- Так, - мечтательно рассуждал Дон, - захотелось. Медведи, слоны, жирафы… гуляют там. Им кажется, что они на свободе, они небось уже забыли свои джунгли да саванны. А они в клетке. Как ты думаешь, Тер, мы, например, - мы на свободе или тоже в клетке, только не замечаем этого? Тебе иногда не кажется, что мы живем в большой клетке? Ходим, спим, играем в баскетбол. Но все в пределах, в рамках. Как захотим куда-нибудь повыше, подальше, так стоп, прутья перед носом! Не кажется?
- Нет. - Тер неторопливо поглаживала руль. - Что нас ограничивает? Хотим поехать в другой город, даже в другую страну - пожалуйста. В театр, в кино, мюзик-холл, зоопарк твой - пожалуйста. Кого хотим, того любим; чем хотим, тем и занимаемся. Где ж твои прутья?
- Да нет, - Дон вздохнул (как объяснить ей?), - у каждого свои прутья. Я вот не могу поехать, например, на Гавайские острова - денег нет. Это для меня прутья. Ты же, если хочешь заниматься баскетболом, ничего у тебя не выйдет. Видишь, для тебя тоже прутья есть. Даже для твоего отца, хоть и богат он и власть имеет. Ему пятьдесят, и обратно в молодость он уже вернуться не может. Тоже, значит, прутья. Словом, у каждого свои…
- Перестань ты философствовать! - Тер досадливо поморщилась. - Откуда у тебя это взялось последнее время? Так что делаем в воскресенье? Сидим у меня?
- Давай у тебя. Если ничего лучше в голову не придет.
- Подумать только… - начала было возмущаться Тер, но в этот момент в потоке машин наметился просвет, и она стремглав направила "бьюик" в открывшуюся щель.
Тер рассказала Дону, что накануне в их доме были гости: Доначио, владелец спортивных "конюшен", и хозяин оружейных магазинов, отец застрелившегося Стена. Много выпили и много спорили.
- И как ты думаешь, о чем? - возмущалась Тер. - О том, чей бизнес лучше!
- В каком смысле? - наивно спросил Дон. - Чей, так сказать, благородней?
- Как же! - фыркнула Тер. - Чей выгодней. "Ваше оружие, - Доначио говорит, - скоро никто покупать не будет. У каждого и так в доме арсенал, в стране пятьдесят миллионов одних винтовок". - "Не беспокойтесь, - тот спорит, - старое выкидывают, новое покупают. Вот мы сейчас выбросили на рынок полуавтоматические винтовки двенадцатого калибра. Это для мужчин; для женщин винчестер или ремингтон; для подростков спортивные винтовки; для детей тоже есть полуавтоматические, калибр 0,22. Есть семьи, где по пятнадцать - двадцать единиц оружия! А вы ездите, скупаете своих "звезд" и сами же на них аферы лотерейные делаете. Подождите, скоро они вас обманывать начнут". - "Не начнут, - Доначио хорохорится, - мне-то легче. В конце концов, "звезда" не "звезда", какая мне разница, я их сам, как господь бог, делаю".
А отец сидит слушает, он-то трезвый; смотрю, хитро подмигивает мне и спрашивает: "Как это делаете?" - "А очень просто. Велю всем какому-нибудь одному подыгрывать - и все! Да еще соперникам, чтоб под щит его пропускали, - вот вам и "звезда"". - "Хорошо, - это отец Стена, - это же липа, на обмане наживаетесь!" - "Лучше, - тот парирует, - чем на убийствах наживаться!"
Словом, переругались. Еле отец их примирил, - закончила Тер свой рассказ.
Когда машина остановилась у домика, где жил Дон, и он уже собрался вылезать, Тер вдруг спросила:
- А как Рив? Ты что-нибудь узнал?
- Нет, - растерянно ответил Дон. Настроение его сразу испортилось. Действительно, так ничего и не выяснил, а того опять на тренировке не было, и вообще неизвестно, где он.
- Что ж ты? А еще друг!
- Сегодня же позвоню, - засуетился Дон, - зайду к родителям, поговорю с ними. Ты права. Запустил я это дело.
- Ладно, если что-нибудь узнаешь - позвони. - Она наклонилась к нему и быстро поцеловала в щеку.
Дон смущенно огляделся (соседи все-таки вокруг), помахал рукой вслед отъезжающей машине и вошел в дом.
- Ну как, сынок? - Отец в синем фартуке с посудным. полотенцем и тарелкой в руках появился на пороге. - Что нового?
- Ничего, отец. Позанимался, потренировался хорошо - и все дела. Обыкновенный университетский день. Тер подвезла. Есть охота.
- Сейчас, сынок, сейчас. Пока помоешь руки, все будет готово, - раздался из кухни голос матери.
- Никуда сегодня не пойдешь? - опросил отец.
- Наверное, придется выйти, надо к Риву сбегать, пропал он куда-то, вообще что-то с ним неладно; болеет или с родителями поссорился. Никак не поймем. Хочу к нему домой зайти.
- Погоди, сынок, он сам придет к тебе…
- А вдруг не придет? Уж сколько дней его нет ни в университете, ни в спортзале…
- Ты не понял, сынок, он придет к тебе сегодня. Час назад звонил, просил передать, чтоб не уходил, чтоб дождался. Очень просил…
Глава VII
СТОИТ ЛИ ПОМОГАТЬ ЛЮДЯМ
Дон с нетерпением ждал Рива. Рив явился, когда уже стемнело.
Он был в теплом пальто, толстый шарф обматывал шею. На голове вязаная шапочка. Глаза лихорадочно блестели, под ними залегли темные тени. Всегда-то разболтанный, словно двигавшийся на шарнирах, он теперь и вовсе напоминал марионетку из кукольного театра.
Дон никогда не видел его таким.
- Садись. - Он указал Риву на стул. - Есть хочешь?
Но тот лишь отмахнулся.
- А пить? Пиво? Сок? Может, виски?
К великому изумлению Дона, Рив выбрал последнее и мгновенно, не разбавляя водой, осушил большой стакан. Причем никакого действия это на него не оказало.
- Так что случилось? Выкладывай!
- Слушай, Дон, я в беде. В большой…
- Вижу. В чем дело-то?
- Прямо не знаю, как сказать. Не так-то все просто.
- Понимаю, что не просто.
Дон решил не форсировать событий. Раз пришел, сам расскажет. Но Рив сидел съежившись, руки, которые ему никак не удавалось спрятать, мелко дрожали. Казалось, ему холодно. Он даже не снял ни пальто, ни шарфа, ни шапочки. Наконец Рив заговорил:
- Слушай, Дон, слушай внимательно. Дела мои плохи. Влюбился…
Дон раскрыл глаза. Он ожидал всего, только не этого.
- Погоди, а как же Лилиан?
- Не перебивай! - воскликнул Рив с раздражением. - При чем тут Лилиан? Мы с ней друзья. Может, я и нравлюсь ей немного, но все это несерьезно. Есть девушка, которую я люблю больше жизни, вот с ней-то и стряслась беда.
- Так с ней или с тобой?
- О господи, - простонал Рив, - не все ли равно! Ее беда - моя беда. Лучше б уж со мной, чем с ней. Словом, если я не выручу ее, то не знаю, что с собой сделаю. Но одному мне не под силу. Поможешь?
- О чем речь! Конечно. Говори, что надо делать.
- Сначала я должен все объяснить. Только, ради бога, не перебивай меня на каждом слове.
- Ладно, не буду, - пообещал Дон и приготовился слушать.
И тогда Рив рассказал историю, вздорность которой была бы очевидна любому, чуть менее простодушному и менее расположенному к Риву человеку, чем Дон. Эта история была сплошь шита белыми нитками, полна противоречий и нелепостей (Рив не был Шекспиром, он даже не был Сименоном, чтобы придумывать трагедии или хотя бы просто мало-мальски правдоподобные детективные истории).
Но Дон, верный обещанию, терпеливо слушал, переживая, как свои, невзгоды друга.
Выяснилось, что однажды на улице Рив встретил девушку поразительной красоты, пошел за нею, проводив до самого дома. До утра ждал под окном, а утром она сама вышла к нему и призналась в любви. Началась жизнь, полная невыразимого счастья. Они были вместе с утра до вечера (вот причина его таинственного исчезновения). И вдруг, как гром среди ясного неба, - анонимное письмо (в доказательство Дону предъявляется письмо, написанное почерком, до странности похожим на почерк самого Рива, но это неважно).
Из письма следует, что Эруэль (так зовут девушку и, между прочим, героиню последнего боевика, идущего во всех кинотеатрах города) - наркоманка. Она тайно посещает курильню опиума. Дается адрес. И предупреждение: сообщать о курильне в полицию нельзя - девушку убьют. Пусть примет меры к спасению. Неизвестный благожелатель.
Рив хочет отправиться в курильню, увидеть, что там происходит, и увести (если надо, силой) Эруэль. Но один он этого сделать не может. Дон должен ему помочь. Все.
Дон выслушал всю эту историю и выразил готовность хоть сейчас ехать на выручку несчастной Эруэль.
Легковерный по натуре, сгорающий от любопытства, преисполненный сочувствием к другу и негодованием к тем, кто затащил в курильню бедную девушку, он пришел в воинственное настроение.
- Слушай, Рив, - предложил он, - давай соберем ребят, всю команду, и поедем, разнесем к чертовой матери эту курильню! А?
Рив испугался (только этого не хватало - всю команду). Нет, тут надо действовать осторожно. Все выяснить, осмотреть, мало ли какие там могут быть неведомые опасности. Главное, понять, почему Эруэль пристрастилась к опиуму. - Рив особенно напирал на это. Если понять, тогда легко ее выручить. Но надо знать, в чем дело. Иначе они будут говорить с ней на разных языках.
Составили план.
Немедленно, не теряя времени (Риву точно известно, что Эруэль сейчас находится в курильне), отправиться по указанному в письме адресу, проникнуть в курильню (как будто это так просто для случайных людей!) и на месте решить, как быть.
Сказано - сделано. Через час они уже шли по тускло освещенному переулку в одном из портовых районов города.
Переулки здесь были узкие, грязные, нога скользила па картофельных очистках, банановой кожуре, просто в лужах. Стояла невыносимая вонь. С жалобным мяуканьем то и дело перебегали дорогу облезлые кошки (Дон махнул рукой на приметы). Порой из закрытых ставнями или затянутых плотными занавесками окон доносился женский крик, пьяная брань, приглушенная музыка.
Переулки упирались прямо в залив, и странно было видеть вздымающийся в конце узкого прохода громадный борт океанского судна с освещенными кое-где иллюминаторами, отбрасывавшими желтый, причудливый свет на разбитый асфальт мостовой.
Наконец они подошли к дряхлому дому, над входом в который висел фонарь с побитым стеклом. Дом был дряхлый, но дверь крепкая и совершенно глухая, только крошечный глазок.
Рив решительно подошел к двери и постучал три раза. Наверное, в глазок посмотрели, потому что дверь открылась. Рив что-то сказал в темноту, и они вошли в душный, жаркий коридор. Легкость, с какой удалось проникнуть в таинственную курильню, удивила даже доверчивого Дона. Впрочем, необычные впечатления вытеснили удивление. По винтовой лестнице, освещенной красными фонарями, они спустились в подвал и, пройдя длинным коридором, уперлись в стену. Странным было то, что никто не указывал им дорогу. Видимо, великая любовь Рива к Эруэль заменяла ему проводника.
Лишь дойдя до конца коридора, Дон понял, что перед ними не стена, а массивная железная дверь. Они остановились. И вдруг, словно по мановению волшебного жезла, дверь медленно заскользила в сторону, и их глазам открылся узкий проход. За проходом, собственно, и помещалась курильня.
Это было довольно большое помещение с очень низким потолком. По стенам шли деревянные ниши, прикрытые бамбуковыми занавесками. Бумажные китайские фонарики излучали тусклый красный свет. В воздухе стоял густой, сладковатый аромат, от которого становилось трудно дышать. Дон сразу стал глотать воздух. Глаза заслезились.
Во мгле ниш можно было различить фигуры лежащих людей. Возле них стояли небольшие жаровни, и порой кроваво-красной точкой вспыхивал разгорающийся уголек.
