"Она даже подросла за эти несколько дней. Хочешь посмотреть на нее?" - спросил он.
"Хочу". - Я не знал, что и подумать.
"Хадижат! Эй, Хадижат!.. - крикнул он в приоткрытую дверь своего дома. Он звал так ласково, так призывно, что мне на какое-то мгновение показалось, что на пороге вот-вот появится смеющаяся загорелая девчонка.
Но чуда не произошло.
На пороге никто не появился.
"Может, куда-то забежала", - произнес я, поддерживая эту странную игру, или как там ее назвать.
"Наверное".
"Ты отпустил ее?"
"Я запретил ей без спроса убегать со двора, - озабоченно сказал отец. - Но Хадижат - такой непослушный ребенок, просто беда. Что ей ни скажешь, все норовит сделать наоборот".
"Трудно ей без матери".
"Конечно, трудно. Да и мне не легче", - вздохнул он. Я посмотрел: на его лице не дрогнул ни единый мускул.
"Без женщины - не дом".
"Послушай, может ты взял бы ее на несколько дней?"
"Конечно".
"Когда?"
"Да хоть сейчас. В моей семье она отогреется душой", - сказал я.
"Договорились".
"Но где Хадижат?"
"Понимаешь, она повадилась бегать на ту гору - он показал мне на склон, который сегодня утром обстреляла ваша артиллерия. - Грибов много собирает, целые корзинки приносит. Их там полные поляны… Прямо, говорит, все желтое, папа, от грибов".
"Ладно, пусть собирает. В другой раз ее заберу".
"Как это - ладно? Как это - пусть собирает?" - вдруг ни с того ни с сего взъярился он.
"Что же тут такого? Сейчас каникулы, да ведь она и в школу пойдет только на будущий год", - спохватился я.
"Мулла, а не понимаешь? На той горе опасно! Говорят, там семейство волков объявилось".
"Не знал".
"Послушай, - оглянувшись на дверь, вдруг горячо зашептал он. - У меня к тебе одна просьба".
"Говори".
"Хадижат совсем перестала меня слушаться… - повторил он. - Когда заберешь ее к себе на несколько дней, уговори, чтобы она не бегала на ту гору".
"Непременно".
"Она с тобой считается. Понимаешь, у меня предчувствие, что на той горе с ней может случиться что-нибудь нехорошее… Мне недавно снилось, что волки ее там растерзали, остался только маленький клочок платья…""
"И знаешь, - заключил мулла свой рассказ, - это помешательство у него не прошло и по сей день. Во всем остальном - это абсолютно нормальный человек, воин хороший. Не зря Джохар решил его на прежнем посту оставить. А вот дочка осталась для него живой. Он недавно друзей созвал, справлял день рождения Хадижат - ей семь лет исполнилось бы… Даже за год не пришел в себя".
"А как друзья себя вели?" - продолжаю я расспрашивать муллу, а сам на часы потихоньку поглядываю: пора бы уж нашей бронеколонне появиться - назначенное время прошло.
"Нормально - они ведь все в курсе".
"Но ведь девочки не было за столом".
"Естественно".
"А что же отец?"
"Возмущался и удивлялся, что непослушная девчонка убежала за цветами или грибами на злополучную гору, да так вот и не вернулась к сроку. Понимаешь, он на эту несчастную гору начал все чаще списывать ее отсутствие".
- Всем война горе несет, - заметил Матейченков.
Петрашевский кивнул.
"Вот кончится война, - говорит мне мулла, - хочу моего друга врачам показать".
"В Москву повезешь?"
"Хорошо бы. Но, говорят, после войны въезд в Москву чеченцам будет запрещен".
"Что за глупости!"
"Не спорь, полковник. Мы много беды России принесли. Не мы, конечно, не народ чеченский, а те, кого вы называете боевиками. На самом деле это - бандиты, многие - люди без роду и племени, наймиты из чужих стран… Нет, нет, в Москву я его не повезу", - покачал головой мулла.
"А куда"?
"В Краснодар. Говорят, там доктор один объявился в военном госпитале. Так он чудеса творит. Из могилы вытаскивает. Может быть, он поможет…"
К этому времени солнце взошло уже высоко, в помещении стало жарко, даже душно.
Я регулярно связывался по рации с начальником бронеколонны, которая направлялась в селение, чтобы нас вывезти. Они продвигались к нам, хотя и медленнее, чем хотелось бы: дорога была незнакомой, да и засад опасались.
"Как думаешь, отпустят нас воины-чеченцы?" - спросил я у муллы.
"Отпустят".
"Уверен?"
"Под мою ответственность. Полтора часа назад я разговаривал с начальником гарнизона. На него сильное впечатление произвела работа вашей артиллерии, которая разворотила склон горы. И он очень рад…"
"Что мы село не разбомбили?"
"Нет, - покачал головой мулла. - Он рад, что ваши реактивные снаряды перепахали склон злополучной горы, и его ненаглядная Хадижат, которой уже год нет в живых, перестанет туда бегать. Но больше всего он рад тому, что в момент бомбардировки Хадижат, по счастливой случайности, там не было…"
"Да, мне он то же самое говорил", - подтвердил я.
- Знаешь, Николай Константинович, твой рассказ очень интересно будет послушать Дубову, - сказал полпред.
- Какому Дубову?
- Генерал-полковнику Дубову, Герою Советского Союза. Слышал про такого?
- Афганский Дубов?
- Ну да, - кивнул Матейченков.
- Кто же его не знает! Но я с ним не знаком.
- Это не страшно, я познакомлю. Я ему много рассказывал о тебе, он заинтересовался.
- Почему - обо мне?
- А еще о корпусе, который мы с тобой создали. Может, нам удастся его уговорить, и он приедет в наш учебно-тренировочный лагерь, чтобы прочесть три-четыре лекции. Опытом, кстати, своим афганским поделится.
- Класс!
- Но как же ты из ловушки выскочил, чем дело закончилось?
- Там не обошлось без приключений… Итак, мулла заверил меня, что боевики отпустят группу без осложнений. Между тем по рации начальник колонны сообщил, что машины находятся уже на подступах к селению. Но, видно, с дисциплиной в гарнизоне было плоховато, или приказ начальника гарнизона до всех не дошел, - не знаю.
Издалека донесся еле слышный грохот боевых машин. Мои бойцы сгрудились у окон, позабыв об опасности. Все глядели на главную дорогу, перерезающую селение, ожидая, когда на ней появится первый бронетранспортер.
Однако едва только, обогнув одиночную скалу на въезде, он показался, как по нему ударил крупнокалиберный пулемет, расположенный на чердаке соседнего дома.
Когда колонна была на подходе, я уже не снимал наушники, вел непрерывные переговоры с начальником колонны.
"Въезжать в селение?" - спросил он перед самой скалой.
"Валяй, - сказал я, - хотя оркестр не обещаю".
И тут такой афронт.
"Коля, сволочь! Ты что же это? - донеслось до меня из наушников. - Погубить нас хочешь?"
"Меня заверили…"
"Заверили!" - далее последовал отборный мат, который я опускаю.
- И в своих будущих мемуарах опустишь? - улыбнулся Матейченков.
- Я думаю, каждый из читателей и так его себе вообразит… Но начальник колонны был боевой командир, пасовать перед подобного рода неожиданностями он не привык.
На соседний дом обрушилось с ходу несколько залпов, пулеметное гнездо было подавлено. Из окон повалил дым. Но еще из нескольких точек послышались выстрелы, в ответ на этот вскочившая в село бронеколонна тут же ощетинилась огнем.
Ситуация накалилась до предела. Дело решали мгновения. Я понял, что еще несколько мгновений, и на селение обрушится смертоносный шквал огня.
Мулла схватил меня за руку.
"Ты обманул меня!" - сказал я.
"Полковник, поверь мне, стреляют не местные".
"Нашим ребятам от этого не легче".
"Это пришлые боевики, из Шатойского отряда".
"Ты понимаешь, что сейчас селение будет уничтожено?"
"Полковник, дай мне одну минуту", - мулла все еще не отпускал мою руку.
"Минуту, и ни секундой больше".
Я вытащил часы и положил их перед собой на подоконник.
Мулла по пояс высунулся в окно и прокричал что-то гортанное своим соплеменникам, после чего часть народа куда-то бросилась бегом.
Между тем ожила рация.
"Коля, что у тебя там происходит?" - спрашивает мой шеф.
"Разбираемся".
"Ты брось там миндальничать. Я тебя знаю, - орет он. - Я велел развернуть артиллеристам в сторону селения не только "Град", но "Смерч" и "Ураган". Жахнуть?"
"Подождите минутку".
"Погибнете, как мухи!"
"Я сообщу, когда стрелять".
…Видел я эти установки в деле. После них от селения осталось бы одно воспоминание… Но, боюсь, и от моей группы тоже.
- Да установки мощные, - согласился генерал. - Такой населенный пункт они бы за несколько секунд с лица земли стерли.
- Данная мною мулле минута была на исходе, а перестрелка продолжалась. Но вот выстрелы из домов начали производиться все реже, реже и наконец совсем стихли. Перестала палить и колонна.
Бронемашины подъехали к зданию школы и застыли перед ней.
"Николай, ты еще жив?" - спросила рация.
"Вроде…"
"Давать залп?"
"Отбой!" - закричал я.
"Отбой?" - переспросил начальник.
"Полный отбой!"
"А где колонна?"
"Возле школы. Сейчас будем загружаться".
"Смотри, чтобы тебя не надули", - сказал шеф и отключился.
- И чем в конце-концов завершилась твоя тогдашняя эпопея? - спросил Матейченков.
- Выбрались без потерь.
- А ведь были практически в безвыходном положении…
- Спасибо мулле.
- И собственной смекалке, - добавил генерал. - А мулла - очень интересная фигура.
- Он понравился мне.
- Ты потом что-нибудь слышал о нем?
- Представьте себе, да.
- Каким образом?
- Мои разведчики притащили языка. Необходимо было добиться важных сведений, я сам допрашивал его. Оказалось "язык" родом из Шатоя и часто бывал в том самом селении Асланбек-Шерипово. Рассказал он мне странную вещь: что мулла вышел у чеченцев из доверия и куда-то исчез. Даже семья не знает, куда: его увели боевики, наблюдающие за внутренним порядком в горных районах.
- А что значит - вышел из доверия?
- Этого я так и не смог добиться.
- Может, это связано с тем, что именно благодаря мулле твоя группа сумела спастись? - предположил Матейченков.
Полковник вздохнул:
- Вы сыплете мне соль на рану…
- Ты и сам так думаешь?
- Почти уверен.
- Но ведь мулла, по сути дела, спас от гибели целое селение!
- А вот это никого не колышет…
Глава 9. Отряд сибирского ОМОНа
Здесь, в Чечне, генерал Матейченков часто вспоминал Карачаево-Черкесию. Нет, не по внешней канве событий. Там был худой мир. Тут - добрая ссора. Что именно лучше - известно из пословицы.
Но вот взаимодействием наших сил, согласованностью их действий ему приходилось заниматься и здесь, и там. С одной лишь единственной, хотя и существенной, разницей: в Карачаево-Черкесии различные группы войск ожидали, хотя и напряженно, возможного часа "Икс".
В Чечне войска пребывали в действии, да еще каком действии! Нет, непосредственно в боевых действиях участвовала только малая их часть. Остальные находились в военных лагерях, на учебных базах, в резерве главного командования.
Стратегическое искусство координатора в том и состоит, чтобы точно, как на аптекарских весах, определить, в какую точку, в каком количестве и какие именно направить войска. И только от его умения и воинской решительности зависят судьбы и жизни сотен и тысяч людей, а в конечном счете - судьба военной кампании.
