- Нет, комиссар, извините меня, - бесцветным голосом ответил Мордан. - Ребята из Авиньона решили с этим не торопиться. Если честно, они попросту наорали на меня. Сказали, у них и так дел по горло, две дорожные аварии и еще какой-то парень с ружьем влез на городскую стену. В общем, им не до нас.
- Черт побери, Мордан, вы должны были на них надавить. Напомнили бы, что мы расследуем убийство, причем весьма неординарное.
- Я настаивал, но они сказали, что в семь утра, как положено, заходили проверить, не сбежал ли Водель, и он был дома.
- А жена?
- Тоже.
- Скверно, майор, очень скверно.
Раздосадованный Адамберг подошел к машине, открыл все окна и неуклюже плюхнулся на водительское место.
- Сам понимаешь, - сказал он псу, - к семи утра Водель в любом случае успел бы добраться до дому, у него была уйма времени. И теперь мы никогда не узнаем правду. Это Мордан виноват, он не надавил на них как надо, уж ты мне поверь. У него сейчас в голове только одно, и ветер отчаяния играет этой головой, словно воздушным шариком. Он дал указания авиньонцам - и умыл руки. Мне надо было вовремя сообразить, что Мордан сейчас ни на что не годен. Эсталер и то бы справился лучше.
Когда два часа спустя он с Купидоном под мышкой вернулся в Контору, на него почти не обратили внимания. Там царило странное возбуждение, полицейские как заводные носились по кабинетам, и в воздухе пахло утренним потом. Встречаясь, они едва смотрели друг на друга, перебрасывались короткими словами и словно бы избегали комиссара.
- Что-то случилось? - спросил он у Гардона, не захваченного общим волнением.
Обычно волнение захватывало бригадира на несколько часов позже, чем остальных, успев к тому времени сильно ослабеть, как штормовой ветер из Бретани, когда он достигает Парижа.
- Ну, тут эта газета, - пояснил он, - а еще, наверно, результаты экспертизы.
- Ладно, Гардон. Надо почистить бежевую машину, "девятку". Пусть проведут особую обработку, там внутри кровь, грязь и вообще беспорядок.
- Боюсь, с этим будут большие проблемы.
- Ничего страшного, там на креслах пластиковые чехлы.
- Я имею в виду собаку. Вы ее где-то подобрали?
- Да. На ней навоз.
- У нас же кот. Не представляю, как они уживутся.
Адамберг почти позавидовал бригадиру. У Гардона было нечто общее с Эсталером: оба не умели классифицировать события по степени важности. А ведь бригадир вместе со всеми был в Гарше и, как все, ходил по чудовищному кровавому месиву. Или это своего рода защитная реакция? Если так, Гардон, по-видимому, поступает правильно. Правильно и то, что он беспокоится о собаке. Впрочем, громадный вялый котище, обитавший в Конторе, не был склонен к агрессии; с утра до вечера он спал на нагретой крышке одного из ксероксов. Три раза в день сотрудники по очереди - чаще других Ретанкур, Данглар и Меркаде, которому передавалась непомерная сонливость кота, - относили одиннадцатикилограммовую тушу к миске и стояли рядом во все время кошачьей трапезы. В конце концов пришлось поставить возле миски стул, чтобы люди могли продолжать работу, не нервничать и не торопить кота.
Миска и стул находились возле комнаты, где стоял автомат с напитками: таким образом, водопой для людей соседствовал с водопоем для животного.
Дивизионный комиссар Брезийон возмутился и прислал официальное письмо с требованием убрать кота. Поэтому, когда раз в три месяца Брезийон являлся с инспекцией - вернее, с придирками, поскольку поводов для настоящей критики он не обнаруживал, успехи Конторы были неоспоримы, - все спешно прятали подушки, на которых почивал Меркаде, ихтиологические журналы, которые собирал Вуазне, бутылки с вином и древнегреческие словари Данглара, порнографические журналы Ноэля, продуктовые запасы Фруасси, кошачью подстилку и миску, эфирные масла Керноркяна, переносную лампу Мореля, сигареты Ретанкур, и в итоге помещения становились идеально пригодными для работы и совершенно непригодными для жизни.
