Снег на кедрах - Дэвид Гутерсон 12 стр.


Она вышла - надо было выполоть сорняки и задать корм свиньям. Этта задержалась в прихожей, снимая фартук. Повесила его на крючок и села обуть сапоги. Натягивая сапог, она с тревогой думала о словах Карла - что они не подходят друг другу - он не первый раз уже такое говорит. Вдруг в дверях показался Миямото Дзэнъити; он снял шляпу и кивнул.

- Уже слыхали про вас, - сказала Этта.

- Миссис Хайнэ, дома ли мистер Хайнэ?

Японец сначала держал шляпу перед собой, но потом спрятал за спину.

- Дома, да, - ответила Этта.

Она крикнула в дом:

- К тебе!

Когда Карл подошел, она сказала:

- Можете говорить прямо здесь, меня это тоже касается.

- Привет, Дзэнъити, - поздоровался Карл. - Да ты не стой, входи.

Этта стащила сапоги и пошла за мужчинами в кухню.

- Садись, - пригласил японца Карл. - Этта нальет нам кофе.

Он выразительно посмотрел на жену; та кивнула. Сняла с крючка чистый фартук, повязала и наполнила кофейник.

- Мы уже видели предписание, - сказал Карл. - Восемь дней! Мыслимо ли - собраться за восемь дней? Несправедливо все это, - прибавил он. - Попросту несправедливо.

- Ничего не поделать, - ответил Дзэнъити. - Заколотим окна досками. Оставить все. Если хотите, мистер Хайнэ, работайте и на наших полях тоже. Мы так признательны, что вы продать их нам. Там все больше двухлетние кустики. Будет много ягод. Пожалуйста, соберите их, а выручку оставьте себе. Иначе ведь все сгнить, мистер Хайнэ. Не достаться никому.

Карл принялся растирать лицо. Сидел напротив Дзэнъити и растирал. Карл выглядел большим и грубоватым, японец - маленьким, с проницательным взглядом. Оба были примерно одного возраста, но японец этот выглядел моложе лет на пятнадцать, не меньше. Этта поставила на стол чашки, блюдца, открыла сахарницу. Смотри-ка, в деле хоть и новичок, а какой шустрый, подумала она. Предложить ягоды, которые самим все равно ни к чему. Да, ловко, ничего не скажешь. А потом завести разговор о деньгах.

- Спасибо, Дзэнъити, - ответил Карл. - Мы соберем. Огромное тебе спасибо.

Японец кивнул. Вечно они кивают, подумала Этта. Так и обводят вокруг пальца - только с виду скромничают, а в мыслях никакой скромности нет. Кивнут, промолчат, опустят глаза - тем и берут; ушли ее семь акров.

- А с чего плату будете вносить? Если мы соберем ваши ягоды? - спросила она, стоя у плиты. - Это не…

- Погоди, Этта, - перебил ее Карл. - Не стоит пока об этом.

Он снова повернулся к этому японцу:

- Как дела дома? Что семья?

- Дома все заняты, - ответил Миямото. - Паковать вещи, готовиться.

Японец улыбнулся, и Этта заметила какие крупные у него зубы.

- Может, чем помочь? - предложил Карл.

- Соберите наши ягоды. Это большая помощь.

- Я не об этом. Может, вам нужно что?

Этта поставила кофейник на стол. Она заметила, что Миямото сидит со шляпой на коленях. Ну конечно, Карл весь из себя такой гостеприимный, а об этом-то и позабыл. Пришлось японцу сидеть со шляпой, как будто он обмочился.

- Карл разольет, - бросила она, села, расправила фартук и сложила руки на столе.

- Подождем, пока заварится, - сказал Карл.

Они сидели, когда в кухню ворвался Карл-младший. Из школы вернулся. Еще и четырех нет, а он уже тут. Можно подумать, бежал. В руках один учебник - по математике. Куртка в пятнах от травы, лицо потное, покраснело на ветру… Этта видела, что сын тоже голоден, как и отец, готов съесть все что угодно.

- В кладовке яблоки, - сказала она сыну. - Возьми одно. Выпей молока и погуляй. К нам тут пришли, мы разговариваем.

- Я уже знаю, - ответил Карл-младший. - Я…

- Карл, поди возьми яблоко, - повторила Этта. - К нам пришли.

Он вышел. Вернулся с двумя яблоками. Из холодильника достал кувшин с молоком и налил в стакан. Карл-старший взял кофейник и наполнил сначала чашку Миямото, потом жены, затем свою. Карл-младший посмотрел на них, с яблоками в одной руке и стаканом в другой. И ушел в гостиную.

- Иди на улицу, - крикнула ему Этта. - Там ешь.

Карл вернулся и встал на пороге - одно яблоко надкусано, молоко выпито. Сыну исполнилось восемнадцать, и по росту он уже догонял отца. С трудом верилось, что сын такой большой. Куснув яблоко, Карл спросил:

- А Кабуо дома?

- Кабуо дома, - ответил Миямото. - Да, дома. - И улыбнулся.

- Я зайду тогда, - сказал Карл-младший и поставил стакан в раковину. А потом громко хлопнул кухонной дверью.

- Учебник забери! - крикнула ему мать.

Сын вернулся за учебником и отнес его наверх, в свою комнату. Зашел в кладовку, взял еще яблоко и, проходя мимо, махнул им.

- Скоро вернусь, - бросил он.

Карл-старший пододвинул сахарницу к японцу.

- Угощайся, - предложил он. - Может, сливок?

Дзэнъити покачал головой:

- Спасибо. Только сахар.

Он размешал пол-ложки сахара. Размешав, аккуратно положил ложечку на блюдце. Дождавшись, когда Карл возьмет свою чашку, отпил.

- Очень хороший, - похвалил Дзэнъити. - Глянув на Этту, он чуть улыбнулся в ее сторону; от него только и можно было ждать что улыбки.

- Сын у вас такой большой, - заметил Дзэнъити. Он все еще улыбался; потом опустил голову. - Я внести плату. Еще два раза, и все. Сегодня я платить сто двадцать долларов. Я…

Карл-старший покачал головой. Поставил чашку и снова покачал.

- Нет, Дзэнъити, - остановил он его. - Даже не думай. Мы соберем твой урожай, а в июле поглядим, какой будет выручка. Тогда что-нибудь и придумаем. Как знать, может, там, на новом месте, ты устроишься на работу. Вдруг что подвернется. А пока я ни за что не возьму с тебя денег, Дзэнъити. Даже говорить об этом не будем.

Японец выложил на стол сто двадцать долларов - много десяток, несколько пятерок и десять банкнот по доллару, - разложив их веером.

- Пожалуйста, возьмите это, - попросил он Карла. - Остальное я прислать, я внести плату. Если не хватать, у вас остаться наши ягоды. А в декабре еще одна выплата. Так?

Этта скрестила руки на груди: а ведь она как чувствовала - просто так он ничего не отдаст!

- Ягоды! - скривилась она. - Какой тут может быть расчет? Да и цену устанавливают не раньше июня. Ладно, допустим, это хорошие, двухлетние кусты. И все пойдет хорошо. Мы нанимаем людей на прополку. Никаких тебе пенниц, лето солнечное, кусты вырастают, ягоды завязываются, урожай хороший. Допустим, после затрат на работы, на удобрения и останется долларов двести. Это если год удачный. Если цена хорошая. Если все в порядке. Но допустим, год выдался неудачным. Средним. Грибок, дожди… да что угодно, хотя бы одна из десятка напастей. Ягод наберется на сто, самое большее сто двадцать долларов. И что тогда? Тогда денег недостанет, чтобы покрыть выплату в двести пятьдесят долларов.

- Возьмите эти, - предложил Дзэнъити.

Он сложил банкноты в стопку и придвинул к ней.

- Тут сто двадцать. С ягод еще сто тридцать. Следующая плата внесена.

- А я-то думала, ты отдаешь нам ягоды просто так, - сказала Этта. - Разве не за этим ты пришел - чтобы отдать ягоды бесплатно? Разве не просил нас продать их, а выручку оставить себе? А теперь просишь отнести их на счет выплаты.

Этта потянулась за аккуратно сложенной пачкой и, пересчитывая, продолжала:

- Сто тридцать долларов, если, конечно, удастся столько выручить, да еще эти в качестве предоплаты - компенсация возможной отсрочки до июня. Так ты за этим пришел?

Японец смотрел на нее, ничего не говоря и не притрагиваясь больше к кофе. Он застыл, в нем появилась холодность. Этта видела, что он разъярен, но сдерживается, не давая гневу вырваться наружу. "Ишь ты, гордый, - подумала Этта. - Я такого ему наговорила, а он делает вид, будто ничего не случилось. Будто и не было ничего".

Пересчитав деньги, Этта положила пачку обратно на стол и снова скрестила руки на груди:

- Еще кофе?

- Нет, спасибо, - ответил японец. - Пожалуйста, возьмите деньги.

На стол опустилась большая рука Карла. Пальцы накрыли пачку и придвинули ее к японцу.

- Дзэнъити, - сказал ему Карл. - Мы не возьмем их. Что бы там Этта ни говорила, мы не возьмем. Она нагрубила тебе - я прошу за нее прощения.

При этом Карл посмотрел на жену, но она не отвела взгляд. Она знала, что он чувствует, но ей было все равно, она хотела, чтобы Карл понял, что происходит, как его дурачат. Она и не подумала отвести взгляд, она смотрела ему прямо в глаза.

- Мне очень жаль, - ответил японец. - Очень жаль.

- Давай подождем, пока созреет урожай, - предложил Карл. - Вы поезжайте и напишите нам, а мы соберем ягоды и спишемся с вами. Будем действовать по обстановке. Насчет оставшихся выплат договоримся - ничего страшного, если ты внесешь их чуть позже. Договоримся. Пока у тебя и других забот хватает, так что оставим эти разговоры. И, Дзэнъити… Если я чем могу помочь, ты только дай знать.

- Я обязательно внести плату, - заверил Карла Дзэнъити. - Найти способ, выслать деньги.

- Вот и отлично, - заключил Карл и протянул ему руку. Японец пожал ее.

- Спасибо, - поблагодарил он. - Я внести плату. Вы не беспокоиться.

Этта разглядывала японца. Только теперь она заметила, что он нисколько не постарел. Десять лет работает на полях, а взгляд такой же чистый, спина прямая, кожа упругая, а живот плоский. Десять лет он делает ту же работу, что и она, а ни на день не состарился. Одет опрятно, голову держит прямо, цвет лица загорелый и здоровый… Это было частью его тайны, и это же делало его чужим. Что-то он знал такое, что не давало ему состариться, в то время как она, Этта, все старела и увядала; что-то он знал такое, но держал при себе, не выдавал. Может, все дело в религии этих японцев, подумала Этта, а может, это вообще у них в крови. Как знать.

Давая свидетельские показания, она вспомнила, как тем же вечером сын принес домой бамбуковую удочку. Как вошел с улицы с взъерошенными ветром волосами. Сын, когда ввалился на кухню, показался ей таким большим и юным, совсем как щенок дога. Ее сын, такой большой, но еще ребенок.

- Глянь, - показал он ей удочку. - Кабуо одолжил на время.

И стал рассказывать. Этта стояла у раковины и чистила картошку на ужин. Сын объяснял ей, что это отличная удочка для морской форели. Что специально расщепили бамбук, что ободки гладкие, обернутые шелком. Что он захватит Эрика Эвертса или кого еще и они пойдут ловить на блесну, а может, возьмут байдарку. Опробуют удочку, посмотрят, какова она в деле. А где отец? Он покажет ему удочку.

Этта, продолжая чистить картошку, сказала сыну то, что должна была сказать, - пусть вернет, эти японцы должны им деньги, и удочка сейчас ни к чему.

Она вспомнила, как сын посмотрел на нее. В его взгляде была обида, и он старался скрыть ее. Хотел поспорить, но не стал, знал, что не переспорит. Взгляд побежденного, взгляд отца, большого фермера-трудяги. Привязанного к земле, прикованного к ней. Сын говорил как отец и двигался как отец, но у него были широкие брови, маленькие уши и глаза как у нее. Сын взял не только от отца. Это был и ее сын тоже, она чувствовала.

- Пойди и отнеси, - снова сказала она и показала на удочку картофелечисткой.

И сейчас, сидя в зале суда, Этта понимала, что не обманулась в своих предчувствиях. Сын вернул удочку, прошло несколько месяцев, он ушел на войну, вернулся, а потом этот японец взял и убил его. Она с самого начала раскусила этот народ, а вот Карл нет.

Они не внесли плату в срок, ответила Этта Элвину Хуксу. Не внесли, и все. Не выслали к сроку. Она продала землю Уле Юргенсену, а их долю выслала по адресу в Калифорнию, ей чужого не надо. Выслала все, до последнего пенни. В 1944-м, под Рождество, переехала в Эмити-Харбор. Вот, кажется, и все. Теперь-то она видит, что ошибалась в одном - там, где речь идет о деньгах, от людей просто так не отделаешься. Так или иначе, но они хотят, они требуют. Вот из-за чего, рассказывала Этта судьям, Миямото Кабуо убил ее Карла. Сын мертв, нет у нее сына.

Глава 10

Элвин Хукс обошел край стола, прохаживаясь все так же медленно и плавно, что было частью его стратегии все утро.

- Итак, миссис Хайнэ, - продолжил он, - в декабре 1944-го вы переехали в Эмити-Харбор. Так?

- Да.

- А муж ваш умер недавно?

- Да.

- И вы решили, что без него не сможете обрабатывать землю?

- Решила.

- Значит, вы переехали в Эмити-Харбор, - подытожил Элвин Хукс. - А куда именно, миссис Хайнэ?

- На Главную улицу, - ответила Этта. - Туда, где магазин Лотти Опсвиг.

- Лотти Опсвиг? То есть магазин одежды?

- Да, он самый.

- В квартиру?

- Да.

- В большую?

- Нет, - ответила Этта. - У меня всего одна спальня.

- Значит, в квартиру с одной спальней. Рядом с магазином одежды, - повторил Элвин Хукс. - В квартиру с одной спальней… Позвольте поинтересоваться - сколько стоила тогда аренда в месяц?

- Двадцать пять долларов, - ответила Этта.

- Квартира за двадцать пять долларов в месяц, - повторил Элвин Хукс. - Вы и сейчас живете там? Постоянно?

- Да.

- За ту же плату?

- Нет, - ответила Этта. - За тридцать… тридцать пять долларов. С 1944-го цены поднялись.

- С 1944-го… - повторил Элвин Хукс. - То есть с того года, когда вы переехали? Того самого года, когда вы переслали семье Миямото их долю и переехали в Эмити-Харбор?

- Да, - ответила Этта.

- Миссис Хайнэ, - обратился к ней Элвин Хукс, остановившись. - А после того вам случалось иметь дело с семьей Миямото? После того, как выслали им деньги?

- Да, случалось, - ответила Этта.

- Когда же? - спросил Элвин Хукс.

Этта закусила губу, вспоминая.

- В июле 1945-го, - наконец ответила она. - Вот этот появился у меня на пороге.

И показала на Миямото Кабуо.

- Подсудимый?

- Да.

- Он появился у вас на пороге в 1945-м? На пороге квартиры в Эмити-Харбор?

- Да, именно.

- Он предварительно звонил вам? Вы его ждали?

- Нет. Взял и появился. Просто так.

- Просто так? И даже не предупредил? То есть появился прямо из ниоткуда?

- Да, так, - ответила Этта. - Прямо из ниоткуда.

- Миссис Хайнэ, - обратился к ней обвинитель. - Как подсудимый объяснил вам цель своего визита?

- Сказал, что хочет поговорить насчет земли. Насчет моей земли, которую я продала Уле Юргенсену.

- А что именно он сказал, миссис Хайнэ? Вы можете вспомнить? Это важно.

Этта сложила руки на коленях и глянула на Миямото Кабуо. По взгляду того - а уж ее-то он не проведет - она видела, что он все помнит.

…Японец стоял у нее на пороге, опрятно одетый, и, сцепив руки, смотрел не моргая. Стояла июльская жара, и в квартире было настоящее пекло; на пороге же ощущалась прохлада. Они смотрели друг на друга в упор; Этта, скрестив руки на груди, спросила у японца, что ему надо.

- Миссис Хайнэ, - заговорил он. - Вы помните меня?

- Еще бы не помнить, - ответила Этта.

Она не видела его три года, с той самой поры, как в 42-м вывезли всех этих японцев, но сразу узнала. Это он дал Карлу удочку, это его она видела из окна кухни с деревянным мечом в полях. Он был старшим ребенком в семье Дзэнъити - она помнила его в лицо, но имя вспомнить не могла - это с ним пропадал ее сын.

- Я приехал три дня назад, - сказал он. - А Карла, наверно, еще нет дома?

- Карл умер, - ответила Этта. - Карл-младший сражается. С японцами. - И пристально посмотрела на молодого человека, стоявшего на пороге. - Еще немного, и им крышка, - прибавила она.

- Да, еще немного, - отозвался Кабуо. Он расцепил руки и завел их за спину. - Мне очень жаль, что мистера Хайнэ больше нет. Я узнал об этом в Италии. Мать написала мне.

- Ну да, я же и сообщила ей об этом. Еще когда переслала вашу долю, - бросила ему в ответ Этта. - Написала, что муж умер и я вынуждена продать землю.

- Да, - подтвердил Кабуо. - Но, миссис Хайнэ, у моего отца была договоренность с мистером Хайнэ. Разве…

- Мистер Хайнэ скончался, - перебила его Этта. - Мне пришлось принимать решение самой. Не могла же я обрабатывать землю одна! Я продала ее Уле Юргенсену, и все дела. Вот с ним и говори. Я к этому не имею никакого отношения.

- Я уже был у мистера Юргенсена. Как приехал в среду, так сразу же и отправился на участок. Посмотреть, что да как. Мистер Юргенсен был в поле, работал на тракторе. И я говорил с ним.

- Вот и прекрасно, - ответила Этта. - Говорил, так говорил.

- Да, говорил, - подтвердил Кабуо. - И он направил меня к вам.

Этта плотнее скрестила руки на груди.

- Вот еще! Теперь это его земля. Вот пойди и скажи ему. Передай, что так я и сказала. Передай.

- Оказывается, он не знал, - ответил Кабуо. - Вы ему даже не сказали, что нам остался еще один взнос. Не сказали, что мистер Хайнэ…

- Не знал, - хмыкнула Этта. - Это он сам так сказал? Что не знал? А мне что, надо было сказать: "Знаешь, Уле… тут вот есть одна семейка… они уговорились с мужем насчет семи акров… только договор их не имеет силы"? Надо же - он не знал! Смех, да и только! Можно подумать, я должна была рассказать покупателю о незаконной сделке! А даже если бы и рассказала, что тогда? Семейка ваша не уплатила в срок. И все, тут и говорить не о чем. Представь, что ты возвращаешь кредит банку. Нет, ты представь. И пропускаешь выплату. Тебя что, терпеливо дожидаются? Нет! Твоя собственность переходит к банку, так-то! Я не сделала ничего такого, чего не сделали бы на моем месте другие. Банк, к примеру. Я не сделала ничего дурного.

- Вы не сделали ничего незаконного, да, - ответил ей тогда этот японец. - Но вот насчет дурного…

Этта заморгала. Шагнув назад, она взялась за дверную ручку.

- Вон отсюда! - бросила она ему.

- Вы продали нашу землю, миссис Хайнэ, - не унимался японец. - Вы продали ее, увели у нас прямо из-под носа. Воспользовались тем, что нас не было, и…

Но Этта захлопнула дверь, не желая больше слушать. Карл такую кашу заварил, подумала она. А мне теперь расхлебывай.

- Миссис Хайнэ, - обратился к ней Элвин Хукс, когда она закончила говорить. - После этого вам случалось видеть подсудимого? Он обращался к вам насчет земли?

- Случалось ли видеть? - переспросила Этта. - Конечно. Я видела его в городке, видела в лавке у Петерсена, то здесь, то там… Да, время от времени я его видела.

- Он заговаривал с вами?

- Нет.

- Ни разу?

- Нет.

- То есть после того случая вы с ним больше не общались?

- Нет. Если, конечно, не иметь в виду косые взгляды.

И она снова сердито глянула на Кабуо.

- Косые взгляды? Что вы имеете в виду, миссис Хайнэ?

Этта провела рукой по платью, разглаживая, и выпрямилась.

Назад Дальше