Кабинет у них, кстати, на двоих. К концу рабочего дня настроение соответствующее: задушила бы гадину. Задушить - дело нехитрое. Но куда труп девать? Самая главная проблема - куда девать труп! Есть еще побочная - а вдруг посадят. Отсюда - забота об алиби и минимум подозрений в свой адрес. При встрече она всегда сладко улыбается, в разговорах о Селезневой-старшей - несет только самое доброе, разумное, вечное. Не дай бог, кто-то раньше времени пронюхает об истинном положении дел. Не дай бог…
В свободное от работы и семьи время - изучение специальной литературы. Господи, каких только знаний она понахваталась за последнее время: химикаты и яды, взрывчатые вещества, уязвимые точки на теле, огнестрельное оружие, удар током… В библиотеку записаться нельзя: весьма специфический выбор литературы… Остаются букинистические магазины. Ох! А потом, как шпионка прячешь потертые книжки дома, мужу-то на кой такое счастье! Читаешь, пытаешься создать формулу идеального преступления, но подсознательно понимаешь - одна мелочь, и… нет идеального преступления.
К тому же вот так убить неинтересно, ей нужно, чтобы та, другая, ощутила силу всей ненависти, испытываемой Мариной. Нужен страх - лучший двигатель прогресса. А страха Селезнева-старшая пока не испытывает. Напротив, живет на грани острого удовольствия. Например, с ее, Марининым мужем. Старая любовь не ржавеет, она просто покрывается пылью. Стоит только стереть верхний слой, и чувства вновь готовы к употреблению. Хотите - в холодном виде (регламентированное общение), хотите - в горячем (постель). У этих, судя по всему, скоро наступит горячий вариант. А, значит, надо решать скорее…
Но как, черт возьми, как?
Журнал "Любовные истории"
Люби, но не забывайся!
Он любит ее, она любит его, вопрос лишь в том, насколько долго все это продлится. И из них первый посмотрит сначала налево, потом направо, а потом на сторону? Именно об этом мы беседуем с участниками реалити-шоу "Гори все ясным пламенем" Олесей и Олегом.
- Ребята, вы поженились год назад. Ну, и как ощущения от семейной жизни.
- Заколебало! - говорит Олеся и с философским содроганием смотрит на мужа.
- Задолбало, - с тем же чувством соглашается Виктор. - Но пока как-то справляемся.
- Еще б нам не справиться, - хмурится Олеся. - У нас ведь контракт еще на полгода, а дальше (она блаженно улыбается) - дальше свобода. И я его сразу же пошлю на ху… северо-восток. А он меня на - северо-запад. Откуда, мы, собственно, родом.
- Но ведь вам подарили квартиру!
- Как подарили, так и отобрали! - сердятся ребята. - Через полгода съезжаем, и сюда вселяется новая пара из проекта "Доживи до понедельника!".
- Молчи, дура!
- Сам такой! Об этом и так все знают. Да и надоело… Куда ни пойдешь, всюду любопытные взгляды: "Ой, смотрите, это та самая Олеся, которая Витьке под одеялом массаж сексуальной конечности делала". Задолбало!
- Ты об этом уже говорила…
- И еще раз повторю. Три года жизни коту под хвост. Подружки вон институт закончили. Замуж нормально вышли, двое с пузом в сквериках гуляют, свежим воздухом дышат, а я с тобой, козлом, мудохаюсь.
- Будто я с тобой удовольствие получаю!
Оба молчат.
- Ребята, но ведь раньше вы любили друг друга, да? - с бессмысленной надеждой спрашиваю я. - Двадцать четыре часа вместе, да еще семь дней в неделю, да каждый месяц, а потом целый год. Любили? Ну?
- Ну, любили, - с некоторым вызовом говорит Виктор. - А толку!
- Да гори оно все ясным пламенем! - подхватывает Олеся и нежно обнимает мужа. - Добро пожаловать в наше самое лучшее шоу о любви!
ВАДИМ
"А джинсы у него немодные!" - злорадно подумал Вадим, глядя на своего собеседника. Сидит, пыжится, о концепции говорит, а штаны мог бы, и сменить для плезиру. Плохие у господина Эдуарда штаны. Старые. Дешевые, явно купленные на вещевом рынке. Он любовно провел рукой по своей ноге - а у него самые дорогие. Ручная работа. Таких даже в Париже не всегда найдешь, даже если задашься целью.
- Вадим Николаевич? - его собеседник чем-то напоминал взмыленного и очень удивленного пингвина, которой неожиданно прочел Горького и понял: рожденный ползать - летать не может. - Я правильно понял вашу идею фикс? Вы действительно ЭТОГО хотите?
Вадим кивнул. Сколько себя помнит, действительно, хотел именно этого. Несмотря на слезные просьбы матери и стыдливую злобу отца. Все это, безусловно, последует. Но потом. И ему, Вадиму, будет уже все равно. Но с недавних пор к его желанию примешалась и жажда мести. Тот человек должен за все ответить. И Вадим даже знает, как это должно произойти.
- Вам не кажется, что ваша мечта сродни извращению?
Холеная рука с безупречным французским маникюром чуть дернулась. Уголки губ презрительно дрогнули:
- И вы туда же… Мне с детства говорили, что я - это аномалия. И все мои желания - аномалия. Давайте внесем ясность: это они для вас аномалия, а для меня они - норма. В конце концов, это мои желания, не так ли?
Так, так… Сволочь, он, видите ли, из себя моралиста корчит. Дешевка позорная! По морде видно: еще два дня назад перебивался с хлеба на воду, экономя денежки на водку. И вдруг такой шанс - из нищеты в короли тузовые. Щечки надулись, грудка колесом выгнулась, а не поговорить ли нам о морали?!
Вадим таких людей с юности терпеть не мог. С того дня, как их учитель физкультуры Сан Саныч - узкий старикашка в линялом спортивном костюме "MADE IN СССР" вывел Вадима на середину спортивного зала и ткнул в него желтым пальцем:
- Подними голову, ты, опущенный! Молчать! Таких говнюков, как ты, сразу под шконку! Кругом девок - вали, не хочу. Ты же к пацанам в штаны лезешь.
Погорячился Сан Саныч. Ох, как погорячился! Видать, вспомнилась ему своя шконка. И место под ней. И те незабываемые ощущения. И все же не стоило афишировать то, чего не стоило афишировать. Да и что, собственно? Прижался в раздевалке разгоряченным телом к другому телу, а тело, возьми, да и среагируй. А уж должным или не должным образом - тут они с Сан Санычем во мнениях не сошлись.
Прежде, чем урывать, поинтересуйся, кого именно ты урываешь. Зона, да? Крещение баландой, да? Политический, да? А вот накуси-ка - выкуси беззубым ртом. Пусть он и опущенный, зато папаша у него… Не стоит сына такого человека принародно оскорблять. К сожалению, зона Сан Саныча мало чему научила. Но последний свой урок он усвоил хорошо. Под автобусом. Больше к пикантной теме они с родителями не возвращались. Но отцу Вадим был благодарен: по-своему, но защитил отпрыска.
Что дальше? - спросит биограф. Дальше - жизнь. Пусть и не замечательных людей, но жизнь.
Школа.
Золотая медаль.
Факультет международных отношений.
Диплом с отличием.
Стажировка.
Женитьба.
Рождение дочери.
После этого знаменательного события сказался импотентом. Долг сына и мужа выполнен. Теперь - увольте. Не уволили. Угораздило же жениться на Пенелопе. Другая, получив индульгенцию, давно бы сходила налево. И сразу сообразила, что масса соблазнов намного лучше, чем постылая и унылая жизнь под мужниным боком. Грешным делом, сам ее подталкивал: самцов-гетеросексуалов в дом приводил - один другого краше. Кормить кормила, в меру флиртовала, но дальше улыбок и целования ручек не заходила. Почему? Да потому, что дура! При желании все было бы шито-крыто. Но эта - воплощение верности. И глупости, поскольку верит, что современная медицина способна на многое. Например, на то, чтобы без операции восстановить мужскую силу. Смешно вспоминать, но был период, когда эта мужская сила прямо-таки рвалась из штанов. В кабинет к начальнику заходит - встает. В спортивном зале посреди штанг и атлетов - встает. На обложку журнала с голливудским красавчиком - встает. На телевизор и то - встает. А домой приходит - пшик! Что за дела? Вроде бы научился себя контролировать, и вдруг тело, как в юности, подводит. Да еще так регулярно. Аккурат через час после завтрака. Оказалось, Пенелопа "виагру" вместо сахара ему в чай размешивает. Наверное, чтобы жизнь слаще казалась. Глядишь, попьет восстанавливающего препарата, и все в их семье и наладится. Еще раз дура!
Угораздило же так… Сначала жена, потому на лучшего друга запал. А тот мало, что примерный семьянин, так еще и ярый гомофоб. Политикан херов! Ригорист! Зато с самой лучшей задницей на свете. И не только с задницей…
Скоро тридцать шесть, а вроде бы и не жил. Скрывал, юлил, врал. И вдруг понял - надоело. Пушкин вон в тридцать семь под пистолет встал. Он-то чем хуже? Пусть и не Пушкин. Так, может, пришла пора признать, что не только Сан Саныч, но и природа ошиблась. Он - не опущенный. Просто ему нужно другое тело. Вот и весь секрет. Допустим, если он станет женщиной, то и тяга к мужикам окажется естественной. Так? Так! Никто не осудит. Даже самый ярый гомофоб. Потому, что женщины - это прекрасно. И мужчинам их любить не возбраняется, как и женщинам - мужчин. Дело за немногим - сделать себе другое тело.
- Прекрасная история! - хлопнул в сухие ладошки Эдуард. - Публика будет рыдать от восторга. А теперь к делу. Давайте, начистоту: чего вы все-таки хотите?
Биология - изучи ее до конца
Эксперты предрекали этому реалити-шоу полный провал. Но, оказалось, что секс в прямом эфире вызывает намного больше интереса, чем информационные или просветительские программы. Напомним, в чем суть этого проекта: изначально в проекте принимают участие шестнадцать человек, чья задача организовать пары, тройки, квартеры и квинтеты с тем, чтобы заняться сексом перед камерой. Самого слабого выкидывают из игры. На его место приходит новый участник, полный сил и боевого задора. Выигрывает тот, кто продержится дольше всех и совершит как можно больше сексуальных контактов. Приветствуется разнообразие поз, знание "Камасутры" и виртуозное владение языком. В Англии эту программу пробовали запретить, в демократичных Нидерландах она мгновенно заняла верхние строчки телевизионных рейтингов, французы добавили немного пикантности, американцы - грубости и насилия. Американский аналог представляет собой сексуальный марафон, иными словами свальный грех, где сразу и не разберешь - мужчина или женщина.
Воистину, вот она биология - изучи ее до конца!
СВЕТЛАНА БОРИСОВНА
- Добрый день, Светочка!
- Светик, приветствую!
- Светуля, наше почтение! Хорошо сегодня выглядишь…
- Свет, слыхала, сегодня опять магнитные бури, да и затмение обещали. Голова раскалывается! А ты молодец, бодрячком!
Она рассеянно отвечала и, чуть прихрамывая, торопилась дальше, прижимая к необъятной редакторской груди толстую синюю папку с логотипом телекомпании. Шумно. Суетно. Все, как и раньше. Все так, да не так… Ее мир менялся так стремительно, что Светлана Борисовна совершенно не поспевала за ним в своих мягких туфельках-тапочках на войлочной основе. Ее обгоняли, толкали и подталкивали, а она не успевала. Все ее ровесницы давно на пенсии, нянчат внуков, ругают бездельников-детей и надеются на очередную прибавку к пенсии. И никто из них понимает - а теперь уже и не принимает - Светлану Борисовну, для которой вся жизнь - это телевидение. Яркий мир, заключенный в плоские рамки экрана.
