22 глава
В коридоре я встретил Уколова. Долговязый лейтенант посмотрел на меня сочувственно, и в тоне его было участие.
- Какие поручения будут?
- Не поручение, друг мой, просьба. Я не большой специалист по делам о хищениях. Поэтому я связался с вашими коллегами из ОБХСС…
- Задача? - как всегда, немногословно поинтересовался Уколов.
- Мне кажется, что Степанов каким-то образом попал, вмешался, а может участвовал в хорошо налаженной сети по хищению и сбыту мяса через общепит. И вся история с наездом на Дрозденко и Егиазарова имеет движущей пружиной именно это обстоятельство….
- У вас есть какие-то доказательства? Или факты?
- Нет, пока у меня ничего нет. Только догадки и ощущения. Поэтому я и подключил к нашим поискам ОБХСС… А вас прошу помочь им. И постоянная связь со мной…
- Сделаю, - коротко и внушительно пообещал Уколов.
Снова неприятная процедура прохода через тюремную вахту до кабинета в следственном корпусе. Распахивается дверь, и конвойный докладывает:
- Заключенный Степанов доставлен…
Я отпускаю его и безо всяких прелюдий сообщаю подследственному:
- Если мы с вами сегодня не договоримся, я выхожу из игры…
- В каком смысле? - поразился Степанов. - Вернете дело старому следователю?
- Что-нибудь в этом духе… - подтвердил я. - Мне надоело играть с тобой в подкидного дурака.
- А почему? Причем здесь подкидной?..
- Потому что в руках у меня гниет дело, похожее на икебану из дураков и жуликов. С одной стороны, меня терзает начальство, давит общественное мнение, истекают сроки следствия, а с другой - ты мне подкидываешь своих самодельных валетов…
- А вы бы чего хотели от меня услышать? - прищурился Степанов. Я закурил сигарету и перебросил ему пачку через стол.
- Правду. Ты мне все или почти все врешь! - сказал я с яростью. - В самом первом объяснении ты написал правду или что-то близкое к ней, а потом спасовал, видно, испугался этих гладких жуликов… И теперь пляшешь под их дудку!
- Ну да, конечно, - скривил губы Степанов, глубоко затянулся. - Мне сам смысл им поддакивать!.. Глядишь, мне за убийство медаль дадут…
- Не знаю, в чем твой смысл. Но логически могу объяснить только одним. Либо ты с ними вместе воруешь… либо они про тебя что-то знают и поэтому ты боишься их!
Честное слово, я не ожидал такого эффекта: у него затряслось лицо, побелели глаза. Уставившись на меня, Степанов сказал свистящим шепотом:
- Я? Я-я?.. Ворую с ними?.. Да ты, сыскарь, совсем ополоумел!.. Я, я… - он захлебывался словами, горло его удавкой сжала ненависть. - Я честный человек… Я в жизни чужой копейки не взял…
- Врешь! - заорал я и затопал ногами. - Врешь! Не верю я в твою честность! Ты сейчас, сидя здесь, в тюрьме, какой-то свой, понимаешь, сво-ой интерес защищаешь! Ишь ты, "честный"! А укрываешь отъявленное жулье!..
Он как-то сник враз, осел на стуле, вяло, с досадой сказал:
- Да не орите вы! Как бы пупок от усердия не развязался! Все-то вы про меня знаете, все понимаете…
- Не понимаю! К сожалению, многого не понимаю. Но знаю уже немало! Знаю, что ты остановился, когда они Плахотина вовсю лупцевали… И не бил ты его… по тыкве! Знаю, что они на тебя с ножом бросились! И нож я этот нашел! И, чейон, установил. Почему же ты им поддакиваешь?..
- Нож?! - крикнул Степаном и закусил губу. Изамолчал. Потом сказал устало: - Да что нож? - Он закурил еще сигарету. - Они и без ножа кого хошь зарежут. Они пострашнее уголовников… Раньше блатного за версту опознать можно было по сапогам да по челке… А эти в "адидас" попрятались, на "Жигулях" катаются, по премьерам…
- Что ж ты мне мешаешь их выковырнуть из этих раковин? Ты же правдолюб, борец за справедливость, что ж ты не даешь мне их по закону прищучить? - тихо спросил я.
- А что толку? - грустно усмехнулся он. - У нас законы справедливые и люди в большинстве хорошие, а живут лучше всех, выходит, эти жулики. Как-то получается, что, стоит прихватить одного, все на их стороне! И свидетели у них готовы, и алиби доказано, и улик никаких, и заступников армия! Даже случай счастливый и тот у них в колоде припрятан! Непотопляемые они, сволочи! И везде у них рука мохнатая имеется…
Я сочувственно вздохнул и в тон ему добавил:
- Ты еще об одном забыл - множество как бы честных людей смотрят на их делишки и плечиками пожимают: что поделаешь? И отворачиваются стыдливо или брезгливо. А результат один - я хочу их воровской крейсер затопить, а ты, как понтон, в него вцепился, не даешь, зубами на поверхность вытягиваешь. Ведь ты знаешь, что они воруют?..
- Конечно, воруют, - просто сказал Степанов. - С чего бы еще у них такая роскошная житуха?
Я взял ручку, подвинул к себе протокол допроса, но Степанов быстро сказал:
- Нет, нет, вы перо свое отложите… Я для протокола ничего вам говорить не стану… Мне это ни к чему… Да и доказать конкретно ничего сейчас не сумею…
- А что ты можешь сказать не для протокола?
- Ну, не сказать, спросить хотя бы: сколько ваша жена покупает мяса в дом?
- Точно не знаю, - пожал я плечами. - Килограмма два, я думаю…
- И что она из них готовит?
- Борщ или суп, жаркое, пирожки, котлеты… Ну, что придется…
- Ага, что придется… И стоит все это четыре рубля вашей семье. А теперь посчитайте: если не два кило, а полтонны мяса в вашем ассортименте приготовить и по ресторанным ценам - а это шесть-семь рублей за килограмм - растолкать в людных местах! А сколько стоит пять тысяч шашлыков по рублику штука, можете посчитать?
- Посчитать-то можно, - засмеялся я. - Но это как в анекдоте со слоном: я бы съел, да кто ж мне полтонны мяса даст?
- А вы с кольцевого завода, с базы - по больницам, магазинам, санаториям и детским садам - удержите полтонны, вот и дадут вам с вашим слоном по тысчонке на хобот!..
- Что значит "удержите"? Украсть, что ли?
- Не совсем так… Разные есть способы. Кой у кого - в домах отдыха, пансионатах… Можно отнять…
- Не понял…
- Ну, полагается дому отдыха по фонду, допустим, тонна… Им на базе говорят: доставим девятьсот, и не рыпайтесь. Те знают, с базой ругаться себе дороже, на одной рванине насидишься, да и ту получишь в последнюю очередь. А им самим навар нужен… вот, кто посмирнее, и берет мясо - поменьше, зато вовремя и хорошее…
- С этим ясно. А какие, говоришь, еще есть способы?
- Да с магазинами. Там проще: недогрузил десяток туш и рассчитался за них наличными… по два рэ за кэгэ. Конечно, магазинщики тоже этому не радуются, да что делать, с базой не поспоришь…
- Это и значит "удержать"? - задумчиво пробормотал я. - Ясно, ясно… Выходит, если я правильно тебя понял, ты отказался из их корыта со слоном вместе жрать? Так я понимаю?
- Да никто меня не спрашивал! - махнул рукой Степанов. - В березовую кашу бросили кукиш с маслом и накормили до отвала. Они ребята бесстрашные, от безнаказанности совсем тормозные колодки стерлись, по людям едут, как по булыжному проселку… Угораздил меня черт!..
И замолчал. Я походил по кабинету, потом спросил:
- Кто на тебя с ножом нападал? Ахмет? Егиазаров? Дрозденко?
- Ничего больше не скажу, никто на меня не нападал, - замотал головой Степанов.
- Почему? Ты ведь и так сказал мне много важного…
Он резко перебил:
- Вот и хватит… А больше ничего не скажу… Разговорился, потому что надуше накипело, сердце от злости прогоркло… Все, не буду больше ничего говорить…
- Смотри, тебе жить, - устало сказал я. - Между прочим, как ты думаешь: из-за чего я так с тобой ломаюсь? Посадить тебя крепче мечтаю? Может, полагаешь, мне за тебя медаль дадут?
