…Из Малаховки вернулся в Москву, и "менты", все-таки меня изловили. Опять отправили в Даниловский приемник, а оттуда попал я в детскую трудовую воспитательную колонию (ДТВК) под Звенигородом. Не пробыв там и месяца, убежал.
На этот раз немало был удивлен, встретив у тети Сони Куцего - живого и невредимого, разве что сильно исхудавшего. И все такого же шустрого, не способного и дня усидеть без "дела".
Вскоре пришел и новый его подельник - мужчина лет тридцати. Они стали обдумывать план квартирной кражи.
Потом, как обычно, выпили.
- Не дрейфь, Малыш, - похлопывал меня по плечу Куцый. - Ловкость рук - это сила. А если при тебе вдобавок и "фигура" надежная - ни один "мент" нам не страшен. Видел?.. - приподняв свой шерстяной свитер, он ловким движением выдернул из-за пояса новенький трофейный "парабеллум".
- Король подарил - умеет он слово держать… А от того, одноногого, мы смотали. Нудный он и к тому же трусливый.
Валентин и Шанхай пришли поздно вечером. О Косте они ничего не слышали.
- Вымахал парень, в силу вошел - вот и от рук отбился. Подружка, видать, появилась, не до тебя ему, - пошутил Шанхай. И добавил:
- Не "замели" его, это главное.
На допросах и между допросами. "Ломом подпоясанные"
- У нас с вами, Валентин Петрович, прямо как в "Тысяче и одной ночи". "И настало утро, и Шехерезада прекратила дозволенные речи". До утра, правда, еще далековато, но полночь близится. А рассказывали вы сегодня об очень интересных вещах. Особенно этот эпизод с портфелем… Умела же работать милиция - позавидуешь. Можно сказать, классический пример гибкости, изобретательности в сочетании с индивидуальным подходом, учетом психологии вора.
- Ну, это вам виднее, как оценивать. Одно скажу - были и тогда в милиции всякие, вроде того же Прошина, выпивохи и взяточники, но - как исключение. Большинство свое дело знали и делали его честно. "Ментов" мы тогда боялись.
Иван Александрович, как и в прошлый раз, предложил мне чай - правда, не с бутербродами, а с вкусными холодными гренками ("жена поджарила"). Прошелся по кабинету, решив, как видно, немного расслабиться.
- А у вас отличная память, Валентин Петрович, - сказал вдруг он, чему-то еле заметно улыбнувшись, - хотя у каждого нормального человека, как считают психологи, в памяти есть изъян: обычно в ней оседает приятное, доброе, а плохое и злое, если и остается, то где-то в "запасниках", о нем чаще всего и вспоминать нет охоты. И чем дальше по времени отстают события, тем больше человек их как бы идеализирует. И своих прежних друзей, знакомых окружает неким розовым ореолом. Не случайно в народе говорят: кто старое помянет, тому глаз вон. Под старым, конечно, имеют в виду плохое…
- Вот и у вас, - продолжал он, - не обижайтесь, но есть в рассказе налет некой сентиментальности, ностальгии - тоски о прошлом и, я бы сказал, некоторой идеализации воровского мира.
Я не сразу ответил, поскольку такой поворот в разговоре был несколько неожиданным. Но, подумав, признал, что следователь во многом прав.
- Но ведь и люди, Иван Александрович, встречались на моем пути больше хорошие, - продолжал я, - хотя и были ворами. Тот же Король, Лида или тетя Соня. Не рвачи, не скряги. Жизнь у них, ясно, была поломанная, но чуткости к нам, мальчишкам, проявляли они куда больше, чем в зоне или детской колонии. И еще мы, хочу я сказать, "братвой" были не только по названию, как нынче у "беспредела". Никаких атаманов или, как вы их называете, лидеров, не знали. Это потом появилось, сперва в зоне и куда позднее - на воле. Как же тут не идеализировать.
