- А знаешь что, - вдруг сказала она - так неожиданно, что Игорь, который только Клавдиного слова и ждал, все равно вздрогнул, - сколько у нас в городе театров?
- Не знаю, а зачем вам театры? - Игорь удивленно смотрел на начальницу.
- Да, ты прав, театры тут не нужны. Киностудии или салоны красоты…
Игорь решительно ничего не понимал.
- Вот что, узнай, сколько в Москве салонов красоты. Дорогих, хороших салонов, - произнесла она задумчиво.
- Зачем?
- Постой, не сбивай, - Клава замахала руками. - Так, и потом узнай, у скольких парикмахерш, да, скорее всего парикмахерш, ну черт с ним, заодно и массажисток, хотя это вряд ли, есть красные "девятки". Им должно быть лет тридцать или что-то около того.
- Кому, "девяткам"? - Игорь наморщил лоб, стараясь влезть в мысли Клавдии Васильевны.
- Нет, женщинам, - Клава посмотрела на него и улыбнулась. - Не старайся, все равно не поймешь. Я и сама пока не понимаю, только догадываюсь.
- О чем? - Игорь начал нервничать. Неприятно чувствовать себя идиотом.
- Это может быть одна и та же женщина. Голос один, выражения одни, машина одна. Волосы можно перекрасить, прическу поменять. Но так часто этого себе позволить не может ни одна женщина, если только она сама этим не занимается. Понял?
- Теперь понял, - разочарованно вздохнул Игорь. Чуда не произошло. - Можно, конечно, попробовать, но мне кажется, что это глухой номер. Мало ли женщин могут иметь одинаковые тачки и одинаковый голос. Потом, по поводу голоса - это бабки надвое сказали. Ведь они слышали через стены.
- Ну, не знаю, не знаю. - Клавдия встала и начала складывать документы в папку. - Мне просто так кажется.
- Кажется? - Игорь попытался скрыть ухмылку.
- Именно. И не смейся. Слышал о таком понятии - женская интуиция?
19.40–22.10
Оптовый рынок кишмя кишел.
Клавдия с трудом протискивалась сквозь галдящую толпу и на ходу изучала ценники. При этом еще надо было запомнить, в каком киоске или контейнере встретился товар подешевле.
С некоторых пор это занятие стало для Клавдии своеобразной тренировкой памяти. Цифры выстраивались в голове в столбцы, самое главное - вовремя выудить нужную информацию.
К примеру, самые дешевые сосиски из курицы нынче продавали в ларьке номер 1650, а сметану - в угловом, номер 2407.
Это означало, что всего лишь одной ходкой по рынку Клавдия сэкономила себе на теплые импортные колготки.
- Пропустите девушку-инвалида! - гаркнули сзади, и Клава едва успела отскочить в сторону.
Мимо нее промчалась груженная всяческой снедью тележка, причем снеди было - в человеческий рост; толкала же тележку пухленькая старушонка с кудерьками и выдающейся вперед вставной челюстью.
- Пустите девушку-инвалида, кому говорят! - вновь выпалила она, блеснув металлическими зубами, и исчезла в людском водовороте.
Отовсюду струился запах пережаренных шашлыков и масла. Над палатками вдруг разом вспыхнули огни, сумерки разрезал острый электрический свет, и рынок, словно пробудившееся существо, забурлил пуще прежнего.
Пристроившись в небольшую очередь за голландскими куриными окорочками, Клавдия от нечего делать наблюдала за снующими покупателями.
Забавное это было зрелище, если честно. На лицах отпечатался единый общий восторг, и имя этому восторгу было: "Э-эх, сэкономим!"
- …А я вам говорю: это лед! - услыхала Клавдия упрямый голос.
У прилавка с окорочками стоял крепенький дедок в линялой шляпе, и на лице его было написано злое неудовольствие и отчаянная решимость идти до конца во что бы то ни стало.
- А я говорю: заморозка! - отвечала продавщица, прищурив левый глаз.
- А вы пощупайте! - настаивал дедок.
- Я тут вам не щупать поставлена, а торговать товаром, - огрызнулась продавщица.
- Товар у вас, между прочим, дрянненький, - не унимался дедок.
