– Тогда, если, конечно, вы предоставите действовать нам с мистером Вульфом, это первое, чем я займусь. Посмотрим, не найду ли я чего в этой комнате или в других. Двое управились бы скорее. Не подниметесь ли вы наверх, чтобы позвать моего человека? Впрочем, нет, лучше не надо. Он и так знает больше, чем нужно. Вам обоим следовало бы лечь в постель, но полагаю, вы этого не сделаете. Идите на кухню и постарайтесь что-нибудь съесть. Вам не стоит находиться тут, пока я буду искать. Мне придется разобрать постель. И осмотреть все ее вещи.
– Бесполезно, – усомнилась миссис Перес. – Я знаю все, что у нее было. Мы не хотим, чтобы вы тут рылись.
– Хорошо. Тогда мы с мистером Вульфом умываем руки, и за дело берется полиция. И в этом случае рыться здесь буду уже не я, а дюжина полицейских, а они очень дотошные. Причем присутствовать при этом вы опять-таки не сможете. Потому что будете арестованы.
– Теперь это уже неважно, – отмахнулся Перес. – Может, я и заслуживаю того, чтобы меня арестовали.
Он поднял стакан, который едва не выскользнул из его пальцев.
Миссис Перес встала, подошла к изголовью кровати, откинула покрывало.
– Вот увидите, – стояла на своем она, – ничего здесь нет.
Через полтора часа мне пришлось признать, что она права. Я проверил матрас, опустошил ящики, вынимая из них одну вещь за другой, сдвинул коврик и обследовал каждый дюйм пола, вытащил из платяного шкафа всю одежду и осмотрел стенки, светя себе фонариком, отодвинул комод и оглядел его сзади, перелистал штук тридцать книг и стопку журналов, вынул из рам четыре картинки – в общем, проделал все, что полагается делать при обыске. Теперь я был знаком с Марией гораздо лучше, чем при ее жизни, но не обнаружил ни малейшего намека на то, что она хоть что-то знала об Йигере, его гостях и комнате наверху и что все это хоть сколько-нибудь ее занимало.
Переса уже не было с нами. Он совсем опьянел, мешал мне, когда я пытался скатать коврик, и мы отвели его в соседнюю комнату и уложили. Кровать Марии снова была застелена, на ней сидела ее мать. Я стоял у двери, потирая руки и хмуро озираясь.
– Я же говорила вам: ничего, – заметила миссис Перес.
– Ну да, я слышал.
Я подошел к комоду и выдвинул нижний ящик.
– Не начинайте снова! – взмолилась она. – Вы как мой муж. Такой же упрямый.
– Кажется, я проявил недостаточно упрямства с этими ящиками.
Поместив ящик на постель, я стал вынимать его содержимое.
– Только изнутри дно осмотрел, а надо было перевернуть.
Я положил пустой ящик вверх дном на пол, присел на корточки, потряс его, проверил края отверткой из складного ножичка. Однажды Сол Пензер нашел ценное живописное полотно под вторым дном, приделанным не снаружи, а изнутри. У этого ящика не оказалось второго дна. Я вернул его на кровать, а миссис Перес взялась укладывать вынутые мною предметы обратно, пока я двинулся за следующим ящиком.
Вот оно! Черт побери, чуть было опять не пропустил. Ничего не найдя снаружи и пристроив ящик на кровать, я посветил фонариком внутрь и увидел крошечную, с булавочный укол, дырочку, недалеко от угла. Дно ящиков было оклеено чем-то синтетическим, розовым в красный цветочек, и дырочку проделали как раз в середине цветочка.
Я взял с подноса на столе английскую булавку, вставил кончик в отверстие, после чего использовал булавку как рычаг. Угол приподнялся. Материал оказался жестче любого пластика. Подняв его достаточно, чтобы просунуть палец, я поддел и вытащил… второе дно. Пластик был приклеен к куску картона, по размерам совпадающему с дном ящика, а под ним я увидел целую коллекцию предметов, уложенных так, чтобы ни один не выпирал. Мария была не только умная, но и аккуратная девушка.
Миссис Перес, стоявшая совсем рядом, что-то произнесла по-испански и протянула руку, но я остановил ее.
