Очевидно, Франческа не представляла, что теперь многочисленная армия юристов империи Хилтона соберет доказательства, которые начисто опровергнут ее предположение о "безумном бреде" Конрада. Так, в конце 1979 года эти юристы представили суду множество прежних завещаний гостиничного магната, которые убедительно доказывают, что уже задолго до 1971 года Конрад не считал себя отцом Франчески. Эти давнишние документы наголову разбили теорию Франчески. После этого Франческе ничего не оставалось, как изменить суть иска. Она заявила, что Конрад начал страдать безумным бредом не в 1971 году – когда она впервые услышала о его сомнениях по поводу его отцовства, – а еще в 1947 году, сразу после ее рождения. Теперь она утверждала, что он отрекся от нее в тот момент, потому что она родилась в браке [с Жа-Жа Габор], которого он стыдился, поскольку церковь не благословила их союз.
Франческа Хилтон давала свои показания 12, 13 и 14 сентября 1979 года. Основной опрос в течение первых полутора дней проводил Ральф Наттер, затем настала очередь Майрона Харпола. "Насколько я помню, – рассказывал Майрон Харпол, от имени фирмы "Уиттер и Харпол" представлявший интересы Баррона и Эрика Хилтонов, Джеймса Бейтса и Оливии Уэйкмен, – одним из самых крупных препятствий, с которыми столкнулась мисс Хилтон, было определение термина "безумный бред". Ее адвокаты официально использовали этот термин, но она, казалось, не полностью понимала его значение, во всяком случае, внятно объяснить его не могла".
Во время слушаний Франческа рассказала про вечер в августе 1971 года, когда у нее произошла ссора с матерью, в результате чего она поехала в Каза Энкантадо за помощью к отцу. Именно в этот вечер она попросила у него деньги и убежище. "Раньше, когда я обращалась к нему за финансовой помощью, – заявила она, – он всегда мне отказывал, но делал это очень спокойно. Просто говорил: "Нет, я не дам тебе денег", или "Это слишком большие деньги", или что-то в этом духе. Он никогда не проявлял раздражения и возмущения, никогда на меня не злился, а просто невозмутимо отказывал мне в просьбе. Но на этот раз он сразу возмутился, заявил, что за мое содержание отвечает мама, и наговорил множество оскорбительных вещей, смысл которых сводился к тому, что он не считает себя моим отцом (или пытался заставить меня думать, что он не считает меня своим отцом).
В о п р о с: Помимо денег, что еще вы у него просили?
О т в е т: Я спросила отца, можно ли мне пожить какое-то время в его резиденции в Бель-Эйр, пока я не подыщу себе другое жилье. И он ответил буквально следующее: "В доме недостаточно места".
В о п р о с: Вы утверждаете, что, когда он сказал, что в доме нет места, это показало вам, что он уже не способен здраво рассуждать, что ему изменяет память?
О т в е т: Ну, я, конечно, не психиатр, но, думаю, вы все видели, какой огромный у него дом, так что это действительно кажется довольно странным заявлением.
В о п р о с: До этого вы когда-нибудь жили у него в этом доме?
О т в е т: Нет. Но я не могу сказать, что только это его утверждение заставило меня думать, что он не совсем в здравом рассудке.
В о п р о с: Что же еще?
О т в е т: Он сказал, что он не уверен в том, что он мой отец. Это было странно. Как он подчеркнул [в письме, которое Конрад вскоре отправил Франческе], между нами впервые произошел столь неприятный разговор. Я предполагаю, что он растерялся, потому что до этого он никогда не видел меня такой расстроенной. Не знаю, может быть, он сказал мне это [относительно его отцовства] потому, что просто не хотел дать мне деньги, чтобы под этим предлогом отказать мне в помощи.
В о п р о с: Разговор был очень эмоциональным с обеих сторон. Это так?
О т в е т: Да.
В о п р о с: Следовательно, мисс Хилтон, в августе 1971 года вы предположили, что у Конрада Хилтона возникла бредовая идея, что вы не являетесь его ребенком?
О т в е т: Да, можно сказать и так. Когда он сказал, что сомневается в том, что он мой отец, я просто не знала, что и думать.
