- Конечно, я помогал Олегу Петровичу. Может быть, меньше, чем следовало, но не стоит меня за это осуждать…
"Не осуждать", похоже, было любимой присказкой Федора Степановича Крупицына. По поводу и без повода он то и дело повторял: "нельзя осуждать", "не будем осуждать заранее", "как можно осуждать, если…". И вообще Федор Степанович очень слабо соответствовал образу правозащитника, по крайней мере, тому, который сложился в представлении Дениса. Тишайший старичок с растрепанной бородкой и беспомощными глазами за толстыми стеклами минусовых очков, он больше слушал, чем говорил. Слушал вполоборота к собеседнику, как будто был туговат на правое ухо. А если и говорил, то не было в его речи ни бешеного напора, ни брызг слюны, ни размахивания кулаками.
"Центр правозащитной деятельности" располагался в обычной пятиэтажке в однокомнатной квартире на первом этаже - ни отдельного входа, ни даже вывески на двери подъезда, и Денису пришлось изрядно попотеть и попетлять, прежде чем он его отыскал. В прихожей, превращенной в приемную, на разнокалиберных стульях сидела очередь из двух человек: бравый деду- ган с бесконечными рядами орденских планок на потертом пиджаке и женщина средних лет в траурной косынке с тонкой картонной папкой.
Ждать пришлось довольно долго. Как выяснилось, принимал сегодня только Крупицын. Мальцев или Зайцев бывают по пятницам и воскресеньям, тогда очередь движется быстрее, но если важна не скорость, а качество, то лучше все-таки идти именно к Крупицыну. Все это полушепотом рассказала Денису женщина в траурной косынке, бравый дедуган только молча и хмуро косился на дверь, из-за которой доносился приглушенный разговор, и мял в руке пустой мундштук, очевидно, очень хотелось курить, но не пропустить очередь хотелось еще больше. Зато вышел от Крупицына дедуган заметно повеселевшим, даже подмигнул Денису и пробурчал что-то вроде "мы еще повоюем".
Женщина долго не задержалась, тоже вышла, улыбаясь, наконец очередь дошла и до Дениса. Узнав, зачем он пожаловал, Крупицын, не колеблясь, предложил свои услуги:
- Помогал Олегу Петровичу, может быть, меньше, чем должен был, но помогал, и вы, естественно, можете на меня рассчитывать.
В отличие от того же Потапова Крупицыну никаких документов не потребовалось. И в то, что Денис столичный частный детектив, и в то, что он расследует убийство Олега, поверил на слово. Правда, при слове "убийство" вздрогнул и переспросил:
- Вы уверены, что было убийство?
Денис, не вдаваясь в подробности, сказал, что мотоцикл точно был намеренно испорчен, и тут же поинтересовался, когда Крупицын в последний раз видел Олега.
- Двадцать пятого мая. В день своей гибели он заходил.
- Точно? - Денис не поверил своей удаче. - Вы уверены?
- Да, - подтвердил Федор Степанович, - двадцать пятого Олег Петрович заходил. Точно заходил.
- А в котором часу это было?
Старик погрузил пальцы в бороду, думал с минуту и отрицательно мотнул головой:
- Я прекрасно помню наш разговор, но во сколько это было?.. Не нужно меня за это осуждать, я иногда… да чего греха таить, довольно часто забываю о времени. Особенно если разговор интересный.
- Ну хотя бы примерно? - попросил Денис. - Постарайтесь вспомнить, утром это было, днем?
Крупицын послушно напрягся, но вспомнить не смог:
- Понимаете, если бы мы просидели долго, я наверняка мог бы соотнести это с остальными встречами, но Олег Петрович заскочил буквально на минутку. Это произошло совершенно точно позднее десяти. На половину десятого у меня была запланирована встреча. Обычно ко мне приходят без всякой записи и предварительной договоренности, люди знают, где меня можно найти, но именно двадцать пятого я встречался с профсоюзным деятелем из Брянки - это райцентр здесь неподалеку, и он условился о встрече заранее.
- А Олег был с ноутбуком?
- Да. Он мне показал наброски нового материала - буквально тезисы. Я с ним не согласился. Он сказал, что торопится на встречу, и мы все обсудим позже.
- На встречу с кем, не сказал?
- Нет.
- А ноутбук у вас не оставил?
- Нет, он никогда с ним не расставался.
- Но это ведь, наверное, было довольно рискованно: возить с собой материалы статей и прочее, многим в городе были не по душе его изыскания…
- Возможно, вы правы, но Олег Петрович и сам был человек рисковый.
- Федор Степанович, а о чем была эта его последняя статья? - спросил Денис и поспешил добавить:
- Это может оказаться важно, понимаете, не напечатанная статья, спорные тезисы, как вы выразились. Я понимаю это как спорные обвинения. Возможно, кто-то очень не хотел, чтобы этот материал появился на сайте "Сатурна"?..
- Материалы были о гибели наших омоновцев, - ответил Крупицын, похоже, особо уговаривать его не было нужды, то ли он ничего в этой жизни уже не боялся, то ли имя Олега было своеобразным паролем - пришедшему от Олега или из-за Олега можно говорить все. - Олег Петрович в последнее время просто заболел этой темой. Он уже написал несколько статей. Над первой мы работали вместе, как раз когда только стало известно, что наши ребята попали в чеченский плен. Узнав, какие требования выдвинули террористы, Олег Петрович попросил меня подготовить что-то вроде обзора аналогичных случаев. Выходило, что любые переговоры в девяноста процентах случаев только усугубляли ситуацию, Олег Петрович со страниц своего сайта предложил не соглашаться ни на какие условия, а готовить операцию-штурм чеченских позиций и отвоевывать наших ребят с боем.
Денис вспомнил эту страничку на сайте. Статья была очень проникновенная: убедительные аргументы, четкие выводы, конкретные призывы, одна из немногих, содержащих не только голые обвинения.
- Вы думаете, его услышали? - спросил он.
- Нет, - без тени возмущения откликнулся Крупицын, - я так не думаю. Я думаю сверху, возможно из Москвы, пришла директива переговоров не вести. Но когда омоновцев расстреляли, Олег Петрович увидел в этом и часть своей вины.
- А двадцать пятого что-то изменилось, он выяснил нечто новое?
- Я не уверен, что новые сведения напрямую касались переговоров с террористами или отсутствия переговоров, Он узнал еще много разнообразных подробностей, и все-таки…
- Каких подробностей? - настаивал Денис. - Пожалуйста, это действительно может быть важно.
- Например, он узнал, что наш губернатор Туманов имел возможность вести переговоры не с некими неопределенными чеченскими полевыми командирами, сидящими где-то в Чечне. В Снежинск, оказывается, прибыл эмиссар от боевиков, но все было настолько тайно, что факт всплыл, когда ребят уже расстреляли. Туманов от встречи с этим эмиссаром отказался наотрез. Собственно, требования были оглашены и в прессе, и по телевидению: омоновцев, всех десятерых, предлагалось обменять на одного Доху Юлдашева, содержащегося в снежинском ИВС. А Туманов заявил на пресс-конференции, что переговоры с бандитами вести не намерен, и все, никаких подробностей. Я думаю, дело было вовсе не в его принципиальности, просто никто не понимал, почему чеченцы потребовали именно Юлдашева, кто он вообще такой? На первый взгляд, обыкновенный местный предприниматель. Да, чеченец, но ни в первой, ни во второй чеченской войне он участия не принимал ни на стороне боевиков, ни на стороне федеральных сил. И вообще, к Чечне имеет весьма опосредованное отношение - возит овощи и фрукты с юга: из Астрахани, из Дагестана, со Ставрополья. Очевидно, пока наши доблестные правоохранительные органы разбирались с подробностями его биографии и ломали головы, зачем он понадобился боевикам, срок ультиматума истек. - Крупицын порылся в ящике своего стола, достал клеенчатую папку, а из нее обыкновенный листок в клеточку, вырванный из ученической тетради. - Но Олег Петрович пришел ко мне, на самом деле, не поэтому. Уже постфактум он начал склоняться к одной весьма спорной идее. Я тут записал его тезисы, чтобы потом обдумать. Он настаивал, что в данном случае вообще нельзя было трактовать ситуацию как криминальную: похитители - заложники - выкуп. Омоновцев, по его мнению, следовало рассматривать как военнопленных, и когда встал вопрос об их обмене, надлежало руководствоваться международными конвенциями на сей счет.
- Но Юлдашев-то не военнопленный? - не понял Денис.
- Я точно так же спросил об этом Олега Петровича, - кивнул Крупицын, - он ответил, что Юлдашева арестовали на следующий день после захвата омоновцев за оказание сопротивления властям. Остановили за нарушение правил уличного движения, он отказался предъявить права сотруднику ГАИ и пытался скрыться. Уже задним числом ему предъявили обвинение в незаконной предпринимательской деятельности, уклонении от уплаты налогов и т. д., то есть в том, на что раньше просто закрывали глаза. Таким образом, его тоже можно считать военнопленным. С этим я не мог согласиться, по-моему, определение военнопленного нельзя трактовать столь широко, и мы с Олегом Петровичем договорились, что обсудим это подробнее. На прощание, уже в дверях, он обвинил нашего нефтяного магната Рахаева в том, что тот с чеченским эмиссаром встретился, но делу никак не помог. И все, на этом Олег Петрович откланялся.
Н-да… От такого количества подробностей голова у Дениса пошла кругом. Он старательно утрамбовывал факты - знать бы еще, что пригодится, а что не имеет отношения к делу…
- Федор Степанович, а эти подробности, о которых вы мне только что рассказали, вам тоже были известны или это личные изыскания Олега, о которых никто, кроме него, не знал? Вы факты собирались проверить или…
- Да, я вас понимаю, - жестом остановил Дениса Крупицын. - Олега Петровича регулярно обвиняли в клевете, но я ему верил и верю, а проверять я собирался юридическую обоснованность его утверждений, а не факты. Лживых измышлений он никогда не распространял, перегибал иногда палку - такое было, делал скоропалительные выводы - тоже было, но обвинения его в клевете - и есть самая настоящая клевета.
Денис решил, что для первого раза более чем достаточно, иначе сведение не унести, не расплескав. Уже прощаясь, он на всякий случай уточнил:
- Пока рассказывали, не вспомнили, во сколько это было?
- Нет, молодой человек, - впервые за весь разговор улыбнулся правозащитник, - в моем возрасте, чтобы что-то впоследствии вспомнить, нужно сразу запоминать специально, со значением.
Когда Денис вышел, на стульях в коридоре томилось уже пять человек, но никто не взглянул на него осуждающе, наоборот, проводили сочувствующими взглядами.
Тот же день, часом раньше
Возле облгаи Николай был без четверти восемь. Бюро экспертиз находилось тут же, в отдельном одноэтажном здании во дворе. Несмотря на субботний день, и на улице и во дворе толпилось приличное количество народа. Что этому народу здесь может быть нужно, Щербак понятия не имел, да это, собственно, и не играло никакой роли. Главное, можно слоняться некоторое время, не привлекая к себе внимания.
Он устроился на ступеньках какого-то крыльца с заколоченной дверью и, покуривая, наблюдал за входом в Бюро экспертиз. Часть окон в бюро была открыта, за густыми решетками (а все без исключения окна были зарешечены) мелькали смутные тени, то есть кто- то уже работал, возможно, в ночную, а возможно, сотрудники собирались не к восьми, как Николай рассчитывал, а к половине восьмого. Но он решил ждать еще как минимум час, два, в общем, насколько хватит терпения.
Рабочий день начинался в девять. Без пяти появился человек, соответствующий описанию Горюнова: лет тридцати пяти, невысокий, широкоплечий, курчавый, с большими залысинами и монгольскими скулами. Он был, правда, не один, на ходу разговаривал с молодым улыбчивым парнем. Щербак с минуту раздумывал: останавливать его при свидетелях или не стоит, но перспектива просидеть здесь часов до пяти вечера не радовала. Он затоптал окурок и бросился догонять эксперта. Поймал за локоть уже в двери:
- Извините, мне нужно с вами поговорить.
Эксперт недоуменно оглянулся. Его спутник, не сбавляя шаг, бросил:
- Я у себя, - и скрылся в полутьме коридора.
- О чем поговорить? - естественно, не узнавая Щербака, справился эксперт, тоже продолжая двигаться, Щербак пошел рядом:
- Я сейчас объясню.
Мужичок-вахтер в стеклянной будке оторвался на мгновение от газеты, но, видимо решив, что Щербак не посторонний, снова углубился в кроссворд.
Эксперт дошагал до двери, на которой был только номер 14, но ни фамилии, ни должности, как рассчитывал Николай, и открыл ее своим ключом. Автоматически, даже не глядя, включил свет, электрочайник, компьютер и плюхнулся на стул. Не за рабочим столом, а возле маленького импровизированного, где стояли чайник и чашки. Еще раз оглядел Щербака с головы до ног.
- Итак, о чем речь?
- Я друг и коллега Игоря Вовка. И хотел поговорить об аварии, в которой погиб его брат Олег Вовк.
Эксперт никак не прореагировал. Вообще никак. Ни один мускул на лице не дернулся. Не спуская глаз с посетителя, он плеснул себе в чашку кипятка, надорвал и всыпал туда же пакетик "Маккофе".
Как же его зовут, гада?! - лихорадочно соображал Щербак. Прошелся по кабинету, мельком оглядел стол: даже если на бумагах есть подписи, один черт знает, его они или не его, да их и не разобрать, и диплома никакого, как назло, в рамочке на стене нет. Сознательно растягивая паузу, Николай взял у стены стул, оседлал его, подтащив к тому же импровизированному столику. Ну скажи что-нибудь, твою дивизию! Дело, например, закрыто или еще что-нибудь.
Эксперт молчал. Тщательно размешивал мутную белесую жидкость.
- Я понимаю, что дело закрыто, - не выдержал им самим предложенной игры в молчанку Николай. - Но я видел сиденье…
Эксперт перестал вращать ложкой, аккуратно положил ее на блюдце и снова ничего не сказал. Импровизированный столик представлял собой квадратную доску, которая лежала на маленьком холодильнике. Холодильник, вздрогнув, заурчал, и в чашке с кофе задрожала стоячая волна: концентрические выпуклости и впадины мелко затряслись, отгоняя к стенкам чашки хлопья сливок и обнажая в центре более темный, почти черный выпуклый бугорок. Щербак и эксперт оба как завороженные уставились в чашку. Пауза снова затягивалась. Николай почувствовал, что, несмотря на выкуренные за последний час штук десять сигарет, все равно отчаянно хочет курить. Или дать кому-нибудь в морду. Или, в крайнем случае, разбить вдребезги этот эпилептический столик.
Титаническим усилием воли он заставил себя сдержаться и третий раз начать разговор:
- Я говорю об аварии, которая случилась двадцать пятого мая на двадцатом километре Свердловского шоссе. Погиб мотоциклист Олег Вовк, помните?.. Вы были на месте аварии, вы своими глазами видели то, что осталось от мотоцикла, видели сиденье, которое было намеренно подрезано…
Эксперт и бровью не повел. Осторожно отхлебнул из чашки, полез в холодильник, достал кусочек лимона, положил его в рот, даже не покривившись.
- Вот мое удостоверение. - Щербак сунул ему под нос свою корочку. - Вам не нужно меня бояться, я работаю вместе с Игорем Вовком, которому вы отдали сиденье. Игорь в данный момент не может сам с вами пообщаться.
- С чего вы взяли, что я вас боюсь? - наконец хоть что-то выдавил из себя эксперт. - Что я вообще чего-то или кого-то боюсь? Однако я не понимаю, чего вы от меня хотите, а мне нужно работать.
Николай сунул руки в карманы, кулаки просто чесались, и открыл было рот, чтобы еще раз объяснить, о чем он хочет поговорить, но в этот момент на столе у эксперта зазвонил телефон. Он взял трубку и почти сразу же заорал в нее:
- Что Владимир Алексеевич? Что Владимир Алексеевич?! Я занят, мне еще три акта писать до обеда. Пусть кто-нибудь еще сходит. Все!
Фух, значит Владимир Алексеевич, облегченно вздохнул про себя Щербак. Первая маленькая победа. И психуешь ты, Владимир Алексеевич, как вполне нормальный среднестатистический россиянин тридцати пяти лет, и не надо тут строить из себя Далай-ламу. Сейчас будем тебя раздражать, злить и даже доводить до бешенства.
Эксперт уставился на него исподлобья:
- Вы еще здесь?
- Конечно. И уходить пока не собираюсь.
- А придется.
- Нет, не придется. По крайней мере, пока мы не выясним некоторых деталей. Дело в том, Владимир Алексеевич, что с места аварии, то бишь с места убийства Олега Вовка пропала одна очень ценная вещь - ноутбук. Вещь и сама по себе дорогая…
- Какой Владимир Алексеевич? Почему Владимир Алексеевич? - с совершенно искренним изумлением уставился на Николая эксперт. - Господи, вы все это время брали меня на понт! Вы даже не знаете, как меня зовут. Вы понятия не имеете, занимался я этой вашей аварией или не занимался? Вы ко всем по очереди ходите, да? Надуваете щеки, делаете вид, что вам все известно? Владимир Алексеевич это не я, а наш начальник отдела, понятно?! Убирайтесь отсюда вон!
Блин!!! Щербак со стыда готов был сквозь землю провалиться. Это ж надо так облажался! Как сопливый шпаненок! Как первый раз замужем!
Но все это, естественно, клокотало внутри, внешне Николай демонстрировал олимпийское спокойствие, только покрепче уселся на стуле,
- Не имеет значения, знаю я или не знаю, как вас зовут. На месте аварии вы были, это совершенно точно - это факт. Подрезанное седло - вещественное доказательство убийства Олега - вы видели и держали в руках - это тоже факт. После закрытия дела седло не отправилось в архив и не было уничтожено, оно находится у Игоря Вовка - и это факт. - Эксперт попытался что-то возразить, но Щербак жестом его остановил. - Мне нужна информация, и я пришел к вам, как к другу. Вы не хотите дружить, но информация мне нужна все равно, и я ее получу. От вас получу. Это понятно?
- Как же, интересно? - вдруг заржал эксперт. - Пытать меня будете?
- Нет. Пугать буду. - Николай осторожно носовым платком взял недопитую чашку, выплеснул остатки кофе в другую - чистую, а грязную завернул в платок и спрятал в карман. - На всякий случай, - пояснил он, - на чашке есть ваши пальчики, на сиденье мотоцикла Олега они тоже есть. Давать заведомо ложные экспертные заключения опасно, это деяние уголовно наказуемо. А двойным агентом быть еще опасней. Но интересует меня, еще раз повторяю, не сиденье, а ноутбук. Если думаете, что можете спать спокойно: и начальство довольно, и совесть чиста…
- Не было там никакого ноутбука! Слышите, не было! - завопил эксперт. Он вдруг побагровел, выпучил глаза и схватился за сердце. - "Скорую" вызовите…
- Э! Э, дорогой! - Щербак поймал его у самого пола, усадил, оперев спиной о стену, метнулся к телефону, но в трубке гудка не было, только неясное бурчание - то ли блокиратор, то ли спаренный телефон. Николай заколотил по рычагу, но гудок не появлялся, а эксперт, потеряв сознание, сполз по стене и, кажется, не дышал. Щербак замолотил кулаками в стену, пытаясь привлечь внимание обитателей соседнего кабинета, потом выскочил в коридор и заголосил:
- Помогите кто-нибудь, человеку плохо!
Из соседней двери выскочила женщина в синем халате, бросилась к телу, пощупала пульс, тоже попробовала телефон на столе, выхватила из кармана сотовый.
Ну я и осел сегодня - покосился на свой мобильный Николай. Это что-то, блин!
А женщина тем временем диктовала: