- Так бывает у большинства людей, - согласился он. - От рождения до шестого, седьмого года жизни их существование изгладилось у них из памяти. А вы задумывались когда-нибудь над тем, как это удивительно, необъяснимо, нелогично? Именно то время нашей жизни, когда наши чувства особенно свежи и память почти не загружена, именно то время предстает в книге нашей жизни рядом чистых страниц. Разве это не загадочно?
Взгляд серо-голубых глаз как магнитом был прикован к губам доктора. Доктор почувствовал приятное щекотание в груди.
- Вы правы! - воскликнула она. - Я никогда не думала об этом раньше - но это и в самом деле странно!
- В самом деле, странно, - подтвердил Циммертюр. - Но в последнее время нам удалось слегка приподнять завесу над этой загадкой. Так не угодно ли вам рассказать?
Она откликнулась на его призыв. Родилась она за границей. Ее отец был итальянец, уроженец Венеции, а мать мадьярка. Взгляд доктора скользнул по стройным линиям ее фигуры, и он мысленно кивнул головой. С самого раннего ее детства семья скиталась по разным странам. Вот почему она стала полиглоткой: она говорила на пяти языках и среди них на более тяжеловесном, чем красивом, - голландском. Из двоих родителей она помнила лишь отца, о матери ей только рассказывали. Воспоминания детства! Это было кишение каких-то невнятных, путаных впечатлений от чужих городов и курортов; она ни за что не могла ухватиться - все сливалось воедино. Но какое отношение это имело ко сну, к снам, которые ей стали сниться через двадцать лет?
- Все равно рассказывайте! Ухватите какую-нибудь ниточку, какой бы тонкой она ни была, и следуйте за ней! Дайте мне какой-нибудь факт, все равно какой, но факт!
Она повиновалась. Она закрыла глаза, видно было, что она старается изо всех сил. Наконец, пожав плечами, она взглянула на доктора.
- Ничего не выходит. Только какие-то общие впечатления, но ничего такого…
- Вы ездили вдвоем с отцом? - спросил доктор.
- Нет, конечно, у меня была гувернантка! Много разных гувернанток. Мой отец был слишком молод и хорош собой… да и слишком любил жизнь… чтобы целый день возиться со мной.
- Расскажите про ваших гувернанток. Какие они были - молодые, старые? Как они с вами обращались - ласково или строго?
- Первая гувернантка была итальянка, воспитательница в старом духе, добрая нянюшка. Но ей надоело таскаться по чужим странам, и она вернулась в Италию. Потом у меня, конечно, была швейцарка, потом француженка, потом англичанка. Как звали швейцарку, я помню, англичанку тоже, а вот француженку забыла.
Доктор выпрямился на стуле.
- Попытайтесь вспомнить что-нибудь о француженке.
Казалось, молодая женщина его не слышит. Она тоже выпрямилась на стуле и вглядывалась куда-то вдаль расширенными зрачками.
- Доктор! Я что-то вспомнила! Подумайте, я совсем про это забыла! Как странно!
- Что именно странно?
- Мой сон! Сон, о котором я вам рассказала! Он ведь мучил меня и раньше, когда я была маленькой!
Веки доктора, словно жалюзи, прикрыли его глаза. И глаза эти тоже вспыхнули.
- Рассказывайте! - глухим голосом приказал он. - Когда вам впервые приснился этот сон? Был ли это в самом деле тот же сон, что и теперь?
Она сидела не шевелясь. Она явно пыталась внутренним взором исследовать глубины своего прошлого - глубины, где нам смутно видится основа, из которой медленно произрастала наша личность, подобно тому как из бездн моря и времени к свету сегодняшнего дня поднимается коралловый риф. Вдруг словно что-то ее смутило, она сдвинула брови.
- Я ничего не помню, - резко сказала она.
Доктор улыбнулся.
