Было совершенно очевидно, что мысли мсье Альберле строевым маршем вновь двинулись вспять к сборнику цитат из всемирной литературы. Голова доктора лихорадочно заработала. Быть может, мсье Альберле был единственным звеном, соединяющим доктора с прошлым. Если он ничего не добьется от Альберле, ему придется отказаться от своих поисков или искать вслепую в надежде на помощь случая. Старый чудак не может или не хочет вспоминать. Но почему? Не потому ли, что все, до сих пор рассказанное доктором о графе Пассано, принадлежало другому миру - не тому, в котором обретался мсье Альберле? Наверняка именно поэтому. Если бы можно было процитировать какое-нибудь высказывание графа об Эльзасе и его винах! Это, без сомнения, растормошило бы упрямую память Альберле куда энергичнее тысячи прочих фактов. Ага! Доктор почувствовал, как поймал мысль, которую искал. Если это не поможет, придется положиться на волю случая.
- Мсье Альберле, - заговорил он, - последний вопрос! Если я скажу вам, какое вино пил граф Пассано, вдруг это поможет вам его вспомнить? Конечно, если вы когда-нибудь его видели!
- Может быть, - согласился отставной почитатель Бахуса. В нем вдруг забрезжил интерес. - Как вам это пришло в голову? И что же он пил?
- Я узнал это совершенно случайно, - с бьющимся сердцем сказал доктор. - От сомелье Йозефа, с которым я беседовал вчера вечером. Граф каждый вечер сидел в летнем саду отеля "Турин"…
- Я сам сидел там двадцать лет назад! - пробормотал седовласый исследователь вин. - Это было тогда, когда я еще мог пить дивные напитки моей родины. В отеле был отличный винный погреб и - но к делу! Что пил граф?
- Он пил Гоксвиллер, - сказал доктор. - Каждый вечер, по словам Йозефа, он опорожнял две бутылки…
Летописец эльзасской виноградной лозы прервал доктора на полуслове.
- Гоксвиллер! - воскликнул он. - Моя любимая марка, эссенция моей юности, эликсир моих зрелых лет, бальзам, которым я смазывал мои деревенеющие члены, пока шарлатаны не наложили на это запрет, предоставив мне выбирать между вином и водами Стикса. Не совершил ли я ошибки, сказав прости нежнейшему и приятнейшему из всех виноградных соков Эльзаса? И разве в "Друге Фрице" на странице сто двадцать три не написано…
Прервав себя на полуслове, он с улыбкой посмотрел на доктора.
- Я опять забылся, - сказал он, - И забыл, что для вас самое главное. Я вспомнил одного человека. Гоксвиллер! Почему вы мне сразу не сказали?
- Я сам задаю себе этот вопрос, - кивнул доктор. - Но стало быть, вы помните - в самом деле, что-то помните?
- Конечно, теперь я вспомнил, - сухо сказал господин Альберле. - Как я могу забыть человека, который едва не выпил весь запас моего любимого вина урожая 1893 года? Нет, на этом берегу Стикса я его не забуду! Я помню его так, как если бы это было вчера. Но что вы хотите от меня услышать? Вы знаете, как он выглядел, вы лучше меня знаете, что он здесь делал, - что же вы хотите узнать?
- Я уже сказал вам это, мсье Альберле. Я хочу знать, что он изучал в часы, когда не пил Гоксвиллер! Он день за днем проводил в этой библиотеке. Так сказал сомелье Йозеф.
Мсье Альберле медленно сдвинул седые брови. Видно было, что он думает, думает напряженно. Результаты своих раздумий он выдавал бормотанием коротких фраз:
- Он приходил сюда… верно… сидел здесь день за днем… верно… я обратил внимание на то, что он читает… верно… потому что узнал в нем того, кто сидел в летнем саду отеля. Но что же он читал? Что же это было? Что это было?
Бормотание умолкло. Господин Альберле продолжал думать беззвучно. Доктор, волнуясь, затаил дыхание. Окажется ли нить Ариадны прочной или оборвется? Не заблудится ли мысль старого оригинала и не приведет ли его назад к литературным цитатам? Или после двадцатилетних блужданий по лабиринту она выведет его из потемок на дневной свет?
И вдруг господин Альберле рассмеялся. Его лицо осветилось торжеством, смешанным с легким презрением. Торжество, несомненно, касалось проделанной им умственной работы, презрение - ее результатов.
- Вы хотите знать, что ваш граф читал в здешней библиотеке? Извольте, я вам скажу. Но мне совершенно непонятно, чем вас может интересовать его чтение и какой интерес оно могло представлять для него самого!
- Без сомнения, оно не имело отношения к истории эльзасских вин, - пробормотал доктор. - Это я чувствую по вашему тону. Так что же он изучал, мсье Альберле?