Затем срок наступления у Конрада состояния "слабоумия" был увеличен. "Приблизительно на протяжении десяти лет до кончины моего отца, – заявила Франческа во время одного из слушаний, – у меня были разговоры с матерью, правда, я сейчас не могу назвать их точное время и место, из которых было видно, что моему отцу уже изменяет рассудок".
В о п р о с: Вы можете привести какой-нибудь пример разговора с вашей матерью, во время которого говорилось о состоянии рассудка Конрада Хилтона?
О т в е т: Мама рассказала мне об одном таком случае в 1973 году. Она пришла в офис к отцу и сидела в приемной; Оливия Уэйкмен сообщила отцу о ее приходе, и отец сказал: "Какая такая Жа-Жа?" (Примечание: на самом деле этот инцидент имел место в 1966 году, однако во время показаний люди часто путаются в датах.)
В о п р о с: Он спросил: "Какая такая Жа-Жа?"
О т в е т: Да.
В о п р о с: Следовательно, вы можете вспомнить только один этот разговор?
О т в е т: Да.
Самая большая проблема Франчески заключалась в том, что, судя по ее ответам, она не была подготовлена адвокатами к столь упорным расспросам. Майрон Харпол сказал: "Я просто хочу понять, как она допустила, чтобы факт оспаривания строился на этих предположениях. Я хочу понять, о чем она думала".
Более аргументированные возражения против теории Франчески представил вызванный одним из первых свидетелей Баррон Хилтон. Присягнув, он заявил, что вопрос об отцовстве Франчески на протяжении десятков лет вызывал раздумья и сомнения у его отца и членов его ближайшего окружения, в частности у его секретаря Оливии Уэйкмен. Однако, по настоянию Конрада, этот деликатный вопрос обсуждался только с ним и его братьями. Он заявил, что Конрад всегда убеждал его самого, Ники и Эрика "признавать, принимать и любить Франческу как нашу сестру". Ни разу, сказал Баррон, отец не обсуждал с ним вопрос, является ли она его биологической дочерью. Тем не менее в семье "ходили разговоры о том, что Франческа не является дочерью моего отца. Все понимали, что это действительно так". Он заявил, что, в частности, обсуждал вопрос отцовства Франчески с братом Ники, "а также с моей женой и сестрами моего отца".
Для доказательства того, что, составляя свое завещание в 1971 году, Конрад находился в здравом рассудке, сторона ответчика представила свидетелей подписания этого завещания, а также множество его друзей и служащих, общавшихся с ним в это время. Все подтвердили, что Конрад был в добром здравии, без каких-либо психических или умственных нарушений. Так, он знал в лицо и по именам всех присутствующих; никто не помогал ему поставить свою подпись и дату на завещании, он продолжал активно работать и т. д. Фрэнсес Хилтон и Оливия Уэйкмен поддержали это заявление – обе были очень убедительными свидетельницами. "Мистер Хилтон всегда говорил, что у него нет от меня секретов, и я не знаю проблем, которые он не обсуждал бы со мной", – заявила Уэйкмен.
В опровержение Франческа Хилтон смогла привести только мнение свое и матери, что с Конрадом Хилтоном было "не все в порядке", что он у него ухудшалось здоровье и появлялись признаки того, что можно назвать старческим слабоумием.
Возможно, Франческа действительно чувствовала, что рассудок отца слабеет. После словесной перепалки с ним в Каза Энкантадо она с тревогой высказала свое предположение – согласно собственным показаниям Оливии Уэйкмен, – что он утрачивает способность ясно и трезво мыслить. Другого объяснения неожиданному отречению от нее Конрада в тот ужасный вечер она не могла найти. Ведь он всю ее жизнь называл ее своей дочерью, в письмах подписывался "папа" и всегда вел себя с ней так, как если бы она действительно была его отпрыском. Определенно, что-то произошло. Но что именно? Ответ на этот вопрос был решающим для ее иска. Но – во всяком случае, судя по имеющимся показаниям, – Конрад Хилтон просто окончательно вышел из себя и в пылу эмоций сказал то, что скрывал на протяжении многих лет.
Глава 3
Показания Жа-Жа
Первый раз Жа-Жа должна была давать показания в 10 часов утра 14 июня 1979 года. Однако она появилась в отеле "Беверли-Хиллз" только после полудня. "Конечно, я помню показания миссис О’Хары, – сказал Майрон Харпол, называя ее по фамилии теперешнего мужа Майкла. – Что бы про нее ни говорили, невозможно отрицать ее невероятный шарм.
Она буквально излучала его, от нее невозможно было оторвать взгляда. Она просто притягивала к себе. Я не видел ее много лет, но она совершенно не изменилась". Действительно, в шестьдесят два года Жа-Жа оставалась поразительно красивой женщиной. "Она сразу приковывала к себе внимание", – говорил Майрон Харпол.
– Вы не поверите, какой случай произошел здесь со мной! – сказала Жа-Жа, усаживаясь за круглый стол в маленькой гостиной. Завладев вниманием юристов, она рассказала забавную историю о том, как однажды оказалась в своей машине за громоздким экскурсионным автобусом. Водитель занимал всю середину дороги, не давая ей объехать автобус. Затем вдруг остановился и, по словам Жа-Жа, объявил пассажирам по микрофону: "Прямо за нами едет в своей машине знаменитая кинозвезда Жа-Жа Габор!" – И представьте себе, все эти маленькие китайцы как горох посыпались из автобуса на дорогу и окружили мой "бентли"! Это был кошмар. Они совали мне в лицо свои визитные карточки, просили меня дать автограф, фотографировали меня и что-то кричали по-китайски! Я чудом выбралась оттуда живая!
Все расхохотались.
– Жа-Жа, это Ральф Наттер, – едва сдерживая улыбку, сказал ей Майрон Харпол. – Он тоже представляет интересы Состояния Конрада Хилтона – и тоже будет задавать вам вопросы.
Жа-Жа внимательно посмотрела на Наттера. Это был человек средних лет, с круглым лицом, в очках в роговой оправе, в строгом сером костюме и белой рубашке с узким галстуком. Бывший судья Верховного суда Лос-Анджелеса и автор правил о постановлениях суда, он всякого навидался за свою службу в судейской системе.
– Затем мы перешли к делу, – сказал Майрон Харпол. – Жа-Жа сразу стала серьезной и сосредоточенной. Это были уже не игрушки. Прежде всего она представила свидетельство о рождении Франчески и свидетельство о ее крещении в баптистской церкви. Констанс Франческа Хилтон родилась 10 марта 1947 года, а Жа-Жа сама говорила, что с апреля по август 1946 года она виделась с Конрадом только один раз, и еще он пару раз ей звонил.
После того как Жа-Жа рассказала о своем впечатлении от Конрада во время их первой встречи и немного затронула их семейные отношения, она рассказала о той ночи, когда была зачата Франческа, что, по ее словам, произошло в июле 1946-го.
В о п р о с: Где именно была зачата Франческа?
О т в е т: В отеле "Плаза" в Нью-Йорке.
В о п р о с: Что вы об этом помните, миссис О’Хара?
О т в е т: Ситуация была весьма неприятной и неловкой.
После краткого совещания Жа-Жа со своими адвокатами допрос продолжился.
В о п р о с: Я повторю вопрос для протокола. Что вы об этом помните, миссис О’Хара?
О т в е т: Я помню, что в это время у Конрада что-то было с ногой, кажется перелом. На ней было что-то вроде гипсовой повязки.
В о п р о с: Так что же было в тот вечер?
О т в е т: Он приехал из Лос-Анджелеса и сказал, что хочет меня видеть. Я остановилась в "Плазе" со своими родителями. Помню, он подъехал к отелю в своем белом кабриолете с откидным верхом и красным кожаным салоном и очень обрадовался, увидев, что я встречаю его у входа. Потом он отправился по своим делам, а я по своим. А вечером он пришел ко мне в номер, и там это все произошло.
В о п р о с: Что именно? Если вы не возражаете, миссис О’Хара?
О т в е т: У нас была интимная связь. И была зачата Франческа.
В о п р о с: Вы сказали, что у него был гипс?
