Тайна Девы Марии - Хизер Террелл 12 стр.


- Мисс Койн, не стану отрицать, что сегодня я пришел в зал заседания с твердым убеждением отказать аукционному дому "Бизли" в ходатайстве об упрощенном судопроизводстве, и выступление адвоката мисс Баум, безусловно, этому способствовало. Однако ваша речь, представившая в новом свете письменное ходатайство, заставила меня усомниться в своем убеждении. Мне и моим клеркам предстоит большая работа, прежде чем я вынесу решение.

Пока судья бубнил насчет процедуры и сроков по принятию решения (пройдет три или четыре недели), Мара старалась не смотреть на Харлана. Независимо от благоприятного судейского отзыва, босс будет в ярости, Мара в этом не сомневалась, - в своей речи она отошла от одобренного сценария. Не говоря уже о реакции Майкла. Что еще хуже, ее слова вызвали еще большую симпатию к потерям Хильды Баум, а ведь они с Майклом столько работали, чтобы как раз этого избежать. Но на какую-то долю секунды перед началом речи Мара мысленно представила бабушку, Шварцев, Штернов, Блумеров и всех им подобных и почувствовала, что просто обязана, если только у нее есть совесть, отдать им должное, потеснив свои профессиональные интересы.

Но Мара ошиблась. Как только судья закончил свою речь и все встали, провожая его, Харлан хлопнул ее по спине.

- На минуту вы меня испугали, Мара, своим новым вступлением и прочим. Но вы действительно все перевернули с ног на голову. Отлично придумано - использовать естественное сочувствие к истице в качестве оружия против нее.

На Мару накатила волна тошноты. Она выразила участие, свойственное любому нормальному человеку, столкнувшемуся с трагедией холокоста, а Харлан решил, что она просто использовала в своих целях беду истицы. Она могла бы понять его ярость, вызванную отступлением от сценария, но чего она никак не могла понять, так это полного отсутствия у начальника сопереживания людям, вовлеченным в это дело. Казалось, босс вообще лишен каких-либо человеческих чувств.

Видя, что Мара запнулась, Майкл перевел разговор на другую тему.

- Пожалуй, теперь нам полагается выпить за успех.

Все трое отправились в известный бар "О'Нил" при здании суда. Заняв столик возле стойки, они начали вспоминать сегодняшние события. То, как они охарактеризовали речь Мары, ее ободрило. Харлан остался очень доволен. Майкл тоже. Мара попыталась забыть о неприятном осадке, который остался у нее в душе из-за босса, она думала только о победе.

Кто-то громогласно окликнул Харлана через весь зал.

- Эй, старый мошенник, это ты?

Харлан поднял свою тушу и заковылял к незнакомцу, то ли старому коллеге, то ли недругу - Мара и Майкл так и не поняли, - и на удивление тепло его приветствовал. Глядя на то, как он тяжело идет по залу, за внешностью грузного мужчины Мара увидела пухлого юного мальчишку, которому отчаянно не хватает друзей. Одинокий в детстве, он выбрал одиночество и сейчас, предпочтя работу семье и женившись на делах и деньгах, а не на женщине. Впервые Маре стало жаль его, и она поняла, почему он так закрыт для любых чувств.

- Могу я пригласить тебя к себе на ужин? - пробормотал Майкл. - Это будет просто репетиция, настоящий праздник я запланировал на завтрашний вечер.

Он принялся обводить пальцем круги по ее колену. Мара невольно охнула и оглянулась, желая удостовериться, что Харлан не видел этого жеста.

- С удовольствием.

- Ты дашь мне несколько часов после того, как мы все здесь закончим? Встретимся у меня в восемь?

- Конечно, - прошептала Мара, видя, что Харлан возвращается к столику.

Пропустив еще несколько рюмок, Мара и Майкл разъехались в разных такси, каждый в свой офис, сохраняя внешние приличия.

17

Харлем, 1658 год

Новый союз мастеров ван Маса и Миревелда не может справиться с наплывом заказов. Городские состоятельные бюргеры как с ума посходили - всем хочется иметь портреты, а все оттого, что бургомистр преждевременно раздул костер.

Работы в мастерской прибавляется вдвое, так как приходится обслуживать два разных потока клиентуры: тех, кто обращается к мастеру ван Масу, и тех, кто требует мастера Миревелда. Мастера это вполне устраивает, он продолжает топить свое горе в труде. В создании традиционного портрета с простой композицией и несколькими символическими предметами, олицетворяющими добродетели изображаемой персоны, мастеру ван Масу нет равных. Если же заказчик хочет отступить от традиций, то ему прямая дорога к мастеру Миревелду. Он использует контрастное сопоставление света и тени и очень по-кальвинистски передает несовместимую природу светлого и темного, неба и земли, что очень немногие до него пытались изобразить. Йоханнес работает без определенных правил, он меняет тип мазка и комбинирует различные жанры: так портрет возникает внутри бытовой зарисовки; или появляется сочетание натюрморта с портретом, или натурщик изображен в окружении архитектурной композиции - все для того, чтобы рассказать живую историю, передать сущность людей, которым художник никогда не позволяет предугадать результат заранее.

Мастер, давным-давно выставивший Хендрика за порог, отпускает на все четыре стороны и Люкенса с Леонартом. Ни тот ни другой так и не восприняли новый статус Йоханнеса. По настоянию Миревелда, Питер Стенвик тоже становится партнером на более-менее равных условиях. В большей степени подмастерье, не получивший пока звания мастера, он служит во всех ипостасях: помощника, художника, управляющего и друга - по крайней мере Йоханнесу.

Мастер учит друзей, как вести дела в искусстве. Гильдию Святого Луки, объясняет он, нужно ублажать, так как она контролирует весь художественный рынок. Чтобы что-то продать, нужно обязательно стать ее членом и пользоваться хорошей репутацией. В основном следует сосредоточиться на портретах - только так можно заработать себе имя в определенных кругах и сделать карьеру. Жанровая живопись и архитектурные зарисовки - все это прекрасно, от этих заказов тоже не следует отказываться, но клиентов на них не заработаешь. Религиозных картин следует избегать во что бы то ни стало, не только потому, что сама по себе эта живопись является грехом против Бога, но и потому, что она отвращает клиентов от истинной веры.

Теперь, когда Йоханнес перерос период ученичества, он получает свободу передвижения и может ездить к родителям, но заказов слишком много, да и расстояние чересчур велико. Наоборот, он все реже и реже видится с родителями, а потом и вообще перестает их навещать. Время идет, и мастер становится не только партнером, но и отцом, а Питер не только коллегой, но и братом. Семья и деловой союз сливаются в одно целое.

Любимцы бургомистра, мастера ван Мас и Миревелд иногда в сопровождении Питера, посещают банкеты и балы, принимают визиты образованных господ, ценителей искусства, которые любят наведываться в мастерские выдающихся художников, и потчуют своих соратников по гильдии рассказами о придворной жизни в обмен на грубоватые рыночные сплетни. Дни проходят в мастерской, а вечера посвящаются расширению деловых связей. Только глубокой ночью, когда язык развязывается от вина, мастер горюет о потере юной красавицы жены и младенца сына. Если не считать этого, жизнь проходит в идиллии.

Мастер умирает, и Йоханнес с Питером, как двое сирот, погружаются в скорбь. Они оставляют заказы незаконченными, копят неоплаченные счета и пренебрегают обязанностями в гильдии. Обширные владения мастера, его дом со всей роскошной обстановкой, его полотна и даже целое собрание гравюр, по которым учились Йоханнес и Питер, - все идет с молотка, чтобы оплатить счета от торговца вином и карточные долги как следствие тайной ночной скорби мастера. Клиентура, тяготеющая к традиционной портретной живописи мастера ван Маса, уходит к другим живописцам, и даже те, кто предпочитал новаторский стиль Йоханнеса, ищут других, менее занятых художников. Мастерская приходит в упадок.

Мастерская еле-еле держится на плаву благодаря щедротам одного богатого покровителя, торговца льном, Карла Янтзена. Он одалживает деньги и выплачивает авансы за будущие заказы в обмен на преимущественное право покупки всех полотен Йоханнеса, хотя не осмеливается диктовать живописцу темы работ. Йоханнес продолжает писать картину за картиной, но их никто не видит, кроме Янтзена, так как они висят в его личных апартаментах. Такое покровительство - в равной мере благо и проклятие.

Йоханнес внимательно изучает конторские книги, вспоминая коммерческие наставления мастера, в попытке собрать достаточно гульденов, чтобы купить дорогостоящие пигменты и волоски для кистей. Он экономит на всем, на чем можно, распускает всех подмастерьев и учеников, оставляет только Питера, чтобы поддерживать мастерскую ван Маса и Миревелда - название, которое Йоханнес сохраняет в память о мастере.

Однажды, когда он вновь и вновь подводит баланс в надежде увидеть незамеченную ранее сумму и пустить ее на новые полотна, дверь в мастерскую шумно распахивается и вбегает Питер.

- Что скажешь насчет заказа? - восклицает он.

- Очередной заказ Янтзена? - отвечает Йоханнес, даже не отрывая глаз от страницы; деньги ему, конечно, пригодятся, но он знает, что новых клиентов они не привлекут.

- Нет.

- Тогда кого?

- Заказ от другого клиента.

- Кого же?

- Нового бургомистра.

Йоханнес поднимает удивленный взгляд на Питера и видит самодовольную ухмылку.

- Нового бургомистра, говоришь? Ладно тебе, Питер. - Йоханнес теряет терпение оттого, что товарищ его дразнит.

