- Нет. Он и моя мать разошлись несколько лет тому назад. Я не знаю, где он сейчас.
- Есть у вас братья или сестры?
- Нет, - без запинки ответила она. - Никого. С чего все эти вопросы о моей семье, лейтенант?
- Разве вы не знали, что Игнатий Олтигби ваш сводный брат? - мне осталось лишь восхититься, как ловко он подвел разговор к этому вопросу.
На лице Конни Майзель отразилось изумление. Рот ее приоткрылся, брови взлетели вверх. Потом она нахмурилась.
- Игнатий? - недоверчиво переспросила она. - Мой сводный брат?
- На это указывает его свидетельство о рождении, - пояснил Синкфилд.
Она на мгновение задумалась, потом рассмеялась, как смеются над забавным анекдотом. Закончив смеяться, быстро вытерла глаза, до того, как я заметил, навернулись на них слезы или нет.
- Вы хотите сказать, что в начале сороковых моя мать переспала с черным?
- Похоже на то.
- Моя мать ненавидела черных.
- Должно быть, эта ненависть не распространялась на отца Олтигби.
- Может, он ее изнасиловал, - предположила Конни.
- А потом болтался рядом до рождения сына, которому и дал свою фамилию, - Синкфилд покачал головой. - Как я и говорил, она ненавидела не всех черных.
- О, она ненавидела не только джигов. Так она их звала, джигами. Она также ненавидела спиков, вопов и кайков. И чего только она не вступила в одну из расистских организаций, - Конни вновь рассмеялась. - Я не могу свыкнуться с этой мыслью. Игнатий - мой сводный брат. Знай я об этом, я бы пошла на его похороны.
- Ваша мать никогда не говорила вам о нем? - спросил Синкфилд.
Она энергично покачала головой.
- Никогда. Разве могла она сказать: "Между прочим, Конни, где-то в Англии у тебя есть сводный брат, наполовину джиг". Да она бы умерла, но не сказала такого.
- Вы помните мужчину по фамилии Стэйси?
- Джима Стэйси? Разумеется, я помню Джима. Моя мать работала у него, - Конни посмотрела на меня. - У вас превосходная память, не так ли, мистер Лукас? Телефонный номер, о котором я упомянула на днях, по которому я звонила матери, чтобы она знала, что я вернулась домой из школы… это был номер Стэйси.
- Это я выяснил.
- Вы виделись со Стэйси?
Я кивнул.
- Виделся.
- Он такой же красавчик, что и прежде?
- Будьте уверены.
- Этот Стэйси знал, что вы в Вашингтоне, - вмешался в наш разговор Синкфилд. - Знал потому, что ваша мать перед смертью попросила его отправить вам посылку. Она также дала ему письмо для Олтигби. Разрешите полюбопытствовать, что она вам прислала?
Она улыбнулась Синкфилду.
- Семейную Библию, лейтенант.
- Семейную Библию?
- Совершенно верно.
- Она по-прежнему у вас?
- Я не жалую Библии, лейтенант. Особенно, семейные Библии, принадлежащие моей семье. Я никогда не любила свою семью и я не любила Библию. Я ее выкинула.
- И это все, что прислала вам мать? - не унимался Синкфилд.
- Нет, там было и письмо. Гвен печалилась, что не была мне хорошей матерью. Что ж, я могу только пожалеть о том, что Гвен не была хорошей матерью. Мне бы хорошая мать не помешала.
- Об Олтигби в письме не упоминалось?
- Нет.
- Да, вот тут наша история делает забавный поворот.
- Что в ней забавного?
- А то, что вы и Олтигби одновременно свалились на семью Эймсов.
Конни задумалась. В очередной раз улыбнулась.
- Я понимаю, что вы более чем кто-либо склонны думать о заговоре, а не о совпадении, лейтенант. Но я могу сказать вам одно: я узнала о том, что Игнатий был моим сводным братом, если и был, лишь несколько минут тому назад, - опять смех. - Извините, к этому не так просто привыкнуть.
- Да, - кивнул Синкфилд, - я вас понимаю, - он повернулся ко мне. - У вас есть вопросы, Лукас?
- Только один, - я посмотрел на Конни Майзель. - Вы, случаем, не знаете в Лос-Анджелесе некую Беатрис Энн Уит? Известную так же, как Паршивка Беа.
- Паршивка Беа? - повторила она. - Нет. Нет, мистер Лукас. Я такой не знаю. А должна?
- Нет, - ответил я. - Полагаю, что нет.
Глава 22
Артур Дэйн и на этот раз вел машину так, словно на дороге он был один. Переходил из ряда в ряд, не подавая сигнала, подрезал, проезжал на желтый свет, иной раз и на красный. Он относился к тем водителям, которых обычно называешь "безмозглый сукин сын", а то и похлеще.
На автостраде стало чуть получше, но ненамного. Он ехал то слишком медленно, то чересчур быстро. Я пристегнул ремень безопасности, что делаю очень редко.
- Наметился прогресс, мистер Лукас? - спросил Дэйн.
- Есть немного. А у вас?
- Работаем. Вы летали в Лос-Анджелес, не так ли?
- Совершенно верно.
- Полагаю, вы выяснили, что Игнатий Олтигби был сводным братом Конни Майзель?
- Как давно вам об этом известно?
- Несколько недель.
- Если б вы сказали мне об этом раньше, я бы не тратился на поездку. Есть у вас еще что-нибудь вкусненькое?
Дэйн сунул руку во внутренний карман пиджака.
- Миссис Эймс хотела, что бы я передал вам служебную записку, которую я подготовил для нее. В ней указано все, что мне удалось выяснить.
Он протянул мне сложенные вчетверо листки.
- Я вам что-то за это должен?
- Решать не мне, а миссис Эймс.
Я развернул сложенные листки. Два. Поверху чернели заглавные буквы: "СЛУЖБА БЕЗОПАСНОСТИ ДЭЙНА, ИНК." Наискось шли красные, высотой в дюйм: "СЕКРЕТНО".
- Удачная находка, - прокомментировал я.
- Вы о чем?
- Секретно.
- Клиентам нравится.
- Могу я оставить эти листки у себя?
- Да, - кивнул он. - Можете.
Озаглавленная "Конни Майзель", служебная записка начиналась, как и большинство федеральных документов, словами "как вам известно".
Как вам известно, установив, что Конни Майзель и Игнатий Олтигби - сестра и брат по матери, мы предприняли попытку установить связь в действиях этой пары, последовавших после смерти их матери. Нам это не удалось. И мы вынуждены признать, что действовали они независимо друг от друга.
Итак, факты: Гвендолин Руг Симмс Майзель, мать Конни Майзель и Игнатия Олтигби, умерла двадцать первого октября прошлого года. В возрасте сорока восьми лет. Причина смерти: алкогольное отравление.
На момент смерти она проживала в Лос-Анджелесе с неким Джоном Полом Кернсом, пятидесяти четырех лет, безработным.
В это время Конни Майзель уже работала в "Баггер организейшн" в Вашингтоне. В эту фирму она поступила около года тому назад. Ранее она была менеджером музыкальной группы, турне которой оборвалось в Вашингтоне. Мисс Майзель оказалась в отеле "Хилтон", без единого цента и счетом на двести шестьдесят два доллара. За четыре дня она раздобыла достаточную сумму, чтобы оплатить счет и снять квартиру. Наши информаторы в отеле сообщили, что она добыла их, занимаясь проституцией. Проведя расследование в Сан-Франциско, мы узнали, что во время обучения в женском колледже Миллз Конни Майзель так же подрабатывала проституцией. Была "девушкой по вызовам" на уик-энды. По нашим сведениям, ее ни разу не арестовывала полиция.