Откуда-то доносились хриплый стон, короткий вскрик, тяжелое сопение.
По комнате скользили тени. Люди, одетые в кимоно, разносили жаровни, длинные трубки, пакетики. Дон обратил внимание, что люди, одетые в кимоно, не китайцы или японцы: у них были европейские лица, утомленные и осунувшиеся. Среди них он заметил и женщин.
Как ни удивлялся Дон интуиции своего друга, удивление его еще больше возросло, когда Рив прямо направился к одной из ниш и решительно отодвинул бамбуковую занавеску.
Дон пошел следом.
Глазам их предстала зловещая картина.
На обтрепанных подстилках, бывших некогда ковриками, лежало трое. В углу - худой мужчина, уже вкусивший свое, он крепко спал, изредка вскрикивая во сне, шевеля руками, словно пытаясь спастись от окружавших его кошмаров. В тот момент, когда Рив и Дон вошли в нишу, мужчина вдруг страшно вскрикнул и с жестом невыразимого ужаса заслонил лицо. У Дона мороз пробежал по коже. Но, кроме него, никто, казалось, не обратил на этот крик ни малейшего внимания. Рядом с мужчиной лежал другой, напоминавший скелет. Он был настолько худ, что Дону пришли на память кадры кинохроники, снятые в фашистских концлагерях. Мужчина лежал на спине, полуприкрыв глаза, и потягивал длинную трубку, на конце которой то тускнел, то разгорался красной точкой маленький коричневый шарик.
Третьей в нише была, судя по всему, Эруэль. Во всяком случае это была молодая женщина. Однако поразительной красоты Дон в ее чертах не рассмотрел. Возможно, когда-то она и была красивой, но только не теперь. Да, это, несомненно, молодая женщина, но с каким же старым лицом! Свинцовые веки, сухие, потрескавшиеся губы, впалые щеки, худая шея, морщины возле глаз, возле губ, на лбу…. Костлявые пальцы сжимают трубку, редкие сальные волосы свалялись…
И это Эруэль, девушка "поразительной красоты", которую любит Рив! Господи, что делает с людьми великая любовь! Бедный Рив…
Девушка лежала, закрыв глаза, и тоже потягивала трубку. Почувствовав, вероятно, их присутствие, она подвинулась, освобождая место возле себя. Неслышно появился человек в кимоно; он принес жаровню и две трубки.
Рив торопливо улегся рядом с девушкой и театральным шепотом произнес:
- Эруэль, мы пришли за тобой!
- Возьмите трубки, - хриплым, но совершенно трезвым голосом сказала женщина и открыла глаза - бесконечно усталые, тоскливые и равнодушные глаза. - Здесь нельзя без трубки. Здесь все клиенты. Если догадаются, зачем вы пришли, убьют.
Она говорила негромко, но и не особенно тихо, ровным хриплым голосом, словно повторяла заученный урок.
Рив торопливо схватил трубку и хотел уже затянуться, но Дон вырвал ее.
- Ты что, - зашептал он, - это же опиум!
- Ну и что? - Рив упрямо потянулся к трубке, потом заговорил: - Ты же слышал: если мы не будем делать вид, что пришли сюда курить, нас убьют. Что тут особенного, мы же здоровые ребята, спортсмены, что нам будет от пары затяжек? Ничего. Давай сюда!
- Не дам! - категорически отрезал Дон. - Еще этого не хватало - курить опиум! Мы сюда не за этим пришли. А насчет убить - пусть попробуют. Я им тут всем шею сверну. Ты же пока забирай свою Эруэль.
- С ума сошел, - зашипел Рив, - ты знаешь, их тут сколько! Да они из нас отбивные сделают! Не дури. Здесь надо хитростью. Сделай хотя бы вид, что куришь, одну-то затяжку можно? Ничего с нами не будет.
- Не валяй дурака! - Дон начинал сердиться. - Давай выясняй, в чем тут дело, и будем сматываться.
Прильнув к уху Эруэль, Рив что-то горячо зашептал ей. Дон, деликатно отвернувшись, смотрел на крошечный кроваво-красный уголек на конце трубки и размышлял. Так вот каков он, этот страшный яд! Опиум! Таинственный, загадочный яд. Тысячелетия он отравляет людей. И тысячелетиями люди тянутся к нему, как бабочки на огонь, сгорая, теряя крылья, погибая. За что? За мимолетный миг наслаждения? Минута восторга - годы страданий. Ведь вот Эруэль, наверное, была когда-то и вправду красива, мила, а во что превратилась? И пути назад нет. Так все говорят. Конечно, для человека с сильной волей это, может, и не страшно, но зачем человек с сильной волей будет вдруг курить опиум? Например, такой, как он, Дон? Случись с ним горе, он уж найдет средство с ним справиться, а не прибежит в эту курильню. Просто интересно, какое ощущение, если выкурить такую трубку. Уж от одного-то раза не привыкнешь, не втянешься. И вдруг ему бешено захотелось курнуть эту чертову трубку. Один раз! Единственный.
Так порой человека, стоящего на краю пропасти, странно охватывает мучительное желание броситься вниз. Желание проходит, но еще долго он ощущает в теле легкую дрожь…
Дон быстро наклонился к трубке и глубоко затянулся. Он никогда не курил, не умел затягиваться и поэтому сразу же поперхнулся, закашлялся. Смущенный, стыдясь своего дурацкого поступка, он повернулся к Риву, но, как ни странно, тот, казалось, ничего не заметил.
Дон решительно отбросил трубку и поднялся.
- Пошли! - сказал он.
- Ты иди, - прошептал Риз, - иди, я останусь. Мне надо подробней присмотреться. Я все разузнаю, а потом начнем действовать.
- Чего тут узнавать? - удивился Дон. - Все и так ясно. Надо ее вырвать отсюда. И все. Забирай сейчас, послушай меня.
- Нет, Дон, мы должны понять, что ее привязывает. Надо попробовать самим, тогда легче будет ее отговорить. Пойми.
Они говорили так, словно Эруэль не было рядом, словно они были одни. Да она и не обращала на них внимание, лежала отвернувшись, потягивая свою трубочку.
- Ты не хочешь, - убеждал Рив, - так я попробую. Чего ты боишься, неужели нам это чем-нибудь грозит? Вот затянемся сейчас и прямо упадем замертво? Брось! Давай, давай, Дон.
Дон колебался. Действительно, рисковать нечем. Интересно все же. И потом, Рив прав: чтоб знать, что испытывает Эруэль, от чего ее спасать, надо прежде всего знать это самим. Он задумчиво смотрел на брошенную им трубку, не замечая, каким нетерпеливым взглядом следит за ним Рив.
- Нет, - сказал наконец Дон, - не буду. Хочешь, пробуй. Я подожду.
- Иди, Дон, иди, я провожу Эруэль, а завтра буду у тебя. Мы окончательно все продумаем.
- Может, все же лучше подождать, - неуверенно предложил Дон, - мало ли что здесь может быть. Нападут еще…
- Не бойся, не нападут, иди, я завтра приду. - Рив говорил теперь тусклым, скучным голосом.
И вдруг Дону сразу стало как-то очень тоскливо. Весь этот красный, приглушенный свет, вскрики, хрипы, тяжкий, дурманящий аромат, эта молодая и уже такая старая Эруэль нагоняли на него страх, чувство безнадежности. Ему захотелось бежать отсюда, скорее бежать к свежему, морскому ветерку улицы, к огням, к теплу своей комнаты, к отцу и матери, обеспокоенным, наверное, его поздним отсутствием. И вообще, зачем он здесь? Что за дурацкая история с каким-то фантастическим романом Рива, вечно попадающего в самые невероятные положения?
Не говоря ни слова, он быстрым шагом направился к выходу, даже не замечая, что двери, словно движимые электронным механизмом, сами мгновенно отворяются перед ним.
Но когда он вышел на улицу, его начали мучить угрызения совести. Бросил друга, оставил в беде. Не помог вызволить Эруэль. В конце концов, какое ему дело, что она некрасивая, старая? Это не его девушка, а Рива. Рив ее любит, так что ему Дон за судья? Какое он имеет право лезть в чужие мысли и чувства? Его попросили помочь, пришли как к другу, а он сбежал, оставил Рива одного…