Красавица показалась мне необычно бледной. Ее нежно-фарфоровое лицо было похожим на гипсовую маску. Она жестом предложила мне повесить плащ на деревянный крючок рядом с входной дверью, и махнула рукой в сторону комнаты. Комната выглядела так же скромно, как и вся серийная блочная квартирка. Маленькая, обставленная еще советской мебелью – фанерная секция, небольшой шкаф "Прощай, молодость", маленький плюшевый диванчик, стеклянный журнальный столик на колесиках. Я повернулась к стоявшей в дверях комнатки Маше:
– Маш, ты квартиру снимаешь?
– Нет, я здесь с детства живу. С мамой, просто она сейчас на работе.
– А где же кровать мамы?
– А этот диван раздвижной, мы прекрасно помещаемся вдвоем.
– А ты не просила Виктора Исаевича купить тебе другую квартиру?
– Мне от него другое нужно. Будет слава, будет и квартира.
Ладно, я сейчас о другом переживаю. Вот, смотри!
Она протянула мне большой белый конверт, на котором крупными печатными буквами было выведено:
"Господину Перельману в собственные руки. Срочно."
– Господин Перельман – это твой банкир?
– Именно. Это ему передали через охрану сегодня утром. Посмотри, что в конверте.
Я достала из конверта бумагу формата А-4, на которой компьютерным шрифтом было набрано:
"Уважаемый господин Перельман. Если вы в течение недели не переведете на счет номер такой-то 20 тысяч евро, ваша протеже Мария Теркина, выступающая под псевдонимом Снежная королева, будет убита. Доброжелатель"
Я перевела глаза с анонимки на Машу:
– Маша, наверное, такие письма всем банкирам приходят. Может быть, это шуточки Петра Гринько?
– Там, в конверте, еще одна бумажка лежит. Посмотри.
Я заглянула в конверт. Точно, еще один листик завалялся, размером поменьше. Достав его, я обнаружила, что это распечатанная на принтере фотография. Она была отличного качества, но я долго смотрела на картинку, не в силах поверить своим глазам.
Девушка на фото явно была мертва, ее распухшее посиневшее лицо фотокамера отобразила с необычайной четкостью. На отличном цифровом фото можно было рассмотреть даже провалы пустых глазниц. Убитая лежала на бетонном полу какого-то подъезда, рядом с ее головой были засняты большие блестящие ножницы с грязно-коричневыми концами. Пытаясь осознать увиденное, я долго рассматривала короткие бурые волосы покойницы, в которых блестели фиолетовые и зеленые пряди. Затем перевела глаза на откинутую в сторону руку убитой. Похоже, там виднелись розовые перья экзотической птицы. И чем больше я смотрела на фото, тем больше убеждалась – на бетонном полу лежала Марго.
Глава 9
Я быстро набрала номер Марины Петровны.
– Это Полина. Что с Марго?
– Ты уже знаешь? – голосов пашиной матери звучал глухо. – Она убита вчера вечером в нашем подъезде.
– Она была одна, без Паши?
– Вышла на пять минут, в соседний киоск за папиросами. Полина, ты ко мне приедешь?
– Да, через пару часов. Какая помощь нужна?
– Просто поговорить. Пожалуйста.
– Да, я скоро буду.
Я нажала "Отбой" и повернулась Маше.
– Я знаю убитую девушку. Но убийца – откуда он знает про тебя и Виктора Исаевича?
– Он забыл об этом написать. – безжизненным голосом откликнулась Маша. Я порадовалась, что чувство юмора ее покинуло не окончательно.
– А что это за счет, твой банкир проверил?
– Да, разумеется. Это анонимный счет на сейшельских островах. Кому принадлежит – неизвестно.
– Да, наш шантажист неплохо подготовился. И что думает делать Виктор Исаевич?
– Он сказал, что выбор за мной. Он вполне может перевести на счет требуемую сумму. Но подозревает, что завтра от него потребуют уже двести тысяч, а через неделю – два миллиона. А потом меня все равно убьют.