Во время этой радикальной уборки проблемы возникали только с котом, который, когда его пытались запереть в шкаф, издавал душераздирающее мяуканье. Один из сотрудников выносил его во двор и сидел с ним в машине до ухода Брезийона. Адамберг сразу отказался убрать громадные рога двух оленей, лежавшие на полу в его кабинете: он заявил, что это важнейшие улики в одном расследовании. Со временем - а с тех пор, как двадцать восемь полицейских обосновались в этом здании, прошло уже три года - операция по камуфляжу становилась все более долгой и затруднительной. Присутствие Купидона осложняло дело, но, конечно же, он находился в Конторе лишь на временном основании.
XV
Только когда Адамберг дошел до середины большой комнаты, присутствующие обратили внимание на его запачканную одежду, небритое лицо и маленькую грязную собачонку у него под мышкой. Все моментально сдвинули стулья и расселись вокруг него. Комиссар коротко рассказал о событиях прошедшей ночи - об Эмиле, о происшествии на ферме, о больнице, о собаке.
- Вы знали, куда он направился? Почему же вы тогда не избавили меня от этой беготни? - сердито спросила Ретанкур.
- О собаке я вспомнил много позже, - соврал Адамберг. - Когда пришел врач Воделя.
- А какая нам польза от этого доктора? - поинтересовался Жюстен своим тонким голосом.
- В данный момент он ничего не говорит нам о Воделе, а мы ничего не говорим ему об убийстве. Он ссылается на профессиональную тайну, мы - тоже. И ни одна из противоборствующих сторон не намерена уступать.
- Тайны больше нет, противоборство окончено, - едва слышно произнес Керноркян.
- Впрочем, кое-что он все же сказал. По его словам, у Воделя были враги, но, скорее всего, вымышленные. Доктор знает больше, чем говорит. Это опытный врач, он сумел вправить вывихнутую челюсть так, чтобы можно было сосать.
- Кому? Воделю?
Адамберг не ответил Эсталеру, даже не посмотрел в его сторону: иногда у комиссара возникало впечатление, что Эсталер задает такие вопросы нарочно. Зато он взглянул на Мореля - тот быстро что-то записывал в блокнот. Адамберг давно заметил, что Морель записывает все ляпы Эсталера, чтобы потом выбрать самые лучшие, для коллекции. Комиссар находил это увлечение небезобидным. Перехватив его взгляд, Морель поспешно закрыл блокнот.
- А где находился Пьер-младший, когда стреляли в Эмиля? Он точно был в Авиньоне? Это проверено? - спросил Вуазне.
- Мордан связался с авиньонскими легавыми. Но они заявили, что у них есть дела поважнее, и в итоге упустили время.
- Черт, он должен был надавить на них.
- Он пытался, - резко сказал Адамберг. Ему хотелось защитить Мордана, чья голова плыла по воздуху, словно воздушный шарик. - Гардон говорит, из лаборатории пришли результаты экспертизы. Что в них?
Данглар автоматически поднялся с места. Никто не мог вкратце суммировать научные данные так, как это делал майор с его безотказной памятью, обширными знаниями и гибким умом. Второй визит в Англию прямо-таки возродил Данглара: сейчас у него была почти правильная осанка, почти свежий цвет лица, почти бодрый вид.
- Согласно заключению экспертов, труп был расчленен приблизительно на четыреста шестьдесят фрагментов, из которых примерно триста измельчены до состояния крошек или кашицы. Для расчленения преступник пользовался как топором, так и пилой, укладывая фрагменты тела на деревянную колоду. В пробах, взятых с места преступления, обнаружены микроскопические щепки, явно разлетевшиеся из-под топора, и деревянные опилки, неопровержимо свидетельствующие об использовании пилы. Та же колода применялась и при размозжении твердых фрагментов. Частицы слюды и кварца, обнаруженные в мягких тканях, указывают на то, что преступник, положив фрагмент тела на колоду, накрывал его сверху обломком гранита, по которому ударял дубиной. Такой усиленной обработке подверглись все суставы, щиколотки, запястья, колени, локти, головки плечевых и бедренных костей, зубы, превращенные в порошок, и кости ступней. Были также раздроблены кости больших пальцев ног, однако фаланги остальных пальцев на ногах, от второго до пятого, остались целыми. Меньше всего пострадали кисти рук, за исключением запястья, а также обломки длинных костей, подвздошная кость, седалищная кость, ребра и грудная кость.