- Не знаю! - сердито выкрикнул он. - И думать об этом не хочу! Может быть, вас повысят за это дело… или план квартальный у вас недовыполнен…
Я видел, как он напрягается, видно, хотелось нагрубить мне покруче, позлее.
- Зря ты так, - сказал я спокойно. - Я ведь помочь тебе хочу…
- Ага! Знаю! - сердито помотал Степанов головой. - Все вы мне помочь хотите! Нарасхват я стал по части помощи… Не залечите любовью своей до смерти!
- Да я тебя не лечу. Доктор не может лечить больного, который скрывает от него симптомы болезни…
- А я не больной, я здоровый, и нечего меня уговаривать…
- Я тебя не уговариваю и не сулю поблажек, просто объяснить хочу: если будет доказано, что они на тебя напали сами, реально угрожая огромным ножом, суд может усмотреть в твоих действиях необходимую самооборону… Попытка вырваться от них на машине не может рассматриваться в этом случае как умышленное убийство…
- Не ищу я себе снисхождений, - недоверчиво глядя на меня, упрямо сказал Степанов. - Сам виноват, сам теперь и отвечать буду…
- Так в чем же ты виноват? Мне интересно, в чем ты усматриваешь свою вину?
- В глупости собственной, - он достал из пачки сигарету, постукал фильтром по столешнице. - В армии еще, в шоферском классе, инструктор-сержант предупреждал: следите за полотном шоссе, объезжайте на дорогах сбитых кошек и собак…
Мы долго молчали, пока я не спросил его:
- Сбитая собака - это Плахотин?
- Неважно, - махнул он рукой, и мне показалось, что этот сильный парень готов заплакать. Он посидел, отвернувшись от меня к стене, потом глухо попросил: - Отправьте меня, пожалуйста, в камеру…
- Хорошо, - сказал я. - Завтра я разрешаю вам, Степанов, свидание с семьей. Поговорите с родителями, с братом посоветуйтесь, он у вас парень неглупый. Подумайте…
23 глава
Я приехал в ресторан "Центральный" около семи часов. Народу еще было немного. Оркестранты рассаживались на своем музыкальном подиуме, брали аккорды на ревучих электроинструментах, и эти дребезжащие долгие звуки медленно, протяжно замирали в полупустом зале. Было бы совсем тихо, если бы не взрывы веселого разгула сильно подпившей компании в дальнем углу. Оттуда раздавались всплески хмельного хохота и дурашливо-радостные вскрики.
Я постоял минуту в дверях и увидел несущуюся с подносом официантку Марину. Она направлялась к компании в углу, и застолье встретило новую порцию бутылок на подносе счастливым ревом. Я дождался, пока она разгрузилась, и перехватил ее на обратном пути к буфету.
- Здравствуйте, Марина! Я к вам в гости…
Она мгновение присматривалась ко мне, потом, видимо, вспомнила нелепого страхового агента в палате у своего прекрасного Сурика Егиазарова и засмеялась:
- Добро пожаловать! Вот мой стол, садитесь. Что будете пить, кушать?..
- Чашку кофе.
- Одну чашку кофе? - удивилась она.
- Можно две. Если так полагается…
- Да как хотите. Просто я удивилась - из-за чашки кофе идти в ресторан?
- А я не из-за кофе. Я из-за вас. Вы мне понравились… - сказал я совершенно серьезно и удобно уселся в кресле. Она кокетливо погрозила мне пальцем.
- А что скажет ваша жена?
- Ничего не скажет, она не узнает. Она в командировке…
- Ох уж эти мужчины, - покачала головой Марина и отправилась за кофе.
Один из гуляющих в углу, раскрасневшийся пухломордый хомяк, вскочил из-за стола и пронзительным козлетоном запел лирический романс:
- Денежки! Как я люблю вас, мои денежки…
И сразу же, похоронив под звуковым обвалом его искренне взволнованный гимн, грянул оркестр. Джаз. Инструментальный ансамбль или как там они сейчас называются. Пришла Марина с моим сиротским кофе и спросила любезно:
- Больше ничего заказывать не будете?
