Сама знала, что это вряд ли получится. Он еще вернется. Потому что, уже закрывая за собой дверь, с насмешливой улыбочкой сказал:
- И все-таки, Черри…
1: 0
Оставшись одна, она прежде всего подумала: как много успела сказать и как, в сущности, не сказала ничего. Как объяснить ему, что Женя не была такой уж плохой, хотя и хорошей не была тоже? Просто такой, какой ее вырастили обеспеченные родители. В детстве ей дарили игрушечных людей - Барби и Кенов, а потом она так же легко стала получать живых. Денег у Евгении Князевой для этого хватало.
Сказать, что она никого не любила, значило солгать. Ксения столько раз слышала романтическую историю из счастливого детства подруги, что ей в конце концов стало казаться, будто все это происходило с ней самой. Освещенная солнцем терраса, старинная скатерть с золотистой шелковой бахромой и букет сирени в керамической вазе шоколадного цвета. Ох как пахла эта поздняя, темно-бордовая сирень! Она была вся такая мохнатая, упругая на ощупь, а когда белая ножка "счастливого" цветка с пятью лепестками касалась губ, то казалась удивительно сладкой.
На этой даче восьмилетняя Женечка была счастлива, как никогда. Теннис был для нее еще игрой, интересной и увлекательной, а не способом зарабатывать деньги на жизнь. Ей нравилась и новая, очень красивая ракетка, и шершавые мячики, цветом похожие на неспелые лимоны. Женечка играла в спорт, это получалось у нее очень здорово, и взрослые умилялись.
"Ах, какая очаровательная девочка! У нее, должно быть, настоящий талант!" - говорили гости семейства Князевых в один голос. И Женечка старалась, все выше подбрасывая свой шершавый мячик, и ракетка в ее руках была удивительно легкой и точной.
И был соседский мальчик, двумя годами старше. Женечке казалось, что он похож на маленького ангела. Удивительно красивый мальчик, с кудрявыми светлыми волосами. Женечка звала его про себя "маленький принц". В самом деле, в мальчике было что-то печальное. Прекрасная поэтическая обреченность. И для него Женечка старалась гораздо больше, чем для всех этих навязчивых взрослых. На солнечной террасе они играли в свои игры, и влюбленность Женечки хотя и была детской, но настоящей и острой.
Однажды они бегали вокруг стола, и "маленький принц" случайно зацепился за длинную бахрому скатерти. Женечка вспоминала потом не его лицо, не опрокинутую вазу с сиренью, не капельки холодной воды, стекавшие на пол по золотистой бахроме, в памяти остался запах разлитого одеколона, потому что испуганный мальчик схватился за скатившийся на пол пузырек. Его руки и губы пахли одеколоном, и этот запах Женечка почувствовала на своей щеке, когда ее коснулся легкий детский поцелуй. Она в отчаянии смотрела, как он бежит к дверям, сжимая в руках злосчастный пузырек, и в сознании ее отпечаталось слово: "Саша". Потом она не могла вспомнить, было ли то название одеколона или имя "маленького принца". Но одно знала определенно: никого с тех пор она так не любила, как этого кудрявого мальчика, исчезнувшего в то лето из ее жизни навсегда.
И сейчас Ксения вспомнила эту историю. Было в ней что-то тревожное и для нее самой. Таились какие-то воспоминания, спрятанные за другие, менее больные и спокойные. Следователь мог думать про Женю все, что угодно, но Ксения и не собиралась ему рассказывать никаких романтических историй детства. К чему? Пусть думает, что у Князевой все было лишь прихотью: одинаковые имена, красивая внешность, бесконечные поиски и безболезненные потери. Женя цеплялась за свои детские воспоминания, потому что взрослые не приносили ей радости. Цепь ассоциаций замкнулась в тот момент, когда разлился одеколон из стеклянного флакона. Это был постоянно повторяющийся сон. А наутро ее неудержимо тянуло на новые поиски.
