Заключенный Фрэнк Леоне за полгода до освобождения становится объектом преследований мстительного и изобретательного в своем коварстве начальника тюрьмы Драмгула. Это жесткая драма насилия "слуг закона" над "зэками" и среди заключенных, история смелого, обладающего огромной силой воли одиночки, бросившего вызов изощренной системе угнетения и, похоже, обреченного в своей борьбе.
(Фильм с аналогичным названием снят в 1989 году. Режиссер Джон Флинн. В главных ролях Сильвестр Сталлоне, Дональд Сазерленд, Джон Эмос. Один из лучших фильмов с участием Сильвестра Сталлоне).
Эта книга продолжает популярную серию "БЕСТСЕЛЛЕРЫ ГОЛЛИВУДА", в которую вошли получившие мировую известность лучшие произведения в жанрах детектив, фантастика, мистика, приключения, авантюрный и любовный роман, одновременно ставшие литературной основой либо созданные по мотивам самых популярных кино- и видеофильмов.
Джордж Бейкер
"Тюряга"
В понедельник Фрэнку Леоне приснился страшный сон, будто бы он, Фрэнк, попал в ад. Поросший зловонной шерстью исполин медленно погружал его в расплавленный свинец. Фрэнк видел когтистую лапу на своем плече, но не осмеливался поднять взгляд, чтобы увидеть ужасный лик того, кто предавал его мучениям. Но всем своим существом Леоне словно чувствовал, что это был сам Сатана. Мучительно было смотреть Фрэнку, как горят и обугливаются, как распадаются на части его пальцы, ступни, лодыжки, колени. Палач же хохотал, все глубже опуская его тело в бурлящий огненный свинец. Фрэнк видел, как выкипает его кровь, вырываясь из обрывков вен и артерий, как кровь его обращается в пар и развеивается. Расплавленный свинец уже пожирал его ляжки, приближаясь к той части тела, которая делает мужчину мужчиной, когда Фрэнк в ужасе проснулся. Конечно, страшные сны снились ему и раньше, но Леоне никогда не придавал им значения. Да и какой в этом смысл? Даже если они о чем-то и говорят, все равно не догадаешься. А потом приходит день с его заботами, с его радостями и огорчениями, с его удачами и неудачами, и сны забываются.
Леоне было двадцать шесть лет. На вид это был крепкий красивый брюнет. Его лицо, неподвижное, невозмутимое лицо уверенного в себе, в своих силах и в своем будущем человека, оживлял открытый и честный взгляд. Независимость - именно это слово обычно приходит на ум, когда люди смотрят на таких, как Фрэнк, по телевизору, на улице или в кино, когда такие, как Фрэнк, дерутся и побеждают на ринге, поднимают в воздух боевые узкокрылые машины, испытывают гоночные автомобили или опускаются с аквалангом на дно глубоких морей. Независимость - вот она, мужская степень свободы, мужская добродетель, смысл и величие мужской жизни. Независимость - вот что читалось и во взгляде Фрэнка и в его улыбке, в манере закуривать сигарету, в позах, которые принимало его мускулистое тело, когда он сидел с друзьями за столиком в кафе, неспешно потягивая пиво, или когда валялся с девчонками на песке под знойными лучами солнца у самой кромки воды, на берегу бесконечного озера Мичиган. Однажды Фрэнка даже сфотографировали для рекламы одеколона "Настоящая Америка" и предложили поработать фото-моделью в Чикаго, но разве это работа для него, Фрэнка Леоне? "Поверни голову направо. Ниже, ниже! Приподними плечо. Улыбнись. Улыбайся, тебе говорят!" Да он, Фрэнк, разбомбил бы им все ателье, если бы они посмели сказать хоть еще одно лишнее слово. Нет, его место здесь, в жизни, а не на обложках рекламных журналов. "Не казаться, а быть", - как говорил его отец. Не улыбки по заказу, а работа руками и головой - крутить гайки и болты, разбираться в моторах, из груды лежащих в беспорядке деталей собирать стройные и мощные организмы, стальные надежные сердца автомобилей и мотоциклов, дарящих людям чудо скорости, помогающих обрести власть над пространством.