- Верно, ваше воровское "братство" зарождалось стихийно. Десятками лет формировало свои правила - неписаные законы, свой жаргон - "феню". Все это передавалось от одного поколения воров следующему еще со времен волжских разбойников, а может и раньше, то есть по форме было сродни устному народному творчеству. "Новые", Валентин Петрович, далеко не те. У них четкая структура, подчиненность старшему, непререкаемый авторитет лидера. И даже инструкции - "писаные", а то и тиснутые в типографии, хоть и надежно упрятанные от посторонних глаз. Их, как и обращения к сообществу, "эмиссары" доводят до каждого. С тем, чтобы в случае надобности весь этот сложный преступный организм - иной раз две-три сотни людей - действовал четко и слаженно. Равенство и братство у них разве что на словах, не как в ваше время. А фактически их неписаные правила - жестокость, бессердечность, подкуп. Ничего удивительного - таким стало и само общество. Не случайно взываем мы к милосердию.
- И все-таки непонятно мне, Иван Александрович. - Раньше, при культе, демократия только провозглашалась, за "политику" преследовали и сажали - об этом теперь открыто пишут. Почему же тогда у нас, "босяков", было равенство - и не на словах. Теперь почему-то все наоборот. В обществе - демократия, а у "новых", "беспредела" то есть, почти что сталинский режим. Чем это, по-вашему, объяснить?
- Непростой вопрос, - Иван Александрович затянулся сигаретой. - Думаю, дело в том, что даже при четкой структуре, системе подчиненности "беспределу" трудненько было бы обойтись без железной дисциплины. Это они хорошо усвоили, взяв пример с итальянской мафии. Растворяться в обществе им никак нельзя. Любая тайная организация, в том числе и преступная, в нынешних условиях только так и способна выжить. Это ее козырь, ее спасение. И - причина непотопляемости ее "корабля". К тому же бизнес и подкуп должностных лиц, без которых не было бы и самой мафии, требуют и иной организации. Одним словом, изменилась сама преступность, а отсюда - и остальное.
- Вы, Валентин Петрович, говорите, что у вас в воровской среде были демократия, равенство, а устанавливать справедливость вы считали чуть ли не своим предназначением, это был для "братвы" закон законов. Так ведь?
- Я кивнул, соглашаясь с ним.
- Но если вдуматься, какие-то элементы, зародыши будущей мафии можно было подметить и у вас. "Вором в законе" мог стать только судимый. Исключения тут были, но очень редкие. Прежде чем стать "законником", ты обязан был пройти испытательный срок. "Пацаны", если не ошибаюсь, числились в кандидатах. На сходке - а только она имела право присвоить воровское звание - за кандидата должны были поручиться рекомендующие, иногда (есть такие свидетельства) требовались даже письменные рекомендации. И те, кто их давал, нес за вступивших в "братство" ответственность. Более того, была ведь и сходка - орган управления, было и "воровское благо" - нечто вроде общей денежной кассы, правда, последнее характерно для мест лишения свободы, было и многое иное. Вот они где, истоки…
Но вернусь к сегодняшнему дню. Дисциплина у этих "мафиози" железная. И тем не менее многие, поступаясь своим "я", личной свободой, соглашаются быть "шестерками", исполняющими чужую волю, "громоотводами" - теми, кто берет на себя чью-то вину, а то и наемными убийцами - их называют "солдатами" или "быками". И все ради единственной цели - какое-то время, пока ты на свободе, - пожить безбедно, заиметь свой "жигуль", дачу с мансардой, шикарных девочек, покутить в ресторанах… Это все "присяжные", "мелюзга". "Ворами в законе" в таких сообществах считаются лидеры, да и то не все. Запросы у них куда как солиднее. Им уже подавай не только наши деньги, но и валюту. И цель у многих из них четко прослеживается: "отмыть" чужими руками побольше денег, перевести их на Запад и положить на счет в какой-нибудь банк. Такие случаи уже есть. Это, так сказать, первый этап. А второй - при удобном случае самим махнуть за границу.