- Да, Йоханнес, я говорю о бургомистре Брехте.

Друзья улыбаются друг другу, испытывая огромное облегчение, смешанное с изумлением. Отправляясь на поиски открытой в столь поздний час таверны, чтобы отпраздновать событие, они гадают, каким образом выбор пал на их мастерскую. Заказ от нового бургомистра получит широкую огласку, а если удастся добиться похвалы от столь высокопоставленной особы, то к ним рекой потекут заказы от знатных и богатых людей. Янтзен не осмелится осуществить преимущественное право покупки, ведь его торговля тоже зависит от поддержки бургомистра. Возможно, близок конец мучениям мастеров из мастерской ван Маса и Миревелда.

18

Нью-Йорк, наши дни

На следующий день Мара убежала с работы пораньше, чтобы прогуляться по Центральному парку до встречи с Майклом, которую он спланировал на вечер - отметить будущий успех. Им предстояло поужинать "У Даниеля", а затем отправиться в Метрополитен-опера на "Мадам Баттерфляй". Слишком удобный случай, чтобы пропустить спектакль, как сказал Майкл.

В парке Мара не шла, а летела. Последние сутки она парила в облаках, мечтая о совместном будущем с Майклом и успешной карьере в "Северин". Весна в этот год наступила рано, принеся с собой калейдоскоп красок: зеленые листочки, расцветающие тюльпаны, нарциссы, гиацинты и запах новизны. Толпы засидевшихся в домах ньюйоркцев поддались соблазну и, несмотря на прохладу, заполнили парк.

Мара дошла пешком до аукционного дома "Бизли", где зарегистрировалась в вестибюле и поприветствовала знакомого охранника, бывшего полицейского. Ларри всякий раз потчевал ее местными сплетнями и собственными интерпретациями песен Синатры, пока они вместе поднимались в лифте на двадцать четвертый этаж. Девушке нравилась его компания, он напоминал ей двоюродных дедушек, чей провинциальный акцент и грубоватые манеры вызывали у ее отца чувство неловкости, но Мара всегда обожала этих родственников за теплоту.

Помощница Майкла, Ханна, приняла пост у Ларри, когда лифт открылся, и сопроводила Мару в кабинет начальника. По дороге Ханна объяснила в своей обычной официальной манере, что Майкл задержался на встрече вне офиса.

- Он просил передать вам, чтобы вы устроились в его кабинете и подождали. По его расчетам, он вернется сюда не позже половины восьмого, так что вы успеете на восьмичасовое мероприятие.

В голосе Ханны не слышалось и намека на иронию. Маре даже стало любопытно, что на самом деле знает или подозревает секретарша насчет ее отношений с Майклом. Ханна была чересчур расторопна, чтобы ни о чем не догадываться, и чересчур профессиональна, чтобы сеять намеки.

Мара взглянула на часы: было только 18.00. Ясно, что поужинать перед спектаклем они не успеют, поэтому придется чем-то развлечь себя у него в кабинете до его прихода.

- Все в порядке, Ханна. Мне нужно сделать много звонков и просмотреть кое-какие бумаги.

- Я могу предложить вам чашку чая, пока вы ждете? Если я правильно помню, "Эрл Грей" с лимоном?

- Большое спасибо, Ханна. Это было бы чудесно.

Мара удобно расположилась на диване Майкла с чашкой дымящегося чая. Примерно час она занималась телефонными звонками и просмотром бумаг, подготовленных для нее младшей сотрудницей. Но потом она начала терять терпение и прошла к письменному столу Майкла.

Она всегда была любопытна. Даже ребенком Мара осторожно разворачивала, а затем снова заворачивала свои рождественские подарки за несколько недель до прихода Санты, чтобы иметь возможность помечтать о будущих сокровищах. Отец до сих пор шутил, что именно инстинкт раскапывать секреты сделал из нее успешного юриста. Тот же самый импульс заставлял Мару проводить долгие вечера, разгадывая детективы с бабушкой, и много времени в колледже тратить на то, чтобы собирать по кусочкам средневековые тайны. Поэтому, когда она начала просматривать бумаги Майкла и его календарь, то делала это небрежно, почти неосознанно. Ее пальцы перебирали листки, хотя она ничего особенного не искала, а всего лишь испытывала любопытство. По крайней мере, именно так она себя успокаивала - хотя, если быть честной до конца, ей хотелось больше узнать о жизни Майкла до нее, раз он рассказал о себе гораздо меньше, чем она, во время их ночных откровений.