- Знаете, как вы сейчас себя чувствуете? - спросил он. - Словно вы нырнули в темную воду и вдруг почувствовали, как липкая тварь, поднявшаяся из морских глубин, задела вас по лицу. Не правда ли?
Гостья посмотрела на доктора почти с испугом, а у него в груди снова приятно защекотало.
- Дорогая юная дама, - сказал он. - Моя профессия в том и состоит, чтобы извлекать на свет божий тварей из морских глубин. Давайте попробуем извлечь вашу! Ваш сон впервые приснился вам во времена гувернантки-француженки?
- Не знаю, - неохотно сказала она. - Может быть. Мы жили за границей, по-моему в немецком, нет, во французском городе - нет, все-таки в немецком. И в один прекрасный день покинули его впопыхах - это я помню, - и меня поместили в монастырскую школу, а потом прошло много лет, прежде чем я снова увидела отца. Но в этом промежутке сон снился мне снова и снова.
- А когда он стал вам сниться опять?
- Некоторое время тому назад.
Она говорила отрывистыми фразами. Доктор задал еще несколько вопросов о ее детстве, об обстоятельствах, предшествовавших первому появлению сна. Некоторые вопросы звучали прямо инквизиторски. Вдруг она умолкла и указала на одну из многих книг, лежавших на письменном столе доктора.
- Марко Поло! - небрежно заметила она. - Мой отец вечно что-то фантазировал в связи с этой книгой!
Доктор скорчил гримасу. Наставление было очевидным! До этой границы, но дальше ни шагу! Таковы уж эти избалованные дамочки, которые приходят к нему, чтобы он подверг анализу состояние их души! Но стоит прикоснуться к воистину чувствительной точке, они стонут так, словно дантист коснулся бормашиной зубного нерва. А потом уходят, недовольные тем, что врач не захотел заполнить провалы в их памяти собственными цветистыми фантазиями! Надо было бы стать шарлатаном и именно так и поступать. И все же от нее он ожидал другого…
- Да, Марко Поло, - сказал он с самой любезной своей улыбкой. - А знаете ли вы, сударыня, как прозвали Марко Поло в его родном городе? "Мессер Милионе", господин Миллион - люди считали, что он слишком неосторожно обходится с цифрами. Если вы надолго задержитесь в Амстердаме, может, и вас станут называть "Монна Милионе", - я имею в виду господина Хейвелинка и других ваших мучителей.
Она беззаботно рассмеялась.
- Так или иначе, кто-то счел меня достаточно богатой, чтобы взломать дверь моего номера, - сказала она. - Как раз вчера, вернувшись в отель, я обнаружила, что в мое отсутствие кто-то побывал у меня и перерыл все мои бумаги. Некоторые из них исчезли. Я пыталась уверить администратора, что это были ценные бумаги и отель отвечает за понесенные мной убытки, но администратор не обратил на мои слова ни малейшего внимания. Понимаете, я надеялась таким образом взыскать с них деньги. Однако ничего не вышло!
- Но милая юная дама, - огорченно сказал доктор. - Как же вы тогда, скажите на милость… как же вы думаете… Не могут же вас выкинуть на улицу без вещей… Позвольте мне сделать все, что я…
Он смущенно заморгал. Она с улыбкой прервала его запинающуюся речь.
- Вы - прелесть! - сказала она. - Но не беспокойтесь. Когда речь идет лишь о деньгах, все всегда улаживается! Это было любимое присловье моего отца, и я убедилась, что оно справедливо. Только не надо волноваться. Если волнуешься, все идет кувырком!
- Но, - снова начал доктор, - вы же сказали, что послезавтра…
- Что самое позднее послезавтра меня вышлют, совершенно верно. Вот поэтому вы и увидите - послезавтра что-нибудь случится! Так бывает всегда.
- Но… - в третий раз начал доктор.
- Вы слишком любопытны, - сказала она. - Но раз уж вы хотите знать, я написала кое-кому из тех, кто был должен моему отцу. Мой отец, как только у него заводились деньги, раздавал их в долг направо и налево. А я оказалась такой мелочной, что в последние годы его жизни стала записывать, кто ему сколько должен. Кстати, этот список был одной из тех бумаг, что у меня украли. Но вор просчитался. У меня есть дубликат! Еще задолго до послезавтрашнего дня я получу от кого-нибудь деньги, вот увидите.
Она улыбнулась. Доктор недоверчиво покачал головой. И вдруг он вспомнил то, о чем едва не забыл, - договор с астрологом. Циммертюр подробно рассказал о нем своей гостье и дал ей адрес синьора Донати. Она широко открыла глаза.
- Астролог! Но у меня нет денег, чтобы ему заплатить.
- Не беда! Это будет за мой счет. Это входит в наше с ним соглашение.
- Астролог! Как интересно! - повторила она, и доктор почувствовал, как что-то кольнуло его в грудь, где до сей минуты царила полнейшая гармония.
- Так или иначе, я не могу отнимать у вас целый день, не имея возможности заплатить вам гонорар! Спасибо, господин доктор, и если случайно вы когда-нибудь найдете объяснение моему сну, то…
- Прежде чем вы уйдете, - перебил ее Циммертюр, - я хочу задать вам последний вопрос. - И увидев, что она невольно отшатнулась, словно боялась, что начнется новое дознание, поспешил добавить: - Вопрос самый невинный. Есть ли у вас какая-нибудь идиосинкразия? Есть ли что-нибудь такое, чего вы совершенно не переносите, но не можете разумно объяснить, чем вызвано такое отвращение?
Поразмыслив несколько секунд, она рассмеялась.
- Есть, - признала она. - Такая вещь есть.
- Что же это такое? - сдавленным от волнения голосом спросил доктор.
- Узнайте же мою тайну! - сказала она. - Ни за какие блага в мире я не могу заставить себя съесть Стра… Эльзасский паштет из гусиной печенки.
Доктор смерил гостью внимательным взглядом. Сомнений не было, она не шутила. Наконец она кивнула доктору в знак прощания.
- Спасибо за информацию, - сказал доктор, провожая ее до двери. - Вот как… Значит, вы не переносите… Спасибо!
Глава третья
Немного размышлений и три отъезда
Сновидение - это ночной сторож, оно охраняет наш сон. Голод, жажда и желания, которые мучают нас, словно по волшебству утоляются по знаку сновидения. Неприятные воспоминания, которые всплывают из прошлого, оно в мгновение ока облачает в изысканные праздничные или фантастические карнавальные одежды. Сновидение - это великий визирь, который заботится о том, чтобы султан отдохнул от государственных забот. Сновидение - это в одном лице дух лампы и дух кольца.
Но отчего же нас иногда мучают ночные кошмары? Отчего мы просыпаемся в поту, с бьющимся сердцем и с горестным воплем?
Наука отвечает и на этот вопрос.
Кошмарный сон, сколь бы кошмарным он ни был, не так страшен, каким было бы наше чувство, загляни мы в самые глубины своего существа. Если великому визирю и не удается превратить всех порабощенных и ропщущих рабов в склоненных в поклоне придворных, ему по крайней мере удается набросить покрывало на их наготу. Мы смутно чувствуем, что таится под покрывалом, и терзаемся, пока продолжает свою скачку кошмар. Но рвется покрывало очень редко, может быть даже никогда, а если это вот-вот должно случиться, что делает великий визирь, у которого нет другого способа уберечь наше лживое величество от лицезрения назойливых правдолюбцев? Он будит нас! Мы переносимся в крепость, где мы царствуем, обладая (пока мы здоровы) почти безграничной властью, - переносимся к нашему "сознательному я". Проснувшись с криком, мы говорим:
- Слава Богу, это был только сон.