Да и само воровское братство "идейных" теперь далеко не то. Вот вы, Валентин Петрович, - вы теперь "нэпманский вор", то есть вор "старой масти", и потому при случае вас могут спокойно "опустить", унизить, если не пойдете на сделку с "новыми" - так называемой "пиковой мастью". Тех, кто не поддерживает "новых", а их зовут еще "козырными", выражаясь словами одного из проходивших по делу мафиози, Нарика из Ташкента, выбивают, как мамонтов. Кстати, самого Нарика по решению сходки убили вместе с телохранителем из ружья прямо возле ресторана.
- Да кто же его-то? - вырвалось у меня.
- Наемные убийцы. Есть теперь, Валентин Петрович, и такая специальность: наши тоже не лыком шиты, не хуже сицилийских. А если серьезно, то сходку купили дельцы, которым Нарик не давал покоя, грабя их беспардонно, невзирая на выплачиваемую по договору дань. Нарик был заядлым картежником, играл (и проигрывал) с размахом, на это в основном и тратил. Но и дельцы умели считать свои деньги. Так что, видите, какое переплетение интересов.
От таких его откровений я аж поперхнулся дымом от сигареты.
- Об этом, честное слово, в первый раз слышу, да и где в "полосатой зоне" узнаешь. Надо же, до чего дошли. Они же как волки, мы по сравнению с ними ягнятами были.
- Ну уж, не скажите, - усмехнулся Иван Александрович. - Вреда людям и вы нанесли немало. Но если говорить о масштабах, суммах, запросах - сопоставление верное.
- Иван Александрович, а может, вы мне не откажете в одной просьбе - как знаток всех этих дел. Очень уж хочется знать поподробней, откуда они пошли, эти "новые", "беспредел" этот. Кое-что, конечно, я слышал и был свидетелем, но так ли понял, не знаю. Видно, много сидеть - не значит много знать. Тут действительно без науки не разобраться.
- Если хотите, попытаюсь, как смогу, удовлетворить ваш интерес. Но только, скорее всего, с вашей же помощью… Кстати, пейте свой чай - стынет.
- Вспомните, Валентин Петрович, - продолжал он, - когда начали активно распадаться такие группировки, как ваша?
- Если считать за группировку нашу "босоту" - к примеру, московскую, то где-то в пятидесятые годы. Тогда милиция со страшной силой за нас взялась.
- Милиция - да, но полагаю, не в ней одной дело. Помните, разве не в это время появились "польские воры"?
- Точно, я тогда отбывал срок. С "польскими" стычки были у нас те еще. Отъявленные бандиты. Их мы еще "суками" и "отошедшими" называли.
- Ну, а о таких, как "красная шапочка", "ломом подпоясанные", "дери-бери", слышали? - спросил Иван Александрович.
- Приходилось, хотя между ними особой разницы не улавливал.
- Да ее практически и не было. Эти названия группировки "отошедших" присваивали себе с целью маскировки, чтобы поглубже упрятать свое бандитское обличье. С них-то и начинается, как я думаю, родословная "новых", хотя и есть здесь небольшая натяжка. Не случайно название одной из тогдашних группировок - "беспредел" - с чьей-то легкой руки стало одним из синонимов нынешних "воров в законе". Очень меткое словечко, прямо в "яблочко" попадает. Вашего же брата, воров старой школы, сами они, как я уже говорил, называют "нэпманскими", а, по существу, видят в вас не более чем "шестерок".
- Вот стервецы, - не удержался я, чтобы не выругаться. - Это уж скорей к ним относится. С торгашами да кооператорами мы сроду не путались.
- Да, тут есть доля правды, - задумчиво произнес Иван Александрович. - Добавлю еще - и с акулами от экономики, а нередко и с крупными чинами. Так что выше берите.
