Лос-анджелесская "Таймс" однажды написала, что Каза Энкантадо был "одним из красивейших поместий на западе от Миссисипи". Но, пожалуй, лучше сказал Ники Хилтон: "Я смотрю вокруг и говорю себе: Господи, ты только посмотри, чего добился мой папа. Если уж это не счастливая жизнь, то я не знаю, что это такое".
Глава 3
"Ему становится все хуже"
Несмотря на окружающую красоту, это не значило, что все обитатели Каза Энкантадо были счастливы.
– Мне все равно. Дайте мне чашку кофе, плесните в него коньяку и оставьте меня в покое, – однажды утром прохрипел двадцатитрехлетний Ники.
Выглядел он ужасно. Лицо заросло недельной щетиной, обычно такие ухоженные волосы были сальными и спутанными, под глазами темнели мешки. Держа во рту сигару, он сидел за массивным обеденным столом в доме Хилтона и сердито следил тусклыми глазами за старшей горничной Марией де Амате.
Мария и ее муж Хуан, садовник, жили в поместье. Их маленькая дочка Кони часто играла в песочнице с детишками других слуг и работников, которые приходили сюда на день. В то утро Мария с другой горничной, Долорес Холл, застали в кухне Ники, который был таким же, как все эти дни, – мрачным и унылым с похмелья. Она лишь спросила, что подать ему на завтрак, как он сразу окрысился на нее.
– Да, мистер Хилтон, – сказала она, стараясь не обращать внимания на его тон, и стала наливать ему кофе.
– А что это вы так нервничаете? – раздраженно спросил Ники, очевидно заметив, что у нее дрожат руки.
Но Мария вовсе не нервничала. Просто у нее был сильный артрит, который донимал ее особенно по утрам, и она с трудом удерживала в руках тяжелый кофейник.
– Посмотрите на себя, – брезгливо сказал Ники. – Зачем вы продолжаете работать, если даже не в состоянии нормально налить кофе?
Это было уже слишком. В конце концов, не он хозяин дома. Мария со стуком поставила кофейник на стол.
– Вы можете разговаривать в таком тоне с другими горничными, – твердо сказала она. – Но меня вы будете уважать, мистер Хилтон. Я не позволю вам так разговаривать со мной.
Ники сразу сник и, опустив голову, тихо сказал:
– Извините, Мария. Понимаете, у меня была тяжелая ночь.
Действительно, ночь у него выдалась очень тяжелая. Ники провел ее в спорах с горничной отеля "Бель-Эйр" Вирджинией Ларсон, высокой молоденькой брюнеткой с пышными формами, "роскошными буферами", как выражался Ники, белозубой улыбкой и кокетливыми манерами. Каждый раз, когда Ники сталкивался с ней в коридоре, они обменивались призывными взглядами. Но в отеле было запрещено заигрывать со служащими. Однако Ники жестоко страдал от одиночества и жалел себя. Он никак не мог смириться с разводом, мучился, что не сумел ужиться с Элизабет, сердился на себя, досадовал, что подвел всю семью. И считал, что он заслуживает удовольствия, а Вирджиния как раз и была подходящей для этого девушкой.
Как позднее он объяснял друзьям, он пошел искать Вирджинию и застал ее за уборкой номера. До этого они ни разу не разговаривали друг с другом, то есть практически не были знакомы. Он вошел в номер, закрыл за собой дверь и прижал ее к стене.
– Нет, нет, не здесь! – возразила она.
Но было поздно. Он уже накинулся на нее.
– Я даже не дал ей времени снять красивую форму, так что все вышло еще лучше.
Он говорил, что она охотно ему уступила, потому что потом поцеловала его в губы и сказала, что хотела бы снова увидеться с ним, только "может, в следующий раз вы сначала пригласите девушку пообедать".
Но на следующий день Вирджиния пожаловалась другим горничным, что Ники ее изнасиловал и что она хочет пожаловаться на него мистеру Конраду Хилтону. Узнав об этом, Ники решил поговорить с нею. У них состоялся крупный разговор по поводу того, что между ними произошло, причем его картина полностью отличалась от ее представления, и, когда она пригрозила рассказать Конраду про их запретное свидание, он закатил ей пощечину и назвал лгуньей. По его словам, он сразу об этом пожалел, но, опять-таки, было поздно. Удар уже был нанесен. Теперь он не мог допустить, чтобы она продолжала работать в отеле, это было слишком опасно. Поэтому он привел ее в свой кабинет, выписал чек на крупную сумму и швырнул ей, заявив, чтобы она подыскала себе работу где-нибудь в другом месте. Она так обрадовалась большим деньгам и с такой радостью рассталась с этим местом, что, когда она выбежала из кабинета, он даже подумал, не подстроила ли она ему ловушку.
И теперь, на следующее утро, он чувствовал себя полностью разбитым и проклинал себя за то, что польстился на прелести Вирджинии Ларсон.
Мария Амате понимала, что для Ники Хилтона каждый день кажется еще безнадежнее, чем предыдущий. Иногда он заставлял себя пойти на работу, но гораздо чаще он вставал, завтракал, а потом снова ложился. Как часто бывает, дни шли один за другим, и в конце концов он окончательно погрузился в депрессию, стал слишком увлекаться спиртным и пристрастился к наркотикам.
– Не говорите отцу, что я дома, – часто говорил он Марии перед тем, как закрыться в спальне. – Если он меня спросит, скажите, что я на работе.
Он выходил оттуда только на следующее утро, бледный и несчастный, и все начиналось сначала.
Позднее в тот день Конрад и Баррон встретились в кабинете и вышли поискать Ники.
– Вы видели моего сына? – спросил у Марии Хилтон.
Он уже позвонил в отель, и там ему сказали, что сегодня Ники не приходил. Мария оказалась в сложном положении. Ники специально велел ей не говорить отцу, где он, хотя сам был в спальне. Но ведь она работает на Конрада, а не на Ники. И хотя она очень сочувствовала молодому человеку, она не могла обманывать Конрада.
– Он в своей комнате, сэр, – тихо сказала она.
– Как?! Он должен быть на работе! – возмущенно сказал Конрад.
Они с Барроном поднялись на второй этаж. Вскоре Мария услышала стук в дверь, а затем сердитые приглушенные голоса. Через десять минут Конрад с младшим сыном вернулись в кухню.
– Ему становится все хуже, – сказал Баррон, глядя на опечаленное лицо отца.
– Я вижу, – сказал Конрад. – Ничего, он парень сильный и справится. Это все из-за развода. Просто ему нужно время.
– Что ж, отец, – не очень уверенно ответил Баррон. – Наверное, ты прав.
Когда Конрад вышел, он уселся за стол, налил себе кофе и закурил. Теперь уже у него дрожали руки. Он переживал, не зная, как помочь старшему брату справиться со своей депрессией. Он грустно посмотрел на Марию Амате, но им нечем было успокоить друг друга.
Глава 4
Баронесса Бетси
– Давай поклянемся, – говорил Ники Хилтон. – Давай пообещаем больше никогда не пить. – Он с любовью смотрел в зеленые глаза красивой блондинки, с которой сидел в баре отеля "Бель-Эйр". – Если нам так здорово без выпивки, к чему пить, беби? Нам ведь и так хорошо. Так что к черту спиртное!
– О, Ники, я согласна, – нежно проворковала блондинка. Она уже созналась Ники, что у нее тоже проблемы с алкоголем. – Значит, больше никто из нас и рюмки не выпьет, хорошо? Скрепим это поцелуем?
Он наклонился и крепко поцеловал ее в губы.
– Договор заключен!
Летом 1951-го Ники стало немного лучше. Теперь он находил утешение в объятиях другой юной леди с экзотическим прошлым и большими надеждами на карьеру в шоу-бизнесе. Однажды, оглядывая бассейн в отеле, он заметил блондинку с эффектной фигуркой, которая лежала в шезлонге. Ее ярко-розовое бикини – редкость в те дни – выделяло ее среди других красавиц, загорающих в тот день. Ники сразу к ней подошел и начал заигрывать.