Светлана Борисовна пропустила вперед девочку-диктора, которая была так же красива, как и безграмотна. Отредактированный текст в новостях она принципиально не читала, полагая, что ремарки "дико стильно" и "жутко красиво" должны оживить и без того скучный эфир. При этом девочка очень красиво выпячивала прокрашенные губки и по любому поводу демонстрировала две аккуратные половинки в недопустимо низком декольте.
- Видел бы ее Павел Петрович, - вдруг подумала Светлана Борисовна, - Сразу инфаркт бы подхватил. Слава богу, не дожил…
Подумала, и перед глазами поплыло. Стало душно и холодно. На тяжелых, опутанных венами, ногах скользнула в нишу с двумя пальмами и журнальным столиком и осела в продавленное кресло. Словно ушла на вязкое липкое дно.
Третий раз за последнюю неделю, и все три раза она думала о нем. И сон этот дурацкий, прямо под утро: новое шоу, а ведущий Павел Петрович. И все вокруг шепчут: Дальский. Он бледный-бледный, в белом костюме. А на щеке как родинка - красное пятнышко. И пока он ведет передачу, пятнышко это становится все больше и больше, пока целиком не заполняет лицо. Все кричат в ужасе, а Павлуша улыбается, будто неловко ему, и Свету к себе манит - иди скорей, скорей, скорей… Пока бежала - проснулась.
Покойник к смерти. Особенно, если к себе зовет. Но куда звать-то? Посидеть на облаке, свесив ножки вниз? Старовата она для таких забав, да и Павел Петрович не такой человек, чтобы шутить изволил. Или он уже в ангелах ходит? Тьфу ты, какие мысли в голову лезут на старости лет. Скоро юбилей, а она по-прежнему краснеет, как девочка, при мысли о мужчине, которого уже давно нет в живых. Разве что только в памяти остался - красивым, молодым, ироничным.
Она вдруг улыбнулась, вспомнив, как мокрая от первого весеннего дождя вбежала в холл на первом этаже. Тоже молодая. Счастливая. И тоже очень красивая. Оглянулась, тряхнула, как собачонка волосами, осыпав серебряными брызгами.
- А где здесь в артистки берут?
- Это вам, деточка, не театр, а телевидение. Искусство будущего. Здесь не в артистки, в дикторы принимают.
Светлана повернулась на этот чуть недовольный, но так хорошо поставленный и смутно знакомый голос и… пропала. Стояла, открыв рот, а с тонкого платья лилась вода. Но ничего не видела, кроме него. Ничего не слышала, кроме него. Экстаз. Эйфория. Возбуждение пополам с влюбленностью. Восторг. Так, наверное, немели греки, узрев живых олимпийских богов.
- Вы? - жутким шепотом спросила она. - Сам Дальский?
- Собственной персоной? - подтвердил Павел Петрович. - Вы на прослушивание? - и, не дожидаясь ответа, великодушно предложил: - Я вас провожу, а то в первый раз вы можете и заплутать. Здесь такие лабиринты, что новички обычно пугаются.
И пошла она за ним, как Красная Шапочка за серым волком. Как Белоснежка за отравленным яблоком. Как Колобок за лисой. Как Медея за Минотавром. Как Эвридика за смертью. Поворот, еще поворот, теперь вверх, а затем вниз. Сюда нельзя, там съемка. Осторожнее, здесь ступенька. Ну, я же вас предупредил. Какая вы, право, неловкая, милочка. Больно? Дайте-ка я посмотрю. Какие у вас хорошенькие ножки, только мокрые. Вы не простудитесь? Не хотелось бы потерять такую красавицу. Однако мы пришли. Вам туда, деточка, встаньте в круг. Не бойтесь, здесь никто не кусается. Не так ли, товарищи?
Какая-то старая и суровая карга презрительно оглядела прилипшее платье, облегающее тело, нахмурилась:
- Что вы нам прочитаете?
Света растерялась. Она хотела читать басню, и даже выучила про мартышку и очки. Но как читать про мартышку, когда здесь такой человек? При нем хотелось про любовь. Света застеснялась, судорожно вспоминая какое-нибудь романтическое стихотворение.
- Ну же, деточка! Здесь телевидение, никто вас не будет ждать.
Что она тогда читала? Кажется, какое-то стихотворение. Кажется, об измене. Ведь когда ты влюблен, тебе повсюду мерещится измена. Светлана Борисовна напряглась, припоминая:
Движенье рук в слепом объятье танца,
В смертельном па при свете фонаря,
Мы падаем, не в силах удержаться
На тусклом лезвии заснеженного дня.
Мозг будоражит слабый запах туи,
И мы с тобой, нарушив уговор,
В который раз срываем поцелуи,
Забравшись в темный петербургский двор.
Еще мгновение, и будет невозможно
Противиться превратностям судьбы,
Нас искушает страшно и безбожно
Стеклянный блеск неоновой звезды.
Табачный дым окутывает тело,
Под пальцами струится неглиже,
Финальный спазм. И меркнет тихо сцена.
Мы возвращаемся. Я - к мужу. Ты - к жене.
Комиссия потрясенно молчала. Добро бы эта мокрая курица-пигалица прочитала "Погиб поэт, невольник чести". В крайнем случае, какую-нибудь басню, скажем, про мартышку и очки. И вдруг - буржуазная пощечина советскому вкусу. И только Дальский улыбался: чуть снисходительно и понимающе, словно знал о ней что-то такое, в чем она сама боялась себе признаться даже под одеялом.
- Сколько вам лет? - спросил он наконец.
- Восемнадцать! - соврала, прибавив себе полгода.
- И вы, конечно, замужем… - холеные пальцы с массивным серебряным перстнем огладили аккуратную бородку.
- Нет! Не замужем! А разве это имеет значение?! - Света вздернула остренький подбородок. - Разве для того, чтобы любить, нужно обязательно быть замужем!
- Невероятно! Она еще издевается, - члены комиссии возмущенно защипели, тени от их голов извивались на стене.
Света попятилась, но выбранной позиции не сдала:
- А что я такого сказала! Причем тут замужество!
- В вашем - придуманном Петербурге - конечно, замужество не имеет никакого значения, - Дальский подошел к ней близко-близко. - Ведь вашего порочного, чувственного Петербурга как бы и не существует. Однако если вы собираетесь работать на советском телевидении, то подобные образы просто недопустимы. У советского человека другие идеалы и цели в жизни. Потом вы выйдете замуж, родите детей и поймете, что я был прав. - И уже совсем тихо посоветовал: - Не стоит демонстрировать свое белье на людях, даже если оно у вас красивое и заграничное.
В дикторы ее, понятное дело, не взяли. Но и не прогнали, оформив помощником редактора. Светлана подозревала, что нужное словечко замолвил Дальский.
- Вы моя муза, Светлана, моя девушка дождя.
- Русалка? - она игриво встряхивала волосами.
- Нет, девушка дождя из порочного Петербурга.
Родители настаивали на университете, но она упрямо мотала головой - я нужна там! Там - подразумевалось, что рядом с Павлом Петровичем. Ее идолом.
Она перепечатывала и переписывала тексты к передачам, рылась в архивах, покупала носки и трусы, в любое время дня и ночи бегала за водкой, пропалывала грядки у него на даче и, стиснув зубы, стояла "на стреме", когда у великого и ужасного Павла Петровича случался приступ "любве". Потом, когда объект любве уходил, она проскальзывала к нему в его кабинет-каморку и принюхивалась, поводя крупными ноздрями - там всегда пахло как-то стыдно и неприлично. Ей очень хотелось, чтобы и от нее пахло также, чтобы он целовал ее, обнимал, что там дальше происходит между мужчиной и женщиной?
Мать, заслышав такие мысли, хваталась за голову:
- Это же аморально! Он старше тебя… Кстати, насколько он тебя старше? Что, он старше меня? Да ты с ума сошла. Ты же еще совсем девочка.
Отец брался за ремень, но слишком уж театрально. Хороша девка, поиграет в любовь, потом за ум возьмется. Сама же Света ни минуты не сомневалась, что они всегда будут вместе. Ведь такая любовь дается раз в жизни, после нее уже ничего не будет, так зачем боятся людского осуждения?! Он - лучший, а она станет его женой.