Ксения тяжело вздохнула, вспомнив про завещание. Если бы с ней самой все было в порядке, то самым разумным было бы ни в коем случае не выяснять, кто из приятелей любил Женю больше, а кто меньше. Ибо нет такого прибора, который с точностью мог бы замерить чью-то привязанность. Но хорошая девочка Черри решила все сделать как должно. По крайней мере попробовать. Найти их всех и узнать, что они испытывали к убитой подруге.
Ксения уже заранее ругала себя. Но ей не хотелось получить все даром. Потому что задача решалась просто: тот, кто больше всех любил Женю, тот и убил ее. Кто хотел доказать, что он не игрушка, и остановить ее вечный поиск. Кто-то из шестерых - тот, кто был в последний момент Женей узнан. И попал ножом точно в сердце, потому что уж очень хотел его наконец найти.
"Славная девочка Черри. Добрая девочка. Послушная девочка", - ругала себя Ксения, но знала, что завтра все равно пойдет туда, куда долгое время запрещала себе ходить. Следователь начал с конца списка, она же решила отыскать его начало. Все-таки Женя была ей не чужой. И те шестеро тоже не все чужие. И заснула она с единственной мыслью: "Сегодня я проиграла гейм на чужой подаче. Это нормально. Но не все потеряно. Это было только начало партии. Завтра я буду играть уже не на чужой, а на своей подаче. Я сама к нему пойду".
Гейм второй
30: 0
Долгое время она запрещала себе думать о том, чтов Москве есть такая улица. Потом упорно не признавала, что на этой улице есть дом с таким номером. А выяснив номер дома, заставляла себя пропускать цифру 28 в нумерации квартир. Двадцать седьмая и сразу же двадцать девятая. Нет квартиры, нет и того человека, который в ней живет.
Сегодня Ксения успокаивала себя тем, что в этот запретный дом ее ведет крайняя необходимость. Она дождалась вечера, потому что знала: днем он на работе. Евгения считала своим долгом упомянуть к слову некоторые подробности о том, кто долгое время был между подругами яблоком раздора.
"Ты знаешь, одна моя знакомая недавно сказала…"
"Мы как-то случайно встретились…"
Хотя Ксения отлично знала, что в жизни Евгении Князевой ничего не происходит случайно. Во всяком случае Ксения знала теперь не только номер дома, но и номер квартиры, и график его работы, и даже должность на фирме.
"Если он не один, я тут же развернусь и уйду. Развернусь и…"
Он был один.
В первый момент, как только открылась дверь, она хотела убежать. Потом услышала:
- Черри, детка, ты вернулась?!
Если бы он назвал ее иначе, Ксения тут же бросилась бы ему на шею. Но это имя было не из первой их жизни и даже не из второй. Ибо во время второй она еще не была Черри. И, отталкивая его руки, она отчаянно крикнула:
- Пусти!
- Ну хорошо, хорошо, - отступил он. - Проходи.
Все равно Ксения видела, что он обрадовался. За шесть лет можно было изучить выражение его красивого лица: от крайнего недовольства до щенячьего, безрассудного блаженства. И только потому, что Ксения знала его так же хорошо, как себя, она подумала: самое смешное то, что они до сих пор любят друг друга.
- Только не трогай меня! - заявила она, сразу же проходя в единственную комнату. Прямо в ботинках, потому что знала - стоит ей в его присутствии снять с себя хоть что-то, как она тут же окажется перед ним голой.
Если честно, то больше всего на свете ей хотелось сейчас не отталкивать его изо всех сил, а, собирая все накопленные за несколько лет силы, обнять покрепче и про все забыть.
- Какая глупость! - вслух сказала она. - Какая же глупость все это!
Он оставил попытки ее соблазнить, сделал серьезное лицо и открыл бар:
- Выпьешь что-нибудь?
Ксения едва не рассмеялась. Каким еще манерам обучила его подруга в течение почти года совместной жизни? Все так театрально, и чувствуется, что поставлено хорошим режиссером - вкрадчивый голос, осторожные движения и даже манера одеваться. Раньше-то он был совсем другим. Но и под лоском его отрепетированных жестов она все равно видела того мальчишку, который глупо таращил глаза на каждую красивую проезжающую мимо машину:
- Ух ты! Классная тачка, а? И она улыбнулась:
- Ты же знаешь, что я не пью.