Вы, очевидно, не жалуете, по старой привычке, прессу, а то бы узнали из "Учительской газеты" нечто другое. Там, например, говорилось, что современные "воры в законе" являются чуть ли не эталоном поведения. Они-де и самые справедливые, и самые гуманные, и законы их не то, что законы общества. Вот, оказывается, с кого нам брать пример предлагают. И все на полном серьезе. Однако это уже эмоции…
Теперь представьте себе, Валентин Петрович, где-то в роскошном особняке с бассейном живет, не работая, не воруя и не совершая никаких преступлений, очень богатый, уважаемый всеми человек. Умный, внешне культурный и даже образованный. Впрочем, он может и работать - к примеру, возглавлять какой-нибудь кооператив, ставить подпись, прикладывать печать. Все остальное за него сделают. Он - хозяин и "благодетель" не одной, быть может, сотни людей. Хотя большинство из них не знает даже его подлинного имени. Он разрабатывает идеи, стратегию, тактику. Осуществляют его "предначертания" другие - те самые "шестерки", "солдаты" и прочие, о которых мы уже говорили. Приближенных к нему лиц немного, если не считать охраны. Это "авторитеты". Есть и обслуга - "свои" врачи, парикмахеры, юристы, консультанты разного профиля. Эти в организации могут и не состоять, а привлекаться по мере надобности. Сходку он формально признает, воровские законы тоже. Но, если надо, всегда диктует свои условия. Потому что в его руках - сотни тысяч, а может, и миллионы, вся общаковая касса. Каждый из пристяжи и даже другие уголовники обязаны платить ему "дань"… И очень немногие знают, что звание "вора в законе", а точнее право лидерства, он тоже купил за большие деньги, не будучи даже судимым. Тот самый Нарик, о котором я упомянул, вообще был "гладиатором", то есть хулиганом. На сходках, между прочим, "козырной", когда требуется, купит голос и такого, как вы, "нэпманского" вора. Да что там голос. В одном регионе купили чуть ли не всех старых воров, и теперь они, получая постоянную "пенсию", сидят на сходках без права решающего голоса.
Я слушал Ивана Александровича, заговорившего вдруг с жаром и так красноречиво, и в душе все заметнее назревал какой-то разлад. От этого даже мурашки по спине забегали. Может, рассказывая о своем "мафиози", он имел в виду Сизого - многое ведь сходилось. Неужели вышли на него? Впрочем, лучше пока не спрашивать…
- Такие, как вы, карманники, у них нынче не в почете. Вы только под ногами мешаетесь. Иное дело, скажем, "отмывание" кооператоров, наркобизнес, проституция. А если кража, то стоящая, - скажем, икон. Нужен, конечно, канал, по которому их можно переправлять за границу - тогда потечет валюта… Ну, об этом потом, а то опять подумаете, что склоняю вас к даче новых показаний.
- Уже подумал.
- Что ж, ваше право. На досуге можете, Валентин Петрович, подумать и о другом - все ли вы сделали, чтобы помочь следствию, свою совесть до конца очистили? Тот человек, которому вы должны были передать иконы, отбыл в неизвестном направлении. "Шестерка" не колется.
И упорно называет организатором преступления вас…
- Прошу об очной ставке, - перебил я.
- Торопиться не будем, Валентин Петрович. Она вам сейчас ничего не даст. Свидетелей нет… В общем, подумайте. Время уже против вас работает.
- Понял. Только не знаю, что надумаю.
- Ладно, оставим пока все это. А то ведь обидитесь, в следующий раз и "исповедоваться" мне не станете. Лучше я вам покажу один интересный документ - как раз в подтверждение того, что говорил сегодня о "новых".
Он достал из ящика стола лист плотной бумаги с отпечатанным на машинке текстом и стал читать.
Это было обращение к "авторитетам". И что меня действительно удивило: обращение принято было не какой-нибудь воровской сходкой, а на заседании конференции заслуженных членов общества. Кто они, эти заслуженные? Да и какое это обращение, если все состояло из конкретных пунктов и напоминало скорее инструкцию по организации крупной шайки, преступного сообщества.
Особенно запомнились пункты, где шла речь о конспирации, о создании сети своих людей в "зонах" и на воле, об установлении условий контактов с должностными лицами (денег из общака не жалеть - подчеркивалось там), о мерах противодействия администрации ИТУ. Даже о бойкоте статьи 188 УК не забыли. Это, пожалуй, верно. Вроде опасное состояние личности отменили, а рецидивиста наказывают строже, и за что? За то, что не захотел исправиться и нарушает режим отбывания наказания.
