Но до поры до времени никто не знал о строительстве, оставшемся невидимым со стороны: под своим замком Ржеутский создал настоящий подземный лабиринт, имевший выход к берегу протекавшей неподалеку реки. Обычно такие ходы строились на случай осады, но цель Витольда заключалась в ином. И вскоре он воплотил свой жуткий замысел. В лабиринте он закрывал тех крепостных, которые, по его мнению, провинились перед господином, и там этих несчастных жестоко пытали. Затем тела несчастных выносили через подземный ход на берег и бросали в воду. Вскоре в городке и окрестных деревнях пошли слухи: в подземельях имения Ржеутских бесследно исчезают люди – и не только мужчины. Слуги Витольда могли в любое время выкрасть девушку-крепостную, на которую обратил внимание их знатный господин. Сначала он забавлялся с пленницей, а потом она точно так же отправлялась в лабиринт, где ее на несколько суток оставляли наедине с крысами – голодную, жестоко изнасилованную, избитую, в разодранной одежде. Затем ее снова возвращали в господские покои, кормили, приводили в чувство, и вся игра начиналась сначала. Когда очередная жертва надоедала Витольду, ее таким же образом устраняли. Из имения, как из логова дракона или лабиринта Минотавра, никто не возвращался живым, а трупы со временем обнаруживались значительно ниже по течению реки. Причем далеко не всегда.
– Зачем он это делал? – не удержалась я.
– Психиатрия в те времена еще не была наукой. Объяснить поведение этого, очевидно, глубоко нездорового человека, обладавшего огромной властью над своими людьми, я не берусь. Давайте, Лариса, примем это как факт. Старшие Ржеутские, разумеется, знали о забавах сына, но предпочитали не вмешиваться. К тому же речь шла всего лишь о холопах, а это добро всегда можно было купить. Но однажды… – Тут Бондарь, словно заправский чтец-декламатор, выдержал драматическую паузу, во время которой по ветвям яблонь за окном прошелся легкий ветерок, немного понизил голос и, отвернувшись от портрета, шагнул ко мне: – Однажды случилось то, что и должно было случиться.
– А именно?
– Как-то раз к пану Витольду доставили русокосую красавицу Ярину, дочь здешнего гончара. Через месяц у нее с молодым мельником Яромиром Кошелевцем была сговорена свадьба. Очевидно, слуги Ржеутского пронюхали об этом. Такую забаву их господин упустить не мог. Ярину выкрали, обесчестили и бросили в подземелье. Однако девушка твердо решила, что она не корм для крыс и не игрушка для шляхтича. Предание не сообщает, какой именно способ самоубийства она избрала, да это не так уж и важно. Главное в том, что Яромир поклялся отомстить Ржеутскому. Он ушел в лес, примкнул к разбойничьей ватаге и начал упорно выслеживать обидчика. И в конце концов удача ему улыбнулась: на краю леса разбойники повстречали господскую коляску, которую сопровождали барские холопы. Челядь сразу подняли на вилы, а пана Ржеутского оттащили к ближайшему дереву, поставили на колени, и Кошелевец одним ударом сабли отсек ему голову.
От будничности тона, каким Бондарь произнес это, меня слегка передернуло. Параллель вырисовалась мгновенно, но директор музея не позволил мне его прервать.
– Голову мститель унес с собой, а обезглавленное тело пролежало под деревом почти сутки. Когда его все-таки нашли, то похоронили без всякой помпы, в закрытом гробу, на похоронах присутствовали только близкие родственники. Судьба Кошелевца так и осталась неизвестной, зато род Ржеутских с тех пор словно кто-то проклял. Сначала в считаные месяцы сгорел от чахотки пан Янош, до того отличавшийся отменным здоровьем. Следом слегла мать Витольда. У четы Ржеутских, помимо сына, имелось еще трое дочерей, и все были замужем. Но одна так и не смогла родить – выкидыш следовал за выкидышем, дети другой начали тяжко болеть, а дети третьей отличались редкой неудачливостью в личной жизни. А главное, – теперь Бондарь стоял почти вплотную ко мне, – в окрестностях имения стал появляться призрак. Жуткая фигура в темном плаще, по рассказам очевидцев, неприкаянно блуждала в поисках собственной головы, так как из-за ее отсутствия душа Витольда Ржеутского не могла попасть ни в рай, ни в ад. И если кто-то случайно сталкивался с ним – моментально голова с плеч. А поскольку собственную голову призраку не дано найти, то он осужден маяться таким образом до скончания веков.
– Вы намекаете на…
– Погодите, уже немного осталось. Потомки Ржеутских избегали жить в родовом гнезде, а если и гостили там, то не подолгу. Имение начало приходить в упадок, управляющие воровали, хозяйство велось вкривь и вкось, потом – революция, национализация. Но что характерно – ни одно учреждение в бывшем господском имении долго не продержалось. Легенда о Безголовом существует, Лариса, уже двести лет. Однако у нас ее не любят вспоминать. Поэтому трудно найти желающих возродить замок Ржеутских в его первоначальном виде… Ну, а теперь пожалуйста – можете высказываться.
Ясно, почему Бондарь не стал рассказывать эту сказку сотруднику уголовного розыска. Не поймут – это еще полбеды… А я, значит, человек нейтральный, поэтому выслушаю и сделаю собственные выводы. Хотя какие уж тут выводы?
– Вы полагаете, что кто-то под влиянием этой мрачной истории принялся рубить головы, надеясь списать свои преступления на какого-то там призрака?
– Шутите сколько угодно, – Бондарь, может, и обиделся, но виду не подал. – Легенду эту и связанные с ней подлинные события раскопал именно я, даже сделал несколько публикаций в областной прессе. Между прочим, они нашли своего читателя, имели известный резонанс. Поэтому первая мысль, посетившая вас, придет в голову и сотрудникам милиции: дескать, существует некий сумасшедший, начитавшийся газет, проникшийся и вообразивший себя призраком Витольда Ржеутского. Согласны?
– А вы полагаете, что это не так?
– Лишь на первый взгляд. Исходя только из легенды о Безголовом, я бы и сам к этому пришел – если бы не располагал более обширной информацией. То, что я вам рассказал, и то, что публиковалось в прессе, – далеко не все. – Бондарь снова выдержал драматическую паузу. – Знаете ли вы, откуда мне стало известно, что двести лет назад здесь происходили именно такие события и уже тогда в народе ходили слухи о появлении призрака без головы?
– Вы, Анатолий, ученый. – Я вежливо развела руками. – Откуда мне знать, где вы, специалисты, черпаете информацию?
– Оттуда же, откуда и вы, юристы. – Очередная пауза, похоже, последняя. – В данном случае – в материалах уголовного дела, одного из немногих, уцелевших после разгрома и поджога архивов губернской полиции в Каменец-Подольском в 1918 году. Сто лет назад здесь, в Ржеутовом Яру, неподалеку от имения Ржеутских, один за другим были обнаружены три мужских трупа с отрубленными головами. Среди протоколов и донесений нашлись документы, где зафиксированы показания очевидцев, якобы видевших обезглавленного призрака. И когда возник вопрос об источнике подобных слухов, кто-то из местных стариков рассказал следователю легенду о проклятом имении и его хозяине, а тот добросовестно занес ее в протокол. Как вам это нравится?
Вторая половина дня оказалась насыщенной событиями.
Отпечатки на Библии и на музейной брошюре совпали с "пальчиками" неизвестного, который лежал в местном морге, закутанный в простыню. Второй жертвой действительно оказался Эдуард Сизый, киевский журналист, любитель истории и женщин легкого поведения. Или человек, выдававший себя за него.
Впрочем, это предположение быстро отпало. В Киеве по адресу, указанному в книге регистрации постояльцев гостиницы "Подолье", действительно проживал гражданин Сизый. Жил он один – расстался с женой четыре года назад. Завтра с утра эта женщина прибудет в Подольск на опознание.
Томе предстояло ее встретить, поэтому она рано отправилась спать, сославшись на головную боль. Миссия ей досталась не из легких. Пусть бывшая, но все-таки жена. Даже человеку со стороны непросто выдержать такое зрелище, а Тамаре предстояло не только провести процедуру формального опознания, но и успокоить женщину, а затем максимально подробно опросить ее, выцедив всю относящуюся к делу информацию.
Врагу не пожелаешь.
Я обмолвилась было об услышанной сегодня легенде, и Комаровы, как и следовало ожидать, только отмахнулись от меня.
А вот Жихарю – принципиально ни слова. К тому же сегодня он почему-то не явился на наши ежевечерние посиделки, которые, по моим прогнозам, вот-вот превратятся в традицию. Ну что ж, не явился – так не явился.
Спокойной ночи, Ларчик…
14 сентября, пятница
Продажные женщины и продажные мужчины
За столом в закутке тесноватого, но заботливо собранного и упорядоченного музейного архива неделю назад сидел Эдуард Сизый. Теперь Бондарь усадил меня там же и положил передо мной копии документов, которые меня интересовали.
– Могу предложить два варианта, – сказал он. – Распечатаю все на принтере – архив хранится на дисках, мне написали специальную программку. Или читайте ксерокопии оригиналов.
Я предпочла ксерокопии. Компьютерные распечатки превратили бы услышанную мной вчера легенду в историю, выдуманную шустрыми создателями сенсаций для "желтых" изданий. А ксерокопии – хоть и не оригиналы, но все же вызывают больше доверия. Правда, для абсолютной чистоты эксперимента я собиралась съездить в Хмельницкий, в областной архив, а к Бондарю наведалась только за советом, куда обратиться, чтобы познакомиться с необходимыми документами.
– Ко мне, – улыбнулся тот. – Зачем вам мотаться, бензин жечь, когда у меня здесь, на месте, есть то же самое, только не такое пыльное и в руках не рассыпается? К тому же в архиве потратите кучу времени на поиски. А здесь я вас усажу – и знакомьтесь себе. Только зачем вам это понадобилось?
Если бы я сама знала…
Утром прорезался Стас. О чем-то долго говорил с Тамарой по телефону, в конце концов она раздраженно бросила в трубку: "Делай что хочешь!", глотнула крепкого кофе и с понурым видом, без всяких комментариев, обреченно поплелась исполнять свои нынешние невеселые обязанности.
Вот так я неожиданно осталась одна и вдруг поняла – в отличие от вчерашнего дня, сегодня мне будет пустовато. Дело понемногу сдвинулось с места, и всем не до меня, что совершенно логично и справедливо. А раз так, мне остается или наслаждаться покоем и одиночеством, к чему я так долго стремилась, или попробовать убедиться, действительно ли местная легенда о Безголовом – чушь, которую незачем даже к сведению принимать в ходе расследования необычного для этих краев уголовного дела.
Для этого необходимо хотя бы прочитать протоколы столетней давности, о которых вчера упомянул Анатолий Бондарь.
Вот так я и оказалась в закутке музейного архива.
Хорошо, и что же у нас на руках?
Протоколы писаны от руки, по старой орфографии, – с "ятями" и твердыми знаками на концах слов. В остальном жуткая безграмотность роднила дореволюционную полицию с нынешними украинскими ментами. И пришлось бы мне продираться через все эти дебри долго и нудно, если бы не приложенный к каждой ксерокопии лист с, так сказать, "переводом". Бондарь, оставляя мне кипу папок, обмолвился: лично потратил полгода, чтобы вечерами переписать все подчистую своим каллиграфическим почерком, поскольку компьютеров в те времена в музее еще не водилось. Словом, директор Подольского краеведческого музея был самый натуральный фанат своего дела.
Внимательно прочитав все до конца и с наслаждением потянувшись, как человек, сознающий, что исполнил обязательства перед самим собой, я поднялась и прошлась по архивной каморке. Бондарь снизошел до того, что позволил мне пользоваться электрочайником, даже предложил на выбор чай в пакетиках, растворимый и натуральный молотый кофе. Я, понятно, выбрала последнее, заварила солидную кружку и уселась с ней на подоконнике.
Оконце выходило в сад, там, у небольшого ухоженного флигеля, явного ровесника здания музея, возился нелюдимого вида дядька в штормовке и бейсболке. Я уже знала, что дядька этот – музейный сторож. Живет он в этом самом флигеле и действительно не очень-то разговорчив и любезен с посторонними. Ну, мне с ним говорить было не о чем, да и детей крестить я с ним не собиралась.
Прихлебывая кофе, я еще раз прокрутила в мозгу основные тезисы прочитанного. Конспективно это выглядело так.
Семнадцатого августа (то есть первого сентября по новому стилю) 1907 года ржеутоярский мещанин Прокоп Маламуха, возвращаясь поздно вечером от каменецкого нотариуса, который помогал ему уладить вопрос с наследством в свою пользу, обойдя замужнюю сестру, наткнулся в окрестностях имения Ржеутских на мужской труп. Голова была отделена от туловища – полицейский пристав позднее обнаружил ее далеко от этого места в кустах боярышника. На следующий день в полдень из Проскурова прибыл следователь уездной криминальной полиции Ярослав Рудницкий. Он еще раз опросил и без того насмерть перепуганного Маламуху, потом лично осмотрел тело и пришел к следующим выводам. Первое: жертва – мужчина лет тридцати пяти – сорока, пристойно одетый, следовательно, не какой-то случайный бродяжка. Второе: при убитом были обнаружены золотые часы с массивной цепочкой и кошелек из воловьей кожи, в котором находилось сто двадцать восемь рублей ассигнациями. По тем временам сумма довольно внушительная.
Это я знала и без полицейских протоколов, потому и согласилась со следователем Рудницким: кто бы ни был убийцей, грабить свою жертву он явно не намеревался.
Господа Ржеутские в то время отсутствовали в своей резиденции. За хозяйством присматривала только Анна, супруга младшего сына хозяина. И когда следователь предъявил этой особе некую фотографическую карточку, дама вскрикнула и упала в обморок. Поначалу полицейские решили, что жестокое и необычное зрелище поразило молодую женщину – голова жертвы была сфотографирована отдельно. Но затем управляющий имением Роман Сокальский конфиденциально пояснил Рудницкому: господин со снимка несколько раз приезжал сюда погостить. Причем именно в то время, когда супруг Анны отсутствовал. Придя в себя и будучи поставлена перед фактами словно по нотам разыгранными вопросами следователя, женщина призналась в незаконной внебрачной связи с неким Степаном Боровиковым, помощником управляющего проскуровским отделением Южно-Русского промышленного банка. Брак с нынешним мужем – следствие давней договоренности между ее отцом и отцом господина Ржеутского-младшего – был совершен по расчету. Поэтому Боровиков, ее первый возлюбленный, взялся упорно строить карьеру финансиста, чтобы оказаться достойным соперником родовитого и влиятельного дворянина.
Подозрение вполне закономерно пало на супруга Анны, и если бы в то время он оказался не на промышленной выставке в Варшаве, полиция доставила бы ему кучу неприятностей. Других кандидатов в убийцы пока что не было, и полицейское расследование буксовало до тех пор, пока в Ржеутовом Яру не обнаружился еще один обезглавленный труп. На этот раз тело нашли не вблизи имения, а на берегу реки. Голова отсутствовала. Судя по одежде и состоянию тела, убитый явно бедствовал и нередко ночевал где придется. Язвы на теле свидетельствовали о серьезном кожном заболевании – следствии несоблюдения жертвой элементарной гигиены. Отпечатки пальцев, сверенные с картотекой уголовной полиции, совпали с отпечатками некоего Филиппа Гнатюка, грабителя и убийцы. Два года назад, во время очередной вспышки забастовок рабочих в Проскурове, он, воспользовавшись неразберихой в городе, ограбил и убил семью еврея-ювелира – самого Соломона Кушнера, его жену Нехаму Кушнер и семнадцатилетнего Переца Кушнера. Эту зверскую расправу Гнатюк учинил топором, который оставил на месте преступления – орудие осталось торчать в спине юноши. Убийцу нашли быстро благодаря полицейским информаторам. Он был осужден и отправлен на каторгу, откуда бежал и, очевидно, долго пробирался, скрываясь, в родные места.
У следователя Рудницкого не было никаких версий относительно того, кто мог так жестоко прикончить беглеца-каторжанина. Причем не в уездном городе Проскурове, а в глубокой провинции, какой и был Ржеутов Яр. Вот тут и пригодился здешний урядник Михаил Немира, который под протокол пересказал следователю местную легенду о безголовом призраке, вековом проклятии рода Ржеутских.
Сами господа Ржеутские отказались говорить об этом с полицией, но в конце концов подтвердили: в основе предания действительно лежат реальные события. Однако найти очевидцев, которые когда-либо видели безголового призрака, так и не удалось, а на рапорт следователя Рудницкого, поданный на имя начальника полиции города Проскурова, была наложена резолюция: "Рекомендую не читать в служебное время рассказы господина Гоголя, а тщательнее проводит розыскные действия".
Третье убийство произошло через две недели. Тело с отрубленной головой нашли неподалеку от резиденции Ржеутских, и хотя голову снова не удалось обнаружить, личность погибшего была установлена быстро – им оказался местный лавочник Анатолий Тетерук. А уже к вечеру полиция отрапортовала о задержании убийцы. Им оказался приказчик лавочника Василий Валуйко. Днем в корчме, будучи в сильном подпитии, он во всеуслышание похвалялся, что отучил-таки хозяина задерживать жалованье, и всем советует поступать таким же образом, чтобы толстосумы не забывали страх Божий. Дома у него нашли под крыльцом окровавленный топор, а когда Валуйко протрезвел, то с перепугу признался во всем и указал место, где закопана голова.
Дальше я ступила на почву домыслов. Впрочем, едва ли методы полицейского дознания в Российской империи существенно отличались от тех, что практикуются сто лет спустя. Поэтому из того, что я узнала, выходило, что в последовавшие за этими событиями недели приказчика окончательно деморализовали в уездной тюрьме и он взял на себя оба предшествующих убийства, после чего, не дожидаясь суда, повесился в одиночной камере, в которой его прятали от гнева заключенных. Во все времена таких душегубов за решеткой не жаловали. Удавку Валуйко смастерил, распустив зубами на полосы собственные онучи.
Дело было закрыто и отправлено в архив.
И, если верить Бондарю, во всей этой истории его прежде всего заинтересовала легенда. Настолько, что он предпринял целое исследование, результатом которого в конечном счете стали газетные публикации и отдельная экспозиция, посвященная истории рода Ржеутских, его проклятию и упадку.
Знаете, как это называется, даже с учетом только что прочитанных документов? Точно – дурдом "Ромашка"!
Насчет дурдома я не шучу. Только тот, у кого голова не в порядке, способен начитаться всей этой чепухи, а затем начать какую-то не вполне понятную собственную игру, частью которой является охота на людей и отрубленные головы. Ты и в самом деле веришь в это, Ларчик? А почему бы и нет? Другой логики во всех этих убийствах я, честное слово, не вижу.
Стоило мне это подумать, как запел мой мобильный. На дисплее высветился незнакомый номер, зато голос я узнала сразу.
Стас Жихарь приглашал меня на свидание. Так и сказал: "Привет! Пошли на свидание". Ну просто шедевр провинциальной галантности, помноженной на опыт разведенного мужчины. Отказать такому кавалеру, как говорит Оля Примара, все равно что обидеть беременную женщину.
Тем более что, по моим наблюдениям, даже в Подольске приглашенную на свидание даму должны хоть чем-нибудь покормить. А на часах между тем было уже начало пятого. Ничего себе! Ты, подруга, что-то зачиталась сказками…