Через пять дней после смерти матери, Конни Майзель сказала полковнику Уэйду Моури Баггеру, что сенатор Эймс мог бы произнести речь о слиянии компаний. Полковник Баггер, по его собственным словам, заявил мисс Майзель, что обращаться к сенатору Эймсу бессмысленно, потому что он никогда не согласится на такое. Мисс Майзель настаивала на том, что по ее просьбе речь сенатор произнесет, причем "Баггер организейшн" платить за это не придется, разве что несколько тысяч долларов. Как показал полковник Баггер, на встрече в кабинете сенатора последний взял две тысячи долларов за то, что произнесет речь. Однако, по словам того же Баггера, сенатор сказал, что просит одолжить ему эти деньги, чтобы оплатить авиабилеты в Лос-Анджелес и мелкие расходы, связанные с поездкой. Проведенное нами расследование показало, что для той поездки деньги сенатору не требовались.
Через десять дней после смерти матери Игнатий Олтигби прилетел в Вашингтон из Лондона и остановился в доме мистера и миссис Джист в Бесесде. Чета Джист последовательно выступала за предоставление независимости Биафре. Как вы знаете, Олтигби какое-то время воевал в армии Биафры. Через Джистов Олтигби познакомился с вашей дочерью, Каролин. Неделей позже он переехал в ее квартиру в Джорджтауне. И уже жил с ней, когда сенатор произнес ту знаменитую речь.
Мы полагаем, что речь эта осталась бы незамеченной, если бы кто-то не сообщил обозревателю Френку Сайзу, что сенатор, возможно, получил за нее пятьдесят тысяч долларов. Сайз не хотел говорить, от кого он получил эти сведения, но, в обмен на информацию, не имеющую отношения к данному расследованию, признал, что получил он их от женщины. Насколько нам известно, только две женщины могли знать о том, что сенатор взял две тысячи долларов, хотя предлагалось ему пятьдесят. Одна из них Конни Майзель. Вторая - бывшая секретарь сенатора, миссис Глория Пиплз. Миссис Пиплз отрицает, что общалась с Френком Сайзом, и мы склонны ей верить. Отсюда мы делаем вывод, что сведения эти Сайз получил от Майзель. Мы так же убеждены, что об этом знает и сенатор.
Мы не смогли установить связь между Конни Майзель и Игнатием Олтигби, кроме их рождения от одной матери. Они встретились после того, как сенатор поселился в "Уотергейте" с мисс Майзель. Ваша дочь и Олтигби часто бывали в их квартире. Можно предположить, что во время одного из этих визитов ваша дочь, Каролин, наткнулась на информацию, которую и решила передать сотруднику Френка Сайза, Декатару Лукасу. Можно так же предположить, что за это Каролин и убили.
Метод убийства был выбран сложный, требующий специальных знаний. Подменить "дипломат" мог человек, который пользовался полным доверием Каролин. К тому же, умеющий обращаться с взрывчаткой. Здесь уместно отметить, что Игнатий Олтигби, во время службы в восемьдесят второй воздушно-десантной дивизии, стал первоклассным подрывником.
В то время мы полагали, что действует он по указке сводной сестры, Конни Майзель. Однако его последующее убийство поставило крест на этой версии. Мы должны заключить, что Игнатий Олтигби действовал абсолютно независимо от мисс Майзель. Мы можем также утверждать, что тот, кто убил вашу дочь, убил и Олтигби.
Мы безо всякого успеха пытались установить связь между прошлым сенатора и мисс Майзель, ее матерью, сводным братом и ее отцом, Френсисом Майзелем, которого мы отыскали в Сан-Франциско. Майзель, однако, отрицает свое отцовство. Он говорит, что переболел в детстве свинкой и оттого лишился возможности иметь детей. Он показал нам справку двадцатилетней давности, подписанную доктором из Лос-Анджелеса, подтверждающую его слова. Френсис Майзель сказал, что в последние десять лет не видел Конни Майзель и не получал от нее никаких известий.
К нашему глубокому сожалению, мы не можем определить, какими компрометирующими материалами на сенатора располагает мисс Майзель. Однако мы должны отметить исключительную сексуальную привлекательность мисс Майзель. Также указываем, что пять дней тому назад сенатор изменил свое завещание. Все свое состояние он отписал Конни Майзель.
