Он вышел. Я не стал ему противоречить, но знал, что Калверт уже не может бороться с ними, потому что у него не было уже больше сил. Калверт был одинок со своим слепым как крот шефом и с женщиной, поведение и слова которой заставляли его не терять бдительности, Калверт нуждался в помощи. В неотложной помощи.
После того как дядюшка Артур вышел, мы остались в рубке одни, Шарлотта и я. Наедине с тишиной. Но тишина эта ласкала ухо. Дождь бил по крыше, вода была черной, а серые клубы тумана сгущались с каждой минутой. Скорость пришлось уменьшить, вести становилось все труднее. К счастью, на "Файркрэсте" был прекрасный автопилот, гораздо лучший рулевой, чем я, не говоря уже об адмирале.
- Что вы собираетесь делать сегодня ночью? - неожиданно спросила Шарлотта.
- Как вижу, вы действительно желаете знать все. Должен еще раз подчеркнуть, что дядюшка. Артур… прошу прощения, сэр Артур и я осуществляем операцию совершенно секретную. Поэтому сохранение тайны является нашей обязанностью и должно быть абсолютным.
- Вы смеетесь надо-мной? Вы ведь прекрасно знаете, что я тоже участвую в этой операции.
- Прекрасно! Мне как раз придется раз или два за эту ночь покинуть судно, и мне очень нужен надежный человек, который присмотрит за ним в мое отсутствие.
- Но у вас есть сэр Артур.
- Да, конечно. И я необычайно ценю его суждения и ум, но в настоящих условиях я с удовольствием обменял бы все это на пару молодых здоровых глаз. Учитывая все, что он вытворял сегодня у штурвала, я прихожу к выводу, что сэр Артур не должен никуда выходить без таблички "Слепой". А как у вас со зрением?
- Оно уже, конечно, не то, но еще вполне на уровне.
- Значит, я могу на вас положиться?
- На меня?.. Но я ведь совсем не разбираюсь в яхтах!
- Вместе с дядюшкой Артуром вы составите великолепный тандем. Я когда-то видел вас в главной роли в одном французском фильме, где вы…
- О Боже! Мы вообще не покидали студии. У меня был дублер даже в бассейне.
Я выглянул из рубки.
- На этот раз дублера у вас не будет. Не будет и бассейна. Вместо этого - Атлантический океан в оригинале. Шарлотта, мне действительно нужна пара хороших глаз. Вы будете курсировать туда и обратно, стараясь не налететь на скалы, пока я не вернусь. Сумеете?
- Нет. Но постараюсь. У меня ведь нет выбора? Где вы собираетесь сойти на берег?
- На Эйлен Оране и на Крэйджморе. Это два островка в глубине Лох Хаурона. Естественно, если я их найду.
- Эйлен Оран и Крэйджмор! - повторила она со своим легким французским акцентом, который, казалось, сглаживал шероховатость кельтского языка. - Как эти названия далеки от наших драм и ненависти, от грабежа и убийств! Они просто дышат романтизмом.
- Это очень обманчивое впечатление, моя дорогая, - внимание! "Моя дорогая" - из репертуара дядюшки Артура. - Эти островки дышат скорее мрачным одиночеством, они пусты и скалисты. Но именно там находится ключ ко всей тайне.
Она ничего не ответила. Я смотрел вперед и думал, кто кого первым увидит: я - Эйлен Оран или он - меня. Через несколько минут я почувствовал на плече руку. Дрожащую руку. Не знаю, что это были за духи, но она их покупала наверняка не в торговом доме и не на арабском базаре. Я подумал, что никогда не сумею понять невероятную женскую душу: сегодня вечером ей грозила такая большая опасность, что она вынуждена была бежать, не останавливаясь перед необходимостью в ужасную погоду переплыть почти половину торбэйской гавани. И все-таки, прежде чем прыгнуть в воду, она прихватила флакончик французских духов.
- Филипп?
Это, надо признать, звучало гораздо лучше, чем "мистер Калверт". Но я был рад, что дядюшка Артур при этом не присутствовал, - его бы это крайне шокировало.
- Да?
- Мне очень жаль… - можно было подумать, что она действительно сожалеет. По крайней мере, это не было похоже ни на заученный текст, ни на попытку воспользоваться актерским опытом. - Я очень сожалею о том, что сказала… Я ведь не знала ничего о Ханслете, Дельмонте и Бейкере… И о вашем пилоте. Они ведь были вашими друзьями… Мне очень жаль, Филипп.
И все-таки она несколько переиграла. К тому же она стояла слишком близко. Потребовался бы пинцет, чтобы просунуть между нами игральную карту. И потом, запах этих духов, отнюдь не дешевых… Спецы от рекламы из еженедельников с блестящими обложками назвали бы их одуряющими. В моей голове все громче раздавался звонок тревоги. Я решил оградиться от дьявольского наваждения и подумать о более возвышенных вещах.
Она молчала и только сильнее сжала мою руку. Я почувствовал себя на седьмом небе. Единственное, что мне не давало окончательно потерять равновесие, это пробуждающий уверенность равномерный звук дизеля за нашими спинами. "Файркрэст" мотало на волнах, но все-таки он пробирался вперед. Неожиданно я обратил внимание на метеорологические аномалии: после полуночи температура несомненно поднялась. Мне захотелось поговорить с ребятами из Кента по поводу их гарантий, что стекло ни при каких условиях не запотеет. Но возможно, таких условий они все-таки не предвидели. Я уже приготовился включить автопилот, просто для того, чтобы чем-нибудь заняться, когда Шарлотта сказала, что идет вниз, и предложила мне чашку кофе.
- Согласен, - сказал я, - но при условии, что вам не понадобится свет и что вы не наступите при этом на дядюшку, простите, сэра Артура.
- Можете смело говорить "дядюшка Артур", это ему очень подходит.
Она стиснула еще раз мою руку и исчезла. Аномальное поведение температуры в районе Гебридов быстро прошло, и гарантии относительно стекла стали снова совершение оправданными. Я рискнул передать "Файркрэст" попечению автопилота и помчался в передний трюм за костюмом для подводного плавания, который и перенес в рубку.
На приготовление чашки кофе Шарлотте понадобилось двадцать пять минут. На пропане это делается вообще-то гораздо быстрее, даже если принять во внимание все трудности, связанные с работой в темноте. Мировой рекорд в медленном приготовлении кофе в открытом море. Я услышал звон стекла, когда она проносила кофе через салон, и усмехнулся сам себе в темноте. Но в следующее мгновение я вспомнил о Ханслете, Бейкере, Дельмонте и Уильямсе, и улыбка сошла с моего лица.
Не до смеха мне было и тогда, когда я сошел на сушу в Эйлен Оране, снял комбинезон и укрепил свой переносной прожектор на скалах, направив его луч в сторону моря. Я не улыбался, но не по той причине, по которой я стер с лица улыбку получасом раньше, когда Шарлотта принесла в рубку кофе. Мне было не до смеха, поскольку я сомневался, достаточно ли десяти минут, чтобы объяснить Шарлотте и дядюшке Артуру, как удержать судно в небольшом секторе, ориентируясь по определенной точке на берегу: "Двигаясь по компасу на запад, держите нос против ветра и волн. При малой скорости этого достаточно. Если уйдете слишком далеко, сворачивайте на юг. Но ни в коем случае не на север! Иначе вас выбросит на скалистый берег Эйлен Орана. Потом сверните на восток, идя на половинной скорости, потому что, если уменьшите скорость, подставите борт под ветер и волны. Затем резко сверните на север, а потом медленно - на запад. Видите эти волны прибоя? Они должны быть в двухстах метрах от вашего правого борта, пока вы идете на запад, и немного подальше - на обратном пути на восток…" И т. д., и т. д.
Они торжественно обещали мне придерживаться моих инструкций и производили при этом впечатление оскорбленных явным отсутствием доверия к ним. И все-таки мое беспокойство было вполне обоснованным, поскольку ни один из них не проявлял особых способностей в том, чтобы отличить волнорез западный от восточного или береговые буруны от простых пенящихся волн.
