Заметив, что Антон заинтересовался снимком, Торчков поставил на буфет транзистор и с нескрываемой гордостью сказал:
- Раньше, Игнатьич, я в Березовке пожарной дружиной руководил. На том конкурсе, когда сфотографировали, чуть было чемпионом среди пожарников района не стал. Вперед всех к условному очагу пожара прикатил. Если бы заминка не вышла, как пить дать победителем оказался бы.
- Какая заминка? - спросил Антон.
- С пустой бочкой приехал. Второпях забыл, холера ее побери, воды налить.
Голубев, не сдержавшись, прыснул со смеху. Антон лишь улыбнулся и сказал:
- Торопиться, Иван Васильевич, надо медленно.
- Истинно так, Игнатьич. Поспешишь - людей насмешишь. - Торчков заглянул в один ящик буфета, в другой и вдруг протянул Антону медаль "За трудовую доблесть". - Во, полюбуйся, что моя Матрена Прокопьевна на ферме заслужила. Доблестная женщина!
Антон подержал медаль на ладони и, возвратив ее Торчкову, спросил:
- Где же газета с таблицей?
- Тут где-то была…
Торчков, подставив табуретку, заглянул на буфет. Затем ушел в комнату, долго шелестел там какими-то бумагами. Вернувшись, виновато развел руками:
- Нету газеты. Должно быть, женка запрятала. Если не возражаешь, Игнатьич, подожди Прокопьевну. Вот-вот она придет с фермы на обед.
В доме было душно. Все трое вышли на свежий воздух во двор. Сбросив со скамейки, стоящей в тени у крыльца, надломленную лошадиную подкову, Торчков предложил сесть и ни с того ни с сего ополчился на Гайдамачиху, "напустившую глаз на его коровенку". Антон, недолго послушав, перебил:
- Выдумки все это, Иван Васильевич.
Торчков кулаком стукнул себя по впалой груди:
- Игнатьич! На прошлой неделе, когда гнал коней в ночное, собственными глазами видел ведьму возле кладбищенской городьбы.
- Что она там делала?
- Вот ты, как офицер милиции, сам ее и спроси: чего старухе в полночь на кладбище делать?.. - Торчков прищурился. - Люди старые, Игнатьич, толкуют, что на могилках растет особая трава, в которой смертельный яд имеется. Малый пучок такой травки скормишь скотине - сразу копыта отбросит.
- Не слышал, что на Березовском кладбище ядовитая трава растет, - сказал Антон.
- Так ты, считай, уже десяток лет в Березовке не живешь. За такое длительное время всякое может вырасти. - Торчков достал из кармана кисет и, свернув из махорки самокрутку величиной в палец, повернулся к Антону. - Опять же, Игнатьич, спроси Гайдамачиху, куда это она на старости лет из Березовки лыжи навострила?
- Что в этом особенного?
- Ну как что?.. Вот, к примеру, я всю сознательную жизнь провел тут и вдруг собрался бы уезжать… Интересно, куда бы я поехал, если у меня в других краях сродственников нет?
- Видимо, у Гайдамаковой есть.
- Нету. Сама моей женке слезу пускала, что осталась одна как перст на белом свете.
Антон, стараясь не тратить попусту время, завел разговор о заготовителе. С большим трудом кое-как удалось узнать, что возраст заготовителя около шестидесяти, а левая рука у него от локтя протезная. Лицом смуглый, "заросший, как поп". Одет в старенькую телогрейку, сапоги кирзовые, новые. Лошадь сытая, вороной масти. Ночевать в доме Торчкова заготовитель не захотел, сказал, что переспит в телеге, которую на ночь загнал во двор.
- Это от его подводы след? - показав на колесные вмятины по взрытому свиньями двору, спросил Антон.
Торчков утвердительно кивнул и протянул руку по направлению к сеновалу.
- Вот там подвода стояла. Я лошадке сенца подбросил.
- Почему заготовитель в доме спать не стал? Ночью ведь теперь сентябрит…
- Кто его знает почему. Может, он вовсе и не спал в телеге…
- А где?..
- С вечера, Игнатьич, мы с ним столковались пораньше выехать до райцентра. У меня ж, как известно, под ответственностью колхозные лошади. Встал часиков в пять. Думаю, надо на базе порядок до отъезда навести. За ворота вышел, гляжу, будто от дома Глухова мой заготовитель топает. Дождался его, спрашиваю: "Любовь, что ли, в Березовке закрутил?" - "Рука раненая заныла, - говорит, - глаз не могу сомкнуть. Вот и хожу по деревне, чтоб скорее утра дождаться".