- Не нравится - не берите!
- А я хочу!
У продавщицы выразительно сузились губы, и было видно, что лишь присутствие изрядного числа покупателей мешает ей высказаться по существу.
- Слушай, дед, - сказала она ласково, - шуруй-ка ты отсюда… подобру-поздорову!
- Она мне угрожает! - догадался дедок, и сморщенное личико его озарилось счастливой улыбкой. - Граждане, прислушайтесь: она мне угрожает! Слыхали?! При коммунистах - обижали, при демократах - обижают… где ж правду искать человеку?!..
- А в чем, собственно, дело? - спросила Клавдия, протискиваясь вперед. Вокруг уже галдели, обсуждая происходящее и разделяясь на два непримиримых лагеря.
- В магазинах обвешивают, на рынок придешь - и тут то же самое! - голосила дамочка в легкомысленной шляпке с фиалкой из голубенькой материи.
- Да он же к ней приставал, разве вы не видели? - не соглашался мрачного вида тип с горящими глазами.
- Я закрываюсь! - вдруг озарило продавщицу. - Расступитесь, я закрываюсь!!!
Вдохновленная идеей о столь иезуитской мести, она принялась швырять гири в ящик.
Все на мгновение онемели, а затем завопили с тройной силой. Сторонники продавщицы обвиняли защитников старика, а сам дедок тем временем мертвой хваткой вцепился в обледенелые окорочка и молча сопротивлялся, покуда продавщица пыталась вырвать товар из его сухощавых рук.
- Я тебе покажу - лед! - злорадно приговаривала продавщица, по одной отколупывая синеватые куриные ляжки и отправляя их обратно в корзину. - Ты у меня еще попляшешь!..
- Послушайте, - сказала Клавдия, словно и не заметив закипания страстей, - это не вы на прошлой неделе на этом же самом месте индюшатиной торговали?
- А если и я, то что? - выпалила продавщица. - Купленный товар обратно не принимается!
- Замечательная была индюшатина! - сообщила Клавдия. - Я теперь только у вас индюшатину покупать буду. А окорочка чьи, голландские?
- Ну, - неопределенно откликнулась продавщица, заинтригованная поведением покупательницы.
- Хорошие окорочка, - оценила Клавдия, и дедок, вырвав из рук опешившей торговки добычу, принялся запихивать ее в сумку. - Из таких окорочков отличный плов бы получился.
- На сегодня торговля окончена! - отрезала продавщица.
- Да? - соболезнующе произнесла Дежкина. - И куда ж вы теперь, с эдакими-то коробками?..
Она кивнула в сторону нераспроданного товара.
- А что?
- Я думаю, мы бы смогли разобрать все в два счета. И вам удобно, и нам выгодно. Вот я б, например, килограмма два-три взяла. Семья большая, и всех накормить надо…
- Куда это вы без очереди?! - взвизгнула очкастая девица с иссохшим лицом, по всему видно, студентка. - Мне тоже три кило нужно, а я перед вами стояла!..
Тут все загалдели, выстраиваясь в прежнюю очередь, и продавщица, не успев толком осознать, что произошло, уже швыряла на весы обледенелые куриные ноги, высчитывала сдачу и кричала: "Следующий!"
- Правильно вы с ней, - заговорщицки шепнул дедок, протискиваясь мимо Клавдии и прижимая к груди, как самое ценное, кулек с покупкой, - с ними со всеми так и надо, с торгашами. Я сам тридцать лет в торговле работал, я их как облупленных знаю!..
И, гордый собою, он прошествовал к выходу.
Час спустя, обвешанная авоськами и полиэтиленовыми пакетами с по-пляжному обнаженными грудастыми девицами, Клавдия входила в подъезд своего дома. Как заслуженная награда за урегулированный рыночный конфликт, из тяжеленной сумки стыдливо выглядывали синюшные голландские окорочка.
- Вечер добрый, Клавочка, - приветствовала ее бабулька с балкона второго этажа, имени которой никто не знал, но зато она знала не только всех, но и про всех. - А твои уже все дома. Леночка минут двадцать как пришла, ее до угла кавалер провожал. Симпатичный, но с сигаретой. Зачем молодежь курит, а?..