- Нет, заказывать я не буду. Я буду говорить о своих чувствах к вам…
- Тогда нам надо подыскать другое время и другое место для этого. Завтра яне работаю… - усмехнулась Марина.
- Видите ли, Марина, у нас ограниченный выбор, - перебил я ее. - Мы можем говорить только в двух местах: у вас на работе или у меня на работе. Я решил, что вам будет приятней и спокойней на вашей площадке. Вряд ли разговор в прокуратуре больше способствует искренности…
- А что такое? - испугалась она.
- Вы присядьте, а то мне неудобно говорить, вы же дама…
- Нам не полагается садиться за столики, - подтянула, усушила она губы.
- Вы напрасно беспокоитесь, ваше начальство, увидев вас за моим столиком, будет очень довольно. Садитесь, садитесь…
Она неловко села, в движениях ее не было той грациозной гибкости молодого животного, с которым она две минуты назад бежала через зал.
- Марина, вы не задумывались, почему я вас ни разу не пригласил за это время?
- А зачем вам меня приглашать? Нечего мне у вас делать!
- Может быть, - хмыкнул я. - Но я отношусь к той категории неотразимых мужчин, которым не может отказать в свидании ни одна дама. Наверное, потому, что я приглашаю их повестками. И решаю сам: есть им что делать у меня или нечего. Вот как раз вам есть…
- Чего же тогда не вызвали?
- А то, что я вам уже сказал, вы мне понравились. И, если бы я вас вызвал к себе, у вас сразу же начались бы крупные неприятности…
- Какие еще неприятности? - сердито спросила она.
- Ну, я не знаю, можно считать неприятностью привлечение к уголовной ответственности? Или это пустяки? Мелочи жизни, так сказать?
- Меня? К уголовной ответственности? - от души поразилась она.
- Да, вас. - Я прихлебнул кофе и утвердительно кивнул. - Как это ни смешно, вас одну. Не считая Степанова, который сидит в тюрьме…
- Почему?
- Потому что ваш любимый Сурик, по прозвищу Честность, тот самый, у которого правдивость - ремесло, и остальные его дружки - не только жестокие, но и легкомысленные молодые люди. И они вас поставили в довольно опасное положение.
- Это чем же?
- Они научили вас сказать, будто вы не были на месте происшествия, на автостоянке, где произошла драка…
Она сделала протестующее движение, хотя в глазах ее уже плыла дымка страха. И я не дал ей говорить.
- Подождите, подождите, Марина, не перебивайте меня! Дослушайте, не говорите непоправимого, сохраните себе пути к отступлению.
- Но я ничего не знаю… - вяло проблеяла Марина.
- Вот этого они и добивались, они боялись, что вы, не улавливая некоторых тонкостей, наболтаете мне лишнего. А так - не было вас на месте и говорить не о чем. Но вы там были и вас там видели.
- М-меня видели?..
- Конечно! Поэтому, если я вас завтра вызову в прокуратуру и вы мне хоть полсловом заикнетесь о том, что вас там не было, я сразу же вынесу постановление о привлечении вас к уголовной ответственности за дачу ложных показаний. Вам понятно? Не Сурика, не Карманова, не Винокурова, а именно вас! Ясно?
- Да что вы все хотите от меня? - взмолилась Марина, которая сейчас уже не была высоко парящей летчицей, а стала родной сестрой всех перепуганных и несчастных девиц на белом свете.
- Мне от вас ничего не надо. Я хочу только, чтобы вы мне ответили на один вопрос, имеющий к этой истории достаточно косвенное отношение. И если вы мне надумаете солгать, то завтра же мы продолжим этот разговор у меня…
- Так я же ничего и не знаю… - беспомощно развела Марина руками. - Я с удовольствием, если могу…
- Можете, можете! Объясните мне, за что ваши дружки били шофера Плахотина? Помните, вы еще сами сказали: накидали ему банок?
- Честное слово, я подробностей не знаю! - она прижала руки к своей обильной груди. - Честное слово! Я краем уха слышала, что он не привез какое-то мясо или не туда привез… А может, долг за мясо не вернул, что ли… И больше я ничего не знаю! Честное слово!.. Чем хотите поклянусь…
- Да не клянитесь вы ничем, я вам верю, - допил остаток кофе, поставил чашку и ушел.
Уколова я встретил у подъезда прокуратуры.
- Я вас с обеда дожидаюсь, - сказал он.
- Значит, ценную информацию принес. Иначе ты, человек занятой, не стал бы на меня, пустохода, дорогое время тратить…
- Это мы еще посмотрим, насколько она ценная, - сделал мне снисхождение, улыбнулся Уколов. - В ОБХСС предлагают завтра провести операцию… У них есть сведения, правда, непроверенные, что мясо воруют с базы…
- Хорошо, что не прямо с пастбища, - заметил я.
- С пастбища не украдешь, там счет по головам, - отмел мой незатейливый юмор Уколов. - Наших клиентов нужно брать только с поличным, потому что они во время кольцевого завоза мясо везут по нормальным, правильным документам. Но всем законным получателям не догружают по сто - двести килограммов и сразу же сбрасывают лишек на точках общепита…
- Понимаю, - кивнул я. - Интересно, к Ахмету тоже повезут? Меня не побоятся?
- А чего им вас бояться? - удивился Уколов. - Они же потерпевшие…
- Ну, все-таки… Должны какую-нибудь опаску иметь?
- Да что вы, Борис Васильевич, они бояться отвыкли, считают, что "все схвачено"! А монета каждый день нужна, так что повезут, не сомневайтесь… Кстати, в ОБХСС почти уверены, что повезет "левое" мясо Плахотин.
- Если повезет, это логично, он ведь с винокуровской компанией не рассчитался, долг за ним. Что нам с тобой делать?
- Ждать до завтра. Как только Плахотин загрузит на продбазе грузовик, ребята нам звонят, и мы выезжаем…
24 глава
- Я разрешил вам вчера свидание с сыном Александром, вы у него были? - спросил я. Отец молча кивнул, а мать торопливо сказала:
- Да, спасибо вам большое, больше часа с Сашенькой видались…
Мы сидели в большой комнате их крепкого просторного дома. Когда я вошел, Степанова пригласила:
- Пройдемте и зало…
"Зало" было обставлено современной полированной мебелью, не имеющей индивидуальных примет, никогда нельзя по ней определить, живет здесь доцент или колхозник. Разговор не клеился - отец каменно молчал, а мать, подвижная моложавая женщина, сетовала, плакала, жаловалась на неукротимые характеры сыновей.
- Нрав у Сашки трудный, - говорила она. - Он ведь каждой бочке затычка, так жить с людьми нельзя. Не любят они, когда им в нос тычут… И с Вадиком сладу нет… Мы ведь с отцом всю жизнь горбили, для них добро наживали, а Вадик накаждое слово - "мещанство", "пошлость"… Третьего дня сказал мне: "У вас создание мелкобуржуазное"! Надо же, а?..
Неожиданно заговорил отец:
- Мы с матерью всю жизнь спину гнем - и мы же буржуи! А как сердиться на него? Со всех сторон говорят: он у вас талант, он молодой гений…
- Конечно, теперь вся надежда на него… - почтительно сказала мать. - Вон учительница по математике из школы, Белла Семеновна, так и сказала - гений он у вас…
- Очень может быть, - подтвердил я. - А отношения у братьев хорошие?
- Ой, да что вы! - удивилась Степанова, а отец кивнул. - Отец-то наш в Сибирь ездил на заработки, на Шпицберген вербовался, так Сашка был Вадику и брат, и отец, в воспитатель! Он ведь раньше какое влияние на него имел! На семь лет старше! Правда, учиться после армии не захотел. И говорил всегда: наш Вадька большим профессором еще станет…
- Вы сказали "имел влияние". А что, сейчас не имеет?
- Нет, я, наверное, не так сказала, имеет, конечно. Но Вадик уже почти взрослый, с учеными людьми больше, вот у него свои мнения, они с Сашкой часто спорят, не соглашаются…
- О чем спорят? В чем не соглашаются?