- Выходит, он у Глухова был? - уточнил Антон.
- Утверждать не могу. Показалось, вроде от Скорпионыча вышел.
- Ну а дальше что было?
- Ничего особенного. Только приборку на базе закончил, является Скорпионыч с бумагой от председателя, стало быть, от папаши твоего. Дескать, Игнат Матвеевич приказал конягу на целый день выделить. "Чего тебе целый день с конем делать?" - спрашиваю. "Племяшу надо мешок сахара для варенья отвезти", - говорит. Приказ есть приказ. Выделил я ему Карьку, сбрую выдал, на том и подался домой.
Антон отчетливо, словно наяву, вспомнил труп обгоревшего старика, бутылку, пахнущую ацетоном, и на проселочной дороге, почти рядом с трупом, следы лошади с расковавшейся передней правой ногой. Появилась очень неуверенная, смутная догадка. Чтобы проверить ее, Антон спросил:
- Значит, в четверг Глухов весь день был у племянника?
- Должно быть, так.
- А вернулся он когда в Березовку?
Торчков пожал плечами.
- Не могу сказать. Сам я, как тебе известно, с четверга на пятницу заночевал в райцентровском вытрезвителе. Сменщик мой тоже на этот счет ничего определенного ответить не может, потому как Скорпионыч без него, ночью, Карьку на базу пригнал.
И еще одна внезапная мысль мелькнула у Антона.
- Иван Васильевич, помнится мне, что колхозным лошадям раньше на лето подковы срубали… - начал было он, но Торчков не дал ему договорить:
- Относительно подков, Игнатьич, могу прочитать лекцию. Деревенскую лошадь обязательно надо ковать в период гололедицы, а летом при мягком грунте ей подкова совсем ни к чему. Опять же такой секрет имеется: лошадиные копыта растут, к примеру сказать, как у человека ногти. Поэтому - хочешь не хочешь - требуется регулярная перековка, иначе может получиться так, что подковы вместо пользы причинят огромный вред, и лошадь совсем обезножеет.
- Значит, Карька, на которой Глухов ездил к племяннику, не подкована? - внимательно выслушав "лекцию", спросил Антон.
- Вот как раз у нее-то и новенькие подковки!
Антон недоуменно поднял брови:
- Почему?
- Еще один секрет имеется. Карька попеременно с двумя меринами, Аплодисментом и Харланом, у меня занаряжена для работы на животноводческой ферме, где производится перевозка кормов и тому подобных тяжестей по мокрому настилу, на котором копыта без подков скользят, как смазанные солидолом. Меринов ковали последний раз по весне, а Карьку - на прошлой неделе.
- Она, случайно, не расковалась?
- Сегодняшним утром, перед разнарядкой, проверял. Все четыре подковки как припаянные. За лошадями, Игнатьич, слежу лучше, чем за собственным хозяйством. Натура у меня такая, когда вижу плохо кованную лошадь, аж сердце кровью обливается. К примеру сказать, тому же однорукому заготовителю такую взбучку дал, что вгорячах даже непечатными словами выразился. Представь себе, мотает человек кобыленку по асфальтным и гравийным райцентровским дорогам, а ковка такая хреновая, что того и гляди кобыла обезножеет.
Антон, наклонившись, поднял надломленную подкову, которую Торчков перед тем, как садиться, сбросил со скамейки, и, рассматривая ее, спросил:
- Это не от заготовителевой лошади?
- Нет. Вчера на дороге подобрал.
- Иван Васильевич, а вы можете определить, с какой ноги эта подкова?
Торчков повертел подкову в руках. Показывая на сильно износившиеся шипы, авторитетно заключил:
- От правой передней недавно оторвалась, потому как еще заржаветь стертая сторона не успела.
Антон, мельком переглянувшись со Славой Голубевым, спросил:
- Можно ее забрать как деревенский сувенир?
- Бери, - великодушно разрешил Торчков и усмехнулся: - Мы, Игнатьич, такие сувениры в металлолом сдаем.
Скрипнув калиткой, с улицы вошла в ограду пожилая женщина с обветренным лицом. Увидев ее, Торчков подскочил со скамейки.
- Матрена! Ты куда, шут побери, газету с лотерейной таблицей запрятала?
Женщина, похоже, хотела ответить что-то резкое, но, узнав Антона, приветливо поздоровалась и сразу спросила:
- Отдыхать приехали или с моим фокусником разбираться?
- Думали порыбачить, Матрена Прокопьевна, но вот у Ивана Васильевича неприятность случилась… - ответил Антон.
