***
Максим исступленно смотрел на монитор компьютера. Только что он получил по электронной почте фотографию. Молодая красивая девушка, кокетливо склонив голову на бок, улыбалась тонкими губами. В зеленоватых глазах лукавство, завиток каштановых волос непослушно спадал на щеку с ямочкой. Он ее сразу узнал. Разве можно забыть эти черты? Она никогда не была замухрышкой, а теперь и вовсе стала красавицей. Инна Вишнева. Когда Максим впервые увидел это имя в тексте письма, решил, что совпадение – мало ли Инн Вишневых? А теперь сомнений не осталось – это та самая Инна.
Максим знал, отказываться от задания непрофессионально, тем более что это задание для него первое. Иначе, какая репутация у него сложится? Кто после этого обратится за его услугами? Сейчас необходимо зарабатывать себе имя, а не носом воротить: за этот заказ примусь, за тот нет. Когда решил стать киллером, Максим не мог предположить, что возникнет такая проблема. Он много думал, о том, сможет ли убить. Убить, не под действием сильных чувств, а по заказу. То есть, человека, который лично ему ничего плохого не сделал. По всему выходило, что сможет. Мастер спорта по кунг-фу, он считал себя воином. Воину чужды сантименты, он должен идти в бой, не задумываясь ни о судьбе противника, ни о своей собственной. Его учили не бояться соперника, бороться, не обращая внимания на боль, – только так можно победить. И Максим побеждал. Он был щуплым, взглянешь - не скажешь, что это лучший ученик в группе. Какой-то невероятной внутренней силой он укладывал на татами рослых и широкоплечих товарищей. Его наставник, Семен Константинович говорил: "Уверенность в себе и воля – вот твои преимущества. Никогда не теряй их и достигнешь многого". Сколько раз в школе пытались сделать из него забитого, неуверенного в себе человека, постоянно унижали и заставляли занизить самооценку. Учителя в этом плане неплохо преуспели – едва не растоптали его подростковую психику.
У Максима не было родственников, не считая матери, которая уже лет пять, как жила в Ирландии. Отца своего Максим не знал – мать поднимала его одна, жила во всем себе отказывая, и только, когда он вырос, смогла, наконец, заняться личной жизнью. Где-то в сетях Интернета встретились две одиноких души: ирландский таксист и русская пианистка. Очень не доверчивый и замкнутый, Максим ни с кем не дружил, в лучшем случае, приятельствовал. Поэтому он не боялся получить заказ на дорогого ему человека – таковых просто не существовало. А что касается других, тех, которых придется убивать, к ним он относился философски. Раз фигурант кому-то мешает, значит, он сильно насолил. Максим почему-то был уверен, что заказов на невиновных людей не бывает. А про Инну он забыл. Точнее сказать, он о ней никогда и не думал. Инна Вишнева была, пожалуй, единственным человеком, который много для него значил. И надо же такому случиться, что он теперь вынужден будет ее убить. Отказаться невозможно, и даже если он откажется, заказчик обратится к другому киллеру и Инки не станет. Допустить этого Максим не мог.
***
В недавнем прошлом оператор, а ныне безработная Людмила Похомова чувствовала себя замечательно. Она не стала кидаться искать работу. На улице жара, разгар июня, – самое время отдохнуть. Люда нежилась до полудня в постели, затем праздно шаталась по квартире. После обеда она решила отправиться в ближайший парк, позагорать и подышать свежим воздухом. Люда положила в сумку большое махровое полотенце, бутылку минеральной воды, общую тетрадь в потрепанной зеленой обложке и гелевую ручку. Накинула на купальник халат и сунула босые ноги в резиновые сланцы. В этом виде ее и застал Юрасов. Похомова открыла дверь сразу, без лишних вопросов. К милицейскому удостоверению девушка не проявила ни малейшего интереса.
- Проходите, - со вздохом пригласила она Антона. Было видно, что тот пришел не вовремя.
Людмила на вопросы отвечала неохотно. Антону приходилось вытягивать из нее каждое слово. Услышав, версию о собственной причастности к гибели Вишневой, Людмила отреагировала вяло, будто бы ей было все равно.
Или она ловко прикидывается, или, действительно не имеет к убийству никакого отношения. Медлительная, как сонная муха, говорит тихо и невнятно. К тому же толстая и не поворотливая – настоящая рохля. Такая вряд ли способна на какое-нибудь действие, тем более на хорошо спланированное убийство. Ни улик, ни намеков.… А может, это обманчивое впечатление, и за внешней нерасторопностью скрывается дерзкая и мстительная особа?
- Ее Катька Навзина очень не любила, - вымолвила Люда. – Вишнева у нее мужика увела. Навзина сдуру их познакомила на каком-то общем празднике. Катька симпатичная, но в меру, к тому же ей давно не двадцать лет. Инка хоть и стерва, но рядом с Катькой смотрится звездой. Навзиной этот Пашка, что свет в окошке был, грезила им. Инка хвост распустила, он на нее и переключился. Катька мутная ходила, злой стала, как собака на всех кидалась. Потом как-то сказала: "Убью жабу!". Мы тогда решили, блефует – чего с обиды не скажешь? Но вон оно как обернулось…
Ну вот, очередной персонаж - Екатерина Навзина. Сколько их там еще, этих кровников у Вишневой? Уже человек пять набралось. Каждый при жизни Инну "добрым" словом обласкал. Кто за глаза, а кто и в глаза ругать не стеснялся. Теперь, конечно, они "глубоко скорбят". Еще бы, какой дурак признается, что желал Вишневой смерти - сразу под подозрение попадет.
Юрасов тщетно пытался выудить у Люды еще хоть какую-нибудь информацию о Навзиной и о загадочном Паше, но девушка не рассказала больше ничего.
С Екатериной Навзиной Юрасов предпочел встретиться вне работы. Он дождался, когда она выйдет из "Камеи" и пригласил для разговора.
"Вполне ничего, но Вишневой значительно проигрывает",- отметил про себя Антон, когда Катерина подошла ближе. Навзину он видел раньше в "Камее", только мельком. Тогда разглядывать было некогда.
Они сели в серую юрасовскую "Волгу", по которой давно скучала помойка. Дно и бока прогнили, мотор чихал, но упорно продолжал работать. Вот и сейчас, при повороте ключа машина заурчала, покапризничала и, громыхнув, тронулась с места.
- Вам куда? – поинтересовался Антон.
Женщина жила не далеко. Не так уж, чтобы совсем близко, но для беседы времени хватит.
- Я вас умоляю! О чем вы говорите? Вы серьезно считаете, что это я убила Инну? – без церемоний спросила Навзина. – И стоило из-за чего! Да я ей должна быть благодарна, что она увлекла собой этого самовлюбленного павлина, и тем самым оградила меня от разочарований.
- А разве, то, что мужчина вас бросил ради другой женщины – не разочарование?
- Во-первых, это дела давно минувших дней, - Катя улыбнулась уголками детских губ. – Тогда я, действительно, очень переживала, Павел меня словно чем-то охмурил. Знаете, он видный мужчина: высокий, статный, хорошо одевается и умеет произвести впечатление. Женщины до того истосковались по красивым ухаживаниям и галантности, что любой мужчина с более менее приличной внешностью и хорошими манерами, начинает казаться им сказочным принцем. Обаятельный негодяй – типичный персонаж любовных романов. Павел дарил мне цветы, водил в рестораны, но в душе у него была пустота. А я растворялась в нем. Все: музыка, привычки, увлечения – стали точно такими, как у него. Паша не любит зарубежную эстраду, а я только ее и слушала, - стала увлекаться шансоном. Я терпеть не могла фантастику – полюбила. Свои привычки я отмела, делала все, как нравится Паше. Вещи выбирала только на Пашин вкус. Он как-то обмолвился, что ему нравятся светловолосые девушки с короткими стрижками. И вот, результат вы видите.
- Вам очень идет, - польстил Антон.
- Идет, не идет, - разве в этом дело? Главное, что это был не мой выбор. Я, словно слепая, шла у него на поводу. Ловила каждое его слово, каждый жест. Стоило только Пашеньке повести бровью, я тут же кидалась воплощать его идеи. Нет, он не требовал соответствовать его идеалу, не пытался меня переделать. Ему это было не нужно потому, что я сама ломала себя под его настроение. При этом никакого душевного дискомфорта я не испытывала. Я же все делала ради любимого человека, и это было мне в радость. Поломать себя в радость. Как будто совершаешь моральное самоубийство. Перенять Пашины привычки, образ жизни и вкусы – это как впитывать в себя его жизнь, жить им одним. Это же так естественно для влюбленной женщины – интересоваться всем, что связано с любимым и делать ему приятное даже в мелочах. Для Паши мои перевоплощения под его вкус были милыми пустяками, не больше. А я радовалась, когда ловила на себе его одобряющий взгляд. Я превратилась в его тень. Я заметила, что стала говорить, как Паша и думать его мыслями. У нас было общее мнение на двоих. Вернее, это было только его мнение, которое сразу становилось и моим. Прежде чем ответить на какой-нибудь вопрос, мне обязательно нужно было посоветоваться с Пашей, а если это не представлялось возможным, тогда я терялась и пыталась представить, как думает он.
- Но теперь, надеюсь, для ответов на вопросы вам не нужно участия Паши?
- Слава богу, нет. Я избавилась от этого наваждения. Я опять стала собой, даже в большей степени, чем раньше. Вырвавшись из омута, с неистовой силой я стремилась все делать по-своему: ни на кого не оглядываясь, высказывала только свое мнение, полностью поменяла гардероб, вот только с прической вышла не задача – волосы так быстро не отрастают. Отрастут, обязательно верну свой цвет, а может, выкрашу в рыжий или в любой другой, который мне понравится. Так за что же мне настолько ненавидеть Вишневу, чтобы ее убивать?
- Я так понимаю, вы к ней теплых чувств не испытывали?
- Я этого не говорила, но вы правы. С Инной у нас были отношения прохладные. Неприятно, когда у тебя уводят любовника, пусть даже законченного эгоиста. Удар по самолюбию. Но это не повод для убийства.
Юрасовская "Волга" дотарахтела до Серебристого бульвара, на котором жила Навзина.
- Во двор не надо, я здесь выйду, - засуетилась Катерина, когда подъехали к ее дому. Антон не стал возражать – на все вопросы женщина ответила. Более того, она назвала данные Павла: адрес и телефон. Телефон, правда, только мобильный – предусмотрительный, собака. Юрасову Павел уже не нравился.
***
Шесть часов вечера - пик дневной жары прошел, но на улице по-прежнему находиться было невыносимо. Несмотря на неприятную погоду и неудобную дорогу – полтора часа на метро через весь город, - Нина приехала на Смоленское кладбище. Деревья шатром раскинулись в старой части кладбища – там захоронения двух вековой давности, - ближе к проспекту самый солнцепек. Нина пробиралась по дорожке мимо высоких причудливых памятников. С гранитных громад смотрели суровые лица молодых мужчин. Их обладатели жили богато, но не долго. За "аллеей братвы", как окрестила этот участок Нина, показался невысокий церковный купол. Храм великомученицы Ксении Блаженной. Здесь всегда много народу, сегодняшний день не был исключением. К вечерне прихожан собралось особенно много. Нина с трудом протиснулась внутрь храма, чтобы купить свечи. Когда началась служба, все притихли, и места как будто стало больше. Нина слушала священнослужителя, читавшего молитву, не воспринимая слов. Это была колыбель для ее измученной души. Жара и духота куда-то исчезли, люди стали спокойными, и на их лицах отражался золотистый свет. Казалось, что они светятся изнутри. Если бы Нина увидела себя со стороны, она была бы приятно удивлена, как похорошела: напряжение ушло, а с ним и сгладилась резкость морщин, губы и глаза перестали смотреть настороженно.
Когда закончился молебен, прихожане струйкой потянулись к большой мраморной плите, над которой висела икона с изображением Ксении Блаженной. Каждый, кто подходил к ней что-то говорил. Кто про себя, кто шепотом, потом приклонялись к плите и целовали серый камень.
Нина положила руку на плиту, перекрестилась и поклонилась иконе. Она молила заступницу Ксению о помощи.
- Прости мне тяжкий грех. Видит бог, не хотела я, но не знаю другого выхода, - прошептала она, не отводя глаз от чудодейственной иконы. – Прошу тебя, умоляю, избавь меня от разлучницы сейчас и впредь. Я достаточно натерпелась за все эти годы, неужели я не заслужила покоя? Помоги мне и прости.
Нина вышла на улицу и подошла к храму с востока. Поставила свечу "за упокой" в специальный ящик с песком. В щелях стены белели записки – здесь их оставляли прихожане. Согласно поверью, Ксения Блаженная всем помогала справиться с жизненными трудностями. К ней шли со своей бедой, как к последней надежде. Со всех городов ехали люди к Ксении, и она им помогала. В основном у храма собирались женщины, но встречались и мужчины. Нина видела на вечерне молодого человека. Он очень усердно молился, затем вынул из кармана "мелочь" - пятисотенные и тысячные купюры и положил в чашу для пожертвований.
Нина тоже решила оставить в стене записку с желанием (по большому счету, это и было целью ее поездки). Она достала из сумочки блокнот и стала писать красивым мелким почерком.
***
Костров добросовестно сортировал фотографии, снятые на кануне: раскладывал пасьянсом на двух широких столах, перемещал, собирал в стопки – сначала в пять, затем в три, в две - потом снова раскладывал. За этим занятием его застал Шубин. Он пришел с улицы веселый, пахнущий утренней свежестью.
- Над чем колдуешь, Мишаня? – гаркнул он с порога.
- Тише, не мешай думать. И так голова пухнет – вчера совсем поздно лег и встал чуть свет.
- Что же тебе не спится, совесть не чиста?
- Да иди ты! – отмахнулся Миша. – Меня Атаманов повесит, если я ему ухажера Вишневой не предъявлю. А где его взять?
Шубин подошел к столу, и стал рассматривать фотографии: люди в строгих темных одеждах, на лицах скорбь, в руках венки. Черные ограды, кресты, площадка перед въездом на ней автомобили. На похороны Вишневой собралось не много народу. Родственники: родители, тетя, двоюродный брат с женой, сплоченные семейным горем, они стояли особняком. Где-то рядом три молодых женщины - подруги Инны. Они вытирали слезы мятыми платками, держась друг дружки. Недалеко от них двое молодых мужчин в черных костюмах, имели вид строгий и сосредоточенный. Как догадались сыщики, это спутники подруг Вишневой. От "Камеи" пришел весь проектный отдел, замдиректора и бухгалтер.
- Не явился, сволочь! – констатировал Миша. – Где мне его искать?
- А что близкие Вишневой говорят?
- К родителям соваться не стал – мать не в себе от горя, тетка и брат ничего толком не знают – виделись редко. Подруги, как не странно, о личной жизни Инны были не осведомлены. Вишнева больше карьерой увлекалась, а о поклонниках говорить не любила. Все разговоры на эту тему ограничивались фразами типа: "Что о мужиках, рассуждать? Они не заслуживают нашего драгоценного внимания" или "Пока ничего серьезного у меня не с кем не намечается. Когда влюблюсь, расскажу".
- Что Денисычу сказать, понятия не имею, - вновь пожаловался на судьбу Костров. – Он в последнее время не в духе ходит, вот попаду под горячую руку, без премии останусь.
Участливый Шубин стал строить предположения, как можно отыскать поклонника Вишневой. Миша отвергал версии одну за другой: над этой он уже думал, другую проверял, третья тоже результатов не дала…
- Не иголка, найдется, - подбодрил его Анатолий. – Авось, все само разрешиться.
- Угу, разрешится, - пробурчал Костров. – Прилетит фея и на блюдечке поднесет этого франта.
Лейтенант и не догадывался, насколько его слова оказались близки к истине. Фея, конечно, не появилась, но зато прислала своего пажа.
В кабинет ввалился Юрасов. Он держал в одной руке пакет с, купленными в ларьке беляшами, а в другой бутылку кваса и папку из кожзаменителя.
- С утра на ногах, пожрать некогда, - сообщил он и вывалил на пластиковую тарелку маслянистые беляши. Затем налил в высокую немытую кружку кваса и устроился завтракать.
Когда Антон утолил первый голод, к нему вернулось красноречие.
- Что, Миха, такой убитый, Атаманов пропесочил? Так, вроде, рано еще.
- Не трави душу, и без тебя паршиво, - огрызнулся Костров. – Я что, специалист по поиску кавалеров? Да и вообще, дался он нам, будто других подозреваемых мало.
- Андрей велел найти, значит, будем искать, - примирительно заметил Шубин. – Только за один день не управиться.
- Стоило из-за чего переживать, - добродушно отозвался Юрасов и как фокусник из рукава достал из папки данные Павла.