По вашему настоянию мы готовы продолжать расследование обстоятельств прошлого Конни Майзель и двух убийств. Но мы должны повторить то, о чем уже сообщили вам устно: содержание компромата на вашего мужа таково, что мы ничего не узнаем, если только мисс Майзель или ваш муж не пожелают поделиться тем, что им известно.
Таким образом, мы рекомендуем прекратить наше участие в проводимом расследовании.
- Ничего себе служебная записка, - я сложил листки и убрал их во внутренний карман пиджака. - У вас хороший стиль.
Дэйн бросил "кадиллак" в левый ряд и я закрыл глаза. Читая, я совсем забыл о том, как плохо он водит машину.
- Вас что-нибудь удивило?
- Я не знал, что она была проституткой.
- Ей пришлось потрудиться в "Хилтоне". Она брала по сто долларов.
- Кто вам сказал?
- Детектив отеля.
- А он как узнал?
- Полагаю, он был первым. Забесплатно.
- Понятно.
- Она работала в "Святом Френсисе" в Сан-Франциско, когда училась в Миллз.
- Может, там сенатор ее и встретил?
Дэйн покачал головой.
- К мужчинам она не приставала. Да и по времени ничего не сходится.
- Вы действительно думаете, что за всем стоит она?
- Конни Майзель?
- Совершенно верно.
- Разумеется, она. Беда в том, что доказать это невозможно.
- Почему?
- Потому что никому не удастся выяснить, чем она держит сенатора за горло.
- А что вы думаете по этому поводу?
Он покачал головой.
- Не имею ни малейшего понятия. Но, вероятно, это что-то ужасное. Способное еще более поломать сенатору жизнь. Хотя, куда уж больше. Посмотрите, что на него уже навалилось. Его обвинили во взятке и вынудили подать в отставку. Дочь убили. Он разошелся с женой. Потерял любовницу, Глорию Пиплз. И все потому, что однажды он что-то сделал или ему что-то сделали, и он не может допустить, чтобы этот эпизод прошлого выплыл на поверхность.
- Дочь меня смущает, - заметил я.
- Почему?
- Я готов понять, почему он отдал все остальное, но как он допустил смерть дочери.
- Он тут не причем. Она сама подписала себе смертный приговор.
- Но причина-то - он.
- Это точно.
Я покачал головой.
- Этого я не понимаю.
Дэйн повернулся ко мне. И смотрел слишком долго для того, кто ведет машину со скоростью семьдесят миль в час.
- Сколько вам лет, Лукас?
- Тридцать пять.
- Мне сорок шесть. Я в этом бизнесе с двадцати трех лет. Полжизни, и понял я за эти годы только одно: чего только не сделают люди, загнанные в угол. Они готовы практически на все, лишь бы спасти собственную шкуру. Есть немало историй о парнях, жертвующих жизнью ради друга. Но, если хочешь сохранить иллюзии, не стоит копаться в этих историях.
- Могут обнаружиться малоприятные подробности?
- О том и речь.
- Как давно вы ведете это расследование? - спросил я.
- Пару месяцев.
- Вы не нашли, с кем она работает… если у нее есть, с кем работать?
Он покачал головой.
- Она ни с кем не видится. Для этого она слишком умна. Никому не назначает полуночных встреч в Мемориале Линкольна.
- А как насчет телефона? Вы же прослушиваете ее номер.
- В сумочке у нее полно десятицентовиков. Если она хочет позвонить кому-либо, то достает один из них. Есть также почтовая служба Соединенных Штатов. Изредка она пишет письмо и идет на главный почтамт, чтобы отправить его.
- И вы выходите из игры?
- Совершенно верно.
- А по какому поводу миссис Эймс захотела встретиться со мной?
- Она сказала, что хочет видеть нас обоих.
- Насчет чего?
- Она получила какую-то важную информацию.
- Она хоть намекнула, какую именно?
- Намекнула. Сказал, что Френк Сайз придет от нее в восторг, а мне будет чем заняться.
- Похоже, для кого-то может запахнуть жареным.
- Если мне будет, чем заняться, то так оно и есть.
Глава 23
В самом начале четвертого Дэйн свернул на дорожку, ведущую к большому, просторному особняку под темно-зеленой крышей. Несмотря на его неумение водить машину, добрались мы достаточно быстро. На дорогу от "Уотергейта" до "Французского ручья" у нас ушло чуть меньше двух часов.
Мы вылезли из машины и Дэйн позвонил в дверь. Пока мы ждали, я восхищенно разглядывал резные панели старинной двери. Радостные фигурки собирались в крестовый поход. Грустные - возвращались из него.
- Одну минуту, - он отступил на шаг.
- Есть трудности? - полюбопытствовал я.
- Давайте убедимся, есть ли кто дома.
Он повернул направо. Я последовал за ним. Остановился он перед гаражом на четыре машины. Ворота были подняты и в гараже стояли черный четырехдверный "кадиллак", достаточно новый "камаро" и джип.
- Тут есть место еще для одного автомобиля, - заметил я.
Дэйн покачал головой.
- Сенатор взял свой с собой. Он ездит на "олдсмобиле".
Дэйн вновь зашагал по дорожке к парадной двери. Повернул бронзовую рукоятку и толкнул дверь. Она открылась. Он вошел в холл, я - за ним.
- Миссис Эймс, - позвал он.
Ответа не последовало.
- Есть кто-нибудь дома?
- Может, они в псарне или конюшне? - предположил я.
- Может. Давайте подождем в гостиной.
Через холл он прошел в гостиную с великолепным камином и не менее великолепным видом на Чезапикский залив. В полумиле от берега большая яхта неторопливо рассекала синюю воду.
На кофейном столике я увидел поднос с графином виски, наполовину пустым, ведерком со льдом, сифоном и высоким стаканом. Кофейный столик стоял перед диваном. Луиза Эймс сидела на диване. В голубых трусиках. Над голой левой грудью краснели два пулевых отверстия. Рот и глаза были открытыми. Голова изогнулась под необычным углом. Она была мертва. И, похоже, до сих пор этому удивлялась.
- Святой Боже, - выдохнул я.
Дэйн ничего не сказал. Подошел к Джонасу Джонсу, стройному молодому человеку, который обносил гостей напитками, седлал лошадей, водил автомобиль и обслуживал хозяйку. Джонас Джонс был в чем мать родила. Он лежал на полу, лицом вверх, лицо его перекосила гримаса боли, то есть умирал он в страданиях. И в его груди краснели два пулевых отверстия. Револьвер лежал рядом с его правой рукой. Как мне показалось, тридцать восьмого калибра, с коротким стволом. Вот тут я заметил кровь. Ее вылилось немало.
- Пошли, - махнул рукой Дэйн.
- Куда? - спросил я.
- Туда, где все, скорее всего, началось. В спальню.
Мы вернулись в холл, повернули направо и, миновав пару дверей, попали в хозяйскую спальню. Большую ее часть занимала огромная кровать со сбитыми простынями, но в ней хватило места туалетному столику, бюро, комоду. Стены украшали сельские пейзажи. На полу двумя кучками лежала мужская и женская одежда. Из окна спальни так же открывался вид на залив. Яхта не успела далеко уплыть.
- О, черт, - пробормотал Дэйн, повернулся и зашагал обратно в холл. Я потащился за ним, как хорошо воспитанный пудель.
В гостиной Дэйн наклонился над диваном, вероятно с тем, чтобы получше разглядеть отошедшую в мир иной миссис Роберт Эф. Эймс. Удовлетворив свое любопытство, выпрямился, проследовал к телу Джонаса Джонса, ранее обитавшего в Майами-Бич, опустился на колено, удостоил покойника короткого взгляда, встал и направился к телефону. Снял трубку, набрал ноль и стал ждать, пока ему ответит телефонистка.
- Экстренный случай, - сказал он, когда на другом конце провода взяли трубку. - Меня зовут Артур Дэйн. Я частный детектив и хочу сообщить об убийстве и самоубийстве.