
- И что же ты думал?
- Я думал, как бы выразиться подипломатичнее.
- Лучше всего выразись прямо и без обиняков.