Особым вниманием генерала Матейченкова пользовались ОМОНовские части. И не только потому, что они представляли собой как бы военную элиту. Он любил этих ребят, рослых, умелых, отлично обученных, бесстрашных.
Пожалуй, ОМОН ближе других отвечал представлению о будущей профессиональной армии, какой она представлялась генералу. Об этом они много говорили во время встречи с Борисом Дубовым, который, хотя и ушел в большую политику, продолжал живо интересоваться и армией, и Чечней, и тем, как идут там дела у полпреда президента Ивана Матейченкова…
ОМОНовцев присылала в Чечню, можно сказать, вся Россия. Присылала, с болью отрывая от собственного сердца. Не было, пожалуй, крупного города либо региона, из которого сюда не прибывал бы на определенный срок отряд ОМОНа.
Матейченков навещал место дислокации очередного отряда, знакомился с бойцами, с командиром, осматривал лагерь, дотошно вникал в нужды, и если требовалось - помогал.
Помогал делом, не словами.
Особенно Матейченкову полюбился, если здесь уместно это слово, небольшой отряд ОМОНа, приехавший из далекого забайкальского городка. Сибиряки, рослые и могучие, только на первый взгляд казались медлительными.
Наблюдая их учебные занятия и тренировки, Матейченков убеждался каждый раз в их медвежьей хватке, ловкости и смекалке, а главное - в беззаветной храбрости.
- Когда в дело, товарищ генерал? - часто спрашивали они полпреда.
- Знаете, есть хорошая украинская поговорка: не торопись поперед батька в пекло, - отвечал с улыбкой Матейченков.
- А все-таки? - настаивали бойцы.
- Об этом может знать только господь бог! - строго вступал в разговор начальник отряда майор Геращенко.
- И начальство, - заключал генерал.
Отряд ОМОНа размещался в здании бывшей школы, что живо напомнило полпреду рассказ полковника Петрашевского о неудачной охоте его диверсионного отряда на Джохара Дудаева.
Спали бойцы в гимнастическом зале, сдвинув в сторонку немногочисленные тренировочные снаряды и сноровисто оборудовав временные спальные места.
А в свободное время, хотя было его - кот наплакал, с удовольствием тренировались на школьных снарядах: брусьях, коне, трапеции, турнике. Гоняли до седьмого пота, как будто мало было им учебных занятий и марш-бросков по горам, столь непривычным уроженцам равнинной Сибири, занятий, после которых ломило все тело и хотелось только одного - провалиться хоть на часок в бездонный омут сна.
Что делать, такие уж они были неуемные парни.
Учебно-тренировочный лагерь был расположен в глухом, безлюдном месте, вдали от селений, горных дорог и троп.
Однако майор Геращенко, быть может, лучше других понимал, что от местных соглядатаев не убережешься, что такая "лакомая" боевая единица, как отряд ОМОНа, рано или поздно попадет в поле зрения чеченских боевиков.
В ожидании возможного визита непрошеных гостей он, по совету генерала Матейченкова, не мешкая приступил к укреплению обороны территории, на которой расположился лагерь. Его обвели глубоким рвом, обнесли колючей проволокой. Поставили вышки, выставили дозорных.
Вышки, правда, по совету того же Матейченкова быстренько убрали.
- Снеси их сейчас же, Игорь Феофанович, - ткнул пальцем полпред в новенькие вышки, окаймляющие территорию лагеря.
- Зачем, товарищ генерал? - удивился Геращенко. - С них подходы просматриваются хорошо, да и стрелять сподручно.
- Убери и не греши.
Майор пожал плечами:
- Как прикажете.
- Где твой здравый смысл? - резко произнес Матейченков.
- Товарищ генерал, я ни в чем не нарушил инструкции.
- Кроме инструкции должна быть голова на плечах. Тебе так не кажется, майор?
- Убей меня бог, если я понимаю.
- Объясняю для особо непонятливых. Ты ведь хохол, Геращенко? Судя по фамилии.
- Так точно.
- Тогда должен знать хорошую украинскую поговорку: не тронь лихо, нехай спит тихо. Знаешь?