- Путешествия Марко Поло! - воскликнул, громко расхохотавшись, хроникер пресловутых вин. - Всего-навсего Марко Поло! Никогда никаких других книг. И с утра до вечера! Теперь вы узнали все, что хотели. С вашего разрешения… Прощайте.
- Но, - начал было доктор.
Господин Альберле его не услышал. С развевающимися волосами и колыхающимися полами пиджака он стремительно удалялся в святилище, где праздновал чернильные триумфы эльзасских вин.
Спустившись уже до половины лестницы, которая вела к выходу из библиотеки, доктор вдруг круто остановился и стал прочищать нос.
Этим вторым движением он хотел замаскировать первое. Ибо остановился он от изумления.
По лестнице поднимался не кто иной, как молодой человек, которого несколько дней тому назад доктор видел в Амстердаме, а накануне вечером в своем отеле в Страсбурге, - тот самый молодой человек, который так явно интересовался делами графини ди Пассано.
Глава шестая
Продолжение библиотечных изысканий
Встреча на лестнице в библиотеке привела к тому, что доктор Циммертюр прямиком направился в администрацию отеля, чтобы узнать имя незнакомца. Узнать его оказалось нетрудно. Незнакомца звали Уго делла Кроче. Последнее местопребывание - Париж. Цель путешествия - научная работа. Возраст - двадцать девять лет.
Вот все, что следовало из листка, который заполнил приезжий, вот все, что было известно администрации отеля. Доктору Циммертюру, который был бы не прочь узнать немного больше, пришлось удовлетвориться этими сведениями. Но когда после ланча доктор вернулся в библиотеку, синьор делла Кроче очень скоро выветрился у него из памяти, как если бы вообще никогда ему не встречался.
Дело в том, что младший библиотекарь выдал доктору книгу, которая была любимым чтением ее отца - "Книгу о разнообразии мира, или Путешествия Марко Поло". Доктор был с книгой знаком, но читал ее давно и, начав читать теперь, вновь почувствовал волнение. Когда он раскрыл страницы в зеленом переплете, ему показалось, будто он распахнул два окна в ослепительный солнечный мир Азии! Одно путешествие сменяло другое, к небу тянулись минареты и пагоды, по желтым пустыням, плавно покачиваясь, брели верблюды, от сотен сожженных городов поднимался дым, а по степям на длинногривых конях летели стаи косоглазых лучников. Перед глазами доктора вставала средневековая Азия, Азия XIII века, кипучая круговерть желтых орд, которые незадолго до того стояли в самом сердце Европы. Теперь прибой отхлынул, однако власть великих татарских ханов все еще простиралась от Тихого океана до восточных границ Германии. Над головами сотен поставленных на колени народов, словно непостижимые яростные тайфуны, бушевали вихри переменчивой ханской воли. По приказу татарских владык из земли вырастали и сказочные дворцы, и пирамиды из черепов; в мгновение ока людей возносили до самых высоких званий или, выколов им глаза, бросали на съедение собакам. Но в древнем Китае, где ханы отобрали власть у местных властителей, воцарилась цивилизация, которой суждено было мало-помалу победить бородатых захватчиков, цивилизация, подобной которой не знала тогдашняя Европа. От города к городу тянулись прямые дороги, и одна сторона, предназначенная для колес, была выложена кирпичом, а по другой, земляной, мчались быстроногие кони великого хана. По обочинам дорог были высажены ветвистые деревья. На одинаковом расстоянии друг от друга располагались станции, где приезжий находил все необходимое, дома, обставленные так, что в них не стыдно было принять даже царствующих особ; на каждой станции держали наготове четыре сотни лошадей, чтобы каждый мог сменить своих усталых коней. В Ханбалу или Пекине, куда вели все дороги, находился правительственный монетный двор. Там печатались бумажные деньги - изготовляли бумагу из коры тутового дерева. Эти деньги имели хождение во всей стране; на каждой купюре стояли подписи нескольких чиновников, а того, кто пытался их подделать, карали смертью. В каждой провинции находились житницы, куда в урожайные годы ссыпали зерно, чтобы в недород раздавать населению. Если в каком-нибудь районе урожай был плох или велик падеж скота, туда наряжали особых чиновников - проверить, как обстоят дела, и освободить жителей от налогов.
