Смутило Барри то, что Теренс явно заметил его в арке, и потому спешно задернул штору.
Барри рассчитывал, что, придя в свой дом и зажигая по пути свет, Теренс будет расхаживать по комнатам, заниматься привычными делами и не обратит внимания на какого-то парня в арке.
Но у него создалось впечатление, что Теренс чего-то испугался и спрятался за шторами.
Теперь Барри оставалось гадать, насколько хорошо разглядел его Теренс и догадался ли, что он имеет отношение к Кэрол.
Его поведение вызывало подозрения: чего он боится?
Если Барри и имел раньше какие-то сомнения по поводу Теренса Ванда и Кэрол, то теперь они начисто рассеялись.
Пнув ногой приставучую белую кошку, Барри решил больше не унижаться.
Что заставляет его смотреть на закрытые темными шторами окна богатого дома? О ревности не могло быть и речи. Эти дела остались в прошлом. Только шестое чувство заставляло его подозревать что-то нечистое в этой ситуации. Но шестое чувство существует, и оно не покидало его…
От станции метро Барри шел домой через Китайский мост. Он считал огни в домах, но не увидел света в окошке Кэрол. Возможно, она еще не вернулась с работы или с гулянки.
Бевин-сквер словно вымерла. Даже подростки на мопедах не крутились там. Лайла Курар, которая никогда не занавешивала свои светящиеся окна и всю ночь напролет гладила белые сари, только она одна продолжала заниматься привычным делом. Голая, без абажура, лампочка, слишком сильная для маленькой комнаты, слепила глаза.
У Спайсеров шторы были задернуты, зато телевизор работал на полную мощность, и оттуда грохотал бессмысленный смех.
Из темноты перед мысленным взглядом Барри выплыло лицо Теренса Ванда. В реальности он видел его не более пяти секунд, но оно запечатлелось в его памяти, будто высеченное навечно.
У Барри не было резиновых перчаток. Он воспользовался перчатками Кэрол, подвешенными на крючке на кухне. Перед ним все время маячило лицо Джейсона, каким бы он мог стать тридцать лет спустя.
Натянув перчатки, Барри отыскал шариковую ручку. Конверт он купит завтра, а пока напишет послание, не оставляя отпечатков пальцев и тщательно подбирая слова.
16
Любопытное анонимное письмо пришло в полицейский участок. Без всяких отпечатков пальцев и прочих следов, которые могли бы навести на след отправителя. Тщательная экспертиза ничего не дала.
К тому времени как листок из ученической тетради в линейку попал к детективам, он был уже изрядно помят.
По поводу письма состоялось совещание с привлечением лучших умов.
"Отцом Джейсона Стратфорда является Теренс Ванд. Спринг-клоуз, 5, Хэмпстед".
Сочинитель анонимного послания, очевидно, хотел убедить полицию, что этот Ванд похитил собственного сына и где-то его прячет. Цель, вероятно, заключалась в том, чтобы причинить неприятности мистеру Ванду. Кто-то имел на него зуб.
Треддик не сомневался, что Джейсон мертв, что его нет в живых со дня исчезновения; даже раньше чем о пропаже было заявлено. Мальчик был убит и закопан где-то, подобно маленькому африканцу в саду на Финчли-роуд, и со временем земля сама выдаст свои тайны.
Лэтхем, наоборот, придерживался другого мнения. Он по-прежнему считал, что Джейсона держат где-то взаперти с неизвестной целью. Он навидался всякого и хорошо знал о жестокости современного мира взрослых, но убийство малолетнего ребенка без четких мотивов казалось ему бессмысленным. И вообще он любил детей. После исчезновения Джейсона он стал внимательнее относиться к своим маленьким сыновьям. Отцовское чувство проснулось в нем.
Треддик делал упор на версию о виновности Барри. Еще чуть-чуть, и он расколет этого парня, и Барри сам выдаст себя и выведет к могиле Джейсона.
Треддик был терпелив. Он умел ждать, как паук в паутине зазевавшуюся муху.
Они спорили друг с другом, но одно их объединяло - убеждение в том, что анонимное письмо послал Барри. Предметом спора была лишь цель его поступка.
В любом случае, стрелка, указывающая на Теренса Ванда, не должна была быть оставлена без внимания.
Миссис Голдшмидт позвонила рано утром. Могла ли она зайти и еще раз осмотреть дом и сделать дополнительные измерения? Теренсу вовсе этого не хотелось, но он не мог отказать.
Кроме него, никто не должен присутствовать в доме, а день полон неожиданностей… Лучше встретить ее пораньше. Он принял две таблетки валиума.
Она явилась в половине одиннадцатого, одетая в бледно-розовый кожаный плащ с меховым воротничком. Теренс отметил, что она имеет пристрастие к мехам.
Она изменила прическу, и ее дотоле гладкие волосы были высоко взбиты. Казалось, что она чего-то нанюхалась или наглоталась, но не сильнодействующего наркотика. Первая ее фраза была странной:
- Ваш дом меня притягивает и страшит одновременно.
- Что больше?
- Больше притягивает…
- Я рад.
- Да, да, конечно. - Она мерила рулеткой стены, заносила в записную книжечку цифры.
Эмоции в ее речи по-прежнему отсутствовали. Все произносимое ею звучало как-то механически. Так монотонно обычно говорят о затянувшейся до бесконечности плохой погоде или о состоянии хронического больного.
Теренс обошел с ней весь дом. Они заглянули в каждый уголок. В восточной спальне миссис Голдшмидт сняла плащ и бросила его на один из низеньких японских стульчиков. Под плащом на ней было надето коротенькое обтягивающее платьице розового цвета с большим воротником поло.
- Так свободнее! - прокомментировала она.
Миссис Голдшмидт взобралась на скамеечку, намереваясь обмерить окно для будущих занавесок, а закончив, оперлась рукой о плечо Теренса, чтобы он помог ей спуститься, хотя высота была совсем небольшая.
Затем, уже без туфель, в чулках, она ступила на оттоманку, занимавшую оконную нишу в хозяйской спальне. Она растянула свою рулетку, потеряла равновесие и непременно бы упала, если бы Теренс не успел ее поймать.
Он обхватил ее талию и довольно бесцеремонно прижал к себе, но вместо пружинящего, нервно сопротивляющегося тела ощутил полную расслабленность и податливость женщины. Он задался вопросом, что делать дальше.
Что-то обязательно должно произойти.
Теренс знал, что чем-то привлекает женщин, и зарабатывал этим на жизнь. Он сам не понимал, почему пошел по этому пути и на основании каких данных. Как раз данными для подобной "профессии" он не обладал. Роста он был ниже среднего, внешне - абсолютно невыразителен, а цвет его волос в безжалостном женском лексиконе определялся как "мышиный".
Кэрол Стратфорд однажды спросила его, кто он - мужчина или мышь, и правда, он часто ощущал себя мышью, маленькой, серенькой, пугливой. Вероятно, это почему-то и нравилось в нем женщинам.
Он убрал руки с талии миссис Голдшмидт и слегка шлепнул ее по бедру. Он был не совсем уверен в себе в этот момент, не знал, каков будет отклик, если он начнет действовать активнее: нарвется ли он на скандал, за которым последует отказ от покупки дома, или с молчаливого согласия дамы ему позволят продолжить штурм?
Времени для раздумий не было, но тут взгляд Теренса случайно уперся в окно, а за окном он увидел двух мужчин, вышедших из-под арки и теперь осматривавших дома по его стороне улицы.
Если Теренс так и не пришел к определенному выводу, кто был незнакомец, наблюдавший за домом в памятный и не очень приятный вечер, то в этих двух он сразу распознал полицейских.
Теренс был из тех людей, у кого на полицию особый нюх.
Ни у кого больше нет таких мутных, усталых глаз, одежды, которая выглядит так, будто ее обладатели потеряли внезапно немало в весе, а также давно не чищенной обуви.
Пять домов в этом уединенном местечке стояли почти вплотную. Мужчины оглядели их, затем двинулись через двор к дому номер один. Теренс, затаивший дыхание, наконец выдохнул.
Миссис Голдшмидт протянула ему руку, ожидая, что он поможет ей слезть с оттоманки, а может, для поцелуя.
Целовать ей руку ему в голову не пришло, поддерживать даму он тоже не спешил, поэтому она спустилась самостоятельно и присела на оттоманку, обуваясь. Потом Теренс в молчании повел ее вниз в холл.
По пути он мельком взглянул в одно из окошек, через которые падал свет на лестницу. Полисмены зашли в дом номер один, но входная дверь осталась приоткрытой. Теренсу это не понравилось.
Он хотел поскорее избавиться от миссис Голдшмидт.
Она шла впереди него, медленно, с томным видом скользя рукой по перилам, один раз оглянулась через плечо, одарив его задумчивой, с неопределенным подтекстом улыбкой. В холле возле статуи с дырой в голове она задержалась, делая какие-то пометки в блокноте крупным размашистым почерком.
- Я забыла плащ. Я оставила его наверху.
"Она пойдет за ним, - подумал Теренс, - затем позовет меня, а затем…"
- Я сейчас принесу его.
Он помчался наверх.
В спальне Теренс первым делом выглянул в окно. Оба полисмена теперь стояли на узкой гранитной террасе перед входом в дом номер три, и беседовали с проживающей там женщиной.
Теренс схватил кожаный плащ, чуть ли не смяв его в комок, и устремился обратно вниз.
Но на первой же лестничной площадке он кое-как поборол панику, расправил плащ, спустился неспешным шагом и помог даме одеться, как и подобает джентльмену.
Ему потребовалось все мужество, - а его было немного, - чтобы открыть дверь на улицу.
Полицейские были уже в трех ярдах и оглядывали крыльцо. Потом в их поле зрения попал он. У Теренса перехватило дыхание, а в глубине грудной клетки сердце дало о себе знать. Оно прямо запрыгало от страха.
Каким-то образом они все-таки вышли на него. Кто-то, по всей вероятности, "добрая" душа из соседей, узнала, что дом выставлен на продажу. Может быть, это был хороший знакомый Сойера, может, он переписывался с Фредой…
Миссис Голдшмидт медленно спустилась по ступенькам, гордо вытянув свою лебединую шею и загадочно улыбаясь.
Полиция не обратилась к ней с вопросами. Это было величайшим проявлением такта со стороны слуг государства. Теренс возблагодарил господа, хотя преждевременно. Она сама могла спровоцировать опасную ситуацию.
Миссис Голдшмидт обернулась к нему.
- Что ж, до свидания, и благодарю вас за ваши хлопоты.
"Только не назови меня мистером Фиппсом!" - мысленно взмолился он.
- Мы свяжемся с вами в ближайшее время. Я вернусь сюда очень скоро.
Это звучало почти как угроза. Теренс не нашел подходящих слов для ответа, и вряд ли мог их произнести, так как голос ему отказал. Его рот был словно набит мягким пирогом, который ни проглотить, ни выплюнуть невозможно.
Она прошла мимо полицейских, как будто они оба были невидимками, еще раз обернулась, посмотрела на дом, чуть раздвинула губы в прощальной улыбке, и далее Теренс видел только ее удаляющуюся спину.
Зато полисмены ожили. Они взошли на крыльцо, и тот, кто постарше, рыжий, в плаще с распущенным поясом, отчего плащ раздувался на ветру, обратился к нему почти ласково.
- Мистер Теренс Ванд? Вот мы и свиделись. Вы ведь и есть мистер Ванд?
Теренс кивнул. Он ощущал себя податливым, как вялый лист.
Он даже не заметил, как они вошли, только защелкнулся замок на входной двери.
Он безропотно впустил их в свой дом, в "свою крепость".
Войдя, полицейские оглядывали холл, оформленный согласно вкусу Фреды: уродливые статуи, копии Модильяни, ковры, так до конца и не очищенные от шерсти спаниеля.
Полицейские ни о чем не просили, но Теренс сам открыл перед ними двойные стеклянные двери, ведущие в гостиную. Как бы ему хотелось, чтобы там не было следов его прежних трапез - ни кукурузных хлопьев на полу и на столе, ни яичной скорлупы и зачерствелого круассана после поспешного завтрака, вызванного ранним визитом миссис Голдшмидт! Его самого тошнило от зрелища собственной неаккуратности. Но полицейским, наверняка, приходилось видеть и не такое.
Они вошли и с интересом огляделись, меряя комнату взглядами, словно сами собирались на пару приобрести этот дом.
Осмотр продолжался в молчании вплоть до ванных комнат, пока младший из полицейских не спросил спокойно.
- Где вы прячете Джейсона Стратфорда? Мы пришли за ним.
Сначала Теренс ничего не понял. Сказанное было слишком далеко от того, что он ожидал и чего боялся. Его просто парализовало.
- Разрешите нам присесть?
Теренс кивнул.
Однако сам он не сел на ближайший стул, а остался стоять в напряженной неподвижности, опасаясь, что, сидя, тут же раскиснет и признается во всем.
- Вы, конечно, знаете, что маленький Джейсон исчез. Думаю, что нет никого в округе, да и во всем Лондоне, кто бы ни знал об этом. Если я не ошибаюсь, то вы - близкий друг его матери, миссис Кэрол Стратфорд?
К лицу Теренса будто приложили освежающе прохладное полотенце, и он воспрял духом. В такую удачу трудно было поверить. Ищейки не разнюхивали его аферу с продажей дома и занимались тем, что его вовсе не касалось.
Но страх все же не покидал его.
- Согласно нашим сведениям, вы отец Джейсона Стратфорда.
- Я?! - Это было первое слово, которое смог исторгнуть из себя Теренс.
Они промолчали, только посмотрели на него далеко не дружелюбно.
- Это она вам ляпнула такую глупость? - расхрабрился Теренс.
- Нет-нет, мистер Ванд. Мы не имеем права открывать источник нашей информации, но, будьте покойны, вы можете в условиях полнейшей конфиденциальности сообщить нам сведения о рождении ребенка миссис Стратфорд.
Теренс им не поверил. Это Кэрол навешала им лапшу на уши. Это как раз в ее характере - подыскать наиболее уязвимую жертву. Без сомнения, она защищает истинного отца Джейсона, потому что он или слишком опасен для нее, или вправду похитил мальца.
- Я даже не знал, что у нее есть ребенок такого возраста, пока не увидел по телевизору сюжет о его исчезновении.
Они были предельно вежливы, эти полицейские.
- Чем вы занимаетесь, мистер Ванд? Вы женаты?
Теренс неопределенно пожал плечами. Как объяснить, особенно этому молодцу, свою профессию?
- Вы готовы показать нам весь дом, не дожидаясь официального ордера?
- Да, пожалуйста, - чуть не вскрикнул от радости Теренс и, заглотнув без виски две таблетки валиума, пустил полицейских шастать по дому. Тут он был чист, и осознание этого доставляло ему счастье.
Они ушли, и это было счастьем вдвойне, даже втройне. Он справился со своей трусостью. Он мог позволить себе отметить грядущее завоевание ста тридцати тысяч фунтов двойной порцией виски.
Теренс знал свой характер. Страх, пережитый сегодняшним утром, чуть не довел его до смерти. Если визит двух полицейских привел его в состояние ужаса и почти полной потери контроля над собой, не упадет ли он в обморок, подписывая купчую и получая из банка сто тридцать тысяч и скрываясь с ними неизвестно куда?
В какую мышиную нору забиться? Как он будет себя чувствовать с сумкой, полной денег, в аэропорту или уже на борту самолета?
Не умрет ли он от сердечного приступа, как умирают загнанные зайцы?
Не разумнее ли взять чек на десять процентов от всей суммы, внесенные Голдшмидтом на депозит в качестве задатка, и смыться, ограничившись этими тринадцатью тысячами фунтов? Но что делать с чеком?
Теренса опять пробрала дрожь. Он поспешил поставить стакан с виски на стол, чтобы не расплескать его содержимое.
Кое-что, очень важное, он не продумал, упустил из виду.
Голдшмидты - или их юристы - выпишут чек и переведут деньги на счет Джона Говарда Фиппса. Следовательно, Теренс должен предъявить чек и снять деньги со счета, которого не существовало, как и самого Фиппса.
Ничто не могло помешать Теренсу открыть, например, счет в другом банке на имя Джона Говарда Фиппса, если там не потребуют рекомендации от какого-нибудь их клиента, пусть даже из другого отделения, но который был постоянен, надежен и кредитоспособен. Как и Фиппс. Теренс знал, хоть и немного, об этих банковских делах Джессика однажды открыла счет на его имя в "Англо-Виктории", и там ей пришлось поручиться за него.
А сейчас? Кто в целом мире поручится теперь, что Теренс Ванд есть Джон Фиппс, уважаемый гражданин? Кто осмелится подтвердить это при внимательном взгляде банковского служащего?
Никто. Он никого не мог взять в сообщники. Делить сто тридцать две тысячи фунтов с кем-нибудь значило не только отдавать кому-то чуть ли не половину, но и стать возможным объектом шантажа партнера. Дальнейший ход операции требовал тщательного обдумывания.
Ночью выпал снежок и скрыл уродство крыш и все грехи архитекторов, а почтальон наконец обнаружил свою неустанную деятельность четкими следами на тонкой белой пелене.
Закончив завтрак, Джейсон вновь расположился на полу и занялся рисованием. Он нарисовал саксофон, из которого, как из трубы, вылетали ноты. Причем разного цвета. Для двухлетнего малыша это была странная фантазия. Бенет пыталась угадать смысл, но отступила, озадаченная.
Собираясь в поездку, Бенет купила накануне теплую одежду для малыша. Предварительно она спорола все этикетки, чтобы обновки не навели на след. На Джейсоне теперь были синие вельветовые брючки, теплая матросская тельняшка и свитер из натуральной неокрашенной шерсти. На ногах желто-коричневые носки и светлой кожи полуботинки на шнурках.
Бенет посадила его себе на колени, напяливая на малыша твидовое пальтишко фасона "Черная гвардия". Оно не вызывало у нее положительных эмоций, и не потому, что не нравилось ей само по себе. Купила она его в Хэмпстеде, в дорогом магазине, где провела с Джейсоном при выборе довольно много времени, чтобы его как следует примерить. Продавщица могла их запомнить. Но уж очень хотелось Бенет одеть малыша согласно собственному вкусу, отсечь его от уродливого прошлого. Зима обещала быть суровой.
Ездить в машине мальчику очень нравилось, и он не создавал для Бенет никаких проблем даже в уличных пробках. Он не капризничал, и его не укачивало. Ей было интересно, как он поведет себя на Лордшип-авеню, когда увидит знакомые места. И запомнил ли ее дом в Долине Покоя, в котором теперь живет?
Сейчас это, может быть, не так уж важно, но когда он вырастет и проедет здесь, что-то защемит в его сердце или нет, притормозит он или попросит водителя замедлить ход? Возникнет ли в нем чувство, что мы называем дежавю? - я был здесь когда-то? Вспомнит ли он, что провел здесь шесть недель, возможно, самых странных в своей жизни, как бы она ни сложилась.
Бенет не слишком опасалась за себя. Она не из тех личностей, что находятся на подозрении у полиции. Однако если они начнут допрашивать подряд всех женщин, которые при разных обстоятельствах в недавнее время потеряли ребенка, то со временем доберутся и до нее. Работа эта несложная, но уж как-то не похоже на полицейских, что им придет в голову первым делом заподозрить молодую писательницу - автора бестселлера, недавно поселившуюся в престижном районе и не знакомую с той средой, где родился и рос Джейсон. И все-таки она находится в опасности, пока Джейсон не будет найден живым и здоровым.
Остановившись на красный свет светофора, она оглянулась назад и спросила у малыша, что уже вошло у нее в привычку:
- Как дела, Джей? Что новенького?
- Белое, - сказал мальчик - Все белое. Снег.