Последующие два часа он оттачивал ее, оперируя Трифемо-Шампольонским винтом. Всякими хитроумными способами подбирал ключи к фрагменту № 233 XII в "Кодексе Офанес". Примерял тайнопись арабского мудреца аль Маль-ах-Квида, перемещался в Тибет и проверял пригодность огненного письма Четырнадцати Священных Монахов из Тилиндских книг. Расчленял корни в Тетраграмматоне шумеров, подыскивая новые подходы. Перебрал сорок важнейших криптосистем, развитых Трифемом, обратился к пиктограммам и орнаментальному письму древних ликийцев. И все напрасно. Четыре строки таинственных знаков не поддавались, он не видел ни малейшего просвета. Не видел даже намека на какой-то след.
Однако за этим занятием восприятие обострилось, глаза, проникая сквозь толстую каменную стену, видели замок на вершине холма, видели ворон, сидящих на веревке с сохнущим на ветру бельем. Больших, черных, хриплых ворон, которые взмыли в воздух, когда какая-то женщина принялась убирать белье.
Фредрик достал несколько толстых томов "Античной философии". Открыл - сперва наугад, потом все более целенаправленно углубился историю пифагорейцев. Самосец Пифагор поселился в Кротоне. Не исключено, что развалины, раскопанные здесь, в Офанесе, как-то связаны с последователями Пифагора. Может быть, решение загадки, дешифровку кода следует искать у этого знаменитого философа?
Пифагор и впрямь был выдающейся личностью. Сколько всего понаписано о его жизни и учении. Философ и поэт Ксенофан ("Ксенофан - Офанес?" - записал Фредрик в своей тетради), касаясь своей веры в переселение душ, рассказывает, как его мудрый учитель, увидев, что кто-то избивает собаку, велел прекратить это, потому что в эту собаку вселилась душа одного из его друзей, коего он узнал по ее голосу. В разных сочинениях Пифагор представал как чудотворец и обладатель чуть ли не сверхъестественного провидческого дара, ему приписывали родство с мудрыми богами Востока. Пифагор вполне мог быть аналогом персидского Заратустры или египетского Гермеса Трисмегиста.
"Индийский мистицизм?" - продолжал размышлять Фредрик. Философия санкхья… Может быть, в ней истоки учения Пифагора?
В представлении Пифагора душа была высшим, богоподобным существом - демоном, привязанным к материальному миру до своего очищения, после которого она может вернуться к своему божественному началу. Однако вместо того, чтобы углубиться в мистицизм и аскетическое самоограничение с выходом в метафизику, пифагорейцы занимались арифметикой, геометрией и астрономией. Математика служила орудием для очищения души. И была развита Евклидом, Аристархом и Архимедом.
Фредрик задумался. Учение Пифагора как раз могло быть метафизическим! Метафизика стояла над науками о числах и понятиях, каковые служили только средством для высшего познания. О'кей. О'кей - арифметическая метафизика видела основу основ в числах. А как же с применением чисел? Эрметика, сказал себе Фредрик. Каббалисты и тамплиеры, алхимики и современные гадалки - все они опирались на ту же идею, что Пифагор. Его философия в конечном счете могла вылиться в чисто герметические, скрытые формы.
Интересно, сколько тысяч ученых - исследователей античности и философии - рассуждали так же, как он сейчас? Но не располагали доказательствами.
Быть может, доказательство лежит на столе перед ним: четыре загадочных строки фрагмента № 233 XII. У Фредрика побежали мурашки по спине. Только теперь до него дошло, какое значение может получить удачная дешифровка этого текста.
Два часа он не отрываясь продолжал читать исследования, посвященные пифагорейцам. Под конец у него так подвело живот, что он вспомнил о необходимости позавтракать.
По пути в трактир он бормотал себе под нос два слова, два понятия из учения пифагорейцев: перас и апейрон. Совместимость и несовместимость противоположностей. В каждой паре противоположностей содержится некое напряжение, невидимое силовое поле, которое, собственно, суть причина противоположности. Кто постигнет это силовое поле и овладеет им, тот откроет сокровеннейшую дверь познания.