Европа ничего не знала об этой цивилизации, зато ей были известны шелк и пряности, которые можно купить на Востоке и которые в Европе ценились на вес золота. Чтобы привезти их на родину, в 1271 году от Рождества Христова из Венеции выехали трое: мессер Марко Поло, его отец Николо и его дядя Маффио. Через Малую Азию, Армению и Среднюю Азию устремились они к своей далекой цели, и редкому смертному удавалось когда-нибудь совершить подобное удивительное путешествие. Три года продолжалось оно. Оно привело их в страну, где царствовал Горный Старец, глава секты тайных убийц, - чтобы подстрекнуть своих приверженцев к подвигам, он дарил им райское блаженство в своих садах; оно привело их в страну Тонокаин, где тянется необъятная степь - там, по словам местных жителей, сражались друг с другом Дарий и Александр, там растет arbor secco - сухое дерево, ветви которого увешаны солнечными и лунными плодами. Обитатели Кашмира превосходят другие народы в искусстве магии: в их власти заставить говорить своих идолов, навести тьму на светлый день и творить еще другие чудеса. А в пустыне Лоб, по рассказам, живет бесчисленное множество злых духов, которые вызывают удивительные миражи, чтобы погубить путешественника. Подражая голосам его друзей, они сбивают путника с дороги; ночью ему слышится топот громадной конницы, и он идет на звук, но, заблудившись, погибает от жажды. Вот какие опасности таит эта пустыня, путешествие по которой длится тридцать дней.
Но миновав все опасности и ловушки чужеземных стран, мессер Марко Поло приехал наконец ко двору великого хана Кублая в Ксанду. Неслыханные богатства ждали там человека, опытного в делах коммерции, ибо в Ксанду и Ханбалу стекались все торговцы из восточных стран, чтобы предложить свои товары всемогущему правителю татар. Но еще больше мог выиграть тот, кто сумел бы заслужить дружбу Кублай-хана, а мессер Марко Поло ее заслужил. Семнадцать долгих лет использовал его великий хан для самых доверительных поручений. Снабженный золотой табличкой, на которой был выгравирован ханский знак, чужеземец из Венеции объездил все части необъятного царства, от Пекина до Миена в Бирме и от Ханчжоу на берегу океана до Синдафу на границе с Тибетом. И три года был наместником в богатом городе Янгуи.
Он заслужил славу и богатство, он увидел то, чего до него не случалось видеть ни одному европейцу, и стяжал такие знания, которых до него не имел никто. С большим трудом удалось мессеру Марко покинуть царство Кублай-хана, потому что всей душой полюбил его хан. Но в конце концов ему все же это удалось, и в 1295 году от Рождества Христова мессер Марко наконец бросил якорь в венецианских водах. Он думал, что его встретят с почетом и восхищением. А встретили его с недоверием.
Когда он рассказывал о пустыне Лоб, где звучат неведомые голоса, ему верили; когда он рассказывал о диких зверях в Индии, его слова никто не оспаривал. Не сомневались слушатели и тогда, когда он описывал остров Мадагаскар, где обитает птица Рок, которая без труда поднимает своими когтями слона.
Но когда он описывал город Кинсаи, который в окружности имеет сто миль, в котором двенадцать тысяч мостов, а каждая из десяти главных торговых площадей тянется на две мили и может разом вместить пятьдесят тысяч человек, когда он описывал это, слушатели давились от смеха. Когда он рассказывал о предназначенном для празднеств дворце, в котором было столько покоев и павильонов и такое множество драгоценных сосудов, блюд и скатертей, что сто свадеб и пиров могли происходить там одновременно и участники их не мешали друг другу, - когда он рассказывал об этом, люди корчились от хохота. А когда, наконец, чтобы дать представление о величине города, он рассказывал о том, сколько съестных припасов потребляли его обитатели, и о том, что одного только перца, товара мелкого, уходило в день сорок три воза, а каждый воз равен был двумстам двадцати фунтам, когда он рассказывал это, венецианцы уже не могли совладать с собой; они плакали от восторга, ведь они знали, что каждое зернышко перца ценится на вес серебра, и они в упоении кричали рассказчику:
- Ну и здоров же ты врать, мессер Милионе! Ей-богу, складно врешь!
Мессер Милионе, господин Миллион - так прозвали Марко Поло его земляки, потому что цифры, которые он приводил, казались им до смешного преувеличенными. Мессер Милионе! Все его рассказы о бесчисленном множестве восточных стран были плодом его фантазии. Мессер Милионе! Можно было слушать развесив уши, как он жонглирует удивительными огромными цифрами, но верить ему - ну уж нет, увольте! И здоров же ты врать, мессер Милионе! Клянусь Мадонной, складно врешь! Расскажи нам еще какую-нибудь историю!
Вот как встретили Марко Поло в его родном городе. Его называли господин Миллион, а его дом у слияния Рио-Сан-Кризостомо и Рио-деи-Мираколи - Корте деи Милионе, усадьбой миллионщика. Тридцать лет прожил Марко Поло среди своих сограждан, но отношение к нему не изменилось. Даже после смерти на карнавалах его представляли в образе фигляра, которому полагалось развлекать толпу враньем. Прошло несколько веков, прежде чем доброе имя Марко Поло было восстановлено, а его рассказы признаны тем, чем они на самом деле были, - на редкость достоверными путевыми заметками на редкость приметливого наблюдателя.
