Только что было весело - и вот уже нет.
Скрипнула дверь, Виктория вернулась в комнату, со вздохом опустилась на диван.
- Уф! Давно так не ела. А голосок у него ничего. Как это самое. Ие… иерехон. Правильно сказала?
- Наверное. Он назвал себя?
- Какой-то Шура. По-моему, малость подшофе.
- Ах, вон кто. - Валентин перевел дух, вспомнив о вчерашнем сержанте. От сердца отлегло. Вот только про телефон, к собственному стыду, он ничего не помнил. Неужели выболтал спьяну?
- Про машину зачем сочинила?
- Ну… Чтобы завидно было. Он-то там, а я здесь.
- Болтуша. - Валентин продолжал жевать, не замечая ни вкуса, ни того, что сахарные крошки сыплются на пол и на колени.
- Хотела ему еще про торт сказать, да чего-то постеснялась.
- Постеснялась? Ты?
- Конечно! Я что, не человек, что ли?
- Ты человек. Ты очень даже интересный человек… - Валентин вытер ладонью губы, взглянул на часы. - Прошу прощения, но, по-моему, тебе пора.
Глаза Виктории, два хитрющих фонарика, негодующе сверкнули ему в лицо.
- А вот и нет! Это по-твоему!
- Да нет, подружка, - Валентин поднялся, - тебе определенно пора. Папа, мама, бабушки, мопс.
- Ты что, обиделся? - Она неохотно встала. - Сам же сказал, что тебя нет.
- Не в этом дело. Просто вспомнил об одном дельце.
- Ага, как же! Дельце…
Чуть упираясь, Виктория все же позволила себя выпроводить в прихожую.
- Спасибо за компанию и счастливо! - Он отворил дверь и, развернув девушку, деликатно вытеснил на лестничную площадку. - Действительно спасибо и привет подружкам в детсаде!
- Соскучишься - забегай! - отреагировала она. - Я не злопамятная. Или звони.
- Ага. - Он сделал попытку закрыть дверь.
- Что "ага"? Ты ведь ни телефона, ни квартиры не знаешь! Записывай!..
Квартира шестьдесят пять, телефон… - Она скороговоркой выпалила номер. - Ну?
Где твой блокнот? Или запомнил?
- Нет. - Валентин слегка разозлился. - Все, пока! С обидой за хозяина дверь возмущенно щелкнула замком, и тут же Виктория заполошно заверещала:
- Ой, палец, палец!..
Валентин испуганно рванул дверь на себя и увидел сияющее лицо гостьи.
- Здорово я тебя? - Она продемонстрировала ему ладони. - А пальчики-то вот они - все на месте! Валентину пришлось улыбнуться.
- Ладно, телефон запомнил, как-нибудь свяжусь.
- То-то! - Она изобразила на лице свирепость и показала ему кулак. - Пока!
- Бывай. - Он повторно и крайне осторожно прикрыл дверь. Отступив на шаг, прислушался. И не зря. В замочную скважину замогильным голосом забубнили:
- И не забудь в следующий раз про торт. Чтоб снова безе или "Птичье молоко"!..
Глава 5
Кое-что Виктория ему все же подсказала. Менее чем через час он уже подъезжал на бежевой "вольво" к заднему двору исполкома. У решетчатых ворот взрыкивала чья-то "Волга", и ему пришлось немного подождать. Кучерявый водитель о чем-то сердито переговаривался с охранником. Нервничая, страж высунулся из своей будки чуть ли не по пояс. Казалось, еще немного - и он кувыркнется через низенькие перильца вниз, на исчерченный шинами асфальт.
Двое ребятишек неспешно приблизились к "вольво". Валентин скосил глаза в зеркальце заднего обзора. Опустившись на корточки, юные любители выхлопных газов внимательно изучали оранжевые мигалки. Поднявшись, один из них пнул кедиком по скату и загадочно произнес:
- "Волга" - "Волга", жди меня долго. Малолетний приятель тут же откликнулся:
- "КамАЗ" - "КамАЗ", жди меня один час.
Сказано это было с задумчивой серьезностью, чуть ли не торжественно. Дети разглядывали машину с такими лицами, как если бы перед ними рухнул с небес диковинный механизм. Упрямый кедик еще раз ударил по рифленому скату.
- "Нива" - "Нива", едет криво.
И эхом отозвалось:
- "Москвич" - "Москвич", заедешь под кирпич… Кашлянув дымом, "Волга" урчащей черной рыбиной отплыла от ворот. Попрощавшись мысленно с автолюбителями-рифмоплетами, Валентин тронул машину вперед. Охранник неторопливо обернулся. Скуластое нерусское лицо, медный загар. Валентин уже встречал этого человека. По короткому кивку понял, что и его узнали. Миновав ворота, "вольво" оказалась в ухоженной заводи, заполненной благоуханием сирени и глянцем выстроившихся машин. Валентин скромно пристроился к шеренге "тойот"
"ауди" и "ниссанов", заглушив мотор, выбрался наружу. Обычно он приезжал сюда вечерами, и здание, опоясанное фигурными башнями, увенчанное стремительным шпилем, казалось ему мрачной готической тенью. Сейчас же, в свете полуденного солнца, оно выглядело совершенно иначе. Свежепобеленное, украшенное барабанно-знаменным барельефом, оно походило на Дворец пионеров. Молодцеватый улыбчатый оскал архитектуры, славно-унылое прошлое…
Вволю налюбовавшись зданием, Валентин вернулся к воротам, на ходу бросил охраннику ключи от машины. Тот небрежно поймал звякнувшую связку, равнодушно поинтересовался:
- Все в порядке? - Глаза его, два мокрых холодных камешка, глянули тускло и неопределенно.
- Более или менее. - Валентин поправил на плече сумку и вышел на улицу.
Ртутные столбики городских термометров неукротимо ползли вверх, обувь липла к разогретому тротуару. Валентин часто утирал лоб платком. Вчерашняя гулянка не прошла бесследно.
Вытянув мобильник, Валентин набрал номер. Трубку подняли после пятого гудка. Подняли молча, без привычного "але" или "слушаю вас".
- Музей искусств?
Глуховатый голос радушно ответил:
- Он самый, дорогой. По какому вопросу звонишь?
- Вопросы старые. Продавец - товар - покупатель, слыхал о такой формуле?
Говорят, Маркс с Энгельсом придумали.
- Не понимаю, дорогой. О чем ты?
- Хватит, Наиль. Я хочу знать, сколько дашь на этот раз?
Голос не ответил. - Тебя что, не предупредили еще? Странно… Обычно ты узнаешь о товаре первым. - Валентин почувствовал, что правая щека у него задергалась. Он нервно погладил ее ладонью. - Не тяни резину, Наиль. Я жду обещанного подарка.
- Но мы просили "Волгу", дорогой.
- Неужто "вольво" хуже?
- Очень большой человек спрашивал про похожую машину. Опасный товар.
Громкий.
- Не хочешь - могу забрать. - Валентин огляделся и с отвращением убедился, что щека в самом деле дергается. - Ну так как? А, Наиль? Или испугался большого человека?
- Не спеши. - Абонент что-то прикидывал. А возможно, просто выдерживал паузу. - Пятнадцать - цифра, кажется, неплохая?
- Мне она не нравится - это во-первых. А во-вторых, это не цифра, а число.
- Валентин ощутил внезапное желание зевнуть. Что-то из той же породы, что и нервный тик. Еще раз с силой провел по щеке ладонью. - Тридцать за "Волгу", двадцать - за все прочее. Это твои слова.
Трубка вновь примолкла.
- Ты плохой продавец, Валя. Не хочешь торговаться. - В голосе покупателя звучало осуждение.
- Послушай, Наиль. Машина в первоклассном состоянии. На юге за нее дом целый можно купить.
- Не забывай, ее будут искать.
- Можно подумать, это единственная на всю страну "вольво".
- Хорошо, я беру машину. Пусть будет двадцать. - Собеседник произнес это без энтузиазма. - И все-таки ты плохой продавец.
- Знаю. - Валентин потер нос. - Рожденный не на Востоке торговать не может.
- Это ты сам придумал?
- Сам, Наиль, конечно, сам. И еще один попутный вопрос: ты имел дела с Люмиком?
Валентин стиснул пальцами трубку. Он бы не удивился, если бы связь прервалась, но Наиль отреагировал иначе:
- Откуда ты звонишь?
- Не волнуйся, со своей трубы.
- Почему спрашиваешь о Люмике?
- Чистое любопытство.
- Плохое любопытство… Очень плохое. Ты понял, что я имею в виду?
- Честно говоря, не очень.
- Не играй с огнем, дорогой. И не спрашивай о тех, кого уже больше нет.
Это мой тебе хороший совет.
- Но ты что-то знаешь о нем?
- Ничего не знаю. Совсем ничего. У него свое дело, у нас свое. Зачем тебе Люмик? Разве я забываю о подарках? Ты не знаешь, кто он такой, я не знаю, - что тут плохого?
- Кажется, начинаю понимать.
- Вот видишь, дорогой! Так всегда бывает: начинаешь думать, начинаешь понимать. Тоже формула - и тоже мудрая!
- Спасибо, Наиль. Я все понял.
- Мне спасибо - тебе спасибо. А подарок я сегодня пришлю. В то же самое место. Договорились?
- Договорились. - Валентин сложил мобильник. Гадая, на чем сегодня придется ехать, зашагал вверх по улице в сторону остановки. Мысленно назвал троллейбус и не угадал. Первым, громыхая рельсовыми октавами, к остановке подкатил трамвай. Чертыхнувшись, Валентин вскочил на подножку.
Свои "пентагоны" имеются везде, и никто не объяснит вам, за что припечатывают подобное клеймо тому или иному сооружению. Во всяком случае, ничем выдающимся, кроме размеров и удивительного отсутствия пропорций, спорткомплекс "Энергия" не отличался. Серое нагромождение кубов с крышами, залитыми битумом, с обилием окон, широких и узких, местами напоминающих монастырские бойницы. С одной стороны к спорткомплексу примыкал стадион с площадками для волейбольных секций и беговыми дорожками, с другой тянулась неровная цепочка складских помещений, крытых брезентом автостоянок. Плетенная из проволоки ячеистая ограда надежно скрывала коротенькую вывеску "спорт" от окружающего мира. За входящими и выходящими с территории комплекса оловянными глазами следил угрюмый охранник.
Приближаясь к главному корпусу, Валентин отметил про себя, что занятия давно начались. Секции, летние лагеря и личный состав "Пентагона" носились по беговым дорожкам, прыгали в длину и высоту, стреляли по мишеням, гремели тренажерами. Как известно, день - время тренировок, ночь - время заработка.
Здесь, по крайней мере, дела обстояли именно так. Очутившись в вестибюле, он облегченно перевел дух. Жары и лета в этом месте не существовало. Три или четыре кондиционера наполняли помещение размеренным гудением. Валентин двинулся было дальше, но сидящий за столом коротышка со значением кашлянул. Палец его изобразил в воздухе некое подобие прямоугольника. Валентин полез в карман за документами. Охранник был из новеньких и в лицо его еще не знал. Молодой, коротко стриженный, с торсом борца и ногами штангиста-тяжеловеса, он чувствовал себя не слишком уверенно на этом месте и, приняв от Валентина пропуск, взялся за дело с медлительной сосредоточенностью. Тщательно сличил фотографию с оригиналом, с мучительным выражением на лице вгляделся в буковки на фиолетовой печати.
- Милый мой! - взмолился Валентин. - Здесь же не по-английски написано! Ты в школе учился?
Коротышка незлобиво посмотрел на него, кинул пропуск на стол:
- Топай.
- Вот спасибочки! - Валентин спрятал пропуск. - Прямо затюкал вас Дрофа, ей-богу!
Взлетев на пару этажей, он промчался ветвистым коридором, сокращая путь, заглянул в атлетический зал.
Здесь уже вовсю громыхало железо, потея и охая, тузили по мешкам, "гнули" на матах шпагат. На расположенном в середине зала двойном ринге петушками подскакивали обряженные в трусы-шаровары раскрасневшиеся парнишки. Еще совсем юные и тем менее непоправимо повзрослевшие. Жизнь еще не отняла у них мальчишечьих лиц, но уже наделила недетскими мышцами. В движениях рук, спины, в скользящем угрожающем шаге угадывался опыт мастеров.
Кто-то ткнул Валентина в плечо. Обернувшись, он увидел Сазика. Конечно!
Кто же еще!.. Не проходило и недели, чтобы Сазик не уговаривал его на полновесный трехминутный спарринг. Вечно улыбающийся, подвижный, Сазик принадлежал к породе живчиков, в любую минуту готовых сорваться с места, ринуться в самое сумасшедшее предприятие. Он и сейчас нетерпеливо переминался с ноги на ногу, ноздри его широкого приплюснутого носа возбужденно подрагивали.
- Перепихнемся? - Он весело стукнул перчаткой о перчатку. - Или слабо?
- С Яшей перепихивайся. - На всякий случай Валентин поправил на плече сумку. - Чапа сюда не забегал?
- А что ему здесь делать? Как всегда, на месте. Или дрыхнет где-нибудь в уборной. Дождется, что выгонят в три шеи. - Сазик сделал выпад, но Валентин отбил перчатку ладонью.
- Что, кто-то об этом уже говорил?
- Слушай, старик, я не отдел кадров и в эти дела не мешаюсь. - Сазик изобразил серию ударов снизу и сбоку. - И честно говоря, на Чапу твоего мне плевать.
- Зато мне не плевать. - Валентин отвернулся.
- Эй! Так как насчет пары раундов?
- Считай, что договорились.
Спустившись по винтовой лестнице, он задержался, осматривая коридор.
Крадучись приблизился к двери кладовой, приоткрыл ее на ширину ладони. В нос ударил запах тряпок и размокшего дерева - тусклое царство кастелянш и уборщиц.
- Гоша, ты здесь? Из темноты не донеслось ни звука. Еще раз осмотрев коридор, Валентин аккуратно прикрыл дверь.
А через пару минут он уже входил в комнату сторожей.
На широком потускневшем столе валялась знакомая широкополая шляпа - отзвук ковбойской молодости Чапы. Сам Чеплугин сидел в кресле и остекленевшими глазами смотрел прямо перед собой. Как выглядит роскошная медвежья шуба, изъеденная молью, так приблизительно выглядел и этот подточенный многочисленными страстями великан. Скинув сумку, Валентин присел напротив сторожа, осторожно коснулся огромной безжизненной кисти. Взор Чапы ожил, медленно обратился к вошедшему.
- Ты узнал меня? - спросил Валентин. Чапа открыл рот, хрипло простонал:
- Какого черта?.. Суки вы все! Неужели нельзя найти кого-нибудь другого?!
- Так ты узнал меня?
- А чего тебя узнавать. Ты не генсек и не Сулик. - Чеплугин повернулся сначала в одну, потом в другую сторону.
- Что потерял? Случайно не это? - Валентин подцепил с пола клочок таблеточной упаковки. - Сана-пакс? Значит, снова за свое?
- А кому какое дело? Ты же не побежишь закладывать коллегу?
- Уже побежал. - Валентин скомкал остатки упаковки, швырнул в корзину для мусора. - Если уж Сазик об этом знает, стало быть, знают и все остальные.
Помяни мое слово, за эту самую наркоту тебя и выпрут.
- Ну и плевать. - Чапа перегнулся через ручку кресла и действительно плюнул в сторону корзины. - Может быть, я хочу, чтобы меня выперли.
- Ты действительно этого хочешь?
- Само собой! - Он хрипло закудахтал, что означало у него приступ смеха. - Выйду на пенсию, буду рыбачить, заведу кур, свиней.
- По-моему, ты их уже завел. - Поднявшись, Валентин приблизился к окну, распахнул створки. Обернувшись, пояснил:
- Запах, во всяком случае, как в хлеву, это точно.
Засопев, Чапа выставил на стол бутылку недопитого коньяка и грязный, с пожелтевшими стенками стакан.
- Еще ты мне будешь это говорить!
- А что? Кто-то еще говорил? - Валентин скрестил на груди руки. - Так, может быть, мы правы, Чапа? Извини, но от тебя пахнет немытыми женщинами…
Желтый стакан, как из пращи, вылетев из руки сторожа, ударился в стену справа от Валентина. Лицо Чапы побагровело.
- Ладно, не пыхти - не паровоз. - Валентин усмехнулся. - Допивай свой коньяк, а то ты и впрямь не в себе. С двух шагов промазать в человека стаканом!
Чапа послушно припал к бутылке. Было слышно, как с бульканьем жидкость перетекает из посудины в человеческое чрево. Капельки пота, двинувшись от виска пьющего, медленно поползли к небритому подбородку. Черные спутанные волосы, сосульками свисающие до плеч, обрюзгшее лицо шестидесятилетнего пропойцы.