Владелец кафе синьор Ратти угрюмо поздоровался с Фредриком, когда тот подошел к нему, чтобы заказать завтрак.
- Ave, Бахус! Дивное солнце над античным ландшафтом. Вина, синьор Ратти, после завтрака - лучшего вина из недр твоего погреба!
То ли его итальянский страдал изъянами, то ли трактирщик, невесть почему, его не жаловал, так или иначе, когда Фредрик управился с завтраком, Ратти продолжал стоять в дверях, не замечая его, и ковырял в зубах зубочисткой. Добрым вином и не пахло.
Фредрик решил взять бока за рога.
Он встал, подошел прямо к входу редко используемого внутреннего помещения кафе, протиснулся мимо трактирщика и остановился, осматриваясь кругом. Тотчас рядом возник Ратти и осведомился, что ему угодно.
- Ищу вход в винный погреб, - ответил Фредрик, глядя прямо в глаза Ратти. - Хочу посмотреть на твои запасы доброго вина.
- Смотреть? На вино? - Ратти пожал плечами. - У меня и здесь вино есть.
Он показал на полку над стойкой бара. Фредрик мотнул головой.
- Нет, синьор. У тебя есть другое вино. Хорошее вино. Покажи свои запасы. - Он скрестил руки на груди, показывая, что не собирается выходить наружу.
- Си, си, синьоре Дрюм. Конечно, ты получишь хорошее вино. Значит, хочешь посмотреть? - На лице Ратти вдруг появилась странная улыбка.
- Да, посмотреть, - ответил Фредрик.
Следуя за трактирщиком, он спустился по лестнице в подвал и в самом деле увидел винный погреб, на полках штабелями лежали бутылки.
- Здесь, - трактирщик смущенно прокашлялся, - здесь много хороших вин. Лучшие местные вина, чтоб ты знал. "Сиро", "Мелисса", "Капо Риццуто", вина из Пули и Базиликаты. А вон там в углу у меня несколько ящиков "Классико".
Фредрик присвистнул, он никак не ожидал такого роскошного выбора. Но почему Ратти держался так неприветливо?
- Синьор Ратти, - сказал он. - Это изумительно. Попрошу тебя выбрать бутылку вина, которое ты относишь к самым лучшим местным маркам.
- Как-как? Ты серьезно? - Трактирщик недоверчиво посмотрел на Фредрика. - Я знаю, во всяком случае, на каком вине остановился бы сам, если бы решил отметить какое-нибудь событие. Вот.
Он взял бутылку с одной из полок.
Фредрик прочел на этикетке: "Прелюдио но. 1. 1975". Звучит красиво, подумал он и кивнул.
- Спасибо, синьор, беру эту.
Он поднялся наверх, вышел на солнце, сел за свой столик.
- Странно, - пробормотал он себе под нос. - Весьма странно.
Следом за ним появился Ратти, неся бутылку и большой бокал. Тщательно вытер их полотенцем, затем осторожно откупорил бутылку и налил немного вина в бокал.
Фредрик не стал спешить. Долго принюхивался к запаху вина, чуть-чуть пригубил, дегустируя, сделал несколько быстрых маленьких глотков. Посидел с закрытыми газами, ворочая языком во рту. Наконец посмотрел на трактирщика и сказал:
- Синьоре Ратти, ты оказал мне большую честь. Это великое вино, поистине великое. Мягкое, но не вялое, с богатым цветочным ароматом, долго живет во рту и подстегивает воображение. Как раз то, что мне сейчас нужно.
На лице Ратти появилось что-то вроде удивления, и он не сразу вернулся внутрь своего заведения.
На какое-то время Фредрик забыл обо всем постороннем. Он нюхал, смаковал, причмокивал языком, глотал, упиваясь новыми для него вкусовыми ощущениями. Между глотками бормотал странные слова из диалекта одного южноамериканского индейского племени, диалекта, в котором для единственного норвежского наименования Н2О "вода" была сотня синонимов. Это позволило ему точно выразить свое впечатление и дать названия новым запахам и вкусовым ощущениям.
Сюда бы сейчас Тоба, его товарища по "Кастрюльке" в Осло! Круглые очки Тоба запотели бы, в такой восторг привело бы его знакомство с неведомым доселе выдающимся вином. Но Тоб занят стряпней дома в Осло.
Фредрик выпил почти половину бутылки, прежде чем вернулся к действительности. Синьор Ратти не показывался. В это время дня Фредрик был единственным посетителем кафе. Куда делся трактирщик? Как-то странно он себя ведет. Но когда Фредрик похвалил вино, лицо Ратти вовсе не было враждебным. Скорее, на нем появилось нечто вроде испуга?
Испуг… С какой стати кому-то бояться Фредрика?
Он наслаждался солнцем и вином. Ближе к двенадцати начали появляться другие посетители. Заказывали водку, кофе, рюмки какого-то зеленого напитка. Преобладали мужчины, среднего возраста и постарше. Многие учтиво здоровались с Фредриком, и он кивал в ответ улыбаясь.
Он поглядел на замок на холме. Сегодня там не сушилось белье. Зато по широким петлям крутой дороги спускались двое - мужчина и женщина.
У развалин никто не трудился, только сторож, синьоре Лоппо, бродил по участку, почесывая в затылке.
Доброе вино и мирное утро настроили Фредрика на веселый лад. Точно так же действовали мысли о том, что ждало его во второй половине дня. "Был он винолюб великий и не менее великий женолюб", - слова древней саги о соотечественнике Фредрика Дрюма, короле Магнусе Эрлингсоне, вполне можно было отнести к нему самому. Он подмигнул двум старикам за соседним столиком, любителям местной водки.
На площади появился загорелый плечистый мужчина. Черная шляпа его отлично гармонировала с лихими завитками усов. Судя по одежде, это был тот мужчина, которого Фредрик видел спускающимся по дороге из замка.
С появлением нового лица кругом воцарилась тишина. Люди перестали беседовать, многие принялись усиленно рассматривать столешницы. Фредрик вопросительно посмотрел на своих соседей, и один из стариков прошептал, наклонясь к нему:
- Иль Фалько!
Иль Фалько - сокол… Подходящее прозвище. Вон как высоко свил свое гнездо. Итак, вот он - Ромео Умбро, владелец замка и окружающих его виноградников. Злой дядюшка доктора Умбро, который устанавливает адские машины на склоне за клиникой, мешая лечебным процедурам. На вид - ненамного старше племянника.
Ромео Умбро постоял, покачиваясь с пятки на носок и внимательно изучая посетителей кафе. Острый и пристальный взгляд, отметил Фредрик, не зря он получил такое прозвище. Синьор Ратти испуганно метался между столиками, убирая пустые чашки и рюмки.
Глаза Умбро остановились на Фредрике Дрюме. На губах возникло подобие улыбки - или это была гримаса? - и он решительно подошел к столу, заслонив собой солнце.
Фредрик вопросительно наморщил лоб.
- Синьор Фредрик Дрюм из Норвегии. - Низкий голос не спрашивал, а утверждал. - Понятно, кто же еще станет пить самое дорогое местное вино среди белого дня?
Не спросив разрешения, он опустился на свободный стул.
Настроение Фредрика нисколько не омрачилось, и он продолжал вопросительно глядеть на Иль Фалько.
- Ромео Умбро. - Протянул тот пятерню для крепкого рукопожатия. - Норвегия, - продолжал он, откидываясь назад на стуле. - Норвегия, Норвегия. Тупые слабоумные болваны. Нахальные петушки, сопляки, надутые протестанты. Зазнайки, червяки и слизняки. Рожденные в глыбе льда, оттаявшие под холодным солнцем, выросшие с инеем за ушами и ледышками под носом, распятые в своем неверии, умершие и погребенные в вечной мерзлоте! И вы еще приезжаете сюда и думаете, будто что-то знаете!
Последние слова он выкрикнул так громко, что Фредрик испуганно отпрянул, чуть не опрокинув свой бокал.
Кругом царила гнетущая тишина.