Адамберг успел понять далеко не все: он поднял руку, пытаясь остановить этот словесный поток. Но Данглар, ни на кого не обращая внимания, вдохновенно продолжал:
- Части позвоночника подверглись различной обработке в зависимости от их расположения: крестцовые и шейные позвонки пострадали значительно сильнее, чем поясничные и спинные. От двух первых шейных позвонков практически ничего не осталось. Подъязычная кость и ключицы остались почти целыми.
- Стоп, Данглар, - скомандовал Адамберг, заметив растерянность на лицах подчиненных: некоторые даже перестали слушать. - Сейчас мы это нарисуем, и всем все станет ясно.
Адамберг замечательно рисовал: он умел несколькими небрежными, уверенными штрихами изобразить что угодно. Он часто и подолгу делал зарисовки, либо стоя, в блокноте, либо сидя, на листе бумаги, положенном на колено, когда тушью, а когда свинцовым или угольным карандашом. Его эскизы валялись в Конторе повсюду - в повседневной суете он оставлял их где попало. Некоторые поклонники комиссара тайком подбирали их и хранили у себя: так поступали не только Фруасси, Данглар и Меркаде, но даже Ноэль, хотя он ни за что не признался бы в этом. Адамберг быстро нарисовал на чертежной доске очертания человеческого тела и скелета, спереди и сзади, и передал Данглару два фломастера:
- Отметьте красным наиболее пострадавшие части, а наименее пострадавшие - зеленым.
Данглар наглядно продемонстрировал то, о чем только что рассказал, и вдобавок еще густо заштриховал красным череп и половые органы, а ключицы, уши и ягодицы - зеленым. Когда рисунок сделался цветным, стало очевидно, что убийца одни части тела уничтожал, а другие оставлял нетронутыми отнюдь не по случайному выбору, а руководствуясь некой чудовищной, одному ему понятной логикой.
- Внутренние органы также подверглись различной обработке, - продолжал Данглар. - Преступник не проявил интереса к кишкам, желудку и селезенке, легким и почкам. Зато он потратил много сил на печень, сердце и мозг, часть которого была сожжена в камине.
Данглар нарисовал возле мозга, сердца и печени три ведущие наружу стрелочки, как бы вырывая их из тела.
- Это уничтожение его духа, - произнес Меркаде, прервав ошеломленное молчание полицейских, чьи взгляды были прикованы к рисунку.
- А при чем тут печень? - спросил Вуазне. - По-твоему, печень - это дух?
- Меркаде не совсем неправ, - заметил Данглар. - В дохристианскую эпоху, но также и в более позднее время считалось, что в теле человека обитают несколько душ: Спиритус, Анимус и Анима. То есть дух, душа и движущее начало, которые могли находиться в различных частях тела: например, печень и сердце были вместилищами страха и волнения.
- А-а, ну тогда конечно, - согласился Вуазне.
Среди коллег познания Данглара считались неоспоримыми.
- Может быть, он разрушал суставы, чтобы тело не могло двигаться? - со своей обычной жесткостью спросил Ламар. - Как ломают шестеренки у механизма, чтобы он перестал работать.
- Если так, то почему ступни раздроблены, а руки остались почти целыми?
- Именно поэтому, - сказал Ламар. - Чтобы тело не могло двигаться.
- Нет, - возразила Фруасси. - Твоя теория не объясняет, почему большие пальцы на ногах пострадали сильнее всего. Зачем он так напустился на большие пальцы?