О т в е т: Да, но это не помешало ему иметь со мной секс. Правда, это было ужасно неловко.
В о п р о с: Еще несколько вопросов, миссис О’Хара. Вы сказали, это ему не помешало?
О т в е т: Он вообще не раздевался. Из-за гипса он не мог полностью освободиться от брюк. О, это было ужасно!
В о п р о с: Продолжайте.
О т в е т: Он опустил брюки, насколько смог, и так он это сделал.
В о п р о с: Что было потом?
О т в е т: Он ушел.
В о п р о с: Он не остался у вас на ночь?
О т в е т: Нет, ушел.
В о п р о с: А затем?
О т в е т: Через полтора месяца доктор сказал мне, что я беременна.
В о п р о с: Следовательно, приблизительно 6 августа 1946 года вы уже знали о своей беременности, да?
О т в е т: Я это помню. Каждая женщина такое запомнит.
В о п р о с: И во время предварительных слушаний о разводе, которые состоялись 17 сентября 1946 года, вы уже знали о своей беременности?
О т в е т: Да, знала.
В о п р о с: Но вы не сказали судье, что беременны?
О т в е т: Он меня об этом не спрашивал.
В о п р о с: И вы не сказали судье, что хотите получить пособие на ребенка?
О т в е т: Я воспитана в европейских традициях. Я была оскорблена и не хотела от него денег. Конрад сказал: "Вот что я тебе даю. Подпиши это".
В о п р о с: После 1946-го года вы когда-нибудь требовали у Конрада Хилтона деньги?
О т в е т: Никогда.
Затем Жа-Жа заявила: "Летом 1946-го и до самого рождения Франчески у меня не было близких отношений ни с кем, кроме моего мужа мистера Хилтона". Она утверждала, что Конрад "был очень рад", когда у нее родился ребенок, и помог ей найти дом в Манхэттене, так как жить в отеле с грудным ребенком она не могла.
Об отношении Конрада к Франческе Жа-Жа сказала, что он всегда относился к ней как к дочери, всегда присутствовал у нее на днях рождения, а также был на ее выпускном вечере. Она вспомнила, что, когда Франческа была еще маленькой, Конрад с гордостью приводил ее за ручку в "Дускофье", модный французский ресторан, который находился в пентхаусе отеля "Беверли-Хилтон". Отец с дочерью вместе ходили на ланч. В день конфирмации Франчески, в 1960 году, он пригласил ее с Франческой на "очень милый ланч" в отеле "Беверли-Хиллз". Иногда он приглашал Франческу вместе с ним посетить рождественскую мессу, после чего они вдвоем рассматривали его подарки. Ему "было явно приятно, когда друзья и знакомые отмечали семейное сходство между ним и Франческой". Также она сказала, что Конрад всегда подчеркивал, что она полностью отвечает за Франческу и что ее это вполне устраивало.
В о п р о с: Когда-нибудь Конрад Хилтон говорил вам, что Франческа не его дочь?
О т в е т: Нет. Я уже сказала, что убила бы его.
В о п р о с: Но, возможно, вы не помните такие инциденты из 1940-х годов?
О т в е т: Нет, я помню все важные случаи.
В о п р о с: Но вы не сразу можете вспомнить то, что случилось, скажем, в 1944 году?
О т в е т: Да, иногда не могу. Как и вы!
По поводу предположения Франчески, что у Конрада появился "безумный бред", она заявила, что, хотя Конрад определенно не был ненормальным, он "чувствовал себя не совсем хорошо примерно с 66-го или 67-го года". Жа-Жа не совсем одобряла, что Франческа обосновала свой иск его "безумным бредом". Перед своим допросом она сказала одному из своих помощников: "Конечно, Конни был ненормальным. Только ненормальный способен был так рисковать, как он, особенно во время депрессии. В этом безумном мире хуже всего быть нормальным человеком. Люди считают меня ненормальной, надеюсь, так оно и есть. Если бы я была нормальной, я никогда бы не приехала сюда из Венгрии!" Все же, ради дочери, она поддерживала ее теорию. В подтверждение этой теории она сказала, что Конрад стал забывать имена людей, что ему стала изменять его замечательная память. Затем она рассказала о том случае, когда она пришла к нему в офис поговорить о Франческе и услышала, как он спросил: "Какая такая Жа-Жа?"