Придя в отчаяние, я сказал, что укреплю на берегу прожектор, который будет служить им маяком. И теперь мне осталось только молиться, чтобы дядюшка Артур не совершил того же, что совершил один капитан французской фелюги XVIII века, который принял огни, зажженные пиратами на скалах Кориуэла, за путеводную звезду и разбился о рифы. Адмирал сэр Артур, возможно, и был слишком интеллигентен, чтобы сделать что-нибудь подобное, но море все-таки не было его домом.
Лодочный ангар был почти пуст. В нем была только старая прогнившая лодка с лопнувшим корпусом и мотором, напоминавшим кучу ржавого железа. Я искал не этого, а потому отправился в сторону дома. В одном из окон горел свет - в половине второго ночи. Окно находилось в той части дома, которая смотрела на море. Я добрался до него и осторожно заглянул внутрь. Небольшая комната, чистая, уютная, стены, беленые известью, дорожка на полу, огоны в камине. Дональд Макишерн, по-прежнему небритый, по-прежнему в той же рубашке, сидел в глубоком плетеном кресле и смотрел в огонь. Он смотрел в догорающее пламя как человек, которому больше нечего делать, как только смотреть на догорающее пламя. Я обошел дом, осторожно нажал на ручку двери и вошел.
Он услышал меня и повернулся, - не торопясь, как человек, которому уже никто не может причинить зла. Он глянул на меня, на пистолет в моей руке, перевел взгляд на висящий на стене карабин и снова погрузился в кресло.
- Кто вы такой, черт побери?
- Меня зовут Калверт. Я был здесь вчера, - я стянул с головы резиновый капюшон, он узнал меня. - Это оружие сегодня уже не понадобится вам, Макишерн. Впрочем, вы и вчера не сняли его с предохранителя.
- У вас наметанный глаз, - медленно произнес он. - Да и патронов в ружье не было.
- И за вами никто не стоял?
- Не понимаю, о чем вы говорите, - устало ответил он. - И вообще, чего вы хотите?
- Хотелось бы узнать, почему вы так плохо меня вчера приняли.
Я положил револьвер в карман.
- Кто вы такой?
Сегодня он выглядел еще более старым и совершенно сломленным.
- Я уже говорил вам: Калверт, меня зовут Филипп Калверт. А вам было приказано не подпускать к дому гостей, не правда ли? Сегодня вечером я задал несколько вопросов вашему другу Арчи Макдональду, сержанту полиции в Торбэе. Он сказал мне, что вы женаты. Только я почему-то нигде не вижу миссис Макишерн.
В его покрасневших глазах появился блеск, он приподнялся, но быстро снова опал в своем кресле.
- Однажды вечером, мистер Макишерн, вы вышли на лодке в море и видели вещи, которые вам не надо было видеть. Вас схватили, привезли сюда, забрали вашу жену, а вам было сказано, что, если вы откроете рот, вы уже никогда не увидите свою жену живой. Еще они велели вам оставаться дома, на случай, если кто-то наведается сюда и, не застав вас, может поднять тревогу. А чтобы вы в приступе умопомешательства не подняли тревогу сами, они сломали ваш мотор. При этом сделали все очень ловко, прикрыв его мешками, смоченными морской водой. Теперь его вид свидетельствует только о вашем небрежном отношении к нему.
- Да, вы нравы, именно так все и было.
Он по-прежнему не отрывал застывшего взгляда от огня. Говорил он шепотом, будто размышляя вслух не. отдавая себе отчета в этом.
- Они забрали мою жену и испортили лодку. Вяли из шкафа все мои сбережения… Хоть бы оставили нас вместе, Мэри и меня… Она старше меня на пять лет.
- Как же вы жили с тех пор?
- Каждые пятнадцать дней они доставляют мне консервы… Немного… Молоко в банках. У меня есть запас чая… Время от времени я ловлю рыбу… - он сморщил лоб, как будто внезапно до его сознания дошло, что со мной в его дом вошла надежда. - Кто вы? Вы не из тех, но и на полицейского не похожи. Нет, вы точно не полицейский. Их я знаю… Вы кто-то другой…
Я чувствовал, как в его сердце снова входит надежда, видел это в его глазах, в его лице. Он какое-то время внимательно приглядывался ко мне и наконец сам ответил на свой вопрос:
- Я знаю, кто вы. Вы работаете на правительство. Конечно, вы - агент тайной службы.
Черт побери! Я готов был снять шляпу перед стариком. Я пришел к нему ниоткуда в своем костюме для подводного плавания, и этот человек опознал меня без малейшего колебания! Ну и как тут говорить о каменных лицах людей - хранителей государственных тайн?! На мгновение меня позабавила мысль о всяческих указах, которыми будет угрожать дядюшка Артур этому человеку, чтобы гарантировать сохранность этих тайн. Только ведь Дональду Макишерну, проведшему шестьдесят лет на Эйлен Оране, не очень-то и было что терять. Любая тюрьма показалась бы ему шикарным отелем. И поскольку любая угроза казалась мне напрасной, я сказал в первый раз в жизни:
- Действительно, я агент тайной службы. И я верну вам вашу жену, мистер Макишерн.
Он кивнул головой.
- Это будет добрый поступок, мистер Калверт, но вы плохо знаете этих хищников, с которыми вам придется иметь дело.
- Если я когда-нибудь получу орден, то это случится по ошибке, мистер Макишерн, но если говорить о другом, то я очень хорошо знаю, что мне угрожает. Доверьтесь мне, все будет хорошо. Вы воевали?
- Вам кто-то это сказал?
- Нет, но это чувствуется.
- Благодарю вас, сэр, - его спина распрямилась. - Сержант пятьдесят первой высокогорной дивизии, двадцать два года выслуги.
- Сержант! Да еще из пятьдесят первой! Великолепно, мистер Макишерн. Многие люди, и не только шотландцы, утверждают, что на свете не было лучше дивизии.
- Дональд Макишерн не станет спорить с этим, сэр, - тень улыбки появилась на его лице. - Я понимаю, сэр, что вы хотите мне сказать; солдаты пятьдесят первой дивизии не имеют обычая бежать от противника или поддаваться ему… - он неожиданно сорвался на ноги. - Что это я все болтаю! Я непременно иду с вами, мистер Калверт!
- Благодарю вас, мистер Макишерн, - тепло сказал я, положив руки ему на плечи. - Вы уже достаточно навоевались в жизни. Предоставьте теперь это мне.
- Скорее всего, вы правы, сэр. Я понимаю - я могу только помешать такому человеку, как вы.
Обессиленный, он снова опустился в свое кресло. Я направился к двери.
- Спокойной ночи, мистер Макишерн. Скоро я доставлю сюда вашу жену.
- Скоро она будет здесь… - он поднял на меня влажные глаза, а голос его выражал надежду, так же как и лицо. - Вы знаете, мистер Колверт, - сказал он, - я ведь в это верю.
- Можете рассчитывать на это. Я приведу ее сюда сам, и ничто на свете не доставит мне большего наслаждения. В пятницу утром.
- В пятницу? Так быстро?
Он смотрел вдаль, смотрел в одну какую-то точку, лежащую где-то на расстоянии миллиарда лет отсюда, и не видел меня, стоявшего в дверях. Настоящая улыбка, улыбка счастья осветила его измученные глаза.
- В эту ночь, мистер Калверт, так же как и в следующую, я не сомкну глаз.
- Вы наверстаете это в пятницу вечером, мистер Макишерн!
Большие слезы надежды и радости текли по его серым небритым щекам. Я тихо прикрыл дверь, оставив его наедине с мечтами.
Четверг. от 2 ч. - до 4 ч. 30 мин. утра
Я сменил Эйлен Оран на Крэйджмор, а причин улыбаться по-прежнему не было. Никак я не мог быть довольным, поскольку оставленные на "Файркрэсте" Шарлотта и адмирал составляли такую команду, что оставалось только молить Бога о сохранении нам всем жизни. К тому же северный мыс Крэйджмора был гораздо, больше изрезан ущельями, а значит, куда опаснее южной части Эйлен Орана. В довершение всех бед туман продолжал сгущаться. В моей голове постоянно билась мысль, сумею ли я выполнить обещание, данное Макишерну. Но если бы у меня было время на размышления, я нашел бы еще с полдюжины причин для скверного настроения. Слава Богу, у меня не было на это времени, поскольку ночь кончалась, а я должен был еще сделать кучу работы до наступления рассвета.
Два рыбацких катера бились на волнах в маленькой естественной гавани Крэйджмора, и это снимало мои опасения, что кто-то может услышать, как я карабкаюсь на палубу. Опасность зато представлял большой остекленный фонарь на крыше ангара, который использовали для разделки акул. Свет был так ярок, что любой местный обитатель, страдающий бессонницей, запросто мог меня увидеть. Но тут же меня утешила мысль, что этот же самый фонарь служит для дядюшки Артура прекрасным ориентиром.
Это была большая моторная лодка около пятнадцати метров длиной, построенная таким образом, что могла подставить лоб любому урагану. Содержали ее в образцовом порядке, и оборудована она была всем, что только пожелаешь. Мои шансы явно начинали расти.
Вторая лодка была точной копией первой, прямо близнецы. Я добрался до берега, спрятал свой акваланг так, чтобы до него не добрался прибой, и направился в сторону ангара, стараясь держаться в тени. В ангаре я нашел стальные бочки, ванны и целый арсенал жестокого оружия, явно предназначенного для потрошения акул. Кроме того, там были останки акул, которые издавали ужасающее зловоние. В жизни такого не встречал. Мое отступление было больше похоже на бегство.
Первый дом, который я осмотрел через окно, с помощью фонарика, не оправдал моих ожиданий. Я увидел Комнату, покинутую не меньше пятидесяти лет назад.
Уильямс был прав - жители оставили эти места еще до первой мировой войны. Лишь обои выглядели так, словно были наклеены вчера - странный и не поддающийся объяснению феномен, известный на западных островах. Какая-нибудь заботливая бабушка - а дедушки в те времена готовы были скорее подписать договор с дьяволом, чем шевельнуть пальцем в доме, - наклеила купленные по случаю обои, а пятьдесят лет спустя дешевая бумага выглядит новехонькой.
Второй дом был также пуст. Рыбаки жили в третьем, наиболее удаленном от ангара доме. Мне очень хорошо-были понятны причины, по которым они желали держаться как можно дальше от своего вонючего места работы. Если бы это касалось меня, я бы вообще предпочел жить в палатке на другой стороне острова.
Я осторожно открыл хорошо смазанную дверь, вошел внутрь и зажег фонарик. Жившие здесь когда-то бабули наверняка не похвалили бы этих сеней, зато деды пришли бы в восторг. Одну стену целиком занимали полки, забитые всяческим провиантом. Было там не меньше двух дюжин ящиков с виски и несколько десятков ящиков с пивом. Уильямс говорил мне, что эти рыбаки - австралийцы, и теперь я убедился, что и в этом ему можно было верить. Три другие стены были предоставлены живописи. Тут не был представлен какой-то определенный стиль, зато впечатляло разнообразие красок, какого не найдешь даже в крупных музеях и картинных галереях. Я протиснулся между мебелью, сделанной наверняка не руками искусных мастеров, и открыл внутреннюю дверь. За ней был небольшой коридор, а в нем я увидел две двери справа и три слева. Я решил, что шеф должен занимать самую большую комнату, а значит, он спит за первой дверью направо.
Я осторожно вошел в комнату. Она удивила меня своим комфортом. В свете карманного фонарика я увидел прекрасные ковры, тяжелые шторы, пару удобных кресел, большую дубовую кровать, дубовые шкафы и книжные полки. Над кроватью висела лампа с красивым абажуром. Эти дикие австралийцы явно придавали большое значение уюту и комфорту. Я нажал на выключатель, и в комнате зажегся свет.
На двойной кровати спал мужчина. Рост лежащего человека определить очень трудно, но мне подумалось, что он не сможет выпрямиться в этой комнате, потолок которой находится на высоте ста девяноста двух сантиметров, не получив при этом хорошего сотрясения мозга. Повернутое в, мою сторону лицо было частично закрыто волосами и буйной бородой. Таких роскошных бород мне вообще никогда не приходилось видеть. Человек этот спал как убитый.
Я подошел к постели, ткнул ему в ребра дуло револьвера и сказал: