- Поссорились?
- Что-то в этом роде.
- Я видел, как вы выбросили ключи. Если б я женился на такой вот кобре, я бы их тоже выбросил.
- Вы видели, куда они упали?
- Перелетели через полосу. Я изображу патрульного, а вы их ищите.
Он поднял правую руку, ладонью к накатывающемуся потоку машин, и они остановились: в Лос-Анджелесе чтут пешеходов. Ключи я нашел через сорок пять секунд. Отбросил их дальше, чем ожидал. Поднял вверх, чтобы показать добровольному патрульному, что они найдены. Он кивнул, и активно замахал рукой, показывая водителям, что путь свободен. Чувствовалось, что работа регулировщика ему нравится.
Я уже садился в машину, когда он вновь подошел ко мне.
- Раз уж вы от нее избавились, так и держите.
- Я думаю, вы правы.
- Она старше вас, не так ли?
- Намного. Потому-то мы и ссорились.
Он ударил ладонью по крыше.
- Вы должны найти себе кого-нибудь помоложе. Это, конечно, не мое дело, но жена должна быть более женственной.
Я посмотрел на него, поворачивая ключ в замке зажигания.
- А как быть с детьми?
Он покачал головой, начал что-то говорить, но я его уже не услышал, потому что машина тронулась с места.
Глава 19
Далеко я не отъехал. Не отъехал, потому что моя правая нога соскальзывала с педали газа и я не мог удержать ее в нужном положении. С левой ногой проблем у меня не было, потому что я подсунул ее под педаль тормоза. Зажатая между полом и педалью, она не дрожала. Не дрожали и руки, с пальцами, впившимися в рулевое колесо. Миновав два квартала, я нашел свободное место у тротуара и втиснулся между двумя автомобилями. Попытался повернуть ключ зажигания. С третьей попытки мне это удалось.
Еще минута ушла на то, чтобы поймать пальцами защелку бардачка и открыть его. Бутылка с виски опустела на две трети. Я отвернул пробку, поднес бутылку ко рту, глотнул. С тем же успехом я мог пить и обычную воду. В конце концов мне удалось закурить. Вот сигарета меня успокоила. Я курил, потягивал виски и думал о том, сколь близко от меня прошла смерть.
Она могла бы дважды нажать на спусковой крючок, выпрыгнуть через заднюю дверцу и затрусить по тротуару. Никто бы ее не остановил. Ни в Лос-Анджелесе, ни в любом другом городе. Она полагала себя профессионалом, во всяком случае, сказала об этом, и это сыграло на меня. Ее приметы обязательно запомнили бы, а в полиции на нее наверняка имелось досье. И объемистое. А вот если бы я отогнал машину в нужное ей место, то безусловно отправился бы на тот свет.
Теперь, между сигаретой и виски, мои действия казались абсолютно логичными. Когда же я выбрасывал ключи, мною руководила не логика, а страх, страх, перед смертью. Потому что умереть я хотел бы дома, в собственной кровати, а не за рулем взятого напрокат автомобиля.
Я вытянул правую руку, растопырил пальцы. Она все еще дрожала, но уже мелкой дрожью и ее не бросало из стороны в сторону. Я решил, что еще один глоток шотландского пойдет только на пользу. Действительно, хуже не стало. Я навернул крышку на горлышко бутылки. По тротуару шла женщина, везя за собой сумку на колесиках, какие обычно берут с собой в продуктовые магазины. Увидев в моих руках бутылку, торопливо отвела глаза, словно я занимался чем-то неприличным.
- Только из медицинских соображений, мадам, - сказал я себе, но, к моему удивлению, произнес эти слова вслух.
Я убрал бутылку в бардачок, завел двигатель и вернулся на автостоянку у Гражданского центра.
Я не вылез из кабины, когда подошел служитель. Не думаю, чтобы ему очень уж хотелось поговорить со мной.
- Сколько она вам заплатила?
- Вы про вашу жену?
- Вот-вот. Про нее.
- Десять баксов. Сказала, что хочет сделать вам сюрприз.
- Скажите мне…
- Что?
Чувствовалось, что он занервничал.
- Она похожа на мою жену?
- Откуда мне знать, на кого похожа ваша жена?
- Она похожа на чью-либо жену?
Он пожал плечами.
- Мужчины женятся черт знает на ком. Всякое бывает.
- А какое у вас сложилось о ней мнение?
- Знаете, по-моему она активная лесбиянка.
- Не забывайте, что речь идет о моей жене, приятель, - грозно прорычал я.
Бар я нашел в начале пятого. На Нормандия-авеню к северу от Уилшира, низкое, длинное здание из кирпича под черепичной крышей и с цветными окнами-витражами. Над дверью светилась скромная реклама: "КОКТЕЙЛИ". Название "У Стэйси", белело буквами староанглийского алфавита, вырезанными на черной доске.
Машину я оставил на маленькой асфальтированной автостоянке, примыкающей к зданию, и вошел в зал, где меня встретили полумрак, прохлада и покой. Справа - изогнутая стойка, около столиков стулья с высокими спинками. В углу маленький рояль, на нем - микрофон. В стене у рояля - дверь в обеденный зал на двенадцать столов. Уютное заведение, где можно хорошо выпить и вкусно поесть без боязни получить в конце трапезы астрономический счет.
Посетителей еще не было, но за стойкой стоял мужчина, лицо которого показалось мне знакомым. Высокий, загорелый, с темными вьющимися, чуть тронутыми сединой волосами. Не красивый, но интересный, с мужественным лицом и добрыми серыми глазами. В рубашке спортивного покроя с короткими рукавами и открытым воротом. На груди у него хватало волос и они тоже начали седеть. Он посмотрел на меня, шагающему к стойке, кивнул и продолжил свое занятие: он резал лимоны.
Я понял, где я его видел. Было это лет десять тому назад и он обычно выходил из леса или из-за скалы и нес какое-то животное: козленка, олененка или даже медвежонка, которое поначалу казалось больным или раненым. Потом он опускал детеныша на землю и камера показывала, как он бежал к матери. Так что становилось ясно, что детеныш просто потерялся. А потом камера крупным планом давала его улыбающееся лицо, он вставлял в губы сигарету, прикуривал от обычной спички, и голос за кадром расписывал удивительные достоинства этой марки сигарет.
Я сел на один из высоких табуретов у стойки. Он положил нож, которым резал лимоны, вытер руки полотенцем и придвинул ко мне салфетку, на которой стояла вазочка с орешками.
- Так чем мы сегодня хотим заглушить боль? - голос соответствовал его внешности. Глубокий и мелодичный. В рекламных роликах он никогда не говорил, но я уже слышал этот голос: по телефону, когда позвонил по номеру, названному мне Конни Майзель.
- Шотландское. С водой. В высоком стакане.
- Какое шотландское?
- "Диварс".
Он ловко смешал виски с водой, поставил передо мной стакан, вновь взялся за лимоны.
- Я ищу Стэйси.
Он не поднял головы.
- По какому поводу?
- Хочу задать ему пару вопросов.
Он отложил нож, вновь вытер руки, облокотился о стойку, наклонившись вперед. На левом запястье он носил широкий кожаный браслет с тремя металлическими бляшками.
- Я - Стэйси. А кто вы?
- Моя фамилия Лукас. Я работаю у Френка Сайза.
Он кивнул.
- Который ведет колонку.
- Вот-вот.
- Далековато уехали от дома.
- Есть немного.
- Так чем вызван интерес такой знаменитости, как Френк Сайз, к моей скромной персоне?
- Его интересует человек, которого вы, возможно, знаете. Могу я угостить вас?
Он на мгновение задумался, посмотрел на часы.
- Почему нет? Вы угощаете или Френк Сайз?
- Сайз.
- Тогда я выпью "Чивас".
Налив себе виски и добавив воды, он вновь облокотился на стойку и я не мог не восхититься его бицепсами. Их тоже покрывали волосы, но они еще не седели.
- Так о ком речь?
- Гвендолин Рут Симмс, - ответил я. - Известная так же, как Гвен Симмс.
Он выдержал паузу.
- Дела давно минувших дней.
- Сколь давно?
