Каирский сон госпожи Лемпицкой
Стоит ей погрузиться в сон, мадам Лемпицка превращается в мальчика, который сидит в своей комнате и прислушивается к таинственным шагам в шкафу. Одним словом, она даже так, во сне, узнает, что этот сон уже когда-то ей снился и что он повторяется. Но в тот момент, когда мальчик от страха старается проснуться, сон продолжается!
В этом продолжении сна мальчик сидит за столом, за спиной у него шкаф, из которого время от времени доносится журчание воды, а в комнату входит Охараска, его двоюродная сестра. Ей четырнадцать лет, он примерно вполовину моложе ее, но, сколько им лет, во сне он не знает. Миновал полдень, время течет, то и дело останавливаясь, как на железнодорожных станциях. Все в доме родителей мальчика наслаждаются послеобеденным отдыхом, а Охараска вносит на подносе стакан малинового сока и миску с манной кашей на молоке. Девочка сварила ее сама, и, прежде чем поставить стакан и миску перед мальчиком, она улыбается широкой улыбкой, полной зубов и языка.
Мальчик хорошо понимает, что означает эта улыбка, и в ужасе кричит: "Нет! Нет! Нет!" – но, словно заколдованный, не может оторваться от стула, на котором сидит.
В этот момент у Лемпицкой, которой снится, что она мальчик, первый раз в жизни происходит эрекция. Тогда Охараска приказывает:
– Ешь!
Мальчик испуганно сует ложку с кашей в рот и запивает ее соком, а Охараска залезает под стол, головой раздвигает ему колени, расстегивает его, берет в рот и начинает сосать, как конфету. Спустя некоторое время он перестает пить то, что пьет, а она начинает пить то, что получает, чтобы пить…
В тот момент, когда из мальчика начинает течь нечто густое и сладкое, сон прерывается, и мадам Лемпицка с криком просыпается.
Впечатление от сна такое, что Лемпицка тормошит спящего Эрлангена и заявляет:
– Я должна немедленно вернуться в Европу.
Он смотрит на нее своим резиновым взглядом и смеется, не говоря ни слова. Наконец целует ее и говорит:
– Красавица моя, мы завтра и так возвращаемся. Отпуск кончился, пора в банк…
* * *
Стоит подслеповатое утро весны, ничуть не ставшей мудрее в тот день, когда мадам Лемпицка бог знает в который раз нажимает на черную пластинку звонка на двери с табличкой:
SYMPTOM HOUSE
А. & S. К. Сделки с движимостью
– Твою мать… ты оказался прав! Да кто же ты такой? – кричит Лемпицка прямо с порога и без колебаний требует у торговца снами, чтобы он продал ей следующий отрывок из ее будущей жизни.
Ус у Алексы Клозевица смеется, он разводит руками:
– Постольку поскольку вы видели сон, вы убедились, что мне незачем кого-либо обманывать, в том числе и вас. Если бы в тот вечер вы подошли к столу, на котором стоял ужин, как-то иначе, ну, например, с другой стороны, я бы узнал, что этот сон не ваш. Но, предупреждаю вас сразу, если вы заинтересованы в новом контракте, то то, что я могу вам предложить, будет стоить дороже.
– И что же это такое, что вы мне можете предложить, и почему дороже?
– На этот раз вы можете приобрести кусочек вечности. Поэтому и дороже. Кроме того, это связано с некоторой опасностью. Но в это нам лучше не вдаваться, потому что таким образом мы можем растревожить настоящее осиное гнездо, да я и не уверен, что вам понравится то, что я вынужден буду сообщить вам, если мы продолжим разговор о новом контракте.
– Не бойтесь, говорите. Я пуглива, но только в малом. Что вы мне приготовили?
– Это сон, который мог бы присниться вам в возрасте тридцати семи лет. То есть через два года. Ровно семьдесят одна секунда вашего будущего, которого у вас никогда не будет.
– В чем тут разница с предыдущим сном?
– Я могу обеспечить вам любой сон, который вам предстоит увидеть в вашей жизни. Но в данном случае речь идет о другом. Это такой сон, который вы не увидите никогда, потому что не доживете до тридцати семи лет. Это сон из вечности. Загробный сон. Но это ваш сон. Мне очень жаль, что приходится сообщать вам такое, но без этой информации мы не сможем продвигаться дальше в процессе переговоров относительно купли-продажи.
– Откуда вы знаете, что я не доживу до тридцати семи лет?
– Дорогая госпожа Лемпицка, вычислять такие вещи совсем не трудно. Если уж мне с точностью до дня известно, когда умру я сам, почему бы мне не знать и дату вашей смерти? До тридцати семи лет вы не доживете. И из того года от вашего рождения вы можете получить от меня только кусочек сна, который могли бы увидеть в том возрасте, если бы были живы.
– Неужели это возможно? И как?
– Если вы поймаете птицу, то это всегда будет целая птица, а не ее половина или четверть, причем независимо от того, маленькая она или большая. Так же происходит и со снами: я могу поймать или целый ваш сон, или ничего, и на это не повлияет длина этого сна. Вот и представьте себе, что во вневременности парит и тот самый кусочек вашего сна, его продолжение, которое вы никогда не увидите, но которое вот оно, здесь, так же как лапка или хвост птицы. Или другой пример. Волосы и ногти продолжают расти и после смерти, но точно так же продолжаются после смерти и сны, которые не успели присниться при жизни.
– В том сне, который снился Дистели, содержались какие-то сведения о том, как он умрет? То есть я хотела спросить, могу ли я увидеть тот его сон, который вы поймали и не смогли продать ему, потому что он умер, так и не узнав его конца?
– Это невозможно. Прежде всего, потому, что ему был продан сон в полном виде, и он его увидел целиком, до конца. В том числе и ту часть, которая относится ко времени после его смерти. Кроме того, для него условия сделки были совсем другими. Все, что я могу вам сказать, так это то, что ваш сон, который мне удалось поймать, примерно на сто лет младше сна вашего покойного любовника господина Дистели. Его сон относится к началу девятнадцатого века, а происходит в начале двадцатого.
– Что это значит?
– Что это значит, спрашивайте у кого-нибудь из учеников Фрейда, а не у меня. Я не врач, чтобы лечить, и не маг, чтобы предсказывать будущее. Я и не политик, чтобы обещать вам лучшую жизнь, и не представитель чужого капитала, чтобы защищать будущее великих от будущего малых. Я просто торговец, который продает вам ваше будущее, такое, каким оно будет…
5. "Addict Dior" + "Dolce&Gabbana" + "Poison"
Мадам Лемпицка сидит в храме, под названием "Symptom House", слушает, что говорит ей "торговец будущим" о снах Дистели и о ее собственных снах, и задумчиво произносит:
– Значит, сны ваших покупателей вы различаете так же, как те женщины, которые отличают укус блохи от укуса комара…
– Если вы имеете в виду то, что сны могут укусить, то это именно так.
– Давайте вернемся к нашей сделке о покупке загробного будущего. На каких условиях я могла бы купить еще семьдесят одну секунду будущего, в котором мне никогда не жить? Почем у вас чайная ложечка вечности? Вы говорите, условия более тяжелые? А такие загробные сны тоже могут укусить?
– Всё гораздо сложнее.
– Что это значит? – спрашивает мадам Лемпицка. Ее прозрачный язык, как и всегда в ожидании важного ответа, слегка высовывается изо рта. Она молчит и щурится.
– Вам придется кое-кого убить.
Лемпицка открывает глаза и говорит:
– Это и есть условие?
– Да. Но, учитывая, что вы не доживете до тридцати семи лет, это не должно вызывать у вас особой тревоги. Вам только следует иметь в виду: я не знаю точной даты вашей смерти, единственное, что мне известно, – это будет раньше, чем вы достигнете указанного мною возраста.
– Следовательно, это может произойти и раньше… Насколько раньше?
– Этого я вам сказать не могу. Не знаю. Мне не удалось это вычислить.
– Вы в высшей степени любезный и хорошо воспитанный говнюк.
– Не надо так ожесточаться, мадам Лемпицка, вам стоит сначала хорошенько подумать. И не спешите с ответом. А если, несмотря на ваш хороший опыт в торговых отношениях с нами, у вас все же есть какие-то сомнения, обдумайте, что мы предлагаем вам на этот раз. Если вы приобретете даже мельчайшую частичку того будущего, в котором вас больше не будет, ложечку того будущего, что наступит после вашей смерти, кусочек времени после завершения вашей жизни, считайте, что это ваш крупный выигрыш. Неужели ради такой уникальной возможности не стоит попытаться и кое-чем пожертвовать?
– А кого надо будет… при условии, что я решусь?..
– Выбирайте сами. Однако, дорогая госпожа Лемпицка, не так уж трудно догадаться, кого человеку хочется устранить до своей собственной смерти, раз уж ему придется умирать. Есть кто-нибудь, кого вы ненавидите, кто-нибудь, кто вызывает вашу ревность?
– Не знаю. Такого человека я не знаю. Правда, я чувствую, что он существует.
– Ну что ж, проверьте и, если убедитесь, что это действительно так, сделайте то, о чем я говорил. Но имейте в виду, вы должны обеспечить мое присутствие на месте события в тот момент, когда оно произойдет. Я должен засвидетельствовать, что вы действительно убили этого человека. Таково одно из условий сделки.
Слушая все это, Лемпицка думает совсем о другом. Она шепчет самой себе: "Ненавижу свою пиз..!" После возвращения из Египта Лемпицка два раза говорила с Эрлангеном по телефону, но после этого ей больше не удавалось связаться с ним ни по мобильному, ни в банке. Ей всегда отвечали, что он или "представляет отчет", или находится "на совещании совета директоров". В нерабочее время его мобильный всегда был выключен.
"Да есть ли у него собственная подушка? Интересно, на скольких подушках он спит?" – думает она об Эрлангене, покидая "храм", где продается будущее, и, взбешенная, направляется в банк "Plusquam city".
– Господина Эрлангена сейчас нет в банке, а позже он будет на совещании совета директоров.
Лемпицка понимает, что новая попытка связаться с господином Эрлангеном через его секретаршу окажется столь же безуспешной, и требует, чтобы ей открыли ее сейф.
Лемпицка в обществе одной из служащих банка, ухоженной мулатки, сидит в салоне с розовыми кожаными креслами и слушает музыку Белы Бартока. С каждым тактом невыносимой музыки в Лемпицкой растет ярость. Как только закругленная серебряная дверь впускает ее в хранилище ценностей, она вынимает из своей сейфовой ячейки повышенной надежности "магнум", бросает в сумку, в сейфе остается платок. Почти бегом Лемпицка покидает банк. Попутно она звонит по телефону своему "торговцу будущим" и предлагает вместе проникнуть на виллу с садом и озером, где живет Эрланген.
Лемпицка и Клозевиц останавливаются перед входом. Осень. В озеро, лист за листом, облетает весь лес. Дверь заперта. Ключа у Лемпицкой нет, и Клозевиц с помощью своей стальной визитной карточки осторожно вскрывает дверь. В первый момент кажется, что в доме никого, но тут же с верхнего этажа доносится женский голос. Незнакомка, думая, что домой вернулся хозяин, кричит из спальни:
– Darling, here I am! – и выходит на лестничную площадку, полуголая, в сапогах до самой пиз…
Алекса Клозевиц едва успевает понять, что его ожидания исполнились, едва успевает почувствовать запах "Poison" и узнать в особе на лестничной площадке председателя совета директоров банка "Plusquam city" Ливию Хехт, как Лемпицка убивает ее тремя выстрелами из "магнума". В тот момент, когда она стреляет, в ее глазах стоят три стеклянные слезы ревности и гнева.
И тут Алекса Клозевиц, почувствовав, что в дом проникает запах "Dolce&Gabbana", быстро прячется за портьерой у входа, а в холле появляется Эрланген. Возвращаясь домой, он услышал выстрелы, обнаружил вскрытую дверь и вытащил из кармана "магнум".
Он кричит:
– Лемпицка, брось оружие!
Но Лемпицка в бешенстве направляет на него свой "магнум", и они одновременно стреляют друг в друга.
Мадам Маркезина Андросович-Лемпицка падает на месте замертво, на Эрлангене ни единой царапины: в револьвере Лемпицкой не оказалось седьмого патрона.