* * *
Доктор Циммертюр оторвался от книги о путешествиях старого венецианца. В висках стучало, а в глазах рябило, словно он посмотрел на слишком яркий свет: миллионы желтолицых людей, пагоды, каналы, джонки и караваны мелькали перед его мысленным взором. Для человека, наделенного, как доктор, таким живым воображением, эта книга была наслаждением. Но чем она была для него, для ее отца, для графа Пассано? Что видел в этой книге он? Те же образы, что доктор? Для чего он ежедневно возвращался к этому чтению? Чтобы насытиться красками и картинами путешествий?
Это не исключено. Но так ли это? "Путешествия" были не такой уж толстой книгой. Неужели и впрямь взрослый человек будет целый месяц перечитывать в библиотеке эту книгу ради удовольствия? Едва ли! Для этого у него должна была быть какая-то другая причина, более научная.
Быть может, в библиотеке сохранилось какое-нибудь необычное издание "Путешествий"? И именно его граф Пассано изучал в страсбургской библиотеке? Но просмотрев каталог, доктор отверг эту гипотезу. В библиотеке были только общеизвестные издания.
Прежде всего Рамузио: "De Viaggi di Messer Marco Polo, gentiliuomo veneziano", издание, которое лежит в основе большинства других публикаций. Затем Марсден: "The travels of Marco Polo, a Venetian, in the thirteens century". Затем Потье: "Le livre de Marco Polo, citoyen de Venise". Затем Бюрк: "Die Reisen des Venezianers Marco Polo im dreizehnten Jahrhundert". И наконец Юль: "The book of Ser Marco Polo, the Venetian" - издание, которое самым подробным и надежным образом воспроизводит и комментирует различные прочтения текста.
Все эти издания можно было получить в большинстве публичных библиотек. Сами по себе они не представляли собой ничего такого, что могло бы день за днем приковывать к себе человека, подобного графу. Но если верить господину Альберле - а другого выбора не оставалось, - факт был неоспорим: граф день за днем просиживал над этими книгами. И снова возникал вопрос: почему? Не оставалось ничего другого, как следовать его путем и самому углубиться в изучение этих книг.
А вдруг и теперь, двадцать лет спустя, в них можно обнаружить что-то неожиданное. А вдруг, нашептывал доктору его внутренний голос, исследования графа оставили след в виде подчеркивания или даже замечаний?
Доктор решил взяться за дело. В отделе выдачи книг он заказал несколько изданий одновременно. Но когда он заполнял необходимые бланки, у него вдруг появилось ощущение, что за ним наблюдают. Доктор поднял глаза. И в самом деле, в нескольких шагах от него стоял синьор делла Кроче! Он вел оживленный разговор не с кем-нибудь, а с самим главным библиотекарем, но из-под полуопущенных век искоса наблюдал за доктором. Едва доктор поднял глаза, тот сразу отвел взгляд, но все же не настолько быстро, чтобы доктор не успел понять: интуиция его не обманула. Между тем синьор делла Кроче продолжал как ни в чем не бывало разговаривать с библиотекарем. Доктор несколько минут внимательно смотрел на него и потом сделал некий вывод. Конечно, то, что они встретились в Амстердаме, было случайностью; конечно, случайностью было и то, что оба они занимались библиотечными изысканиями, но… но почему молодой человек шпионил за ней, ведь именно она была косвенной причиной того, что доктор Циммертюр именно сейчас изучал путешествия Марко Поло вместо того, чтобы заниматься своей врачебной практикой в Амстердаме?
Но что бы синьор делла Кроче ни просил у библиотекаря, было очевидно, что получить ему это будет нелегко! Библиотекарь разводил руками, пожимал плечами, вздергивал брови и поднимал ладони к небесам. Все его жесты говорили: "Что вы хотите, мсье? Я только человек и не в силах исполнить ваше желание". Жесты синьора делла Кроче были не менее красноречивы. Он тоже вздергивал брови, словно желая сказать: "Согласен, имеются трудности". Но при этом он, прищурившись, улыбался, словно добавлял: "Мсье, мы же знаем, что трудности на то и существуют, чтобы их преодолевать". И опустив ладони книзу, стирал эти трудности мягкими, ритмичными движениями, словно расправлял скатерть. Но библиотекарь был непреклонен и коварен; его брови стояли домиком над переносицей, он прикладывал ладони к плечам, словно желая сказать: "Ваши аргументы меня сокрушают - но что вы хотите? Я только человек и все равно говорю вам: нет!"