Насколько Валентин помнил, Чапе едва перевалило за сорок.
- Кстати, о немытых женщинах. - Чапа перевел дух и с недоумением воззрился на опустевшую бутылку. - Вчера их сюда навели не меньше роты. Наверное, согнали из подшефных гостиниц. Такой табор устроили! До семи утра кочевряжились, так что санапакс мне пришелся в самый раз.
- Надеюсь, в оргиях ты не принимал участия?
- Что я - вольтанутый? Этих болячек мне больше не надо. - Чапа передернул плечами. - Но одним глазком глянул, само собой. Из интереса. Все наши шмурики и кодланы были там - Степчик, Сулик, эта обезьяна Мартыныч… Кто в трусах, кто в галстуке, кто нагишом… Это у них юмор такой, значит, - нацепить на шею бабочку и разгуливать без штанов. Жирные, как боровы, и по десятку девиц на каждого. Зойка там тоже задом вертела. Про тебя, между прочим, спрашивала.
- С чего бы это?
- Известно с чего. Ты у нас здесь один, считай, не трахал ее. А это уже, сам понимаешь, западло. Дамочке обидно.
- Переживет.
- Ну и зря. Девочка яркая. Я бы на твоем месте не терялся. - Чапа хмыкнул.
- Правда, клейкая она, как осьминог. И ненасытная. Осторожно с такими надо.
Душу высосет. Кстати, шепнула мне, что Колета загребли. Этот идиот по пьяни пару машин колупнул. Так что теперь ты здесь надолго.
- Надолго так надолго. - Валентин кивнул на стену с коньячным пятном:
- Не забудь осколки прибрать.
Чапа шумно вздохнул. Все равно как кит или мамонт. За один присест он, должно быть, вдыхал и выдыхал литров по восемь воздуха.
- Сам виноват. Я тебя предупреждал: не доводи до греха.
- Велика барыня. - Валентин потер нос, с упреком покосился на пальцы.
Видимо, от этой привычки ему уже не избавиться. - Кстати, мне не звонили?
Рыхлый изъязвленный подбородок сторожа дрогнул. Валентин приготовился услышать знакомое кудахтанье, но вместо этого Чапа раскашлялся. Кое-как справившись с перханьем в груди, прохрипел:
- Скажи уж прямо: мол, интересует Алоис. Так вот, никто тебе не звонил и звонить не будет. Прими мой совет, Валек, отдавай швартовы и отваливай от этого скопидома. Тут одно к одному. И начальство к тебе присматривается, и Колет загремел. Вот и соображай.
Валентин улыбнулся:
- Что-то мне все сегодня советы дают. Только никто не объясняет, почему я должен рвать с Алоисом.
- А тут и объяснять нечего. Навар невелик, а риска - под самый кадык. Так что меняй "крышу", пока не поздно. Алоис думает, что он локомотив, только я-то знаю, что это не так. Между нами, он и на дрезину не тянет.
- Тебе-то лично чем он не угодил?
- А чем он мне угодил? - Чеплугин стал тяжело подниматься. Огромное, обтянутое черным свитером тело росло и росло. Он был выше Валентина на целую голову. Без двух сантиметров Примо Карнера. Самый высокий человек на стадионе.
Когда-то - и самый сильный.
- Я ведь редко кому намекаю, ты меня знаешь. - Чапа оперся о стол бревнообразными ручищами, и стол под ним скрипнул. - Но тебе, дураку молодому, даю наводку. Потому как догадываюсь, к чему все идет. И не идет даже, а катится. Твой Алоис стал поперек горла нашим пацанам. К майданному делу подкрался, торговлишку прибирает к рукам, а на общак кидает мелочевку - только чтоб отмазаться. Он-то думает, что всех обводит вокруг пальца, а на самом деле его уже приговорили. Выждут момент и кончат.
- Откуда ты это знаешь? Про приговор, про майданные дела?
- Слухами земля полнится. Вот еще слышал, например, что кто-то сдал Папику четыре вагона с китайской фарцой. А Папик - кент Малютина.
- Ну и что?
- А то, что вагоны те тоже принадлежат Малютину. Интересный оборот, правда?