- Ну, все меняется. Ты не пила, я не изменял любимой жене. Детские запреты детских игр. А почему, собственно, нельзя, а?
Ксения не ответила. Спросила безразлично:
- Как живешь?
- Да неплохо. - Он налил себе немного джина, разбавил тоником. Даже дома был одет в тонкий свитер, вне всякого сомнения дорогой, светлые джинсы в обтяжку. Отличная фигура, даже не располнел, хотя в свое время Ксения его неплохо кормила.
- Работаешь? - спросила она. Несколько пробных мячей, ответ на которые хорошо предсказуем.
Да, он работает, да, живет неплохо. Отлично выглядит, в меру пьет, водит хорошую машину.
- Слушай, зачем ты все-таки пришла?
Она закончила пробный обмен ударами на задней линии. И после подачи вышла к сетке:
- Ты знаешь, что Евгению убили?
Он проиграл мяч тут же, потому что слишком уж обрадовался:
- Как, совсем?!
- Разве можно убить наполовину?
- Ну, всегда есть шанс промахнуться. Значит, ее больше нет?
- Что-то ты не слишком удивился и не слишком огорчился.
- Чему? Удивляться и огорчаться чему? Она сделала из меня то, что хотела сделать. Спрашиваешь, как я живу? Да никак. У меня все есть и ничего нет. Я вполне благополучен, но так же безнадежен. Когда ты выставила меня за дверь…
- Только не делай из себя обиженного, пожалуйста. Не надо, - тихо проговорила она.
- Хорошо. Я виноват. Я всегда это признавал: я виноват. Ну сколько можно карать? Что касается жизненных ценностей, то я проверил на прочность их все. И, знаешь, как ни странно, вернулся к юношескому идеалу. А поскольку Евгении больше нет, то всю эту историю лучше оставить в прошлом… Иди сюда.
Сама не понимая как, Ксения оказалась у него на коленях. Господи, ну сколько же можно помнить?! Но нет, в нем изменилось все, только не вкус его губ и не та нежность, с которой он всегда гладил ее лицо. Ксения знала, что он любил ее, любил по-настоящему. Потому что в этих незначительных жестах, в том, как он гладил ее волосы, как подавал ей чашку кофе или застегивал молнию платья на спине, в том, как смотрел, чуть наклонив голову влево и всегда с улыбкой, - во всем этом могла быть только любовь, иначе все в мире являлось бы ложью. Похоже, что он тосковал. И тогда, когда ушел, и сейчас, когда привычно потянулся к ее груди, стягивая тонкий свитер:
- Черри…
- Только не это! Пусти!
Вот это уже было в нем чужое: имя, подхваченное у Жени Князевой, словно заразная болезнь. Раньше он называл ее по-человечески. Разными ласковыми именами, какие придумывал сам. А после она уже его к себе не подпускала. Вот и сейчас начала раздражаться от птичьего чириканья: Черри, Черри. Болван.
- Послушай, Ксюша, я подумал, что раз мы от нее избавились, то можно сделать вид, будто этих четырех лет просто не было.
А она решила добить мяч сразу же, чтобы не было больше никаких глупых вопросов:
- Я тогда сделала аборт… Конечно, он пробормотал растерянно:
- Прости. Я не знал.
- Да ничего ты и не хотел знать!
- Нет, ну если бы ты тогда сказала…
- Тогда ты ушел бы в ту комнату в коммуналке, которую выторговал мне? Или вообще никуда не ушел бы?
И он пересел на диван, взял свой стакан и спросил наконец о главном:
- Зачем ты пришла?
Поправляя волосы, Ксения подумала, с каким же огромным трудом было взято это очко! Это отвоеванное расстояние в полтора метра между ними! Ибо тогда, несколько лет назад, после того, как он ушел, ее маленький мир оказался разбитым вдребезги.