– Я имею право, – возмутилась она. – Это моя дочь.
– Никто не имеет права, – возразил я. – Она скрывала это от вас, не так ли? Только Мария имела право, но она умерла. Смотреть можете, но руками не трогайте.
Я перенес ящик на стол и опустился на стул, на котором раньше сидел Перес.
Вот перечень того, что я обнаружил в тайнике Марии.
1. Пять вырезанных из журналов рекламных объявлений "Континентальных пластиков", занимающих целую полосу.
2. Четыре этикетки от шампанского "Дом Периньон".
3. Три вырванных из "Таймс" страницы с финансовыми обзорами, бюллетень котировки акций на фондовой бирже на три разные даты с карандашной пометкой напротив "Континентальных пластиков". Цена бумаг корпорации при закрытии биржи в эти дни составляла 62 / 2 , 61 / 8 , 66 / 4 .
4. Две газетные вырезки с фотографиями Томаса Дж. Йигера.
5. Напечатанное в газете фото Томаса Дж. Йигера-младшего и его невесты в свадебных нарядах.
6. Газетная фотография миссис Томас Дж. Йигер-старшей с тремя другими дамами.
7. Крупный, на целую полосу, снимок из иллюстрированного журнала, сделанный на банкете Национальной ассоциации производителей пластмасс в банкетном зале отеля "Черчилль". Тот самый, что я видел у Лона Коэна вечером в понедельник. Внизу указаны имена находившихся на сцене вместе с Йигером, в том числе и нашего клиента, Бенедикта Эйкена.
8. Три портрета Мег Дункан, два из журналов и один из газеты.
9. Тридцать один карандашный набросок – женские головки, в шляпках и без, изображенные на листах белой бумаги формата пять на восемь дюймов.
Пачка такой бумаги лежала на столе у Марии, еще две – в ящике. В нижнем левом углу каждого листа стояла дата. Я, конечно, не искусствовед, но, по-моему, нарисовано было неплохо. Беглого просмотра мне хватило, чтобы понять: моделей было куда меньше тридцати. Тут набиралось по два-три изображения одного и того же лица, а то и четыре-пять. Самые ранние наброски сделаны около двух лет назад, а на одном из листков стояла дата 8 мая 1960. Прошлое воскресенье. Я хорошенько рассмотрел этот рисунок. Теперь у меня появилась многообещающая кандидатка для представления публике на процессе об убийстве. Не Мег Дункан и не Дина Хок. Возможно, Джулия Макги. Осознав, что уже признал виновной мисс Макги, я сразу бросил разглядывать набросок. Один из самых четко действующих отделов головного мозга – тот, что превращает возможность в вероятность, а вероятность – в факт.
10. Девять пятидолларовых купюр разных лет выпуска.
Миссис Перес пододвинула второй стул к моему и села. Она все видела, но не проронила ни слова. Я посмотрел на свои часы: без двадцати шесть. Аккуратно выровняв края страниц "Таймс", я сложил их пополам и остальные бумаги поместил между ними.
Вопрос о том, не препятствую ли я отправлению правосудия, утаивая улики, уже не стоял. Конечно, мой адвокат мог утверждать, что я не связал обнаруженные мною предметы с убийством Йигера. Но если бы он попытался уверить суд, будто я не соотнес их с убийством Марии Перес, то поневоле признал бы тем самым, что его клиент – идиот.
Держа улики в руке, я поднялся и обратился к миссис Перес:
– Все это говорит лишь о том, что Мария была любопытна, как всякая неглупая девушка, и что она любила рисовать людей. Я забираю это, чтобы показать мистеру Вульфу. Деньги я вам верну, надеюсь скоро. У вас была тяжелая ночь, и впереди тяжелый день. Если найдется долларовая купюра, прошу вас, дайте ее мне. Вы нанимаете мистера Вульфа и меня для расследования убийства вашей дочери и потому разрешаете мне забрать эти вещи.
– Вы были правы, – признала она.
– Я пока не заслужил похвал. Итак, доллар?
– Мы можем заплатить больше. Сто долларов. Это неважно.
– Пока хватит одного.