Да, по-большому работают. В наше время только за намек на такую организацию пришили бы умысел на свержение власти. Если этот документ не туфта, то действительно все обстоит серьезно. Наши воровские сходки в Казани, Краснодаре, на которых тогда судили "авторитетов" и приговаривали их к смертной казни, были не больше как воровским делом, и только, хотя, конечно, неправедным. А тут…
В камеру я вернулся далеко за полночь. Все уже спали. Леха сладко посапывал - опять снились, видать, какие-то амурные дела. Обо мне он проявил трогательную заботу, оставив на койке миску с ужином.
Мои же мысли витали все еще там, в кабинете Ивана Александровича. Как много он все-таки знает, этот ученый следователь. И что поразило - будто прочитал я о чем, думаю… Нет, пожалуй, как ни крути, расклад тут ясный: выводить их на Сизого надо.
Утром я попросился к следователю.
Исповедь. В бегах
Прошло месяца три после нашумевшей истории с портфелем, и мне пришлось пожалеть о том, что не послушал доброго совета - уехать из Москвы, Нет, из-за портфеля "менты" не стали бы уже меня трогать. И кражу из вагона они так и не раскрутили. "Замели" меня по карманке, и опять на том же Курском вокзале. Что поделаешь, вор, как и любой человек, привыкает порой к одним и тем же местам, будто смазаны они медом. В свое время Король обругал нас с Костей за то, что без конца мозолим глаза Михалькову на Рогожском рынке, и справедливо. Но, видать, разговор этот не пошел мне впрок.
Вот так я и оказался в Нижнем Ломове, в ДТВК - бессрочной детской колонии закрытого типа. Последнее означало, что убежать отсюда почти невозможно. Вначале я в это не верил. Рассчитывал на свою ловкость и смекалку. Когда, преодолев "полосу препятствий", вырвался из зоны и побежал, думалось, все, вот она, свобода. Успел отбежать километра два, но тут меня все же схватили.
В колониях ввели в то время систему зачетов. За хорошее поведение и учебу осужденному начисляли баллы с плюсами, если же нарушал режим, совершал какой-то проступок - с минусами. Эти баллы влияли на сроки отсидки. Если плюсов было больше, тебя могли раньше освободить, и наоборот. За минусы, кроме того, наказывали - давали наряды вне очереди, заставляли делать грязную работу. При этом и весь отряд лишался каких-то льгот - ответственность была коллективной.
Сколько зачесть плюсов или минусов, решал актив колонии. А он был здесь очень сильный. Активистов не любили, называли промеж собой "козлами", но боялись - они, как и во все времена, были прихвостнями начальства.
За мой неудавшийся побег наш отряд оштрафовали на 500 минусов. Меня же заставляли после отбоя мыть полы, подметать двор, выносить парашу. Я наотрез отказывался. Активисты издевались, били, но сломать меня было трудно.
Потом стали уговаривать войти в актив, но воровские законы этого не допускали, даже если тебя изобьют до смерти.
Мы учились в школе, а после учебы по четыре часа осваивали какую-нибудь рабочую профессию. Я учился на слесаря, и это мне давалось неплохо.
Но мысли по-прежнему были заняты тем, как отсюда сбежать. Свобода даже во сне снилась.
Подружился с мальчишкой лет четырнадцати по кличке "Кутуз". Стали вместе готовиться к побегу. Из напильников сделали ножи - резать колючую проволоку. Выбрав удобный момент, подобрались к полосе ограждения, преодолели ее по-пластунски… Кутузу повезло - удалось сбежать, а меня поймали опять. Жестоко избили и отправили в изолятор.
Мечусь, как волчонок в клетке. От нарядов после отбоя на этот раз никак было не уйти, иначе могли бы неизвестно сколько продержать в изоляторе. А в школу и на работу все равно должен был ходить. Уставал так, что засыпал на уроках.
Терплю, о побеге теперь нечего и думать: за мной следят и днем, и ночью. Даже в уборную одного не пускают - только в сопровождении дневального.