Клавдия кивнула и поспешно юркнула в дверь. Заговаривать с бабулькой было делом чреватым.
- А, это ты, мать? - полувопросительно-полуутвердительно произнес Федор Иванович, взглянув на жену поверх очков. - Нет, ты подумай, что на белом свете творится!..
Федор Иванович восседал на кухне в своей привычной позе - нога на ногу, спиной опершись о подоконник, и занимался не менее привычным делом: изучал прессу.
Кто-то может решить, что изучать прессу было для Федора Ивановича чем-то вроде хобби. Ничего похожего. С некоторых пор изучение прессы составляло цель и смысл жизни мужа Клавдии Васильевны.
Когда за Федором Ивановичем, слесарем-инструментальщиком высшего разряда, всю сознательную жизнь оттрубившим на родном предприятии, вдруг нежданно-негаданно захлопнулись двери завода и, едва разменяв полтинник, то есть - в самом что ни на есть цветущем мужском возрасте, он оказался человеком без определенного рода занятий, "не пришей кобыле хвост", как однажды он сам в сердцах сказал о себе, Федор Иванович выбрал радикальное средство для обоснования своего нынешнего существования: он начал читать газеты.
Ежеутренне Федор Иванович направлялся к ближнему киоску "Печать". Сухонький киоскер, уже знавший его в лицо и по имени, ни о чем не спрашивая, выдавал Федору Ивановичу его любимые газеты.
Вооружившись очками - да-да, с некоторых пор зрение Федора Ивановича оставляло желать лучшего, и Клавдия заставила-таки мужа приобрести "стариковские", как сам он ворчал, очки, - так вот, вооружившись очками и наточенным карандашом, Дежкин впивался взглядом в газетную страницу, вскрикивал, хлопал себя ладонями по коленям, причмокивал губами в знак крайнего осуждения, а когда становилось совсем уж невмоготу, вскакивал со скрипящего табурета и кругами ходил по кухне, дожидаясь, пока закипит чайник и можно будет хлебнуть приятно-обжигающего и успокаивающего чайку с мятой.
Наблюдая за мужем вечерами, Клавдия тихо вздыхала. Всю жизнь она пыталась противостоять собственной обыкновенности и бабьей заурядности; она ведь и в следователи подалась для того, чтобы изменить предначертанную скучную судьбу, чтобы разомкнуть этот порочный круг: готовка, стирка, пеленки, муж, уткнувшийся в газету. Однако все сложилось именно так, как не желалось.
Федор Иванович потер лысеющую макушку и с видимой неохотой отложил газету в сторону.
- Как дела? - спросила Клавдия.
- Дерьмократы наступают, - сообщил муж. - Но и коммуняки, не будь дурак, не сдаются. - Он с интересом заглянул в набитую до отказа авоську, которую Клавдия плюхнула на стол. - О, - обрадовался Федор Иванович, увидав мокрые пакеты с обезжиренным творогом, - кажись, на ужин варенички будут!..
- Если поможешь тесто раскатать, - охладила его аппетит Клавдия. - Слушай, что там с Ленкой происходит - ухажер у нее, что ли, завелся?
- У кого? - удивился Федор Иванович.
- У дочери твоей.
- Разве?
Клавдия со вздохом опустилась на табурет.
- Горе вы мое. Весь день крутишься как белка в колесе, домой придешь - никто ничего не знает, только от соседей новости про собственную семью и узнаешь…
- Ленка! - крикнул Федор Иванович, сурово насупив брови. - Ну-ка, сюда иди!..
- Ладно, Федя, не надо, - только и успела сказать Клавдия, но муж отмахнулся и упер руки в колени.
Клава отлично разбиралась в позах Федора Ивановича. К примеру, если он читал газету, подавшись вперед и ссутулив спину, можно было безошибочно сказать, что газета эта называется "Правда". Для демократической прессы была уготована другая поза - вразвалочку, донельзя снисходительная. Если Федор Иванович злился, он начинал мелкими движениями пальцев пощипывать виски, время от времени выдирая слабенький волос. Откинутая назад голова и блуждающий по потолку взгляд означали: оставьте меня в покое, как мне все надоело.
Ну и так далее.
Нынешняя же поза на изготовку объяснялась просто: сейчас вы у меня все попляшете!..
Клавдия вздохнула и принялась разгружать авоську.
- Привет, ма, - услыхала она за спиной голос дочери.
Лене не так давно исполнилось тринадцать. Возраст барышни, намекающим тоном говорили соседки.
Из маленькой белобрысой куклы, смышленой и обаятельной, наделенной обезоруживающе открытой улыбкой и длиннющими черными ресницами, Лена за какие-то полтора года превратилась в долговязого подростка с длинным лицом, мальчишечьи худыми плечами и желчной ухмылкой бледных губ. Бедра у девочки оставались узкими, а вот грудь быстро развилась, и такое странное сочетание вызывало в душе Клавдии ей самой непонятный страх. Была в этом какая-то несоразмерность, бестактность юности.
Дочь становилась взрослой. Странное дело, с Максимом все было иначе, и его взросление только радовало Клавдию. В свои двадцать он ей нравился куда больше, чем, скажем, в шестнадцать, и кадык на горле не торчал столь беззащитно-некрасиво.
...Лена тоже вполне успела изучить Федора Ивановича. Подбоченясь, она замерла в дверном проеме, предчувствуя бурю и готовясь к немедленному отражению атаки.
- Ты долго над отцом измываться будешь? - не мудрствуя лукаво, поинтересовался Федор Иванович.
- А что? - Вид у Лены стал демонстративно вызывающим.
- Почему ничего не рассказала?
Дочь пожала плечами.
- Подумаешь, пару схлопотала!.. Тоже мне, трагедия.
- Что-о?! - изумился Федор Иванович, и лицо его пошло бурыми пятнами. - Ты еще и двоечница?..
- А сам как учился? - в свою очередь воскликнула Лена. - Видали мы твой дневник!
- Лена! - встряла Клавдия. - Ты как с отцом разговариваешь?..
- А чего он!.. Тоже мне, золотой медалист!..
Клавдия только покачала головой.
Беда в доме произошла месяц назад, когда в глубине старой антресоли Максим случайно обнаружил школьный дневник родителя. Федор Иванович и сам не догадывался, что где-то хранится столь чудовищный компромат, сбереженный, как видно, его покойной матерью. Ольга Григорьевна была женщина сентиментальная, она умудрилась оставить на память детские рисунки, тетрадки и дневник успеваемости любимого Феденьки, ученика седьмого класса "Б". Так много двоек и "неудов" по поведению Федор Иванович не видал с давних лет. Он залился краской - ничуть не менее яркой, чем чернила его классной руководительницы, испещрившей страницы дневника множеством замечаний и обращений к родителям.
Федор Иванович немедленно реквизировал дневник у ликующих чад, но его репутация была уже безнадежно подмочена.
- Будем мы ужинать в конце-то концов или нет?! - взревел Федор Иванович, и это означало перемену темы семейной ссоры.
- А как же, - подхватила Клавдия и немедленно вручила ему скалку. Мужскую отрицательную энергию, как не раз говаривала покойная Ольга Григорьевна, надо направлять в выгодное русло.
Делать нечего - Федор Иванович вздохнул и покорно принялся раскатывать тесто для вареников.
Когда все четверо - включая и Максима, наконец-то соизволившего покинуть свою, обклеенную плакатами со Шварценеггером комнатку, но так и не снявшего маленьких плейеровских наушничков и теперь дергавшего головой в такт одному ему слышимой мелодии, - так вот когда все четверо уселись за стол и Клавдия взяла в руки дымящееся блюдо с грудой вареников, раздался звонок.
- Вот тебе и привет из Африки, - сердито сказал Федор Иванович.
Клавдия пошла отворять.
На пороге стоял сосед Илья Николаевич.
- О, - обрадовался он, не здороваясь и заглядывая хозяйке через плечо, - вы собрались поужинать? Какая прелесть! А у меня ничего нет…
Илья Николаевич был холостяк, который ужасно не любил готовить, но обладал, на беду свою, отменным нюхом. Клавдия одно время даже считала, что нюх соседа - это своего рода Божий дар… ну, скажем, как редкостной красоты голос или способности к рисованию, - пока не поняла, что их кухонная вытяжка сообщается с вытяжкой Ильи Николаевича.
Впоследствии она тоже, бывало, вздрагивала, учуяв, что сосед жарит яичницу на подсолнечном масле, по запаху больше походившем на машинное.
Ну вот, готовить Илья Николаевич не любил, зато очень любил есть и потому частенько захаживал к соседям по лестничной клетке. "Женила бы ты его, что ли", - ворчал Федор Иванович.
Неожиданно эту идею поддержал и Илья Николаевич.
- Вы б меня, Клавочка, взяли да и обженили, - заявил он однажды. - У вас, наверное, на службе много хорошеньких и молоденьких девочек, а?
- Вот те раз, - удивилась Клавдия. Ведь Илья Николаевич был начальником центра пейджинговой связи, где недостатка в молоденьких и хорошеньких телефонистках, да еще и в коротеньких юбочках, не наблюдалось.
- Молоденькие-то они молоденькие, - горестно вздохнул сосед, - но ду-у-уры!..
- Не будьте привередой, Илюша, - сказала Клавдия, покачав головой.
Впрочем, мысль о том, чтобы подыскать соседу подходящую партию, накрепко засела в ее мозгу, и дело оставалось за сущей малостью - не было достойной кандидатки.
- Ну, что вам сказать, робяты, - пробасил Илья Николаевич, поудобнее усаживаясь за стол и запихивая в рот дымящийся вареник, - это никакая не пейджинговая связь, а форменный дурдом!..
Лена и Максим понимающе переглянулись, наперед зная, какую байку заведет сосед.
- Я вот думаю: а может, книжку мне издать, - продолжал между тем тот, - и назвать "Подслушанные анекдоты"? Деньжищ загребу-у!..
- Что, опять клиенты балуются? - подхватила Клавдия.
- Не то слово. Сегодня позвонил один и потребовал, чтобы мы передавали на такой-то номер сообщение. Знаете какое? - Илья Николаевич помолчал, держа выразительную паузу, и выпалил: - "Киска, любишь ли ты своего миску?" Как вам это нравится?..
- Какого еще миску? - буркнул Федор Иванович.
- А это вы у него спросите! - порекомендовал сосед. - Или вот приятный женский голос передает информацию… дети, закройте уши! "Ося, пошел в жопу!"
- Куда? - поразился Федор Иванович, а Клава покраснела.
- В жопу, в жопу, вы не ослышались, - подтвердил Илья Николаевич.
- Зажрались, дерьмократы, - процедил Федор Иванович.
- А тридцать пять - шестнадцать, - спросила Клавдия, чтобы хоть как-то переменить тему, - все развлекается?..
Прежде чем ответить, сосед отправил в рот очередной вареник и лишь затем сообщил:
- Позавчера ему передали: "Все поезда - синонимы напастей". Вчера: "Мне самолет милее и родней". Я поражаюсь, - подытожил Илья Николаевич, - такие сумасшедшие деньги народ платит за эти самые пейджеры и такую ересь передает!..
- Это не народ! - помотал в воздухе вилкой Федор Иванович. - Это недобитые буржуи.
- Возможно, - не стал спорить сосед.
- А мне сегодня дело подкинули, - невпопад сказала Клавдия, - о пропавшей собаке…
- Ой, ма, вечно тебе ерунду какую-то поручают, - ехидно посочувствовала Лена.
- А что, по поводу собаки можно идти в прокуратуру? - удивился Илья Николаевич, а Максим скорчил рожу и посоветовал:
- Лучше - к психиатру.
- Максим!..
Клавдия рассеянно слушала застольную болтовню и все более и более утверждалась в мысли, что необходимо вновь переговорить с Черепцом, чтобы разрешить вопрос: зачем кинологу дворняга?
А Илья Николаевич размахивал руками, сыпал анекдотами, и вид у него был какой-то нездорово-возбужденный.
Может, и впрямь человек с ума сходит от холостячества, размышляла Клавдия, наблюдая за ним, - ой, надо ему поскорее жену подыскать, правда!..
У каждой женщины - свой резон в подобных умозаключениях.
Впрочем, обдумать эту мысль она не успела - пирожки с грибами уже были готовы. И удались на славу!..