– Этот [инцидент] показал мне, что он не в себе. Он уже не был тем Хилтоном, которого я знала. Он всегда был таким моложавым и крепким и вдруг превратился в старика. У него всегда были искорки в глазах, но, к сожалению, этот огонек пропал. Иногда он все понимал, а иногда словно терялся. Баррон тоже так говорил. Баррон Хилтон не раз говорил мне об этом.
В о п р о с: Что еще вы заметили?
О т в е т: У него изменилась походка, он стал ходить, как старик, сильно сутулился. Он начал слабеть. Вдруг перестал носить накладку из волос… Хотя нет. Это вычеркните.
В о п р о с: Простите?
О т в е т: Уберите мои слова о парике.
В о п р о с: Извините, я не понял.
О т в е т: Можно аннулировать мои слова о парике? Я не хочу об этом говорить.
В о п р о с: Но если вы это заметили.
О т в е т: Мне это не нравится, это ужасно. Вычеркните это.
Наконец ее адвокат объяснил ей, что эти слова не следует удалять, если это правда. Она сказала, что это правда.
К концу первого четырехчасового допроса Жа-Жа страшно устала. Когда Роберт Наттер сказал, что, скорее всего, ей придется прийти на еще один допрос, она вспылила:
– Но сколько я еще могу рассказывать вам? Я уже рассказала вам всю мою жизнь!
Майрон Харпол сказал, что ей будет задано всего несколько новых вопросов.
– Хорошо, – согласилась она. – Ради своей дочери я сделаю все. Мне все равно, сколько еще раз мне приходить сюда и отвечать на ваши дурацкие вопросы. Я приду. Конни всегда считал меня слабой. Надеюсь, он видит меня сейчас!
Жа-Жа Габор пришлось перенести еще два допроса: 9 июля с Наттером и Харполом и 10 июля с Майроном Харполом.
Глава 4
Неоспоримое доказательство?
В показаниях под присягой Жа-Жа заявила, что у нее с Конрадом Хилтоном была одна интимная ночь в начале июля 1946 года в Нью-Йорке в отеле "Плаза", во время которой и была зачата ее дочь Франческа. Этот рассказ о поспешном сексуальном акте с полуодетым Конрадом, у которого одна нога была в гипсе, удивительно напоминал одну из тех забавных историй, которые она рассказывала в своих вечерних ток-шоу. Можно с уверенностью сказать, что со стороны Хилтонов никто не поверил ни одному ее слову. Как вдруг, к всеобщему удивлению, юристы Франчески Хилтон нашли некоего Уилларда Крамера, страхового агента, который подтвердил хотя бы одну сторону необычной истории Жа-Жа. В 1940-х годах Крамер был партнером Конрада по гольфу. Его показания – во всяком случае, как надеялись адвокаты Франчески – могли ей помочь. 1 июля 1979 года Уиллард Крамер давал показания Роберту Уолкеру из фирмы "Белчер, Хензи и Бегензан".
В о п р о с: Вы, случайно, не помните, чтобы весной 1946 года Конрад Хилтон получил какую-либо травму?
О т в е т: Да, он повредил себе колено. Я не помню, был это перелом, ушиб или повреждение связок, но правая нога у него была в гипсе. Не помню, сколько он его носил, но ему было трудно ходить. Из-за этого он не мог играть в гольф, но в тот период, когда у него нога была в гипсе, мы с ним часто путешествовали.
В о п р о с: Значит, вы помните, что в это время ездили вместе с мистером Хилтоном?
О т в е т: Да. Очень хорошо помню, что мы с ним летали в Нью-Йорк. По-моему, это было накануне Пасхи, которая в том году пришлась на апрель. Мы прилетели в Нью-Йорк после полуночи. Остановились мы в отеле "Плаза", который в это время или позже стал принадлежать ему. Мы сняли один номер на двоих, приехали туда в ночь на Пасхальное воскресенье. Мы добрались до отеля на лимузине и остановились в отеле уже после полуночи.