15: 15
Это был ее муж. Теперь уже несколько лет, как бывший. Она так и называла его про себя: просто "бывший". Некоторые любят восклицать с поддельной ностальгией: "Где мои семнадцать лет!" Ксения думала о своих семнадцати с ужасом. Она и сейчас была наивна и беспомощна, но тогда, после школы, растерялась так, что испытала сильнейший стресс. Жизнь по расписанию закончилась, и вступать во взрослую жизнь, ничего не зная и не умея, казалось очень страшным.
В семье Ксению всегда считали неудачницей. Она неважно училась, не блистала особыми талантами, не участвовала в самодеятельности и не посещала кружков. Одним словом, ничем не выделялась среди своих сверстников. Обилием поклонников она не могла похвастаться так же, как и наличием талантов. Ксения пугалась всего запретного, И ровесницы обходили ее стороной, не поверяя ей своих маленьких секретов. Она обычно затыкала уши, услышав слишком смелое слово, и убегала, едва кто-то из провожавших ее мальчиков позволял себе намек на интимность. Втайне над ней подсмеивались и старались держаться подальше. Тихая, скромная девочка, которую Бог обделил страстями.
Мама и папа всю свою любовь отдали ее старшему брату. Особенно это стало заметно, когда после школы Ксения провалилась на экзаменах в институт. Не в какой-то престижный вуз, а в обычный педагогический. Ее же брат был умницей, он не только по ступил в физтех, но и остался при аспирантуре. И тут же женился, а вскоре и родил ребенка, что сделало жизнь в двухкомнатной квартирке невыносимой. Брат штурмовал научные вершины, его жена третировала родителей, малыш отчаянно ревел, а молодые еще бабушка с дедушкой после работы нянькались с внуком, стараясь завоевать расположение грозной снохи подарками и различного рода поблажками. Ксения же чувствовала себя в семье лишней, ютясь на раскладушке, за ширмой, а рядом громко храпел отец.
После неудачи с институтом, Ксения совсем растерялась. Подруги утешали ее, мол, попробуешь на следующий год, но Ксения знала, что если уж сейчас, со свежими знаниями ничего не вышло, то потом она забудет все окончательно. Месяц выдержав недовольное брюзжание родителей, Ксения обратилась за помощью к Женечке Князевой. Та помогла, помогла в тот первый раз. Поэтому во второй Ксения пришла тоже к ней.
Ксения получила необременительную, хотя и низкооплачиваемую работу секретарши у одного из знакомых Николая Семеновича Князева. Но тут выяснилась совершенно странная вещь: неизбалованная вроде бы Ксения не умеет работать, то есть находиться на работе с девяти до шести, как все. Если она не опаздывала, то старалась пораньше улизнуть или продлить обеденный перерыв. Отсиживать положенные часы, чтобы получать за это деньги, оказалось ей не под силу. Работа не доставляла Ксении никакого удовольствия, и она бросила ее без сожаления через несколько месяцев.
И тут появился он.
Это была самая настоящая любовь. С романтическими свиданиями, с цветами, прогулками при луне и долгими ночными телефонными разговорами, где нет слов - сплошные паузы и вздохи. Четыре месяца спустя Ксения вышла замуж, без сожаления расставшись с родительской квартирой, с братом, с его женой и племянником, который уже начал превращаться в маленького деспота. Влюбленным повезло.
Восьмидесятилетняя бабушка внезапно скончалась, оставив внуку-студенту небольшую комнату в коммунальной квартире, с такой же дряхлой и полуглухой соседкой, какой была сама. Ксения испытывала полное счастье. Оказалось, что у нее есть один талант, но зато самый главный: она хорошая жена. Все эти кастрюли, утюги и сковородки в сложенном любовью сонете звучали не хуже скрипок. Музыка кипящего борща, пенящиеся рифмы стирального порошка в крохотной ванной, его чистые носки и рубашки - все возвышало и радовало. Ксения была маленькой феей в этой сказке, где он постепенно превращался в принца.
Они жили на его стипендию и приработок, а он брался за любую работу, и каждым маленьким деньгам Ксения радовалась так, как никогда потом не радовалась большим. Они были счастливы не так уж мало: целых шесть лет. Вернее, пять с половиной, потому что шестой год оказался последним.
Долгое время Ксения просто не замечала, что ее муж красив. Она полюбила его не за это. Просто сразу поняла, а главное, почувствовала, что в ее жизни появился ее мужчина. И ей было безразлично, какого цвета у него глаза, как удивительно уравновешены в его лице все пропорции. Во, внешности ее любимого природа первым делом старалась соблюсти их, заботясь, чтобы не взять откуда-нибудь ничего лишнего, но и не выделить что-то одно. Единственной пикантной особенностью его лица были темные глаза при очень светлых волосах и чуть выступающие высокие скулы. Когда Ксения любовалась им, она не ощущала себя собственницей. Все было так естественно: он принадлежит ей, а она - ему.
К тому же, кроме красивой внешности, у ее мужа не было ничего такого, на что можно было бы претендовать. Он закончил свой институт, но и высшее образование стало в это время не бог весть какой ценностью. Что престижного в политехническом, ведь не МГИМО же. Хорошую работу можно было получить через крепких знакомых. А без связей, просто с дипломом в кармане можно было рассчитывать только на то, что в итоге он и получил - работу на заводе в качестве инженера, с маленькой зарплатой, конечно, большей, чем студенческая стипендия, но зато без времени на всякие подработки.
Ксения, конечно, пробовала работать, но как-то не складывалось. "Ни реакции, ни элементарного желания хоть чему-нибудь научиться", - как сказала потом про подругу Евгения. Ксения не умела вырывать зубами у жизни свой кусок, она охотно отдавала его тому, кто сильнее тянул на себя. Да она и без того была счастлива.
Ксении никогда и в голову не приходило ругать мужа за то, что он приносит мало денег. Он созрел для этой мысли сам. Почему это другие разворачиваются, покупают себе машины, квартиры, дачи, а он - нет? Любимая жена тоже должна ходить в норковой шубке.
Все сбережения и взятое в долг у друзей ушло на дело, которое в итоге прогорело. Те, которые покупают машины, квартиры и дачи, делают это за счет тех, кого "кидают". Мужа Ксении тоже "кинули".
К тому времени их соседка умерла, и муж Ксении получил и вторую комнату. Таким образом у них теперь появилась отдельная квартира, но она могла уплыть за долги. А в доме родителей Ксении назревала своя драма: стерва сноха затеяла развод. А поскольку и она, и ребенок были прописаны у родителей мужа, то даже на раскладушку за ширмой в случае раздела жилплощади Ксения не могла теперь рассчитывать.
И она сделала то же, что и в первом случае: пошла к своей подруге. Ибо только Женя Князева могла спокойно одолжить несколько тысяч долларов, без процентов, без расписки и на неопределенный срок. Почему она была в этом так уверена, Ксения не знала, но чувствовала, что не ошибается.
Подруга выслушала ее молча. Она только что вернулась из Англии и была очень собой недовольна. Не прошла даже квалификацию. В ее квартире Ксения встретила симпатичного молодого человека, только это был не прошлогодний брюнет, а рыжий парень, с глазами такими синими, что они казались нарисованными на очень бледном лице.
- А где… - начала было она, но быстренько осеклась. Не обидеть бы кого!
Евгения же равнодушно бросила:
- Шурик, быстренько свари нам кофе. И не крутись здесь, это женские разговоры.
А когда рыжий ушел на кухню, зевнула, обратившись к подруге:
- С тем все давно уже кончено. Надоел. Он слишком много молчал.
- Но… - опять начала было Ксения.
- А этот слишком много разговаривает. Нет в мире совершенства.
Так Ксения поняла, что и этот роман подруги подходит к концу. Но значения этому не придала.
- Так ты одолжишь мне денег?
- Слушай, ты все время попадаешь в какие-нибудь истории. Ну чего тебе не работалось у этого, как там его… Я думала, ты умнее.
- Почему? - удивилась Ксения. - Работа была неинтересная.