Он задумался.
- Лет двадцать тому назад, - правой рукой он как бы обвел все заведение, включая автостоянку. Актерским жестом. - Она работала здесь, когда я купил этот бар.
- Она работала и у вас?
Он кивнул.
- Я оставил ее. Она привлекала посетителей. Внешностью ее природа не обидела.
- Сколько она у вас работала?
- Десять, может, одиннадцать лет.
- Что потом?
- Перебралась в другое место.
- Почему?
- Когда я покупал это заведение, тут была клоака. И ошивались здесь черт знает кто. Бандиты, проститутки. Если кто-то приезжал в город и спрашивал у коридорного, где можно поразвлечься и найти женщину, ему говорили - "У Стэйси". Вы меня понимаете?
- Несомненно.
- Я еще снимался в кино, но не слишком много, потому что студии тогда большей частью дышали на ладан, но тут мне повезло с телевидением. Реклама сигарет.
- Я помню.
- Сигареты были отвратительные, а вот за ролики платили отменно. Заработанные деньги я вкладывал сюда. Сменил всю обстановку, ко мне потянулись более добропорядочные клиенты. Им нравилось видеть меня за стойкой, а минутой позже - на экране телевизора, отпускающим какую-то зверушку. Я поднял цены, нанял хорошего повара и бандитов с проститутками как ветром сдуло. Они уже не чувствовали себя, как дома. С ними ушла и Гвен.
- И произошло это девять или десять лет тому назад?
Он кивнул.
- Около этого.
- Вы знали ребенка Гвен?
- Конни? Конечно, я знал Конни. Она звонила каждый день около четырех, чтобы узнать, добралась ли ее мамаша до работы. Гвен перед уходом начала пить. Конни все еще в Вашингтоне?
- В Вашингтоне, - подтвердил я.
- Она связана с тем расследованием, что вы проводите?
- Похоже, что да.
Стэйси отпил "Чивас регал".
- Она приходила сюда пару раз после окончания колледжа в Окленде.
- Миллз.
- Да, Миллз. Она входила сюда, и все мужчины видели только ее. Включая меня.
- Да уж, есть в ней что-то такое.
- Я скажу вам, что в ней есть. Она - самая красивая женщина из тех, что живут в этом городе, а он знаменит отнюдь не породистыми собаками.
- Вы абсолютно правы.
- Она еще и умная. Такому сочетанию трудно что-либо противопоставить. Дела у нее идут нормально?
- Вроде бы да. А что вам известно об ее отце? Его звали Френк Майзель, не так ли?
- Старина Френк. Давненько я его не видел. Я ожидал, что он явится на похороны Гвен, но он не пришел. Может, не знал.
- Она умерла примерно семь месяцев тому назад, не так ли?
Он задумался.
- Пожалуй. В конце октября. Парень, с которым она жила, пришел ко мне за деньгами. Я дал ему пару купюр.
- Вы были на похоронах?
Он кивнул.
- Да. Я и тот парень, что приходил за деньгами. Опустившийся тип. И еще три каких-то человека. Я их не знаю.
- От чего она умерла?
- Полагаю, он пьянства. В медицинском заключении написали пневмония, но кто в это поверит.
- И Френк Майзель на похороны не пришел?
- Нет. Видите ли, он и Гвен лет двадцать то сходились, то расходились. Я думаю, что именно старина Френк занимался воспитанием Конни, если кто-то этим вообще занимался. Он учил ее играть на пианино и задавал трепку, если она не ходила в школу. Между нами говоря, я думаю, старина Френк ее и трахал.
- Вы про Конни?
- Естественно. Он держал ее в ежовых рукавицах.
- Я слышал, он почитал своим вниманием и мужчин.
Стэйси пренебрежительно скривился.
- Разве есть закон, который это запрещает?
- По моему разумению, нет.
- Возможно, Френк и не брезговал мужчинами, но предпочтение отдавал женщинам. Вот из-за этого он и Гвен никогда не ссорились. Он шел своим путем, Гвен - своим, и если они лаялись поутру в воскресенье, то совсем не из-за того, кто с кем спит.
- А из-за чего они лаялись?
- Насколько я знаю, из-за Конни. Старина Френк ради нее был готов на все. Я думаю, она жила с ним с двенадцати или тринадцати лет. Он одевал ее, заставлял делать уроки, давал деньги, чтобы она не чувствовала себя золушкой в Голливуд-Хай. Именно старина Френк воспитал ее. Гвен-то плевать хотела на дочь.
- Вы думаете, что Френк - ее отец?
Стэйси пожал плечами.
- Кто об этом знает? Гвен трахалась со всеми. Ее отцом мог быть как Френк, так и еще дюжина парней. Разумеется, Френк говорил всем, кто хотел его слушать, что в детстве переболел свинкой, а потому забеременеть от него невозможно. Потому-то женщины табуном ходили за ним, но я думаю, что он врал.
- Но вы не знаете, где он сейчас?
Стэйси несколько раз качнул головой.
- Не знаю. Думаю, в городе его нет. Иначе он обязательно пришел бы на похороны Гвен. Возможно, он играет в каком-нибудь кабаке во Фриско. Родом он оттуда.
- Скажите мне вот что…
- Разумеется, скажу. Что именно?
- Как вы узнали, что Конни в Вашингтоне?
Стэйси посмотрел на входную дверь.
- Видите ли, это довольно-таки забавная история.
- Может, вы нальете нам еще по стакану и расскажите ее мне?
Стэйси повернулся ко мне.
- Френк Сайз по-прежнему платит?
- Платит, можете не волноваться.
Стэйси наполнил наши стаканы, пригубил свой, опять облокотился на стоку.
- Как я и говорил, это забавная история. Вернее, грустная.
- Я внимательно слушаю, - мне хотелось показать, что я еще не потерял интереса к его рассказу.
- За две недели до смерти Гвен в бар пришла уродливая старуха. Примерно в то же время, что и вы. Посетителей практически не было. Толстая такая, с яркой помадой на губах, с пятнами румян. И все-таки что-то в ней показалась мне знакомым. Я присмотрелся повнимательнее. И кого, как вы думаете, я в ней признал?
- Понятия не имею, - мне не хотелось лишать его рассказ изюминки.
- Саму Гвен! Как же ужасно она выглядела. Но мы в свое время были друзьями, расстались по-хорошему, так что я налил ей двойное виски. Чувствовалось, что выпить ей хочется. Она обрадовалась, но краше от этого не стала. Я так огорчился. У меня в памяти она осталась совсем другой. Потом мы поболтали и выяснилось, что она хочет попросить меня об одной услуге. Я подумал, что она займет у меня двадцатку, и решил не отказывать, потому что деньги это небольшие.
Стэйси покачал головой, словно до сих пор не верил, что Гвен могла так измениться.
- Понимаете, Гвен была моего возраста. Сет сорок семь, может, сорок восемь. Я стараюсь держать форму. Каждое утро пробегаю пару миль, занимаюсь на тренажерах. Но я едва узнал Гвен. Выглядела она на все шестьдесят. Мятая одежда, сумка на колесиках, с какими все старухи ходят по магазинам, беззубая. Жуть, да и только. Конечно, ответил ей я, что я могу для тебя сделать? Она сунула руку в сумку и достала коробочку и письмо. Протянула мне и то и другое и попросила отправить их адресатам, если с ней что-то случится. А что может с тобой случится, спросил я. Глупыш, ответила она, я же могу умереть. Как вы сами понимаете, о смерти говорить никто не любит, поэтому я попытался обратить все в шутку и налил ей еще виски. Она выпила и собралась уходить. Но у двери обернулась и сказала: "Знаешь, Стэйси, не думаю, что я была хорошим человеком", - с тем она и ушла и более я не видел ее. Даже на похоронах, потому что крышку гроба не открывали.
- Ясно. И кому адресовалось письмо?
- Какому-то парню в Лондоне. В Англии. Со странной фамилией.
- Олтигби? - спросил я., - Игнатию Олтигби?
- Да, кажется ему. Это французская фамилия?
- Африканская.
- Неужели? Впрочем Гвен крутилась со всеми.
- А кому вы отправили коробочку?
- Конни. На вашингтонский адрес. Потому-то я и узнал, что она там.
- Что это была за коробочка?
- Вот таких размеров, - он показал. - С коробку из-под сигар.
- И вы отослали и то, и другое.
- Естественно. После того, как этот парень, с которым жила Гвен, пришел и сказал, что она умерла. Я отправил их в тот же день. Гвен отдала их мне с наклеенными марками и написанным адресом.
- Сколько весила коробочка? Вы не помните?
Он снова пожал плечами.
- Не помню. Как коробка сигар.
- Или книга? - предположил я.
- Да, возможно. Примерно с фунт, - он посмотрел на меня. - А что натворила Конни? Почему Френк Сайз ею заинтересовался?
- Он думает, что связана с одним делом, которое может заинтересовать читателя.
- Шумным делом?
- Скорее всего.
- Замешан в нем кто-то еще?
- Возможно, один из сенаторов.
- Да, похоже, крика будет много. Ей грозят неприятности?
- Пока еще нет.
- Речь идет о деньгах?
- Думаю, что да.
- Сумма большая?
- Полагаю, миллионы.
Стэйси удовлетворенно кивнул.
- Я всегда это говорил.
- Что именно?
- Я всегда говорил, что с ее умом и внешностью, Конни наверняка сорвет большой куш.
Глава 20
Я ретировался из Лос-Анджелеса без малейшей задержки.
Даже не заехал в мотель за костюмом и бритвенными принадлежностями, решив, что Френк Сайз выдаст мне деньги на новые. Прямо из бара Стэйси я поехал в международный аэропорт. Вернул машину в бюро прокатный пункт Хертца и первым же рейсом вылетел на Восток. Приземлился самолет в Чикаго, и я около часа болтался по тамошнему аэропорту, дожидаясь, рейса в окрестности Вашингтона. Я бы, конечно, хотел сразу попасть в Национальный аэропорт Вашингтона, но после полуночи самолеты там не садятся, дабы шум их моторов не беспокоил тех, кто спит по ночам. Поэтому полетел я во Френдшип, расположенный на полпути между Вашингтоном и Балтимором.
Из Френдшипа я ехал на такси и добрался до дому в четыре часа утра. Сара проснулась, когда я на цыпочках вошел в спальню. Она всегда просыпалась, несмотря на все мои старания не шуметь.
- Как съездил?
- Не напрасно.
- Приготовить тебе что-нибудь?
- Нет. Мне звонили?
- Просто оборвали телефон.
- Кто?
- Ты хочешь им отзвониться?
- Нет. Спрашиваю из любопытства.
- Прежде всего, лейтенант Синкфилд. Звонил дважды. Мистер Артур Дэйн, один раз. У него очень приятный голос. Потом твои поклонницы. Жена сенатора, миссис Эймс. Глория Пиплз, со слезами в голосе. И, наконец, мисс Конни Майзель. Вот уж у кого шелковый голосок.
- Если бы ты знала, какая у нее фигура.
- Если она соответствует голосу, ты опять влюбился.
- Это пройдет. Что ты им сказала?
- Что ты в Лос-Анджелесе, в каком месте, не знаю, а найти тебя, в случае крайней необходимости, можно через Френка Сайза. А теперь ложись в кровать.
- Я думаю надеть пижаму.
- Она тебе не понадобится.
Я почувствовал, что рядом кто-то есть. Открыл глаза, чтобы увидеть пальцы, тянущиеся к моему носу. Повернул голову и пальцы ухватились за мое правое ухо.
- Вай! - воскликнул Мартин Рутефорд Хилл.
- Ты у нас киллер, не так ли, карапуз? - спросил я, пытаясь понять, есть ли у меня похмелье после выпитого накануне. Если и есть, решил я, то не такое уж тяжелое.
- Дек! - отреагировал Мартин Рутефорд Хилл.
- Эй, Сара! - завопил я.
- Что? - донеслось снизу.
- Ребенок произнес слово.
- Уже несу, - прокричала она.
Несколько мгновений спустя она поднялась в спальню с чашкой кофе. Я сел, взял у нее чашку.