Алексе Клозевицу теперь нужно быстро придумать, как незаметно выбраться из дома, несмотря на то что он находится в двух шагах от Эрлангена. Эрланген хладнокровно берет свой мобильный телефон "Sony Ericsson" и звонит в полицию. Тут Клозевиц замечает, что "умный лак" на голубых ногтях мадам Лемпицкой меняет цвет сначала на абрикосовый, а потом на желтый, зеленый и, наконец, красный, в то время как слезы ревности на ее щеках превращаются в стеклянные шарики. Он спрашивает себя: какого цвета смерть? Выходит из своего укрытия и со спины приближается к Эрлангену, говоря:
– Ради всего святого, что здесь происходит?
– Какого черта? Кто вы такой? – спрашивает его хозяин.
– Прохожий. Я услышал выстрелы, увидел распахнутую дверь и вошел узнать, не нужна ли вам помощь. А теперь я стал и вашим свидетелем, да к тому же могу подтвердить ваше алиби. Готов свидетельствовать, что вы стреляли в целях самозащиты. Ну, мне пора. Вот вам номер моего телефона. Обращайтесь без стеснения. Меня зовут Эрвин.
И Клозевиц, продиктовав номер 0389–430–23066 в мобильный телефон господина Эрлангена, торопливо удаляется, в то время как вдали слышен звук сирены полицейского автомобиля.
IV. Приговоры
Пока шел судебный процесс над Морисом Эрлангеном за убийство мадам Маркезины Андросович-Лемпицкой, адвокат ее сестры Софии Андросович и представитель покойного оперного певца Матеуса Дистели выдвинули еще одно обвинение. Против Александра Клозевица и его торгового предприятия "Symptom House" в связи с присвоением незаконно полученной прибыли от торговли снами в сделках, заключенных с Дистели и Лемпицкой.
Суд вынес приговоры по двум отдельным делам.
• Морис Эрланген осуждается на каторжные работы за то, что при убийстве Лемпицкой превысил меру необходимой самообороны.
• Суд установил факт незаконного получения прибыли в результате коммерческой деятельности А. Клозевица, так как покупателю, покойной госпоже Лемпицкой, не был поставлен товар, несмотря на то что она выполнила все свои обязательства по отношению к продавцу. Приговор основывается на заявлении самого обвиняемого Александра Клозевица, которое гласит:
"Несмотря на то что госпожа Маркезина Лемпицка своевременно выполнила все свои обязательства перед "Symptom House", посмертная часть ее сна не могла быть ей поставлена в срок, так как Маркезина была убита еще до того, как товар прибыл к ней. Заявляю о своей готовности компенсировать прибыль наследникам в случае, если будет установлено, что она получена незаконно, несмотря на то что своей вины здесь я признать не могу, так как налицо обстоятельства "высшей силы"".
На основе этого заявления суд определил, что Александр Клозевиц компенсирует наследнице покойной Маркезины Андросович-Лемпицкой, мадемуазель Софии Андросович, тот ущерб, который стал следствием того, что Клозевиц не поставил оплаченный товар и присвоил прибыль, полученную незаконным путем.
• Александр Клозевиц освобождается от обвинения в том, что не поставил предусмотренный контрактом товар (71 секунда из будущего после смерти господина Дистели), так как товар был поставлен в полном объеме, что установлено на основании двух фактов:
А. Это подтверждается заявлением врачей, которые слышали (а это же слышала и присутствовавшая при этом Лемпицка), что Дистели, находясь в агонии, сказал, что он побывал в будущем, и добавил: "В конце одиночества начинается смерть". И это, как явствует из заявления о снах, которое сделал суду Клозевиц, было последним, что прозвучало во сне Дистели.
Б. Благодаря факту, изложенному в пункте А, госпожа Лемпицка позже сама вступила в сделку с Клозевицем, так как убедилась, что Дистели, ее любовник, в коммерческом отношении обманут не был.
В результате можно констатировать, что Клозевиц поставил Дистели сон целиком и полностью, то есть сон о Пушкине Дистели видел до конца, так что по этому пункту обвинения продавец не может быть обвинен в получении незаконной прибыли, ибо он в полном объеме поставил покупателю предусмотренную договором "движимость", как он называет свой товар.
• Наконец, следует сказать, что суд не смог установить связь между делом Лемпицкой и убийством управляющего букмекерской конторы ипподрома Исайи Круза, которое пока по-прежнему остается нераскрытым, несмотря на все усилия старшего следователя Эугена Строса, к сфере компетенции которого относится и дело Круза.