- Ох, наградил меня боженька Иваном Васильевичем, - сокрушенно вздохнула женщина. - Как отмочит номер, - хоть стой, хоть падай. Не напрасно говорится: один дурак такое натворит, что десять умных не разберутся.
Торчков задиристо вспылил:
- Ты давай без дураков! Куда газету дела?
- Под горячую руку на растопку печи пустила.
- Серьезно?..
- Чего шутить-то? Это только ты шутки выкамариваешь.
- Игнатьич сомневается в нашем выигрыше!
- От выигрыша рожки да ножки остались. - Матрена Прокопьевна, опять вздохнув, печально посмотрела на Антона. - Что мотоцикл на мой билет выпал, не сомневайтесь, Антон Игнатьич, а газету я вправду сожгла.
Торчков растерянно заморгал, сердито сплюнул и, переваливаясь с боку на бок, рванулся за калитку.
Разговор с его женой еще больше озадачил Антона. Подтвердив, что муж привез из сберкассы "ровно тысячу", Матрена Прокопьевна высказала предположение, будто остальные пятьсот рублей, причитающиеся за выигранный мотоцикл, он утаил от нее - "такой грех за ним водится". Ничего нового не добавила она и о заготовителе, кроме того, что у "однорукого уголовный взгляд и глаза красные, как будто не спал две ночи подряд". Проговорив минут двадцать, Антон, словно разминаясь, прошелся по перерытому свиньями двору вдоль тележного следа и попрощался. Когда вышли на пустующую деревенскую улицу, Голубев спросил:
- Следы копыт смотрел? Что увидел?
Антон подбросил на ладони взятую у Торчкова подкову.
- Похоже, все ноги подкованы.
- Зря только полдня потеряли. Надо с другого конца к Глухову подбираться.
- Сегодня поедем домой.
- Да ты что, Антон? Чего спешку пороть? Давай еще с народом потолкуем, вечерок на озере посидим, выспимся капитально…
- Мне кажется, Слава, - перебил Антон, - что наступило такое время, когда нам с тобой спать можно, но не раздеваясь.
- Это почему же?
- Дорогой объясню.
ГлаваVII
Несмотря на раннее воскресное утро, в кабинете начальника райотдела собралась вся оперативная группа, выезжавшая в пятницу на происшествие к железнодорожному полустанку. Не хватало одного судебно-медицинского эксперта Бориса Медникова. Суровый не по возрасту следователь прокуратуры Петр Лимакин, нетерпеливо посмотрев на часы, сказал:
- Прохлаждается где-то наш доктор.
- Появится - мы его подогреем, - хмуро проговорил подполковник Гладышев, и Антон Бирюков догадался, что начальник райотдела сегодня не в духе.
Разговор не клеился. Собравшиеся обдумывали каждый свое. Лишь Слава Голубев как ни в чем не бывало с интересом рассматривал взятые у эксперта-криминалиста увеличенные фотоснимки дактилоскопических отпечатков.
Борис Медников влетел в кабинет запыхавшись. Одним кивком поздоровался со всеми, сел в кресло возле стола подполковника и спросил:
- Кого ждем?
- Тебя, - коротко ответил подполковник.
- Меня?.. А в чем, собственно, дело? Официальное заключение медэкспертизы я вручил следователю еще вчера утром. Не устраивает разве оно вас?
Гладышев сухо кашлянул.
- Мы, Боря, собрались посоветоваться. С момента происшествия миновало двое суток, но дело топчется на месте.
- Хотите, чтобы я его столкнул?
- Хотим посоветоваться. В первую очередь нас интересует причина смерти старика.
Медников посмотрел на подполковника, затем перевел взгляд на сидящего рядом со следователем прокурора.
- К сожалению, дорогие товарищи, больше того, что я написал в официальном заключении, ничего добавить не могу. Вскрытие показало, что смерть наступила в результате асфиксии, вызванной приемом ацетона.
Прекративший рассматривание фотоснимков Слава Голубев с иронией заметил:
- Боря, ты, как кандидатскую защитил, стал очень умно высказываться.
- Считаю, что разговариваю с умными людьми, - мгновенно отпарировал судмедэксперт. - Для остальных могу разъяснить: старик задохнулся от ацетона, капли которого обнаружены не только в дыхательных путях, но и в легких.
- Косвенных причин смерти с медицинской точки зрения нет? - спросил прокурор.
- Нет. Если не считать воспаления слизистой оболочки носа, называемой в простонародье насморком… - Медников хитровато покосился на Славу Голубева: - Я понятно говорю, товарищ Голубев?