Сидя в его кресле, она включила компьютер, и на экране появился электронный почтовый ящик Майкла. Мара знала, что следует тут же нажать кнопку выхода, но не смогла побороть соблазн. В конце концов, рассуждала она, пытаясь логически обосновать свое поведение, это всего лишь список тем полученных сообщений, составленный по большей части лаконичным, официальным языком. Мара рассеянно проглядывала список, не переставая удивляться разнице между бизнесменом Майклом и тем Майклом, с которым она проводила ночи. Копаясь в его почте, она увидела очень практичного, проницательного и методичного человека.

Внезапно взгляд ее остановился на папке, озаглавленной "Судебные записки по делу "Баум"". Она щелчком открыла папку и прочитала заголовки всех сообщений с первого до последнего. Ее любопытство подстегивал тот факт, что Майкл вел переписку по этому вопросу с Филиппом. Теперь она действовала более осознанно, в угоду собственным интересам: Мара искала комплименты в свой адрес.

Кому: Майклу Рорку

От кого: Филипп Робишо

RE: Судебные записки по делу "Баум"

Я прочел присланные тобой бумаги. Кажется, из твоей хорошенькой подружки может получиться довольно хитрый юрист, если направить ее в нужное русло. Отличная работа - твой дедушка гордился бы тобой. Полагаю, подлинные документы в надежном месте?

Кому: Филиппу Робишо

От кого: Майкл Рорк

RE: Судебные записки по делу "Баум"

Под крепким замком, запертым на ключ самого святого Петра.

Кому: Майклу Рорку

От кого: Филипп Робишо

RE: Судебные записки по делу "Баум"

Твоя преданность делу не осталась незамеченной. Хотя я почти жалею, что не возложил на себя задачу ухаживания. Почему бы тебе не устроить еще один романтический ужин? Все равно ведь приходится ждать окончательного решения судьи. Возможно, ей нужно будет еще поработать, если он обманет наши ожидания.

Кому: Филиппу Робишо

От кого: Майкл Рорк

RE: Судебные записки по делу "Баум"

Отличная мысль. Я планирую вечер в опере.

Кому: Майклу Рорку

От кого: Филипп Робишо

RE: Судебные записки по делу "Баум"

Держи меня в курсе.

Мара окаменела. Она снова и снова читала сообщения, лихорадочно перебирая возможные объяснения. Но только одно подходило к данному случаю.

Заскрипела дверь. Мара развернулась в кресле Майкла и увидела, что в дверях стоит Ханна. Мара заслонила собой экран монитора, надеясь, что Ханна не успела заметить, чем она тут занимается, но секретарша оставалась, как всегда, невозмутимой.

- Только что звонил Майкл. Его встреча затягивается, и он не успеет приехать сюда за вами. Он просил меня извиниться перед вами и передать, что он предлагает встретиться под красным Шагалом в 7.50. Это о чем-нибудь вам говорит?

- Да, конечно. Спасибо, Ханна. Я только соберу свои вещи и сразу отправлюсь туда.

Маре оставалось только молиться, чтобы Ханна не услышала, как громко колотится ее сердце.

Ханна ушла, прикрыв за собой дверь, а Мара снова повернулась к экрану и нажала кнопку "печать".

19

Нью-Йорк, наши дни

Мара не помнила, как добралась до Линкольн-центра, как здоровалась с Майклом, как потом они искали свои места, следили за подъемом знаменитых хрустальных люстр оперного театра или как слушали мелодии Пуччини. Son venuta al richiamo d'amor. Все, что она видела, слышала и ощущала, - шквал вопросов в собственной голове.

Эмоции сменяли одна другую. Сначала ей хотелось обрушиться на Майкла с яростью, высказать прямо в лицо все свои подозрения и даже ударить. Но ярость уступила место стыду, когда ей начало казаться, будто все вокруг знают ее тайну. Теперь придется ходить с этим клеймом наивности, глупости, невольного участника в обмане Майкла. Мара взглянула на свои руки и увидела, что, как и все зрители в зале, хлопает в ладоши, но звука почему-то не услышала.

Толпа поднялась, и она вместе с ней. Она смотрела на себя словно чужими глазами: вот она идет за Майклом, вот отвечает на его улыбку, вот берет его под руку в толпе на выходе. Господи, она касается его руки. Так отчего люди вокруг не смотрят на нее во все глаза? И самое худшее - что сказала бы ее бабушка?

Должно быть, она позволила усадить себя в такси. Очнулась Мара, только когда машина подъехала к ее дому и Майкл наклонился к ней, чтобы поцеловать. Она увернулась, забилась в дальний угол сиденья. По его взгляду было ясно, что он ждет обычного приглашения подняться наверх, но Мара быстро пробормотала что-то насчет плохого самочувствия и пулей бросилась в дом.

Наверху, заперев за собой дверь на все замки, Мара первым делом прошла к холодильнику и достала бутылку белого вина. Она понимала, что этого делать не следует, что голова ей нужна ясная, но не могла справиться с болью и смятением. Трясущимися руками она налила себе вина во второй раз, а потом и в третий.

Назад Дальше