"Человек-кожа, – невольно отметил Высторобец, – одни только уши и кожа с костями". Страховщик его находился неподалеку – расставил на фанерке бутылки с пепси-колой, на горлышки нахлобучил картонные стаканы и лениво оглядывал людей. Если кто-то подходил взять бутылку пепси – отпускал, не меняя сосредоточенно-замкнутого выражения лица. И – ни улыбки, ни ласкового взгляда для покупателя, только сосредоточенность и хмурость, больше ничего.
Такие лица были хорошо известны Высторобцу. "Где второй страховщик?" Искать второго не надо было – эта команда, похоже, не отличалась особой изобретательностью: второй страховщик также торговал пепси-колой, и выражение лица у него было точно таким же, как и у первого страховщика – с жестким прищуром узких глаз и легкими сосредоточенными складочками морщин на лбу, словно бы он считал деньги и боялся ошибиться.
Допускать промахи в общении с этими людьми нельзя, как нельзя торговаться либо носиться по всей "Луже" и искать, где пистолеты дешевле. В этом разе уже минут через пятнадцать можно быть трупом – отведут в сторонку, чтобы показать какой-нибудь редкостный, но дешевый пистолетик, накинут на шею стальку – прочный стальной провод и удавят – даже прохрипеть ничего не сумеешь. Потом привяжут к шее кусок бетонного пасынка и опустят на дно Москвы-реки – отдыхать, принимать ванны, сторожить рыб.
А в остальном страховщики имели неприметный вид – если смешаются с толпой, то вмиг растворятся в ней, лица и у одного и у другого были совершенно незапоминающимися и – вот ведь как – похожими. Хотя один был белобрыс, льняные волосы куделями налезали на уши, другой темен, лысоват, у одного нос был задран вверх, будто туфелька, у другого округлен рулем и опущен вниз, один был ушаст, как и предводитель этой команды – хрящеватые крупные уши, будто грибы, приросли к боковине головы, у второго уши были маленькие, по-женски аккуратные. В общем, внешне страховщики являли полную противоположность друг другу и вместе с тем они были словно бы одной матерью рождены.
Высторобец понял, что эти люди его тоже засекли, отсеяли от остальной массы и теперь наблюдают за ним. Видать, на лице его было написано нечто такое, что выделяло из остальных, озабоченно-шумных, потных от возбуждения и тесноты людей. Интересно было взглянуть на себя со стороны. Или хотя бы в зеркало – что же выдает его? А что выдает торговцев оружием, выделяет их из огромного числа других торговцев?
Он отошел в сторону, не выпуская из вида ни торговца оружием, ни его страховщиков, поискал глазами: а нет ли в этой компании еще и четвертого человека, страховщика страховщиков?
Быть, конечно, не должно, но береженого Бог бережет. Случается, что и ворона получает по морде от воробья. Высторобец почувствовал, как между лопатками у него потекла холодная струйка пота. Странное дело – на улице жара, рубашка липнет к телу, кругом разгоряченные люди, каждый похож на печку, так и пышет, а у него – омерзительно холодный пот между лопатками. Разволновался, что ли?
Может, еще поискать торговцев? Тут, в "Луже", их должно быть не менее шести человек, а Высторобец нашел пока двоих. Он глянул на большие плоские часы, пришпиленные к груде кожаных турецких чемоданов – коробейник этот специализировался на часах и чемоданах, у него было странное направление в торговле, – времени было мало.
Высторобец решил больше не искать, прикинул, куда же можно будет отступить в случае, если его вздумают надуть, отобрать деньги или даже пришить – торговцы оружием этим промыслом никогда не брезговали – площадку, где находились торговец и страховщики, покинуть было легко, торговец словно бы специально выбрал ее для Высторобца, а с другой стороны, он выбирал ее для себя, ориентируясь на то же, что и Высторобец – на быструю "эвакуацию", хотя это мало что значило. "Торговый зал" и место передачи товара – это вещи разные, и ландшафт у них очень разный. Главное, чтобы там, на месте передачи товара, имелись пути для поспешного отступления.
Высторобец протолкался сквозь толпу к торговцу, засек, как насторожились страховщики. "Ишь, сразу ушки – на макушку! – невольно отметил он. – Волки! Беспощадные ребята. Эти, если что, сентиментальничать и чикаться не будут".
– Ищу товар, – остановившись около торговца и глянув ему в задымленные подслеповатые глаза, тихо проговорил Высторобец.
– Все ищут товар, – философски отозвался торговец, качнулся в сторону, словно бы его, желая завалить, поддел под локоть ветер, выпрямился, – только каждый ищет свой. Какой товар ищешь ты?
"Слишком много слов, – недовольно отметил Высторобец. – Восточный человек. По ушастой роже не поймешь, кто он, русский или узбек – скорее всего русский, выросший в Средней Азии, там ведь все русские быстро становятся "кыргызами" – по истечении лет и скулы на лице обозначаются, и глаза становятся маленькими, по-китайски раскосыми – азиат и азиат. Так и этот торговец – человек-кожа".
Прежде чем завести разговор о деле, он долго будет талдычить о здоровье, о домашних, о погоде, о дороговизне товаров – замучает и только потом перейдет к сути. Тьфу!
– Стрелящее железо, – не стал скрывать Высторобец, ответил так же по-восточному, открыто глянул на торговца.
У того ничто не дрогнуло на лице, ни один мускул.
– Получше, похуже? – ровным голосом поинтересовался торговец. – Подешевле, подороже?
– Можно бросовое, но четыре выстрела должны быть сделаны… Желательно, чтобы пуля не уходила по кривой за угол дома.
– Значит, дешевое. Желтой сборочкой, значит, интересуетесь. Чешской или югославской?
– Лучше югославской.
– ТТ или беретта?
– ТТ.
– Сколько стволов будете брать?
– Два.
– Чего так мало?
Высторобец не ответил, он удивился вопросу: торговец оружием задавать такие вопросы не имеет права. Может, он еще собирается спросить, кто именно будет стрелять и в кого конкретно? Высторобец ощутил, как у него потяжелело, сделалось деревянным лицо, торговец, успокаивая покупателя, сделал выразительный жест: не мое, дескать, это дело, произнес бесцветно, так, чтобы услышал только Высторобец и больше никто:
– Если возмешь пять стволов – продам по оптовой цене.
– Пять не надо. Два!
Даже если будет и оптовая цена, этот кожаный призрак все равно выгоду не упустит – свое возьмет. Боковым зрением Высторобец засек, что один из страховщиков снялся с места и уже перебазировался, находится совсем рядом. Это был белобрысый, с носом-туфелькой и сильными огрубелыми руками парень – этакая обезьяна мокшанско-рязанского происхождения. Второй – лысоватый, с темными нестрижеными волосами, продолжал сидеть на своем месте. Но тоже насторожился – тоже ушки колом, словно у волка: Высторобца с торговцем он держит под контролем.
– Каждый ствол стоит четыреста баксов.
– Дорого, – сказал Высторобец. – Здесь же, в "Луже", ТТ желтой сборки продают за триста пятьдесят.
– Это было месяц назад, – мягко, не повышая голоса, возразил продавец, оттопыренные уши его вдруг свекольно зарделись, сделались яркими, будто внутри их зажглось по лампочке, – с тех пор цены поднялись.
– Ладно, – согласился Высторобец: в конце концов, где триста пятьдесят "зеленых", там и четыреста, разница уже никакого значения не имеет. Ни для победы, ни для поражения. А победит ли он либо, напротив, получит удар ногою в подлых, Высторобец не знал. И сердце, обычно чуткое, ничего ему не подсказывало.
Хотя раньше бывало – за три дня до того, как что-то произойдет, начинало ныть: Высторобец еще не знал, с кем придется схлестнуться, может быть, даже неожиданно для себя пропустить прямой удар в драке и заработать большой синий фонарь под глазом, а сердце уже знало, ныло, сжималось в груди болезненно, перед лицом летали красные мухи, а сейчас, да и вообще в последнее время – нет. Что-то в сердце сломалось, сработалось окончательно, либо оно просто огрубело.
– Где и когда я смогу посмотреть товар?
– Деньги при себе?
– При себе.
Продавец, продолжая алеть ушами, сделал едва приметный знак, и в ту же секунду из-за своей фанерки поднялся черноволосый, подскочил к шефу.
– Что, клиент созрел?
– Отведи на плешку, покажи пару желтков югославских из последней партии.
Глаза у черноволосого сделались твердыми, будто шляпки гвоздей, он широким движением провел рукой по воздуху, словно собираясь распахнуть дверцу машины, уткнулся кулаком в бок какой-то толстой даме, затянутой в заморский шелк, пробормотал что-то невнятное. Торговец сделал второй едва приметный жест, и в двух шагах от черноволосого очутился второй страховщик, угрюмый молчун с льняной головой.
– Я следом, – сказал торговец черноволосому.
Плешка, как понял Высторобец, находилась от "офиса" недалеко. Стоило только чуть обойти стадион, как шум "Лужи" стих, с недалекой реки повеяло свежестью, и низко, почти цепляясь перьями за кусты, прошла утка – молодая, запоздалая, еще не научившаяся толком летать.
На людей она не обратила внимания – привыкла.
– Вона, для нее даже охотничий сезон – не помеха, – не выдержав, произнес дрогнувшим голосом Высторобец, проводил утку неожиданно растроганным взглядом: заядлый охотник, он ни разу в этом году не был на охоте. Не довелось ни зимой, ни весной, ни осенью. Да разве с таким сумасшедшим шефом, как Белозерцев, соберешься куда-либо? Все нет и нет времени.
Страховщик на его слова никак не среагировал – даже не повернул головы. Он шел впереди – костистый, кривоватый, с ногами, изогнутыми по-кавалерийски внутрь, обутый в дорогие кожаные кроссовки.
Прошли одну аллею, другую, свернули на боковую асфальтовую дорожку. Река стала ощущаться сильнее, горячий воздух был наполнен сыростью, запахом рыбы, какой-то легкой гнили. Московскую рыбу, этих безглазых, трехноздрих, пахнущих соляркой и серой бесхвостых мутантов, есть нельзя – никакой желудок не примет, а если примет, то едоку – конец. Больница уготована во всех случаях просто обязательно.
В конце дорожки стояла новенькая красная "тойота" с блестящими дырчатыми дисками на колесах. В кабине сидел человек с небритым лицом, жевал сигарету. Кладовщик. Взгляд тот же самый, знакомый, что и у торговца со страховщиками. Было видно, что он ждал страховщика с клиентом. Высторобец понял, что человек-кожа сообщил этому душману по радио – идет, дескать, один… Вполне возможно, набит долларами. "Если бы да кабы, – усмехнулся Высторобец, – будь я действительно набит "зеленью", вряд бы шустрил по сомнительным плешкам. Нажал бы на кнопку – пугачи мне бы домой принесли. Да что домой – в почтовый ящик вместе с газетами засунули бы".
Плешка оказалась квадратным асфальтовым пятаком. Исчезнуть отсюда "тойота" могла в несколько секунд. Небритый с неохотой вылез из машины, достал с заднего сиденья обувную коробку с нарисованным на ней нарядным средневековым башмаком – королевским, с бриллиантовой пряжкой, открыл и молча протянул Высторобцу.
В коробке лежал смазанный, завернутый в прозрачную жесткую бумагу ТТ. С первого взгляда было видно – не наш, с тульским самоваром ни в каком родстве не состоит: слишком изящные линии, присутствует некая отточенность, какой нет у родных отечественных пистолетов. Отечественные особым изяществом никогда не отличались, и сталь родная такого блеска не имеет, ведь наша оборонка ТТ не для красоты производит – для дела. Высторобец знал оружие, умел не глядя отличать "желтую" сборку от "серо-буро-малиновой", произведенной на коленке где-нибудь в грязном цехе под угрюмым минским или сараевским небом.
– Последний завоз, поставка через Прибалтику, – сказал черноволосый, – а прибалты туфту поставлять не любят. Бронежилет дырявит насквозь.
"Это ты врешь, парень, ТТ "желтой" сборки никогда не оставляет дырок в бронежилете – лишь вмятины. Дыры образуются только от нашей сборки", – Высторобец покосился на страховщика и ничего не сказал.
– Первые десять выстрелов гарантирую – жилет пробьют, – гнул страховщик свое, – а дальше – как получится.
Он хотел содрать с Высторобца не четыреста долларов, а все пятьсот. Или даже шестьсот.
Высторобец взял пистолет в руку, он был легче настоящего ТТ – на войну с таким не идти, подведет, а на раз, на два раза, пока новый – годится.
– Где второй? – спросил Высторобец. – Мне два ствола нужно.
Кладовщик всунулся в окно "тойоты", достал с сиденья еще одну коробку, также молча, словно был немым, протянул Высторобцу.
Второй пистолет ничем не отличался от первого – та же "желтая" сборка, то же угрюмое изящество линий, тот же мрачный холод металла и – полная ненадежность. Это оружие поставляют специально для киллеров – наемные убийцы почти всегда бросают оружие около своих жертв. Чтобы милиция не мучилась, не искала черной ночью черного кота в черной глухой комнате.
– Упакуй в одну коробку, – сказал Высторобец кладовщику, полез в карман, отщипнул от стопки долларов несколько сотенных бумажек – новых, арбузно хрустящих, протянул кладовщику. Тот молча взял деньги, сложил два пистолета вместе, сунул в обувную коробку и заклеил липкой глинистого цвета лентой.
– Двухсот долларов не хватает, – угрожающе проговорил черноволосый. – Каждый ствол стоит пятьсот баксов.
– Мы с вашим шефом договорились о четырехстах.
– Мне он ничего не сказал.
– Сейчас придет и все скажет.
– Он не придет, – в кладовщике неожиданно прорезался голос.
"Значит, я не ошибся, у них налажена связь по радио", – как-то тускло и слишком спокойно подумал Высторобец, отметил злой жестяной блеск, возникший в глазах черноволосого, понял, что тот готов замахнуться уже не на двести долларов, а гораздо на большее, его теперь интересовала уже вся пачка, имевшаяся у клиента. Высторобец засек, как тот напружинился, присел на прочных кривых ногах в "качковой" стойке – может теперь качаться на них, как стебель, влево, вправо, вверх, вниз, – сейчас будет нападать. Кладовщик хорошо понимал своего напарника – они спелись и выпотрошили, видать, не одного полоротого покупателя. Хотя киллеров, покупающих у них оружие, они не трогали – это слишком опасно, один опытный киллер-скорострел запросто может уложить всю эту шайку-лейку, трогали только простодырных доверчивых новичков, вообще не знающих, что такое оружие и с чем его едят, Высторобца они тоже приняли за простодырного дядю – две сопелки в носу и одна извилина в заду, – которого выпотрошить ничего не стоит.
"Ошиблись вы, ребята, ой, ошиблись", – спокойно, даже как-то равнодушно, подумал Высторобец, стараясь не выпускать из поля зрения ни одного, ни другого подельника. И когда к нему боком, кривовато, находясь в подвижной боевой стойке, начал перемещаться страховщик, Высторобец качнулся к кладовщику – человеку ленивому, замедленному, с мышцами, оплывшими жиром, ткнул ему в руки коробку с пистолетами:
– Подержи!
Высторобец рассчитал, что эта простая вещь – очень примитивная, вроде "детской неожиданности", сработает – и она сработала: кладовщик с опешившим видом принял коробку, он не мог допустить – даже в мыслях, чтобы дорогой товар шлепнулся на землю, – тех двух мгновений, пока коробка находилась у него в руках, Высторобцу было достаточно, чтобы разделаться со страховщиком. А страховщик подгребся уже совсем близко, маленькие глазки его сделались железными, Высторобец поймал этот взгляд – очень важно было теперь его не выпускать, сделал легкий шаг навстречу страховщику и опередил его буквально на мгновение, – развернулся боком и одновременно выкинул перед собой ногу и руку, спаренным, общим движением, когда нога уравновешивает руку и наоборот, угодил ребром ботинка страховщику в горло, а рукой в переносицу. Тот задавленно икнул, из груди у него вырвался хриплый взвизг, словно из проколотого автомобильного колеса, – удар был таким сильным, что кривоватые прочные ноги его в кожаных кроссовках оторвались от асфальта, страховщик взнялся над самим собой и, сметая все на пути, давя какие-то кустики, рядких цветов, прорубил спиной тоннель в густой декоративной гряде – так называемой живой стенке, плотной, черно-зеленой, будто перезрелый чайный ряд, – листья этого кустарника действительно были похожи на чайные, и цвет имели такой же, – и исчез.
– Космический корабль, – не удержавшись, прокомментировал Высторобец.
С места приземления "космического корабля" послышалось глухое уханье, затем – громкий стон.
"Раз стонет – значит, живой, – удовлетворенно отметил Высторобец. – Во всяком случае, в эту минуту он еще не умер, а то, что будет минутой позже, для суда уже не имеет решающего значения, – он ударил рукой о руку, будто стряхивая что-то с ладоней, подумал с опаской: – А ведь где-то недалеко находится второй страховщик… Что-то его задержало. Но что? Уверенность шефа в том, что с неказистым Высторобцем разделается один чернявый? Или задержало что-то еще?" – Высторобец резко повернулся к кладовщику, спросил, недобро сощурил глаза:
– Может, ты тоже хочешь долларовой прибавки? Зелени в суп? Чтобы вкуснее было, а?
Кладовщик испуганно помотал головой – он не тянул против жилистого, хотя и растерявшего свою форму, но еще крепкого Высторобца, – раскатать эту квашню Высторобцу было несложно.
– Не слышу ответа! – рявкнул Высторобец.
– Н-нет, не хочу, – давясь собственными словами, пробормотал кладовщик, и Высторобец одобрительно наклонил голову:
– Ладно, верю, – забрался в карман, достал оттуда пачечку долларов, засек блеск, возникший в глазах кладовщика, этот качок недалеко ушел от своего напарника – те же запросы, только возможности не те, усмехнулся издевательски, отслоил от пачки одну стодолларовую бумажку, швырнул под ноги кладовщику:
– Держи! Считай, что ваша взяла. Драться из-за этой зелени грешно. Дерьмо все это. Скажи своему напарнику, когда он очнется.
Хотя в том, что страховщик очнется, Высторобец не был уверен – слишком сильный он нанес удар, и хорошо угодил, – от такого удара у страховщика должна была отлететь, отломиться от позвоночного столба голова – но это уже забота самого страховщика и этого жирного небритого дурака.
Выдернув у него обувную коробку из рук, Высторобец хотел было нырнуть за живую изгородь – пора уходить, пока не подоспел второй страховщик, но задержался и спросил:
– Веревка, чтобы коробку перевязать, есть хоть? А то склейка эта, – он поддел пальцем глинистую ленту, – тьфу!
Кладовщик невольно вздрогнул, – слишком бытовым и потому необычным был вопрос Высторобца, испугался и закивал головой, поспешно бормоча:
– Есть, есть.
– Давай веревку, – и пока кладовщик лазал в машину за веревкой, хотя из салона он мог достать не только веревку, а и пистолет и продырявить драчливого покупателя, но Высторобец был уверен: кладовщик никогда этого не сделает, кишка просто тонка, Высторобец слушал пространство – не пробирается ли к нему по кустам второй страховщик с шефом, и одновременно держал кладовщика на прицеле – даже если бы тот высунулся из "тойоты" с пистолетом, Высторобец все равно опередил бы его.
Наконец кладовщик вылез из машины, подал Высторобцу кусок крученой бумажной бечевки.
– Ничего другого у меня нет.
– И не надо, – сказал Высторобец, выдернул у кладовщика из рук веревку, поинтересовался, кивнув на гряду, за которой валялся страховщик – любопытно стало:
– Небось черный пояс у качка?