– В общем, логично, еще никому не удавалось откупиться от шантажиста. Тем более, с замашками маньяка. Ну и что тебе предлагает твой банкир? Одеться в белое и ждать человека с ножницами?
– Нет, – слабо улыбнулась Маша. – Он предлагает приставить ко мне двух охранников и обратиться в милицию. Пусть найдут шантажиста раньше, чем истечет срок уплаты.
– Очень разумное решение.
– Ты серьезно веришь, что охрана меня спасет?
– Конечно, от снайпера никакая охрана не защитит, но ведь тут другой случай. Шантажисту невыгодно тебя убивать, тогда он ни гроша не получит. Скорее, он тебя постарается похитить. Кстати, интересно, почему он с этого не начал?
– Ты меня спрашиваешь?
– Просто размышляю вслух.
– Веселая у меня перспектива…
– Погоди паниковать. Во-первых, неделю тебе, скорее всего, ничего не угрожает. Хотя, на всякий случай, охрану лучше выставить немедленно.
– Через час прибудет, Виктор Исаевич уже обратился в охранное агентство.
– Во-вторых, возможно, за неделю милиция найдет маньяка. Он ведь не первую девушку убил.
– Кого же еще?
– Как минимум, еще гадалку из моего салона. Помнишь, мы к следователю ездили?
Пожалуй, этого говорить не следовало. И без того слишком белое лицо Маши приобрело какой-то странный сероватый оттенок, губы как будто ввалились, и она, покачнувшись, ухватилась за дверь.
– Маша, да ты что? Никто не охранял гадалку Аню и девочку Марго. А вот тебя будут охранять. Да я уверена, что маньяка вот-вот схватят. Кстати, в милицию уже обратились?
– Нет, Виктор Исаевич ждет моего решения – милиция или деньги.
– Однозначно, милиция. Ты же не можешь рассчитывать на честное слово серийного убийцы! Звони немедленно!
Следователь Белов лично прибыл в гости к Маше через час, почти одновременно с двумя мордоворотами из охранного агентства "Цербер". Мордовороты удобно устроились на кухне девушки, а мы со следователем заняли гостиную.
– Полина, откуда вы знаете девушку на снимке?
– Это невеста моего старого друга Павла, он нас с ней познакомил.
– Как интересно, Анна Лещева тоже была вашей знакомой…
– Вы намекаете, что это я душу своих знакомых девушек, выкалывая им глаза ножницами?
– Откуда вам известно, что глаза девушек выколоты именно ножницами?
– А вы поглядите на снимок повнимательнее. Вот, видите эти ножницы? По-моему, нетрудно догадаться, для чего их использовали.
Маша с ужасом отвернулась от снимка, а следователь с удивлением посмотрел на меня:
– Вы так спокойно об этом говорите…
– Ну вот, то вы подозревали, что я лично этими ножницами пользуюсь, а теперь удивляетесь, что я могу на них без содрогания смотреть. Вы уж как-нибудь определитесь, я подозреваемая или ценный свидетель.
– Обычно девушки иначе реагируют на такие снимки…
– У меня опыт большой…
– Да, я от коллег про вас наслышан. У вас просто талант притягивать к себе разный криминал.
– Что поделаешь, у каждого свой талант. Она вот поет, а я маньяков притягиваю. Вы на всякий случай проверьте мое алиби, это не так уж сложно. Я каждый вечер провожу дома, в компании с мамой и своим парнем. Этого для следствия достаточно?
– Мы проверим. А пока давайте вместе подумаем: кто мог знать всех троих девушек – Анну Лещеву, Маргариту Трофимову и Марию Теркину? Что между ними общего? Кроме того, кто мог знать имя покровителя Марии Теркиной, у которого можно потребовать выкуп за жизнь девушки? Насколько мне известно, в прессе имя банкира Перельмана ни разу не прозвучало.