Она встала, вышла, вернулась с долларовой бумажкой в руке и протянула ее мне.
– Мой муж уснул, – сказала она.
– Вот и хорошо. Вам тоже надо поспать. Теперь мы работаем на вас. Сегодня к вам придут и, возможно, отвезут вас с мужем в окружную прокуратуру. Про Йигера они упоминать не станут, и вам, разумеется, тоже не стоит этого делать. Что касается Марии, просто скажите им правду, ту, что уже говорили полицейским: вечером она пошла в кино, и вы не знаете, кто убил ее и почему. Вы обычно относили завтрак моему человеку наверху?
– Да.
– Сегодня не утруждайте себя. Он скоро уйдет и уже не вернется.
Я протянул ей руку, которую она пожала.
– И передайте мужу, что я друг, – добавил я, и мы пошли к лифту.
Оказавшись в гнезде разврата, я сразу включил свет. Мысли мои настолько занимало совсем другое, что на полотна я просто не обратил внимания, как будто их вообще тут не было. Зато одна живая картина привлекла мое внимание: спящий на восьмифутовой кровати Фред Даркин, голова на желтой подушке, желтая простыня натянута до подбородка. Когда зажегся свет, он пошевелился, заморгал, потом сунул руку под подушку и выхватил револьвер.
– Вольно! – скомандовал я. – Пока ты копался, я успел бы всадить в тебя пулю. Мы получили все, что нам нужно. Пора сматываться. Можешь не спешить; если уберешься через полчаса, будет хорошо. Внизу не задерживайся, не ищи миссис Перес, чтобы поблагодарить ее: у них беда. Прошлой ночью убили их дочь – не здесь, не в этом доме. Так что просто исчезни.
Он встал:
– Что за черт, Арчи? Во что это я вляпался?
– Ты вляпался в триста баксов. Советую не задавать мне вопросов, а то, чего доброго, отвечу. Иди домой и скажи жене, что у тебя выдались тяжелые двое суток и ты нуждаешься в отдыхе.
– Скажи одно: меня вычислят?
– А ты подбрось монетку. Надеюсь, нет. Может и повезти.
– Не стереть ли мне отпечатки? За десять минут управлюсь.
– Нет. Если они сюда доберутся, отпечатки пальцев им не понадобятся. Иди домой и сиди тихо. Возможно, около полудня я позвоню тебе. И не вздумай прихватить с собой какую-нибудь из картин.
Я пошел к лифту.
Глава двенадцатая
Когда Вульф в одиннадцать спустился из оранжереи, я сидел за своим столом с так называемым полуденным выпуском "Газетт". На первой полосе напечатали фотографию Марии Перес, мертвой. Она попала на первую страницу незаслуженно: не было в ней ничего особенного, кроме молодости и красоты. Просто в ту ночь больше никого не убили, не ограбили и не арестовали.
Никаких секретов от читателя. Если отбросить всякие журналистские завитушки, вот факты, которыми располагали газетчики. Первый: тело нашел в 12.35 дня сторож, обходя свой участок Северного речного пирса в районе Сороковых улиц. Второй: убийство произошло не раньше чем за три часа до обнаружения тело, а может, и позже. Третий: Мария была убита выстрелом в затылок из пистолета тридцать второго калибра. Четвертый: последними ее видели живой две подруги, с которыми она пошла в тот вечер в кино. Девушки сказали, что около девяти Мария встала и вышла, и больше не возвращалась. Куда пошла, не сказала. Они решили, что подруга идет в уборную. Пятый: мать и отец отказались разговаривать с репортерами. Даже намека не было сделано на то, что смерть Марии как-то связана с кончиной Томаса Дж. Йигера, чье тело три дня назад нашли в траншее на улице, где она жила.
Утром, после того как Вульф позавтракал в своей комнате, я коротко, изложив только самую суть, рассказал ему о происшедшем ночью. Теперь же, когда он сидел за своим столом, я вручил ему "Газетт". Он взглянул на фотографию, прочитал передовицу, положил газету на стол и откинулся на спинку кресла.
– Дословно, – велел он.
Я выдал ему весь улов – включая, разумеется, посещение Фреда – и, закончив, передал вещественные доказательства, найденные в ящике в комнате Марии.