Великий визирь исполнил свой долг. Но как все слуги абсолютных монархов, он простер свое усердие слишком далеко. Потому что мысли, которые прячутся за мучительным сновидением, никуда не делись. Лживое величество, "сознательное я", знает это, но вместо того чтобы прислушаться к этим мыслям, старается отяготить их церемониями. Наши навязчивые представления нуждаются в навязанных церемониях, чтобы кроющееся под покровом таинственное и пугающее Нечто не могло показать своего лица! И все же самым лучшим для нас было бы посмотреть правде в глаза. В тот же самый миг таинственное Нечто превратилось бы в ничто, страх исчез бы - так ребенок перестает бояться темноты, когда зажигают свет.
Что означал ее страшный сон?
Доктор Циммертюр решил, что самое лучшее отправиться во второй половине дня в погребок Белдемакера и там за бутылкой вина поразмышлять над этим вопросом. Объяснения, которые ему дала гостья, были слишком неполны и кратки для того, чтобы сразу во всем разобраться; рассчитывать на ее дальнейшую помощь было нельзя, да и на гонорар едва ли можно было рассчитывать. И все-таки доктор продолжал размышлять над проблемой.
Его заинтересовали два обстоятельства. Первое: почему сон всплыл опять после долгих лет перерыва? Во-вторых: была ли какая-нибудь связь между ее ночным кошмаром и тем единственным, неприятным для нее "навязчивым представлением", которое она осознавала.
Как опытный ученый, доктор догадывался о некоторых причинах, которыми, вероятно, можно было объяснить первое обстоятельство. Но второе ставило его в тупик. Именно над этим вопросом он и раздумывал, когда перед ним внезапно возник еще один, совершенно новый вопрос: как ее, собственно, зовут и кто она такая?
Как ни смешно, он забыл спросить о ее имени. И как ни странно, она забыла его назвать.
Узнать его было проще простого. Она ведь жила в отеле "Европа", а доктор с давних пор знал портье этого отеля, и судя по всему, за один гульден тот охотно продаст все ее тайны.
Но доктор не хотел идти в гостиницу и расспрашивать портье. Не хотел, и все тут. Но почему?
Потому что доктор был любопытен как женщина, потому что он знал за собой это свойство и вот уже сорок лет вел со своим любопытством героическую борьбу!
Он допил вино и вышел из погребка. Погода неожиданно совершенно переменилась. Туман рассеялся, словно высосанный небесным пылесосом. С голубого зимнего неба, на котором не было ни облачка, сияло солнце, а под порывами северного ветра по воде в порту пробегала темно-синяя рябь. Но вдоль каналов уже протянулась звонкая бахрома новорожденных обломков льда.
Доктор полной грудью вдыхал порывы северного ветра с наслаждением, которое может понять лишь тот, кто живет в болотистой стране. Он шел, сам не зная куда, не озираясь по сторонам. И очень удивился, когда вскоре очутился перед магазином на Калверстрат. Магазин был полон меховых товаров, а на витрине аккуратными золотыми буквами было выведено имя Виндт. Когда до Циммертюра наконец дошло, куда привели его ноги, доктор захихикал.
- Бороться с подсознательным любопытством не под силу даже евреям! - пробормотал он. - Я не хотел обращаться к портье в отеле, но вместо этого оказался у ее меховщика. Бесспорное доказательство того, чем заняты мои мысли. Разыграю наивного человека и приму это как предзнаменование! А вообще-то, если такая погода продлится, шуба может понадобиться мне самому!
Четверть часа спустя он вышел из магазина без шубы, но с ее именем: графиня Сандра ди Пассано. Выведать его у продавца труда не составило. Вооруженный этими сведениями, доктор прямиком направился на телеграф.
Со студенческих лет у доктора сохранился в Венеции по крайней мере один добрый приятель - доктор Триульци. Именно ему Циммертюр и послал телеграмму с оплаченным ответом:
Вышлите все доступные сведения о семействе графов Пассано и о члене этого семейства, покинувшем Италию примерно двадцать пять лет назад.
На обратном пути из телеграфной конторы внимание доктора привлекла витрина туристического агентства. Витрина пестрела зазывными афишами, синевой Ривьеры и алыми красками заката. Доктор постоял, рассматривая рекламные афиши, и вдруг вздрогнул: он увидел знакомое лицо. У окошечка агентства стоял не кто иной, как молодой человек, который накануне так настойчиво разглядывал графиню ди Пассано через окно лавки Хейвелинка. Какой национальности мог он быть? Циммертюр размышлял над этим вопросом, пока высокий молодой человек не обернулся и в свою очередь не уставился на доктора. Может, он почувствовал на себе его взгляд? По-видимому, да; так или иначе теперь он отвечал Циммертюру подчеркнуто упорным взглядом. Более того, что-то в выражении его глаз говорило: он знает, кто такой Циммертюр. Ведь накануне он тоже был свидетелем гневной вспышки Хейвелинка. Доктор быстро перевел взгляд на одну из рекламных афиш, на которой был изображен Страсбург, но почувствовал, что краснеет.
Страсбург - родина знаменитого паштета, который терпеть не могла графиня ди Пассано… Пассано! - вдруг мелькнула у него мысль. Он послал телеграфный запрос о фамилии графа, но по зрелом размышлении смешно было предположить, что сама она тоже носит фамилию Пассано. Учитывая длительность современных браков, она вполне могла уже сменить нескольких мужей, а если вспомнить ее экономические принципы, казалось вполне правдоподобным, что именно так она и поступила.
Доктора вдруг осенила мысль, что ему нет нужды прибегать к помощи телеграфа: источник сведений от него в двух шагах - это астролог, с которым за день до этого он заключил престранное пари! Доктор рассчитывал выиграть пари, чего бы это ни стоило, и само собой, без посторонней помощи. Но в пари речь шла о том, кто из них двоих правильней и лучше истолкует личность одного и того же пациента, так что, спросив об имени пациента, он не нарушает условий состязания.
Найдя телефон звездочета в телефонной книге - телефон у того, конечно, был, - доктор вызвал нужный номер. Никто не ответил. То ли синьора Донати не было дома, то ли с астрологической точки зрения он считал данный момент неблагоприятным для телефонного разговора.
Доктор отправился домой. В тот же вечер он узнал, что его пациентка и вправду носит фамилию ди Пассано, а стало быть, замужем не была.
Из Венеции пришла телеграмма следующего содержания:
Граф Карло Феличе ди Пассано покинул Венецию шестьдесят лет тому назад при роковых обстоятельствах. Родственники ди Пассано проживают за границей. Письмо следует. Триульци.
Шестьдесят лет назад! То есть во времена, когда Италия вела борьбу с Австрией и когда Венеция воссоединилась с Италией. Что же это за роковые обстоятельства? Весь вечер доктор размышлял над этим вопросом, а также над проблемой, которую он взялся разрешить. Он и не подозревал, какие неожиданности готовит ему завтрашний день.
Первая неожиданность поджидала его днем, когда он нанес визит астрологу. Телефон синьора Донати по-прежнему не отвечал, и, решив, что, быть может, он болен, доктор направил свои стопы к его жилищу.
Но астролог не был болен. Привратник объяснил, что он уехал на неопределенное время, не сказав, когда в точности вернется. Накануне он целый день чем-то занимался в своем кабинете. А сегодня уехал. Куда? Этого привратник не знал, но поезд, которым тот уехал, отходит с Центрального вокзала в четырнадцать двадцать три - привратник слышал, как синьор Донати сообщил это шоферу такси.
Доктор поразмышлял над тем, что услышал. И вдруг ему пришла в голову мысль:
- Не приходила ли вчера к синьору Донати высокая красивая дама в фетровой шляпе?
- Приходила, дважды, и оба раза оставалась долго.
Доктор взял такси и поехал в отель "Европа". Там его ожидала вторая за этот день сенсация.