- Scusi, синьор, будьте любезны немедленно выйти из-за этого стола, я вас не знаю, и у вас нет никакого права…
Кулак Ромео Умбро обрушился на столешницу с такой силой, что бутылка с вином едва не упала.
- У меня нет права? Помалкивай, арктическая жаба, здесь в Офанесе я распоряжаюсь, а не ты с твоими приятелями. Посмотри кругом: эти виноградники, оливковые рощи, порт, замок - все принадлежит мне, без меня и моего семейства здесь была бы сплошная выжженная пустыня с кактусами. И если это тебе невдомек, обмотай себя серой бумагой и уноси отсюда ноги, пока они тебя еще держат.
Он щелкнул пальцами, и тотчас Ратти поставил на стол перед ним стаканчик водки.
- Клиника тоже вам принадлежит? - Фредрик опомнился и позволил себе съязвить.
- Ни слова о клинике, наглая дворняжка! - Умбро стукнул по столу пустым стаканчиком. - Этот аристократ из подворотни, этот мой племянник может куда угодно перенести свою психбольницу, вон сколько денег у него. С чего это он занимает мои лучшие земли? А? По мне, так пусть он сам и эти немые шлюхи, перед которыми он ползает на коленях, убираются на Северный полюс.
Фредрик пытался понять, почему этот человек так кипятится. Причиной дикой брани должен быть какой-то серьезный конфликт. Но как могло присутствие ни к чему не причастного Фредрика подлить масла в огонь этого конфликта?
- Вы не могли бы выражаться яснее, чтобы я мог понять, на какую из ваших мозолей наступил? И чем вам так насолили именно норвежцы? - Он спокойно налил себе еще вина.
- Болван, - фыркнул Ромео Умбро. - Если у тебя мозгов чуть больше, чем у мухи, сам знаешь ответ. Но если ты глуп, как пробка, то мои ответы находятся вон там. - Он показал на замок на холме. - А вообще, ты не вправе ждать ответов. То, что ты, по-твоему, знаешь - ложь, а что надеешься узнать - фантазия, плод больного рассудка. Тебе лучше всего поскорее убраться отсюда. Пока не завернули в серую бумагу. Cur, quomodo, quando - такие вопросы лишены смысла в Офанесе.
Он резко поднялся, пронзил поочередно взглядом всех присутствующих, вышел из кафе и размашистым шагом направился к церкви.
Кругом сразу зашумели. Фредрик тряхнул головой и облегченно вздохнул. Двое мужчин помоложе подошли к нему и справились, как ему показались когти Иль Фалько.
- Знай, straniero, он настоящий зверь. Тиранит нас всех без разбора. Воображает себя этаким средневековым феодалом. Все новое, незнакомое ему ненавистно. Был бы ты здесь, когда два года назад начались раскопки! Кричал, что земля его, виноградники тоже. Призвал на помощь всех продажных юристов в Калабрии и Сицилии, но проиграл, конечно. А что до нас, то мы были только рады. Раскопки, клиника эта привлекают сюда людей, привлекают туристов, на которых и мы зарабатываем.
- Спасибо, синьоры. Спасибо, что объяснили. А то я уже было подумал, будто я для вас все равно что муха в котлете.
- Если тебе понадобится помощь, только скажи. У нас найдется время и найдутся работящие руки. Меня зовут Лоренцо Карли, моего друга - Паоло Серверо.
Они вежливо поклонились и вернулись к своим столикам.
От действия хорошего вина не осталось и следа. Бутылка почти опустела, Фредрик не стал тревожить осадок.
Пока тебя не завернули в серую бумагу. Он размышлял над этой угрозой. Это итальянское выражение можно было толковать двояко. Либо "тебя положат в гроб и закопают в землю", либо "тобой будут манкировать". Так или иначе - угроза. Серьезная угроза.
Он подозвал жестом синьора Ратти, чтобы рассчитаться. Лицо трактирщика по-прежнему оставалось загадкой для Фредрика. Он не поскупился на чаевые, похвалил вино. Разменял несколько бумажек на монеты для телефона-автомата. Когда встал, чтобы уходить, Ратти спросил его:
- Тебе в самом деле понравилось вино?