– Кое-что, – заметил я, – может направить вас по ложному следу. Этикетки от шампанского. Я не верю, и никогда не поверю, что Мария пила шампанское. Этикетки она отклеила от пустых бутылок, которые мать и отец приносили сверху, чтобы потом выбросить.
– Это кто сказал?
– Это я говорю.
Вульф фыркнул и начал изучать улики. Он всегда тратит на это кучу времени. Каждую бумагу босс осмотрел с двух сторон, даже рекламные объявления, пятидолларовые купюры и страницы "Таймс". Закончив с ними, он только что не обнюхал фотографии и этикетки, отдал их мне и взялся за рисунки.
Сперва Вульф бегло просмотрел их, потратив на одни секунд пять, на другие с минуту, потом встал и принялся раскладывать рядами на столе. Они покрыли почти всю поверхность. Я стоял и наблюдал, как он передвигает их, сортируя на группы сообразно тому, что за женщина на них изображена. Дважды я с ним не соглашался, и мы пускались в обсуждения.
В итоге у нас получилось три группы по четыре наброска, пять групп по три, одна группа из двух рисунков и две из одного. Одиннадцать посетительниц за два года, и вряд ли Мария изобразила всех. Этот Йигер был очень гостеприимен.
Я указал на кучку, состоявшую из четырех рисунков.
– Могу назвать имя, – сказал я. – Десять против одного, что попаду в точку. Я с ней как-то танцевал. Ее муж вдвое старше и владеет сетью ресторанов.
Он сверкнул на меня глазами:
– Ты пускаешь пыль в глаза.
– Отнюдь, сэр. Ее фамилия Дилэнси.
– Фу. А вот эту не назовешь? – Он указал на кучку из двух набросков. – Один портрет датирован пятнадцатым апреля, другой – восьмым мая. Прошлым воскресеньем.
– А эту я оставляю вам. Назовите сами ее имя.
– Она была у нас.
– Да, сэр.
– Джулия Макги.
– Она самая, сэр. И вовсе я не пускал пыль в глаза, просто хотел проверить, опознаете ли вы ее. Если на набросках указаны даты, когда Мария не просто нарисовала этих женщин, но видела их внизу, значит, Джулия Макги была там в воскресенье. Следовательно, она либо убила Йигера, либо обнаружила его труп. Будь он жив-здоров, когда гостья явилась, она не ушла бы раньше полуночи, ведь предполагалось угощение. И разумеется, явилась она не для того, чтобы записывать под диктовку. Будь они оба наверху, когда пришел убийца, он бы и с ней разделался. Итак, если она не убила Йигера, значит, застала уже мертвым. Кстати, чтобы внести полную ясность, сообщаю: я записал в книгу учета доллар, который мне дала миссис Перес в качестве задатка. Я принял его. Куда больше шансов, что она не станет болтать, если будет уверена, что наняла нас. Думаю, уж теперь-то Пересов можно исключить из списка подозреваемых. Не могли же они убить свою дочь? Я вовсе не торжествую. Признаюсь, я предпочел бы ошибиться, чем подтвердить догадку, что Мария всего лишь получила то, на что сама напрашивалась.
– Это не более чем предположение – что она сама напрашивалась.
– Ну да, но либо наша версия состоит в том, что ее лишил жизни убийца Йигера, либо у нас вообще нет версии. В таком случае Мария должна была как-то с этим человеком связаться. Предположим, это Джулия Макги. Она не могла знать, что за ней наблюдают в щелку внизу, а если и могла, то представления не имела, кто именно наблюдает. Случись ей что-то почувствовать или заподозрить, как это было со мной, она толкнула бы дверь и обнаружила за ней Марию. Тогда она бы не стала подниматься наверх и пускать в ход взятое с собой оружие, чтобы прикончить Йигера. Значит, Мария связалась с этим человеком только вчера и пошла на это не просто ради удовольствия сказать: "А я видела вас в воскресенье вечером и знаю, что это вы убили мистера Йигера". Она хотела заключить сделку. Да, это только мое предположение, и я делаю его совсем не потому, что мне оно нравится. Я бы предпочел думать, что душа ее была так же прекрасна, как и лицо. Но в любом случае шампанского она не пила.
– М-м-м, – промычал Вульф.
Я ткнул пальцем в кучку из трех набросков:
– Это Дина. Миссис Остин Хок. Мария умела передавать сходство. Миссис Дилэнси тоже очень похожа.
– Нет портретов Мег Дункан.
– Верно. Зачем рисовать, когда есть фотографии?
Вульф сел.
– Звони Фреду. Когда он сможет приехать?
– Минут через двадцать.
– Звони.
Я подошел к телефону и набрал номер. Фред ответил. Я сказал ему, что если он подъедет в течение девятнадцати минут, то получит от нас две вещи: триста пятнадцать долларов и инструкции от Вульфа. Он ответил, что будет рад и тому и другому. Я передал это Вульфу, который распорядился:
– Теперь звони мисс Макги. Мне надо с ней поговорить.
Это заняло несколько больше времени. Проблема была в том, что телефонистка на коммутаторе "Континентальных пластиков" теперь, когда мистера Йигера не стало, не знала, где найти его бывшую секретаршу. Наконец Джулию отыскали, я сделал знак Вульфу, и он взял трубку. Я остался на месте и слушал их разговор.
– Мисс Макги? Мне нужно увидеться с вами как можно скорее. У меня.
– Что ж… – В ее голосе не чувствовалось особого энтузиазма. – Я заканчиваю в пять. В шесть подойдет?
– Нет. Это срочно. Как только сможете добраться сюда.
– А по телефону нельзя сказать, в чем дело… Хотя да, вряд ли. Хорошо, я приеду.
– Прямо сейчас.
– Ладно. Выезжаю через несколько минут.
Мы положили трубки. Вульф откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. Я собрал рисунки, достал из шкафа папку, написал на ней "Йигер" и упрятал в нее всю коллекцию Марии Перес. Решил, что сейф – более подходящее место для бумаг, которые в один прекрасный день могут фигурировать на суде в качестве вещественных доказательств, чем шкаф.
Когда Вульф открыл глаза, я дал ему подписать чек для Фреда Даркина на триста пятнадцать долларов. Получалось, что на расследование дела Йигера мы потратили пять сотен, у нас четыре клиента, два доллара задатка – и прекрасные шансы загреметь в кутузку за воспрепятствование отправлению правосудия.
Я положил чек для Фреда себе на стол, и в этот момент зазвонил телефон. Это была миссис Йигер. Она хотела знать, когда наконец я покажу ей комнату на Восемьдесят второй улице. А еще она желала мне сообщить, что убита дочь управляющего домом и, по ее мнению, мы должны этим заняться. Она посоветовала мне не мешкая приступить к делу, когда повезу ее смотреть комнату, чтобы лишний раз не ездить. Если вы думаете, что мне следовало заткнуть ее, поскольку телефоны могут прослушиваться, то совершенно правы. Я пытался. И в конце концов мне это удалось.
К тому времени появился Фред, которому открыл Фриц. Я вручил Даркину чек, а Вульф дал инструкции, которые тот выслушал, не моргнув глазом.
Разница в его отношении ко мне и к Вульфу не имеет под собой никакого практического основания. Получая инструкции от меня лично в гнезде разврата, он подозревал, что наше сотрудничество может слишком далеко его завести, и ему это не нравилось. Теперь, когда он имел дело с Вульфом, ни о каком "далеко – близко", "нравится – не нравится" речи вообще не шло.
Давным-давно в голову Фреда забралась и угнездилась там мысль, что Вульфу сойдет с рук абсолютно все. Поэтому он был уверен, что ничем не рискует. Хотел бы я посмотреть, какое у него будет лицо, если Вульф пошлет его в Москву следить за Хрущевым.
Когда раздался звонок в дверь, Фред встал и пересел в кресло около книжных полок, а я пошел открывать.
Меня ждал сюрприз. Джулия Макги стояла на крыльце не одна. Я вернулся, заглянул в кабинет и доложил Вульфу, что вместе с секретаршей пожаловал Эйкен. Патрон сердито взглянул на меня, поджал губы, потом кивнул, и я отправился открывать дверь.