Фрэнк проснулся еще до подъема. Тюрьма спала.
Только иногда слышались гулкие шаги охраны на нижнем этаже, контрольный зуммер (когда открывали дверь в блок), звяканье ключей, связку которых охранники обычно прикрепляли к поясному ремню, да их, охранников, негромкие переговоры. На храп из соседних камер Леоне не обращал внимания уже давно. Хмурое утро только-только начинало сочиться через зарешеченное окошко. Фрэнк лежал в полутьме, пытаясь отогнать кошмар. Эта тюрьма была просто раем по сравнению с тем, что ему приснилось. Фрэнк Леоне, заключенный номер 899, отсидел уже полтора года, и ему оставалось всего шесть месяцев до выхода на свободу. Эту тюрьму - ее стражников и ее обитателей, кодекс законов писаных и неписаных, а также те маленькие особенности быта, которые отличают один дом от другого (а тюрьма - это тоже дом), Леоне знал наизусть и, казалось, ничто не предвещало ему ничего дурного.
- Но в снах нет никакого смысла, Фрэнк, - сказал он себе. - Они приходят и уходят из ничего, и они редко сбываются.
Он вспомнил отца, учителя физики в местной школе, их дом в пригороде Флинта, сад, гараж, свой любимый "Харлей", мотоцикл, которому нет равных, и незаметно снова погрузился в сон. Но сон не был похож на воспоминания, это был все тот же мучительный кошмар.
- О'кей, Фрэнк, - сказал Сатана, приподнимая его над поверхностью расплавленного свинца. - Как тебе нравится твое тело? Я знаю, ты всегда любил спорт. Спорт помогал тебе преодолевать трудности, не правда ли?
Фрэнк посмотрел вниз. Поверхность расплавленного свинца отразила в своем смертоносном зеркале обезображенное обнаженное человеческое тело - дымящиеся культи вместо ног, беловатые спекшиеся трубки вен, корки затвердевшей почерневшей крови, лоскутья завернувшейся от жары кожи. Но фаллос, его, Фрэнка, мужское достоинство, еще не был тронут огнем.
- Когда у тебя возникли проблемы, - продолжал, зловеще улыбаясь, Сатана, - ты решал их с помощью упражнений, перерабатывая стресс в сталь своих мускулов. Вот и теперь, пока мы не продолжили, ты можешь немного побегать, развлечься слегка. Бег трусцой укрепляет сердце и защищает его от инфаркта, когда вдруг, ни с того, ни с сего начинаются разные ужасы.
Когтистая лапа перенесла и опустила Леоне на каменный пол, освобождая плечо. Только сейчас Фрэнк заметил глубокую рану под ключицей, след когтя, держащего его, как на крюке, над свинцом. Но вид алой артериальной крови, стекающей по его груди из рваной раны, как ни странно, придал ему силы. Ведь это была еще живая кровь, не такая, как та, черная, твердая, спекшаяся. "Ты еще жив, Фрэнк", - сказал он самому себе, сжимая от боли зубы.
Мучитель поставил его на культи, обугленные обрубки ляжек. Ледяной пол лишь на секунду принес избавление, боль снова вонзилась, холод был так же ужасен, как и жар. Фрэнк стоял, опираясь руками о пол. Как будто он снова стал мальчиком, так близко были каменные плиты, он вспомнил дорогу к гаражу из дома в пригороде, сна была вымощена такими же вот плитами, такие же плиты были и в гараже автомастерской.
- Ну, Фрэнк, давай! - крикнул мучитель и сладострастно захохотал.
Леоне почувствовал обжигающий удар хлыста.
- Вперед, Леоне! Давай поставим новый мировой рекорд. Ну что же ты не двигаешься?
Второй удар хлыста заставил его инстинктивно приподнять руки, и, потеряв равновесие, он повалился на бок. Внезапно пол наклонился и Леоне заскользил к самому краю огненного бассейна.
- Куда же ты, Леоне?! - закричал Сатана. - Почему же ты не хочешь хоть немного побегать? Не торопись, еще успеешь согреться!
Когтистая лапа схватила его, когда смерть-избавительница, казалось, уже готова была принять его в свое расплавленное лоно и поглотить сразу и навсегда, целиком.
- Нет, Фрэнк, покончить жизнь самоубийством в аду не так-то просто. Но я обещаю тебе кайф быстрой смерти, если ты добежишь вон до той голубой ширмочки хотя бы за сорок секунд.
Он снова поставил его на каменные плиты. Еще одна рваная рана от когтя, теперь уже на спине, и ее даже нельзя увидеть, можно только почувствовать.
- Беги, Фрэнк! Я включаю секундомер.
Вперед, навстречу своей смерти, быть может, тогда, когда его тело будет сожжено дотла, ад перестанет существовать, и, бестелесный, он вырвется из этой преисподней и хрустальные поющие сферы встретят его измученную пытками душу, райские кущи, сады и дворцы, невиданные цветы и деревья, птицы, чьи песни развеивают печаль, бабочки порхающие над зеленой лужайкой, хороводы солнечных дев в газовых полупрозрачных шалях и среди них в дивном танце та, единственная, воплощение божественной красоты и божественного смысла, та, единственная, рождающая любовь и отвечающая любовью.
- Ну же, Фрэнк, прошло две секунды, и, пока я говорю, еще четыре, а ты все не двигаешься с места!
Фрэнк выбросил вперед руки и, опираясь на них, перекинул торс. Боль, словно током, ударила по культям отозвалась в животе. На мгновение он замер, поднимая взгляд на гигантскую зловещую фигуру, стоящую перед ним, ведь до сих пор он только слышал голос своего истязателя и ощущал боль, которую наносил острый безжалостный коготь. Кто же тот, кто издевается над ним и предает его медленной мучительной казни? Как бы ни был страшен этот лик, он, Фрэнк Леоне, найдет в себе силы и взглянет на это абсолютное зло, воплощенное для него пока лишь в человеческой речи и в нечеловеческой, звериной, острокогтистой лапе. Фрэнк словно предчувствовал, что увидит сейчас лицо того, кого он хорошо знает. Да-да, ощущение тайны, которая вот-вот будет разгадана вдруг поднялось из глубин его души. И если он узнает в лицо своего мучителя, то ужасные чары падут, и он, Фрэнк, снова станет невредим, он взглянет вниз и снова увидит под собой свои ноги. И тогда он побежит и вырвется из этой темницы.
- Не смей смотреть мне в лицо! - закричало чудовище, загораживаясь огромной лапой. Но Фрэнк все же увидел, это было лицо...
2.
Сигнал подъема уже прозвучал, Фрэнк открыл глаза, просыпаясь на этот раз уже окончательно. За решеткой окна голубело небо и солнечный луч скользил вдоль стены. Из соседних камер доносились голоса перешучивающихся зэков. Снизу от двери в блок раздалось несколько отрывистых команд. Фрэнк узнал голос старшего надзирателя Уоллеса. "Значит, сегодня понедельник", - подумал Леоне, откидывая одеяло. Но тягостное ощущение кошмара вдруг снова охватило его, хотя он был уже здесь, в своей камере, реальность которой не оставляла никаких сомнений. "Чье, чье же это все-таки было лицо?" - мучительно пытался вспомнить Леоне.
Тюрьма "Рэдстоун", где отбывал свой срок Фрэнк, отличалась своей либеральностью. Здесь делали ставку на гуманность отношения к заключенным. Во всем, начиная с интерьера камер, формы одежды осужденных и кончая меню, которое предлагалось в столовой, чувствовались доброжелательность и сострадание. Конечно, и здесь были решетки и стальные двери, вооруженная охрана и сигнализация, видеосистема, позволяющая контролировать коридоры, и другие аксессуары, без которых немыслимо подобное заведение, но по сравнению с другими тюрьмами "Рэдстоун", пожалуй, больше походила на пансионат. Камера Фрэнка Леоне находилась во втором ярусе на солнечной стороне. Здесь было и кресло и письменный стол, книжные полки и цветной телевизор, свой холодильник и магнитофон. Стены своего жилища Леоне заботливо украсил репродукциями с картин любимых художников, фотографиями своих близких, а также плакатами с изображениями рок-звезд, спортивных автомобилей и мотоциклов. Конечно, здесь были и звезды спорта - Брюс Ли, Гуллит, Марадонна... но самой любимой было фотография Розмари. Фото висело отдельно рядом с изголовьем кушетки, на которой он спал. Бывали дни, когда Фрэнк мог лежать часами, разглядывая фотографию девушки. Светлые, чуть-чуть рыжеватые волосы, веселая, детская улыбка и соблазнительные искорки в глазах. Фрэнк познакомился с Розмари всего за месяц до того трагического события, которое послужило причиной его заключения.
-Поторапливайся, Леоне, - раздался голос надзирателя Уоллеса. Уоллес бренчал ключами, открывая дверь камеры. - Тебя вызывают к начальнику тюрьмы.
"Может быть, это было его лицо? - подумал Фрэнк, глядя на упитанную физиономию Уоллеса, - Да нет, конечно не его. С Уоллесом у меня никогда не было никаких конфликтов "
Он быстро оделся и вышел на площадку.
- А что за дело? - спросил он Уоллеса. - Я же могу опоздать на завтрак.
- Не беспокойся, - как-то странно посмотрел на него Уоллес. - Завтрак, быть может, тебе и не понадобится.
Фрэнк снова вспомнил обрывки ночного кошмара и инстинктивно посмотрел на свои ноги.
- Привет, Фрэнк, - хлопнул его по плечу проходящий мимо Джоуд из сто тридцать пятой. - Что это ты так смотришь, как будто под тобой ничего нет.
"Тьфу, черт!" - подумал Леоне, неохотно отвечая кивком головы на приветствие Джоуда.
- Похоже^ тебя куда-то вызывают? - засмеялся Джоуд. - Ладно, не хмурься, наряд вне очереди не самое плохое, что может случиться на белом свете. Я застолблю тебе местечко в столовой.
- Он сам себе застолбит, - усмехнулся Уоллес, поигрывая ключами.
Мимо них прошло еще несколько парней, все они приветливо поздоровались с Леоне. Но чувство тревоги не покидало его и он отвечал на их приветствия довольно сдержанно.
- Что это с ним? - спросил один из них Джоуда.
- Да мало ли что, - ответил ему Джоуд.
С бьющимся сердцем Леоне переступил, порог кабинета начальника тюрьмы.
- Здравствуй, Леоне, - сказал ему тот, поднимаясь навстречу и протягивая руку. - Сегодня, пожалуй, я особенно порадую тебя. За примерное поведение тебе разрешено увольнение в город на десять часов. Ведь ты же давно просил об этом? Повидать мать, да и еще, наверное, кое-кого, а? - начальник улыбнулся.
Фрэнк стоял, не зная от удивления, что и ответить.
- Спасибо, - сказал наконец он. Уоллес и начальник рассмеялись.
"Да нет, это тоже вроде не то лицо", - подумал Фрэнк, глядя, как добродушно смеется начальник.
- Ведь ты же не убежишь? - спросил начальник сквозь смех.
- Конечно, нет, - улыбнулся Леоне. - Ведь вы же все равно поймаете.
- Ладно, - сказал начальник. - Чтобы ровно в семь ты был здесь. Иди. Твои вещи внизу на выходе из блока у сержанта Уинфилда. Уоллес проводит тебя.
- Здорово я тебя напугал, - по-приятельски сказал ему Уоллес, когда они вышли из кабинета. - Ты небось думал, что тебя поведут на расстрел, а, признавайся? У тебя было такое лицо.
- Какое такое? - спросил Леоне.
- Как будто тебя накануне ошпарили кипятком. - Уоллес опять засмеялся и похлопал Фрэнка по плечу. Леоне засмеялся тоже, словно отбрасывая в сторону дурные мысли.
Солнце и снег ослепили его, когда он вышел за ворота "Рэдстоуна". Было тепло, и он решил не надевать вязаную шапочку. "Скоро уже весна, - подумал Фрэнк. - А в конце лета я покину вас окончательно. И тогда - новая жизнь".
Он решил сразу поехать в пригород к матери, а позвонить Розмари. "Надо еще не забыть про гараж, - думал Фрэнк. - Как там ребята управляются без меня? Старый "Плимут", наверное, так и не трогали, там же надо перебирать движок".
3.
Мать была рада увидеть сына, но в доме Фрэнк задержался не надолго. За завтраком мать, конечно же, вспомнила отца. Его фотография, сделанная за год до смерти, висела в столовой.
- Ты дорого заплатил, чтобы увидеть его в последний раз, - сказала она.
- Я ни о чем не жалею, мама, и сделал бы ради этого снова все. Ты знаешь, что значил для меня мой отец, - сказал Фрэнк, уткнувшись в тарелку. Он не хотел, чтобы мать видела навертывающуюся слезу.
- Да, - вздохнула она. - Через неделю будет пять лет, как он умер. Вся школа была на его похоронах. Ну, - она переменила тон, - Розмари звонила сегодня утром. Ведь это она добивалась для тебя увольнения. Я думаю, тебе надо провести все это время с ней. Конечно, мне жаль отпускать тебя, - она снова вздохнула. - Но жизнь будущая важнее жизни прошедшей. Кстати, и Том все время спрашивал о тебе. Он, наверное, сейчас в гараже.
Запах бензина, запах лаков и красок был для Фрэнка милее запаха самых дорогих роз. И Леоне вздохнул полной грудью, входя в ворота автомастерской. Гараж, в котором они возились еще мальчишками, собирая свои мотоциклы, был открыт, но Тома нигде не было. Фрэнк подошел к старенькому "Плимуту" и приоткрыл капот. "Так и есть, конечно, даже не трогали". Он снова захлопнул капот. Взгляд его упал на плиты каменного пола. Он вспомнил свой сон и ему стало не по себе. Звук мотора подъехавшего автомобиля отвлек его внимание. "Наверное, Том", - подумал Фрэнк, радостно предчувствуя встречу с другом. Но это был не Том. В приоткрытую дверь Фрэнк увидел остановившийся автомобиль, Том никогда не ставил так машину, почти вплотную к двери.
- Прошу прощения, - девушка переступила порог и оглянулась. - Я ищу механика.
- Его пока нет, - Фрэнк сделал шаг ей навстречу. - Может быть, я могу вам чем-то помочь? Что вам нужно?
- Мне надо починить машину, - невозмутимо сказала она. - Причем, очень быстро.
- Ну что же, - сказал Фрэнк. - Я, в общем-то, сейчас не занят. Давайте я посмотрю.
- По-моему, там что-то с зажиганием. Может быть, вы...
- А может быть, лучше... - прервал ее Фрэнк, делая еще шаг навстречу и быстро и жадно обнимая девушку.
Их губы слились в поцелуе. Он закрыл глаза, ощущая ее всю с ее нежностью и с ее страстью. Как долго он ждал этого мига. Конечно, это она, Розмари, и, как всегда, со своими розыгрышами.
- Отличное обслуживание, - сказала Розмари, отрывая, наконец, свои губы от его губ, лукавые искорки плясали в ее глазах.
- Я так соскучился по тебе, - сказал Фрэнк.
- А я? Думаешь, я не соскучилась?