– Ну, что касается последнего вопроса – так далеко ходить не надо. У Маши сначала был продюсер Петр Гринько, потом она его уволила, и он предъявлял банкиру Перельману претензии. Продюсерское дело у Гринько идет неважно, зато, возможно, душить девушек получается не в пример лучше. А в данном случае он решил заодно получить компенсацию за моральный ущерб.
– Все возможно, все возможно в этой жизни… – пропел следователь. – А откуда Петр Гринько мог знать остальные жертвы?
– Почему вы думаете, что он был с ними знаком? Выходил вечером на охоту, выбирал первых попавшихся одиноких девушек, провожал их до подъезда, и, если там никого не было, заходил следом и душил. Вы уверены, что для этого ему нужно было знать имя, вкусы и увлечения жертвы?
– Логично. Разумеется, мы проверим алиби Петра Гринько. А на самом деле, Маша, вот вы верите, что он – маньяк-убийца?
– Не знаю. – тихо ответила Маша. – Вы из милиции, вам виднее.
– А вы, Полина, с вашим опытом общения с маньяками – вы в это верите?
– Честно говоря, не особенно. – грустно призналась я. – Вот шантажист, написавший письмо с угрозами – это на него похоже. А представить этого лощенного господина за такой грязной работой… – я кивнула на снимок. – Нет, у меня воображения не хватает.
– Вы думаете, тут бригадный подряд?
– Обычно маньяки в бригады не сбиваются… Правда, и шантажом они обычно не занимаются тоже.
Я была полностью с ним согласна. Бригадный подряд – это не для них, не для тех людей, которых в народе называют маньяками. Это дело одиночек, которых психиатры считают параноиками.
За время работы в салоне я, похоже, стала неплохим специалистом по разным видам сумасшествия. По крайней мере, практики у меня было не меньше, чем у врачей в психушке. Чтобы подковаться теоретически, я стала читать научную литературу по психиатрии, можно сказать, прошла полный курс. Выяснилось много интересного.
Например, оказалось, что любимая всеми шизофрения включает в себя целых три формы. Две из них – очень похожие, приступообразные. Ходит себе человек, на вид абсолютно нормальный, рассудительный, никто за ним никаких странностей не замечает. И вдруг в один далеко не прекрасный день у этого эталона здравомыслия начинается приступ. Теряется понятие о времени и пространстве, скромный бухгалтер воображает себя Юлием Цезарем или певицей Земфирой, начинает верить, что может проходить сквозь стены или летать по воздуху. Если любящие родственники не дадут ему воспарить с девятого этажа или пройтись по морю, аки по суху, то в больнице за месяц-другой беднягу приведут в чувство. И опять некоторое время человек будет здоров. До следующего приступа.
А вот третья форма очень коварная. Называется она параноидная шизофрения, или, по-народному, просто паранойя, имеет мерзкая болезнь три стадии, и на первой практически не диагностируется. К большому сожалению не только медиков, но и соседей и родственников больного.
А все дело в том, что именно на первой, паранояльной, стадии начинается мания преследования. Больному кажется, что против него что-то замышляют или его родители, или сослуживцы, или просто прохожие. Причем аргументы, как правило, железные. Сосед при каждой встрече косо смотрит? Значит, планирует дверь поджечь. Жена по утрам не улыбается? Значит, недаром утренний кофе горчить начал, наверняка какой-то яд подсыпан! А кстати, уж не сговорились ил сосед с женой его извести? Сами-то, небось, после его смерти пожениться планируют! Своими подозрениями больной с кем попало не делиться. Жене он ничего не скажет, соседу тоже. Да и знакомым не всем растреплет, только тем, кто никому не проболтается.
Вначале параноик может и вовсе ни с кем не делиться подозрениями, просто начнет предпринимать некоторые меры предосторожности. Например, заменит деревянную дверь на бронированную, начнет сам утром кофе заваривать. А тот, что жена подала, незаметно в унитаз спустит. Но болезнь-то на месте не стоит, она прогрессирует. И в конце концов параноик понимает, что все меры предосторожности не помогают. Каким-то образом яд попадает даже в то кофе, которое он варит сам. Не иначе, весь кофейный аппарат отравлен. Сосед изобрел состав, который любую бронированную дверь подорвет. По ночам из кухни доносятся подозрительные звуки – наверняка у жены тайное свидание. Ах, жена рядом лежит и тихонько похрапывает? Маскируется, гадюка!
К врачу, опять же, больной не пойдет. Еще чего! Его обманывают в его же квартире, травят почем зря, а еще и в сумасшедшие записывают? Ну уж нет, живым он не дастся! И в расстроенных чувствах, в порядке самозащиты, шизофреник может нанести опережающий удар. То есть убрать со своего пути ни о чем не подозревающих жену и соседа. Им здорово повезет, если выдержки у параноика хватит на долгое время, до тех пор, пока болезнь не перейдет во вторую фазу и он, наконец, не попадет в поле зрения врачей.
Вторая фаза – собственно параноидная. Несчастному начинает казаться, что против него ополчились не только соседи, сослуживцы и родня, но и темные космические силы. В голове раздаются незнакомые, причем явно неземные, голоса, по вечерам в гости приходят инопланетяне или фиолетовые крокодилы. Причем все норовят покомандовать. Один голос велит холодильник в окно выкинуть, другой – ночью выйти на балкон и на луну завыть. А крокодил вообще распоясался – требует жене горло ножом перерезать.
Надо отдать должное большинству параноиков. Несмотря на столь явный нажим темных или фиолетовых сил, жуткие приказы они выполняют крайне редко.
Большинство начинает в меру своих слабых сил бороться с напастью. Правда, вначале обращаются не к психиатрам, а к бабкам-ворожеям да народным целителям. Но, убедившись, что экстрасенсы всех мастей не помогают, кидаются в ноги к родственникам и признаются в своих видениях. И только после этого не на шутку перепуганные родные чуть ли не силой волокут бедняг к психиатрам.
Ну, а третья фаза, парафрения – самая приятная для больного и для окружающих. Мания преследования достигает апогея, но сочетается с манией величия. Параноик по-прежнему уверен, что вокруг него плетутся заговоры, но уже не подозревает соседа по лестничной клетке или по рабочему кабинету. О нет, против него теперь выступают целые галактики, населенные монстрами! Или, чтобы убрать его одного, ЦРУ объединилось с ФСБ, они разработали целые системы слежки и наблюдения, и теперь все их агенты, как один, охотятся на бедолагу. Страх у таких больных вытесняется вполне естественной гордостью. Такие силы против них ополчились, а вот обломались же! И дальше обломаются – тем более, дружественные внеземные цивилизации начинают таким больным потихоньку помогать.
И параноики стараются успеть осчастливить человечество, пока живы. Они делятся с глупыми людишками своими невероятными изобретениями. Описывают в подробностях устройство летающих тарелок, на которых одни инопланетяне увозили их, спасая от других. Изобретают лекарства от смертельных болезней, рисуют вечные двигатели и рассылают странные схемы по редакциям журналов и научным институтам. В общем, никому никакого вреда, только редакции и ученые недовольны – приходится горы мусора разгребать.
Парафреники обычно по гадалкам не ходят. Зачем? Они уже сами могут людей лечить, зря, что ли, их инопланетяне столько лет обучали! Людей с острыми приступами бреда в наш салон, естественно, тоже не привозят. Поэтому к гадалкам обычно приходят параноики с начальными стадиями, самые опасные для окружающих. На вид вполне мирные люди, решив, что им угрожает неведомая опасность со стороны окружающих, способны на любое зверство.
Я прочла потрясенной Маше и хмурому Белову лекцию про шизофрению, мы еще немного мирно побеседовали о маньяках, затем следователь уехал, взяв с Маши клятву быть предельно осторожной, и без охраны не выходить даже на лестницу к мусоропроводу.
Глава 10
Около пяти вечера мы с Сашей были дома у Марины Петровны. Паша рыдал на кровати в своей спальне, я туда заглянула на секунду и тут же выскочила обратно. Я очень сочувствовала другу, но вынести вид взрослого мужика, катающегося на кровати в обнимку с подушкой и судорожного воющего, оказалось выше моих сил.
Но вид Марины Петровны поразил меня еще больше. Казалось, женщина постарела лет на двадцать. Вот еще пару недель назад это была крепкая на вид женщина лет пятидесяти с небольшим хвостиком, а теперь перед нами сидела немощная старуха. Ее глаза ввалились, лицо как будто посерело и осунулось, губы провалились внутрь лица. Она сгорбилась настолько, что будто стала вдвое меньше ростом. Марина Петровна сидела на кухонном стуле и тихонько раскачивалась на нем, не обращая на нас с сашей внимания. Ее невидящий взгляд бы обращен как будто внутрь себя.
– Марина Петровна! – тихонечно позвала я. – Не переживайте так! Вы же не любили Марго?
Женщина не ответила и, похоже, даже не слышала моих слов. Надо же, как она убивается из-за смерти девчонки, которую тихо ненавидела! Я сделала еще несколько попыток вывести пашину мать из прострации, но потерпела неудачу. Тогда с ней заговорил Саша:
– Марина Петровна, я вам очень сочувствую, но так же нельзя! Подумайте о Паше, если вы себя до болезни доведете, с кем он останется?
Упоминание о сыне, похоже, вывело Марину Петровну из транса.
– Поленька, обещай, если что со мной случится, ты его не бросишь. – чуть слышно прошептала она.
– Марина Петровна, да что это с вами! Не убивайтесь так, Марго все равно не воротишь.
– Я знаю…
– Марина Петровна, вам самой не справиться, вам нужен специалист… – горячо заговорил Саша.
– Священник мне нужен… – простонала женщина.
Не в силах больше этого выносить, я выбежала из кухни. Да что же такое с людьми творится? Сначала всей душой желать немедленного исчезновения девчонки, а потом оплакивать ее, как родную? Пойти утешить Пашу, что ли? Я дошла до его спальни, но, услышав оттуда жуткий заунывный вой, решила внутрь не заходить. Ладно посижу в гостиной, подумаю о жизни. У Саши нервы крепче моих оказались, пусть Марину Петровну он утешает.
Я села на диван и задумалась. Что-то в этом деле я упустила, что-то тут не срастается. Итак, что мы имеем? С одной стороны, у нас есть маньяк, который душит молодых девушек каким-то проводом и выкалывает им глаза ножницами. С другой стороны у нас – хладнокровный шантажист с персональным счетом на Сейшельских островах. К тому же, шантажист отлично осведомлен о том, кто именно спонсирует Машу и сколько у него нужно просить на первый раз. Могут ли маньяк и шантажист быть одним и тем же человеком? Как-то непохоже. Но, если это разные люди, откуда у шантажиста снимок убитой Марго? Шел спокойно с фотоаппаратом в руке, и случайно наткнулся на убитую девушку?
Из кухни вышел Саша. Он не стал заходить в гостиную, вызвал меня в коридор и предложил уходить. По его словам, ему удалось немного успокоить Марину Петровну, и большего мы сегодня сделать все равно не можем. Мы молча доехали до дома, от ужина я отказалась, а мамочка с Сашей соорудили некое подобие омлета и быстро съели его на кухне. Я пока раздумывала над нашими преступлениями, и от напряжения у меня раскалывалась голова.
– Сашок, как ты думаешь, почему Марина Петровна так мучается, прямо постарела на полвека? Она ведь Марго, мягко говоря, недолюбливала? – спросила я, когда любимый, наконец, закончил ужинать.
– Одно дело – не любить человека, и другое – наткнуться на его обезображенный труп.
– Это она нашла Марго?