- Слушайте, чем мы тут занимаемся? - спросил Ноэль, вставая с места. - Зачем подыскивать этому кошмару какие-то разумные обоснования? Их не существует. У преступника был свой мотив, но нам его никогда не понять, хотя бы и приблизительно.
Ноэль снова сел на место, и Адамберг кивнул в знак согласия.
- Как у того типа, который съел шкаф.
- Верно, - согласился Данглар.
- Зачем он съел шкаф? - спросил Гардон.
- А неизвестно. И в этом вся проблема.
Данглар прикрепил к доске чистый лист.
- Что еще хуже, - продолжал он, - убийца не оставил измельченные фрагменты где попало. Доктор Ромен был прав: они разбросаны по комнате. Было бы слишком сложно рисовать их все: точное местонахождение фрагментов вы можете узнать из отчета. Однако я приведу вам пример: разрознив и размозжив плюсневые кости, убийца разложил их по углам комнаты. Точно так же он поступил и с другими частями тела: один кусочек бросил здесь, другой там, третий - подальше, а два оставшихся положил под рояль.
- Может, у него такой бзик, - предположил Жюстен. - Или заскок. Он все разбрасывает вокруг себя.
- Тут нет разумного объяснения, - упрямо повторил Ноэль. - Мы зря теряем время на все эти гипотезы. Убийца в припадке ярости изничтожает тело убитого, и какие-то фрагменты этого тела вызывают у него особое ожесточение. А почему - неизвестно. По крайней мере, на данный момент.
- Этот припадок ярости длился несколько часов, - напомнил Адамберг.
- Точно, - подхватил Жюстен. - Его гнев не утихает, и, возможно, все дело именно в этом. Убийца не может остановиться, он должен продолжать свою работу, и в итоге тело превращается в кашу. Он вроде как парень, который опрокидывает стакан за стаканом, пока не напьется до бесчувствия.
Который расчесывает укус паука, подумал Адамберг.
- Перейдем к вещественным доказательствам, - произнес Данглар.
В этот момент майору позвонили, и он удалился почти уверенной походкой, прижимая к уху телефон. Это Абстракт, констатировал Адамберг.
- Будем его ждать? - спросил Вуазне.
Фруасси заерзала на стуле. На часах было уже четырнадцать тридцать пять, время обеда, и она начинала нервничать. Все знали: одна мысль о том, чтобы пропустить обед, приводила Фруасси в состояние, близкое к панике, и Адамберг попросил полицейских регулярно устраивать обеденный перерыв, потому что уже были три случая, когда во время длительных выездов лейтенант падала в обморок от страха.
XVI
Немного погодя все опять были в сборе, за длинным столом маленького грязного бара в конце улицы, который назывался "Партия в кости". Элегантное "Кафе философов", располагавшееся напротив, уже закрылось на перерыв. В зависимости от настроения и от кошелька человек мог выбрать жизнь респектабельного буржуа или простого работяги, почувствовать себя богачом или бедняком, выпить чаю или взять красненького - для этого нужно было лишь перейти улицу либо остаться на этой стороне..
Хозяин бара подал полицейским четырнадцать сэндвичей - у него остались только с сыром - и столько же чашек кофе. Для порядка он поставил на стол три графина с вином: он не любил, когда клиенты отказывались от его вина, происхождение которого выяснить пока не удалось. Данглар утверждал, что это плохое бургундское, и все ему верили.
- Как насчет художника, который повесился в тюрьме? Вы продвинулись с этим? - спросил Адамберг.
- Не успели еще, - ответил Мордан, который отставил тарелку с сэндвичем. - Меркаде займется этим после обеда.
- Навоз, шерстинки, носовой платок, отпечатки пальцев? Что говорят эксперты?
- Установлено, что катышки, найденные в комнате, не совпадают с навозом Эмиля, - ответил Жюстен. - Вы были правы.
- Надо взять пробы навоза с шерсти пса и сравнить со вторым образцом, - сказал Адамберг. - Девять шансов из десяти, что Эмиль принес этот навоз с фермы.