Фредрик всплеснул руками.
- Вино волшебное, синьор. Не понимаю, почему ты усомнился в моем отзыве.
Трактирщик прокашлялся, но ничего не сказал. Фредрик простился и вышел на площадь.
Полистал телефонную книгу. Кротоне… Не без труда отыскал телефон главы церковно-административного округа: "Prefettura la Chiesa della Crotone". Повезет - все станет на свои места. Во всяком случае, получит какой-то ответ. Он говорил долго и внятно. Почувствовал, что его поняли правильно и все, что можно, будет сделано. Повесил трубку, довольный разговором.
Спустившись к маленькой пристани, Фредрик присмотрел себе тенистый уголок подле одного сарая, сел там и надолго погрузился в размышления.
Шел третий час, когда он снова поднялся к площади. И сразу понял: что-то случилось. Площадь была почти пуста, в кафе синьора Ратти - ни души, хотя обычно в это время вовсю уписывали макароны. Он и сам настроился перекусить в ожидании часа, когда придет пора навестить Женевьеву.
Ему не понадобилось долго гадать, куда все подевались: на участке с развалинами собралась целая толпа, люди стояли вкруг, что-то молча рассматривая. Многие мужчины держали шляпу в руках, прижимая ее к груди.
Фредрик бегом поднялся туда. Пробиться через толпу было невозможно, и он взобрался на стену, чтобы увидеть, что происходит.
В центре круга лежал человек. Неподвижно. На спине. Глаза были широко открыты, одна рука сжимала лопаточку. Фредрик тотчас узнал его. Сторож, синьор Лоппо.
- Что случилось? - он схватил за руку синьора Карли, который представился ему в кафе.
- Это синьор Лоппо, - ответил тот со слезами на глазах. - Он мертв. Четверть часа назад его нашла синьора Нанфи, когда отправилась собирать целебные травы для своего мужа-ревматика. Увидела - лежит вот так, глядя в небо.
- Полиция? Врач? - Фредрик потряс Карли за плечо.
- Врач скоро будет. Il poliziotto Нурагус уже осмотрел беднягу Лоппо. Говорит, что о преступлении не может быть и речи, никаких повреждений не обнаружено.
Какая-то женщина, истерически рыдая, упала на колени возле покойника. Синьора Лоппо…
- У них четверо малых детей, - сказал Лоренцо Карли и отвернулся, вытирая слезы.
Фредрик сидел в своем номере. Здесь было прохладно и тихо. До четырех часов, когда назначена встреча, оставалось всего несколько минут. Он смотрел на свою тетрадь. Чистые листы. Он не продвинулся ни на шаг после того, как покинул место, где разыгралась трагедия.
Чистые листы. Почти чистые. На одной странице вверху были написаны три имени:
Марко Албелли.
Альдо Пугги.
Синьор Лоппо.
"Пифагорейцы", - подумал он. Почему-то имена трех покойников связывались в его мыслях с тем, что он читал утром. Когда сам Пифагор ушел из жизни, его школа оказалась причастной к разного рода раздорам, и многие члены ее погибли. Одних сожгли, других, говорит предание, поразила невидимая молния. Но кое-кто бежал и продолжал развивать мистическую часть философии Учителя.
Невидимая молния, поражающая людей?
Он застал Женевьеву, как было условлено, сидящей на скамейке в саду перед клиникой. Она бросилась ему на шею с таким жаром, что они упали и покатились по траве.
Потом они поднялись в ее комнату, где окна вскоре запотели от эманации страсти. Они были ненасытны, три года ожидания и желания наконец нашли свой выход, невысказанные мысли и слова обрели форму и смысл, и хмель был сладок, и казалось, ему не будет конца.
Они пели дуэтом в ванной, потом ели фрукты и пирожные, которые Женевьева принесла на расписных блюдах.
- Пока не встретила тебя, думала, что все норвежцы холодные и инертные, - поддразнила она Фредрика, запихивая ему виноградину в нос.
Он чихнул и ответил: