День шестьдесят первый
Партия в теннис
11:15
Я проснулась от настойчивого стука в дверь и, полусонная, поспешила открыть.
– Кто же тебя будить на завтрак будет, когда я уеду?!
Андреа стояла передо мной, держа в руках свою последнюю картину.
– Лиля, я хочу оставить ее тебе на память!
– Спасибо, она мне очень нравится. – Я поставила ее на стол и, обняв девочку, спросила: – Во сколько вы уезжаете?
– В обед. Вот только Германа дождусь попрощаться и поедем, – глубоко вздохнув, ответила Андреа.
– Ну что же, тогда увидимся за обедом!
14:30
Мы с Германом вышли на улицу. София закрыла багажник машины и сказала, что можно ехать. Андреа прижалась ко мне напоследок.
– Спасибо вам, Лилия. Приезжайте к нам в гости, обязательно! Дом у нас большой и уютный, места всем хватит! – говорила София.
– Приедем, обязательно приедем! – подхватил Герман.
Их BMW тронулся. Мы молча стояли, глядя на грустную мордочку Андреа в окне удаляющегося автомобиля.
– Мам, мне уроки надо делать, а ты чем будешь заниматься? – деловито спросил сынуля.
– Не знаю, может, в мастерскую схожу…
Не спеша мы вернулись в санаторий.
В мастерской никого не было. Фрау Штиль выдала мне небольшую квадратную заготовку для новой картинки и сказала:
– Теперь вы, Лиля, остались без компаньона!
– Да, так и есть, – с некоторой грустью согласилась я.
Я крутила в руках заготовку и никак не могла представить, что же сделать. Настроения не было. Не ожидала, что без Андреа станет так скучно и одиноко. Близилось время ужина. Я закрасила будущую картину желтой краской, сделав яркий фон, и на том остановилась. Идей больше не было. Оставив картинку, я пошла в комнату за Германом, чтобы вместе поужинать.
После ужина Герман вернулся в комнату, а я разгуливала по санаторию, слоняясь то по комнате отдыха, то просто по коридору, вызывая удивление у постоянных обитателей. В конце концов, недолго думая, я приземлилась в спортзале, где не было ни души. Даже странно как-то, неужели кроме нас здесь никто никогда не бывает? Я села на велотренажер и начала медленно крутить педали. Я представляла, как мы вернемся домой в нашу маленькую уютную квартирку. Представляла, как удивится мама тому, что мои волосы уже такие длинные, как они с папой будут радоваться нашему возвращению.
На лице невольно расплылась улыбка, и я почувствовала, как сильно соскучилась. Я уже видела, как хожу по магазинам, покупая одежду в соответствии с нынешним непривычным мальчишеским стилем. Улыбалась оттого, как это будет красиво и по-новому. Предвкушала, как начну теперь жить совсем по-другому и конечно же намного лучше и интересней. Чем больше об этом думала, тем больше предвкушала возвращение и ощущала нетерпение. Скорее бы, скорее бы вернуться и начать осуществлять задуманное! И свою главную мечту – переезд в Берлин.
Перед глазами возникали знакомые станции метро, зеленые аллеи и высоченные двухэтажные автобусы. Я представляла, как еду наверху и разглядываю в окно еще незнакомые мне улицы.
Мои приятные размышления прервались шумом хлопнувшей двери.
– А может, в теннис сыграем? – Торстен стоял в дверях с таким робким выражением лица, как будто готовый исчезнуть в любую минуту. Это было очень трогательно и даже смешно, я захихикала.
– А что смешного я сказал? – Осмелев, он подошел ко мне.
– Ну давай, только ты помнишь, что теннисистка я никудышная!
– Ничего, я тебя научу!
Честно говоря, весь день мне было так скучно и одиноко, что появление Торстена по-настоящему обрадовало. Мы разделились на "команды" и встали на противоположные стороны стола. Торстен начал детально объяснять мне тонкости игры в настольный теннис. Он старательно выбирал слова, чтобы донести все нюансы и особенности игры, что делало саму технику для меня еще более сложной, так как мне трудно было понять немецкий. Я смеялась, пытаясь повторять непонятные мне слова, что очень смешило его самого.
Так мы продурачились почти два часа. После чего он подошел ко мне и, встав позади, взял мою руку с ракеткой. Размахнувшись моей рукой, он ударил ракеткой по мячику и отбил его. Я стояла неподвижно, расслабив руку. Эта близость смущала меня. Не отпуская руки, Торстен развернул меня к себе и приблизил свои губы к моим губам. Тело стало ватным, наполнилось немыслимой тяжестью, я не могла сопротивляться.
Казалось, поцелуй длился вечность. Но потом, молча отстранившись, я вышла из зала. Словно пьяная, я плелась по коридору. Мои ощущения настолько противоречивы, что думать о чем-либо невозможно.
День шестьдесят второй
Фиолетовая роза
12:20
Сегодня с утра идет снег. Такой мягкий и пушистый… Почти час сижу у окна и не могу оторваться от этой умиротворяющей картины. Деревья, кажется, сломаются под тяжестью белых хлопьев. И вновь так и хочется плюхнуться в сугроб!
В мастерской много посетителей. Забравшись в укромный уголок, я взяла свою желтую картинку и стопку различных аппликаций, которые могли бы ее украсить. Я перебирала одну за другой и никак не могла ничего выбрать, не получалось. Одни казались слишком броскими, другие, напротив, очень простенькими.
– Возьми вот эту, выглядит неплохо и по цвету подходит к желтому! – Торстен держал в руках аппликацию фиолетовой розы.
– Да ты что! – запротестовала я. – Желтый и фиолетовый – это взаимоисключающие цвета!
– А по-моему, было бы интересно, необычно и креативно!.. Ну ладно, не важно. Скажи, что делаешь завтра вечером? Может, посидим где-нибудь вместе, поужинаем?
Я понимала, насколько тяжело Торстену проявлять твердость и настойчивость. В России эти качества в мужчине были для меня чем-то само собой разумеющимся и определяли здоровый мужской характер. Здесь же все иначе. Не могу и не стану утверждать категорически, но мои личные наблюдения и опыт показывают, что немецкие мужчины другие… не знаю, как помягче выразиться, более чувствительные, что ли? Кажется, любой отказ отбивает у них всякое желание проявлять инициативу и идти на подвиги, добиваясь ответных чувств от женщины. То есть женщина как будто сразу перестает быть объектом мечтаний. Словно им трудно пережить отказ и неудачу, обидно им очень, ну прямо до слез… Кстати, в прямом смысле слова! И уже не мечтается больше. Поэтому большинство после первого же препятствия просто успокаивается и не настаивает. Наверное, я немного иронизирую, но все же доля правды в этом велика.
Например, их пугает сама мысль подойти и просто познакомиться с понравившейся девушкой. И не потому, что это неприлично, а потому что страшно! А эти отвратительные записки на дискотеках… Возвращаешься за столик с танцплощадки, а там клочок бумажки, на котором дрожащей рукой начеркано: "Ты такая красивая! Позвони мне, если хочешь…." И телефонный номер. Почему я должна хотеть позвонить, да еще и неизвестно кому? Кристин смеялась и каждый раз повторяла: "Привыкай, ты в Германии, здесь все такие!"
Я знаю, что не все. Торстен, например, совсем другой. Он воспитанный и сдержанный, искренний и открытый, он твердый, но добрый, настойчивый, но не навязчивый. И совсем не боится женских капризов, потому что великодушный и снисходительный. Наверное, именно такой и нужен женщине, чтобы чувствовать себя женщиной.
– И куда мы пойдем на этот раз? – не стала мучить его долгими размышлениями и сразу согласилась.
– Выбор за тобой! Пойдем, куда скажешь! – радостно сказал он.
– Я была уже в другом баре, но в первом мне понравилось больше. На этом право моего "выбора" ограничивается за отсутствием самого выбора! Верно? – Самой смешно стало.
– Какая же ты умная и догадливая!
Договорившись о встрече, он убежал на процедуры, а я, так и не выбрав дизайна для картинки, снова отставила ее и отправилась в комнату ждать Германа. Войдя в комнату, я поймала себя на странном чувстве. На столе в куче лежали книжки, тетради и карандаши моего малыша, кровать не заправлена, а вокруг на полу – домашняя одежда. Но убирать и наводить порядок совсем не хотелось. Как будто мысленно я уже покинула это место. Да, я действительно "доживала" здесь последние деньки. Завтра к врачу на заключительный прием, послезавтра последний массаж у Торстена. И все, через три дня домой.
– Мам, привет! Пошли скорей на обед, я ужасно голодный! – Запыхавшийся Герман скинул с плеч рюкзак.
– А почему ты так поздно сегодня? Я давно тебя жду…
– А мы с ребятами с класса ходили выбирать мне подарок на память. Приходил директор школы и сказал, что таким хорошим гостям, как я, полагается подарок на прощание!
– Так, значит, ты прощался с классом? – удивилась я. – Тебе же еще два дня учиться?
– Просто директора послезавтра не будет, сегодня только он со мной попрощался. А с остальными потом. Посмотри, они мне футболку "адидас" подарили! Скажи, круто? – Герман выглядел очень довольным.
– Очень круто! А вот то, что я за тобой вещи прибираю и на столе порядок навожу, совсем не круто!
К счастью для Германа, дискуссия прервалась телефонным звонком. Он мигом подскочил к телефону и снял трубку:
– Алло, кто это? Андреа! Привет! Ну как ты там, как доехали? Мы тоже нормально и тоже соскучились. И скоро домой! – Герман передал мне трубку.
Андреа рассказала, что у них почти настала весна и снега давно уже нет. Мы поболтали немного и договорились созвониться на следующей неделе, когда будем дома.
– Кажется, я тоже очень домой хочу. Хотя здесь мне тоже нравится: и в школе, и ребята, но все равно немного надоело, и без Андреа скучновато…
Остаток вечера мы провели в спортзале, играя в теннис с Даниелем и Фабианом.
День шестьдесят третий
Typisch Lilia
22:20
Сразу после завтрака отправилась к врачу. Доктор не сказал ничего особенного и нового. В очередной раз повторил, что мне можно, а что нельзя, напомнил о последних процедурах и заранее попрощался – в ближайшие дни его не будет.
Герман предупредил, что последние два дня будет возвращаться лишь к вечеру. Поэтому, не дожидаясь его, я побрела в столовую выпить чего-нибудь горячего и посидеть в одиночестве. Я заняла уголок возле окна, чтобы никто не видел, как я "хлебаю" черный с лимоном чай из блюдечка. Это так вкусно! Особенно когда за окном прохладно, падает пушистый снег и сверкают поистине "сибирские" высоченные сугробы.
– Лилия, на этой неделе вы нас покидаете?
– Ддда… – Я чуть не опрокинула блюдце от неожиданности.
Доброжелательное лицо фрау Штиль покрылось грустными морщинками.
– И ваша новая картинка еще совсем не готова… – тихо произнесла она, присаживаясь рядом и совсем не обращая внимания на блюдечко с чаем.
– Не готова… И вряд ли я смогу закончить ее. Наверное, моя фантазия, да и желание уже иссякли.
Быть может, придет кто-то другой и сделает из нее что-то очень красивое!
Фрау Штиль улыбнулась, погладила меня по плечу и удалилась. Допив чай, я облокотилась на подоконник и, вглядываясь в снежную даль, размышляла о том, за что возьмусь сразу, как вернусь домой. Я представляла, как сижу на собеседовании в лучших салонах Берлина и общаюсь с самыми приятными и доброжелательными работодателями. Представляла, как впечатлены они моим сумасшедшим профессионализмом и как мечтают заполучить такого гениального работника в свой коллектив! Весь вечер я мысленно планировала свой дальнейший успех так интенсивно, что пришлось даже записать некоторые идеи в ежедневник!
Герман вернулся к вечеру, застав меня в легком ажиотаже с ручкой и ежедневником. Настроение было прекрасным. Герман был так же весел и доволен проведенным с друзьями временем. Не успел он раскрыть рот, чтобы рассказать о впечатлениях, как я вспомнила, что обещала Торстену поужинать вместе!
– Черт, я же совсем не собрана! – воскликнула я и как ошпаренная начала одеваться и краситься.
Едва успев нырнуть в ванную комнату, чтобы переодеться, я услышала, как в дверь постучали и кто-то вошел.
– Лиля, ты еще не готова? Уже восемь!
– Я готова… ну почти! – крикнула я и со скоростью света начала красить ресницы и размазывать по щекам румяна.
– Краситься совсем не обязательно, ты и так слишком хороша! – покровительственно заметил Торстен, словно видел сквозь стену, чем я занимаюсь.
– Да я и не крашусь вовсе, только чуть-чуть!
Напоследок я брызнулась духами и с улыбкой до ушей вышла. Торстен оглядел меня с ног до головы и, снисходительно улыбнувшись, сказал:
– Typisch Lilia! Я так и знал!
Сегодня в кафе было совсем тихо. Посетителей почти не было. В зале играла тихая, приятная мелодия. Найдя укромный уголок, мы уютно устроились друг напротив друга.
– Наверное, ты уже очень соскучилась и хочешь домой? – осторожно спросил Торстен.
– Да, и я, и Герман уже очень хотим вернуться. В гостях, конечно, хорошо, но дома все равно лучше! К тому же мама с папой без нас тоже скучают, да и дел много!
Несмотря на свое приподнятое настроение и приятное волнение перед предстоящим отъездом, я заметила, что Торстен слегка напряжен.
– Знаешь, так хочется взяться за осуществление своих планов и достижение мечты! – продолжала я.
– И о чем же мечтает самая красивая девушка в санатории?! – пошутил Торстен.
– Ну, если говорить о всех мечтах, целях и планах, то нам не только вечера, но и всей оставшейся жизни не хватит на их исполнение! Поэтому мечты и планы, о которых я говорю сейчас, – это только на ближайшее время… Хочу начать или продолжить свою счастливую жизнь в Берлине! Там же найти работу, друзей, знакомых, новые интересы…
– И… мужа?.. Угадал?
– Может, и мужа, не знаю. Как раз об этом не думала и уж точно не мечтала.
– Берлин – хороший город, мне тоже очень нравится. Правда, большой, неспокойный и слишком шумный…
– Большой?! Неспокойный?! Шумный?! – смеясь, переспросила я. – Да ты что! И вправду так считаешь?! Какой же он шумный и неспокойный?! Ты в Москве был?! Вот где и шумно, и неспокойно! А Берлин – это как раз то, что надо. Мне в нем не тесно и уютно, и дышится легко. Люблю этот город!
Торстен молча слушал, не перебивая, словно пытался услышать что-то между строк. Сегодня он был немного отрешенным. Я ощущала то его напряжение, то грусть, то задумчивость. Расслабиться получилось лишь после того, как официант принес заказанные Торстеном блюда и я как сумасшедшая начала пробовать одновременно все подряд. Торстен расхохотался:
– Как же мне нравится наблюдать твои эмоции! Это – лучший аттракцион, который я когда-либо видел!
На улице совсем стемнело, немногие фонари еще горели, освещая нам путь. Снегом замело узкие улочки, по которым пришлось добираться, чтобы немного сократить путь. Не дойдя метров пятьдесят до санатория, я остановилась:
– Не провожай меня дальше, я сама дойду. А завтра увидимся на последнем массаже.
Торстен посмотрел мне пристально в глаза:
– Лиля, скажи, ну почему ты меня избегаешь?
Я так же пристально взглянула ему в глаза и сказала:
– Спасибо…
– За что?
– За все. И за теннис, и за массаж, и за то, что я красивая и нравлюсь тебе. Наверное, для меня было очень важно встретить тебя. Но я не готова, понимаешь? Прости…
Не дожидаясь ответа, я неожиданно для себя самой поднялась на носочки и нежно поцеловала его в губы. Все произошло так внезапно, что сам Торстен замер от изумления. В какой-то миг показалось, что мы оба перестали дышать. Не помню, как долго это продолжалось, но я быстро пришла в себя и во избежание дальнейших объяснений скрылась за дверями санатория.
Герман спал, когда на цыпочках в темноте я пробралась к постели. Я неподвижно лежала, закутавшись в одеяло, и слушала стук своего сердца. Казалось, он был таким громким, что не только Герман, но и все соседи вот-вот проснутся и станут стучать в стену и по батареям.
Я думала о Торстене, о том, как много он для меня сделал, сам того не ведая. Вспоминая этот поцелуй, я почувствовала, что в груди все сжалось. Я не хотела целовать его и пыталась проанализировать, что вложила в это короткое, но очень важное прикосновение. И понимала, что кроме дружбы и благодарности было что-то еще. В первый раз за последний год я вдруг подумала о том, как бы выглядела интимная связь мужчины со мной. С такой, теперь некрасивой…
Мне стало не по себе. А что я ему скажу? Ведь эти физические недостатки так очевидны, что у любого возникнет масса вопросов. И я должна буду что-то объяснить, сказать, солгать, наконец. Какой ужас! Как же теперь с этим жить? Неужели придется навсегда остаться одной? Нет! Не надо об этом думать. Все плохие мысли на потом, к тому же доктор Цан обещал, что придумает что-нибудь и все исправит. С этими успокаивающими мыслями я уснула.