Купидон сидел тут же, зажатый между икрами Адамберга: комиссар пока не решился познакомить его с котом.
- А пес-то воняет, - сказал Вуазне, сидевший за другим концом стола. - Отсюда чувствуется.
- Его нельзя мыть, пока с него не взяли пробы.
- Я хочу сказать, он здорово воняет, - настаивал Вуазне.
- Заткнись, - буркнул Ноэль.
- С пальчиками - никаких неожиданностей, - продолжал Жюстен. - Повсюду имеются отпечатки Воделя и Эмиля: отпечатков этого последнего особенно много на столике для игр, на колпаке камина, на дверных ручках и на кухне. Эмиль добросовестно исполнял свои обязанности, в доме прибрано, пыль с мебели вытерта. Однако найдены не вполне четкие пальчики Воделя-младшего на письменном столе, и еще одни, получше, на спинке стула. Очевидно, он подтащил этот стул поближе к письменному столу, когда сидел за ним рядом с отцом. Кроме того, имеются неопознанные отпечатки четырех мужских пальцев - на крышке секретера в кабинете.
- Это доктор, - предположил Адамберг. - Наверно, он осматривал пациента в кабинете, а не в спальне.
- И наконец, еще одни мужские отпечатки - на кухне и женские - в ванной, на бачке унитаза.
- Ага! - оживился Ноэль. - У Воделя была женщина.
- Нет, Ноэль, в спальне не найдено женских отпечатков. Соседи уверяют, что Водель почти не выходил на улицу. Продукты и все необходимое он заказывал с доставкой. Парикмахерша, банкир и продавец из ближайшего магазина мужской одежды приходили к нему на дом. Мы получили распечатку телефонных звонков: там тоже ничего интимного. Раз или два в месяц ему звонил сын. И еще какой-то молодой человек, который пытался поговорить с ним. Их самый долгий разговор продлился четыре минуты шестнадцать секунд.
- А из Кёльна ему не звонили?
- Из Германии? Нет, а что?
- Похоже, когда-то давно у Воделя была любовь с одной пожилой немецкой дамой. Некой мадам Абстер из Кёльна.
- И значит, он не спал с парикмахершей?
- Я этого не сказал.
- Нет, соседи категорически утверждают, что никакая женщина к нему не приходила. Там, на этой чертовой аллее, люди всё знают друг о друге.
- А как вы узнали о мадам Абстер?
- Эмиль передал мне любовное письмо, которое он должен был отправить в случае смерти Воделя.
- Что в письме?
- Оно написано по-немецки, - сказал Адамберг, доставая письмо из кармана и выкладывая на стол. - Фруасси, вы сможете нам помочь?
Фруасси, нахмурив брови, изучила письмо.
- Здесь сказано приблизительно следующее: "Все так же оберегай наше царство, будь тверда, оставайся, как прежде, недосягаемой".
- У них была трудная любовь, - сделал вывод Вуазне. - Она была замужем за другим.
- Но вот это слово, в конце, заглавными буквами, - сказала Фруасси, указывая на него пальцем, - оно не немецкое.
- Очевидно, это шифр, - предположил Адамберг. - Напоминание о чем-то таком, что известно только им двоим.
- Ага, - согласился Ноэль. - Секретное словечко. Такие глупости очень нравятся женщинам, а вот мужчин они раздражают.
Фруасси с несколько чрезмерной поспешностью спросила, кто хочет еще кофе. В ответ поднялось несколько рук, а Адамберг подумал, что она тоже придумывает секретные словечки и Ноэль задел ее за живое. У Фруасси было много любовников, но она теряла их с рекордной скоростью.
- Водель не считал это глупостью, - заметил Адамберг.
- Может быть, это и шифр, - сказала Фруасси, опустив голову и напряженно вглядываясь в загадочное слово, - но буквы тут не латинские, а русские, кириллица. К сожалению, русского языка я не знаю. Его мало кто знает.
- Я немного знаю, - сказал Эсталер.
Все онемели от изумления, но молодой человек этого даже не заметил: он был поглощен тем, что размешивал сахар в кофе.