– Видите ли, солнышко мое, этим местом заведую я, – сказал он, возвышаясь над нею. – Так что, если вам что-нибудь понадобится, обращайтесь ко мне. Меня зовут Ники Хилтон.
– Тот самый Ники Хилтон? – спросила она, села и сняла солнечные очки в форме кошачьих глаз.
– Тот самый, единственный, – криво усмехнулся он.
– Угостите сигаретой?
Он достал пачку из кармана рубашки, раскурил ее и протянул девушке. Она сильно затянулась, выдохнула струю дыма и томно откинулась на шезлонг.
– И что такой красивый и богатый парень делает, работая в середине дня? – спросила она, мечтательно глядя на него.
– Создаю все условия, чтобы такая красивая девушка могла показать себя во всей своей прелести, – сказал он, не отрывая взгляда от ее роскошного тела.
– Это у вас такая привычка, мистер Хилтон, раздевать девушку глазами?
– Мистер Хилтон – это мой отец, – лукаво улыбнулся Ники.
– А вашему отцу известно, что вы здесь занимаетесь тем, что глазами раздеваете девушек? – Она кокетливо выгнула бровь.
– Мало того что знает, он это одобряет, – быстро ответил он и подмигнул.
– Что ж, такой папа в моем вкусе, – сказала она, соблазнительно облизывая губки.
Они продолжали обмениваться шутками, а потом он пригласил ее в бар. Восемнадцатилетняя Бетси фон Фюрстенберг милостиво согласилась. Именно с Бетси Ники обменялся клятвой покончить с выпивкой.
– Такие обещания даешь, когда находишься в первой стадии влюбленности, когда голова идет кругом и жизнь кажется невероятно прекрасной! К сожалению, – говорила она, – мы держали свое обещание всего неделю. Потом, опять же, к сожалению, снова стали выпивать…
Элизабет Каролина Мария Агата Фелицитас Тереза Фрейн фон Фюрстенберг-Хедринген, родившаяся в Арнсберге, Германия, была баронессой по рождению, ее отец был германским графом, а мать из городка Юнион-Спрингс, штат Алабама. Ее родители познакомились, когда ее будущая мать отправилась на яхте на юг Франции, чтобы провести там отпуск. Переехав с родителями в Америку, Бетси посещала в Нью-Йорке школу Хэвитт. Модель, чьи фото часто появлялись на обложках французских модных журналов, а также трех номеров "Лук" (фотограф Стэнли Кубрик), она мечтала стать знаменитой актрисой. Приняв псевдоним Бетси фон Фюрстенберг, она дебютировала в Нью-Йорке на сцене театра "Морозко" в пьесе "Второй барьер". Шоу шло с января по апрель, после чего Бетси переехала в Лос-Анджелес, чтобы сниматься в кино на студии МГМ, которая сразу выдвинула ее на главные роли и поместила ее биографию с фотографией в журнале "Лайф". Когда она познакомилась с Ники Хилтоном, Бетси, как и Элизабет, была уже киноактрисой, умеющей выглядеть сексапильной и соблазнительной, а когда нужно – веселой и простодушной, скрывая довольно твердый характер.
– Я могла перепить любого мужчину, – со смехом говорила она. – В то время все мы пили. Наверное, мы с Ники не очень хорошо влияли друг на друга, так как оба здорово пили с самого начала. К тому же мы оба принимали секонал [барбитурат], который тогда был излюбленным транквилизатором в Голливуде. Да все на нем сидели. Мэрилин (Монро) просто жить без него не могла! Вскоре стало понятно, что мы с Ники не можем обходиться без секонала. Вообще, мешать его со спиртным очень опасно, но мы это делали. Скоро нам с ним стало на всех наплевать.
Хотя Конрад и Баррон не знали о том, что Бетси пьет и принимает наркотики, у них была двойственная оценка отношений Ники с Бетси. Правда, она еще не была такой известной, как Элизабет, но в Голливуде можно было стать знаменитой всего за один вечер. Похоже, Бетси была на пути к успеху, и родные тревожились за Ники.
– О нет, не начинай снова, сынок! – вскричал Хилтон, приближаясь к Ники и Бобу Нилу, загорающим у бассейна в компании с двумя девушками.
Молодые люди подняли голову и с удивлением увидели Конрада в коричневом костюме и шляпе стетсон и в тяжелых башмаках. На правой руке у него было его любимое кольцо с сапфиром.
– Пожалуй, жарковато для такой одежды, – лениво сказал Ники, снова откидываясь на шезлонг и подставляя лицо солнечным лучам.
– Баррон сказал мне, что девушка, с которой ты встречаешься, работает в шоу-бизнесе, – не отвечая на замечание сына, сказал Конрад и остановился рядом, загородив его от солнца. – Смотри не увязни в этой истории, вот все, что я хотел тебе сказать.
Ники даже не посмотрел на отца и надвинул на глаза мягкую шляпу.
– Она мне нравится, – сказал он. – После Элизабет мне было плохо. А с Бетси мне хорошо и весело. К тому же у нее классные ножки. Так что успокойся, понятно?
– Я только прошу тебя не торопиться, слышишь? Не надо спешить, хорошо?
Ники промолчал, не собираясь спорить о Бетси. И только через пару минут сказал:
– Я тебя понял, пап. Видишь, сегодня с нами другие девочки. Выходит, я вовсе не увяз, верно?
– Ладно. Просто я немного беспокоился о тебе, – сказал Конрад и ушел.
После его ухода Ники сдвинул шляпу на лоб, посмотрел на приятеля и сказал:
– Хотелось бы, чтобы иногда он видел во мне хоть что-то хорошее, а не только дурное. Для разнообразия это было бы неплохо.
Подумав, Боб отвечал:
– Вообще-то тебе было бы неплохо делать то же самое по отношению к нему. Думаю, для разнообразия это было бы неплохо.
– Сукин ты сын! – рассмеялся Ники и хлопнул друга по плечу.
Глава 5
Тень ее улыбки
– Ох, беби, извини меня за то, что вчера случилось, – сказал Ники по телефону Бетси.
Бетси была в состоянии тяжелого похмелья и едва могла говорить. Они провели бурную ночь в компании на Сансет-Стрип.
– Ты о чем?
– Ты смотрелась в зеркало? – абсолютно трезвым голосом спросил Ники.
Если отношения между молодыми людьми можно назвать нездоровыми – что в 1950-х определенно так не называли, – то они явно были таковыми между Ники и Бетси. Оба слишком много пили, принимали наркотики и часто дрались. Выслушав Ники, она с трудом встала с постели, подошла к зеркалу и с удивлением увидела, что один глаз у нее заплыл. Но она не помнила, как это случилось.
– Ну, понимаешь, одно за другое, – объяснил Ники, когда она снова взяла трубку. – Не успел я сообразить, что происходит, как ты съездила мне по физиономии, ну а я дал тебе сдачи. У меня тоже фингал под глазом. Представляешь?
– Ладно, – со вздохом сказала она. – Позвони мне попозже, мы с тобой где-нибудь пообедаем и все обсудим, хорошо?
– Договорились, беби. Прости меня. Пока.
– Вообще-то я не восприняла этот случай как предостережение от чего-то дурного, – много лет спустя вспоминала Бетси. – Это была всего вторая ночь нашей совместной жизни. Мы стоили друг друга, тянули друг друга на дно. Я топила его, а он меня. Сейчас я просто не понимаю, как мы не погибли от такой жизни. Но в наше оправдание могу сказать, что в то время было принято много пить. Никто не видел в этом плохого. Наоборот, то и дело выпивать по коктейлю считалось модным, это было неотъемлемой частью образа жизни благополучных людей.
В сентябре 1951-го Ники и Бетси объявили о своей помолвке. Они собирались пожениться в январе на борту яхты в Карибском море. Хотя Бетси сказала светской колумнистке Лоуэлле Парсонс, что она слишком взволнована, чтобы говорить, похоже, на самом деле она не думала, что они с Ники поженятся. "Я даже не уверена, что он просил меня стать его женой, – вспоминала она. – По-моему, просто мы однажды здорово выпили, и, когда вышли из клуба, на нас налетели репортеры и стали спрашивать о наших планах на будущее, и один из нас беспечно заявил: "Да мы уже обручились!" И газеты сразу написали: "Бывший муж Элизабет Тейлор женится на баронессе".
Глава 6
Если бы
После развода с Конрадом Жа-Жа вышла замуж за актера Джорджа Сандерса. Но она была им недовольна, считала его злым. Когда он получил премию "Оскар" за лучшую мужскую роль второго плана в фильме "Все о Еве", он даже не поблагодарил ее и ни слова не сказал о ней в благодарственной речи по случаю получения награды. В тот вечер, после окончания торжества, Жа-Жа сидела в одиночестве в темном опустевшем зале китайского театра Граумэн. Чувствуя себя никому не нужной, она прислушивалась к звукам, доносящимся из-за кулис, – актеры, продюсеры, режиссеры и все участники киноиндустрии поздравляли победителей, сочувствовали тем, кто не удостоился премий, наслаждались общностью своих интересов.
– Я слышала их веселые голоса и смех, – вспоминала она. – И думала: если бы я была актрисой. Если бы у меня была власть, влияние…
В те далекие 1950-е годы большинство женщин вовсе не стремились к власти. Считалось, что мужчины должны быть властными, а женщины – женственными… Разумеется, в шоу-бизнесе были женщины, которых можно было назвать сильными и влиятельными, – это великие актрисы Кэтрин Хепбёрн, Джоан Крауфорд, Бетти Дэвис, и даже до известной степени Мэрилин Монро. Видимо, когда Жа-Жа говорила о своем желании власти, она имела в виду влияние в мире шоу-бизнеса – каким обладал ее муж Джордж Сандерс, и, возможно, использовать это влияние для выгодной карьеры, чтобы не зависеть от мужчин. Правда, она была из тех женщин, которые не способны жить без мужчины. "Мне хотелось увидеть себя в зеркало такой, чтобы я могла гордиться собой, – объясняла она. – Я знала, что в этом мире меня не ждут, что мне самой нужно добиться признания".
Позднее Жа-Жа рассказывала о попытках сделать серьезную карьеру в шоу-бизнесе; признавалась, что не знала, с чего начать. Сандерс не видел в ней ярко выраженного таланта, поэтому не поддерживал ее стремление. Отдавая должное ее остроумию, он не понимал, как она может использовать это качество в шоу-бизнесе. А ее невероятная красота не была чем-то особенным на фоне остальных красавиц Голливуда. Во всяком случае, он считал, что красота ее не выделяет. По иронии судьбы, как раз тогда, когда Сандерс уехал на три месяца в Англию сниматься в фильме "Айвенго", Жа-Жа позвонил его брат Том Конвей и попросил у нее помощи.
Том Конвей собирался снимать для местной лос-анджелесской телепрограммы, которую назвал "Приют холостяка", телевикторину, где известные лица отвечали на вопросы людей, страдающих от неразделенной любви. Ему нужно было три человека, одного не хватало, и он предложил Жа-Жа участвовать в телевикторине.
Случай как нельзя больше устраивал Жа-Жа Габор. Здесь требовалось то, в чем она была сильна, – великолепно выглядеть в роскошном и модном туалете, вызывать улыбки своим венгерским акцентом и демонстрировать свое остроумие.
– Я могу и буду участвовать, – решила она, хотя очень боялась телекамеры.
В это время у нее гостила ее мать, Джоли, которая всеми силами подбадривала дочь. Но Жа-Жа продолжали одолевать сомнения. Тогда Джоли набрала номер телефона единственного человека, который мог убедить Жа-Жа использовать эту единственную возможность, человека, который сам всю жизнь смело шел на риск, – то есть Конрада. Хотя последнее время отношения между ними были напряженными, Джоли знала, что в глубине души Конрад питает к бывшей жене теплую привязанность. Но когда она сказала дочери, что Конрад у телефона, Жа-Жа решила, что он звонит, чтобы затеять с ней ссору.
– О господи, я не могу с ним разговаривать, – взмолилась она. – Он только меня расстроит.
– Но ты для него не чужая, – настаивала Джоли. – Сейчас же подойди к телефону, он ждет.