- Ну, знаю, - майор все еще недоумевал, к чему клонит генерал Матейченков.
- А ты сам притягиваешь к себе это самое лихо, как магнит.
- Чем?
- Да этими самыми своими дурацкими сторожевыми башнями. Они видны издали, черт те откуда. Я ехал в лагерь на машине и заметил их, как только мы обогнули последнюю гору и начали спускаться в долину.
Майор хлопнул себя по лбу.
- Долго же до тебя доходит, - продолжал Матейченков. - Любой чеченец, окажись он случайно неподалеку, обязательно заинтересуется: что это за хреновину такую отгрохали здесь? А уж о лазутчиках и говорить не приходится: в мгновение ока пронюхают, что к чему.
- Если уже не пронюхали, - с досадой добавил майор.
Он тут же вызвал дневального и отдал команду раскатать злополучные башни по бревнышку.
- Так-то лучше, - произнес Матейченков. - Будем надеяться, что ты не опоздал…
Они обедали в бывшем классе физики, который Геращенко на скорую руку переоборудовал в свой кабинет. Генерал настоял, чтобы пищу принесли из солдатского котла: ему хотелось выяснить, как питаются ОМОНовцы.
- Дозвольте один вопрос, товарищ генерал, - произнес Геращенко, наворачивая солдатскую кашу с тушенкой.
- Военной тайны касается?
- Никак нет.
- Тогда спрашивай.
- Я насчет школы.
- Какой еще школы?
- Да этой самой, где мы располагаемся.
- И что?
- Я в Чечне, в первый раз… Сроду тут не бывал. И не понимаю, почему чеченцы отгрохали свою школу в таком пустынном месте? Не в селе, не в городке каком-нибудь, а здесь, в долине, в безлюдье…
- Тут ларчик просто открывается. Селения у горцев в основном маленькие, больших городов почти нет. Они и построили эту школу сразу для нескольких сел. А чтобы никому не было обидно, соорудили ее на равном удалении от аулов. Пусть, мол, ребятишки из разных мест бегают сюда на занятия.
- Но здесь и дорог нет.
- И тут ты ошибаешься. Это сейчас стежки-дорожки заросли, потому что каникулы. Да еще война идет, будь она неладна. А как занятия начнутся, опять из каждого селения побегут сюда тропинки. Если, опять же, война не помешает.
Они не успели добраться до компота, как в бывший кабинет физики прибежал запыхавшийся дневальный и доложил, что башни, как приказано, ликвидированы.
- Все? - удивился Матейченков.
- Так точно, товарищ генерал-полковник! - гаркнул дневальный, отдавая честь.
- Однако и орлы у тебя, - удивился Матейченков. - Раскатали в два счета… Молодцы!
- Орлы, - подтвердил довольный майор.
…Увы, ни один, ни другой не знали, что именно из-за злосчастных сторожевых башен лагерь ОМОНовцев чеченцами уже обнаружен, нанесен на карты и теперь ими обсуждался план нападения на заброшенную школу.
Весть о нападении чеченцев на отряд Сибирского ОМОНа застала генерала Матейченкова в момент, когда он проводил оперативное совещание начальников штабов нескольких силовых ведомств.
- Лагерь майора Геращенко? - спросил он в мобильный телефон, уже догадываясь об ответе.
- Так точно, товарищ генерал.
- Свяжите меня с немедленно с Геращенко!
- Связь нарушена. Видимо, рация повреждена…
- Где майор?
- Лагерь пуст.
- Как это пуст?
- Нет ни майора, ни его отряда.
- А школа?
- Сожжена.
Спустя несколько дней полпред во всех деталях узнал историю - героическую историю! - Сибирского ОМОНа.
…В штаб генерала Матейченкова явился оборванный, заросший застарелой щетиной солдат.
- Тебе чего? - спросил дюжий охранник с неизменным "калашниковым" на ремне.
- К генералу Матейченкову.
- Ишь ты, прямо к генералу! Занят генерал.
- У меня важное дело.