- Понятно, товарищ кандидат медицинских наук.
- Так вот, если не считать хронического насморка, которым страдал старик, он был практически здоров. Перед тем как выпить ацетон, старик пил водку, однако признаков алкогольного отравления не обнаружено.
- Кто же ему подсунул этот ацетон? - будто рассуждая сам с собою, спросил подполковник.
- Вопрос не по моей части.
- Имею в виду: не сам ли старик хлебнул ацетона, чтобы свести счеты с жизнью?
- Для таких целей самоубийцы предпочитают уксусную и соляную кислоты. Ацетон у них не котируется.
- Сколько старику было лет?
- Семьдесят четыре - семьдесят пять.
Подполковник повернулся к эксперту-криминалисту Семенову. Привыкший к уставному порядку, Семенов поднялся со стула и открыл папку, которую до этого держал на коленях.
- У меня такое предположение, - заговорил он, - что ацетон, выпитый стариком, был налит в стакан другим человеком. Во-первых, на поднятой у трупа бутылке отпечатков погибшего нет. Есть они только на осколках стакана. Во-вторых, из отпечатков, обнаруженных на бутылке, самые свежие и пригодные для идентификации - отпечатки пальцев и ладони правой мужской руки. Они дают основание предполагать, что этот мужчина наливал ацетон в стакан. Пальцы крупные, рука, судя по величине и оттиску ладони, сильная. Есть пальцевые отпечатки этой руки и на осколках стакана, В нашей дактилоскопической картотеке подобных отпечатков нет. Отпечатков старика тоже не имеется…
- Надо запросить Главный информационный центр МВД, - воспользовавшись паузой, вставил Голубев.
- Уже запросили, - взглянув на него, сказал подполковник.
Семенов достал из папки несколько фотографий, разложил их в определенной последовательности на столе и заговорил снова:
- Любопытные выводы напрашиваются при изучении следов на проселочной дороге в районе обнаружения трупа. Судя по тележному следу и отпечаткам копыт лошади, у которой правая передняя нога не подкована, подвода двигалась со стороны полустанка. Метров пять не доезжая до костра, она свернула с дороги и остановилась на опушке рощи. За нею ехали на другой подводе, которая двигалась в этом же направлении и останавливалась на дороге, свернув к обочине, напротив костра. Судя по тому, что лошадь ни разу не сменила ногу, стоянка была короткой, но со стороны костра кто-то подходил к телеге. Отпечатки сапожных подошв сорок шестого размера подсказывают, что это был рослый мужчина.
- Возница не слезал с телеги? - спросил подполковник.
- Следов нет.
- А лошадь подкована?
- Да. После костра подводы поменялись очередностью и, проехав проселочной дорогой около ста метров, выехали на шоссе со щебеночным покрытием. Здесь их след обрывается… - Семенов, задумчиво глядя на разложенные по столу снимки, помолчал. - Бирюков привез из Березовки надломленную подкову. Вместе с ним мы пробовали определить: не от той ли лошади, которая сворачивала к роще, эта подкова? К сожалению, положительного результата не добились, так как к расковавшемуся копыту налип грунт и гипсовый слепок со следа получился неудачный. У меня все.
- Ну а что Бирюков с Голубевым узнали в Березовке насчет Глухова? - спросил прокурор.
Антон спокойно, с необходимыми подробностями стал докладывать о своих наблюдениях, не умолчав при этом и о "художествах" Торчкова. Когда он закончил говорить, началось оживленное обсуждение, итог которому подвел подполковник Гладышев:
- Считаю, товарищи, версию с Глуховым надо отработать до конца. И вот почему. Во-первых, ацетон на полустанке обнаружен только у его племянника; во-вторых, в четверг Глухов приезжал к племяннику на лошади и вернулся в Березовку поздно ночью; в-третьих…
- Смерть старика наступила близко к полуночи с четверга на пятницу, - быстро добавил судмедэксперт Медников.
- Правильно, Боря, - посмотрев на него, сказал подполковник.
Следователь Лимакин повернулся к прокурору:
- Может, вызовем Глухова на допрос? Или мне в Березовку съездить с ним побеседовать?
Прокурор отрицательно покачал головой:
- Не торопись становиться на официальные рельсы. Если Глухов виновен, это прежде времени насторожит его. Надо обстоятельно допросить племянника. Признаться, первоначальные показания этого молодого человека мне совершенно не нравятся. Что-то крутил он тебе…
- А я сейчас же поеду в райпотребсоюз искать однорукого заготовителя, - решительно сказал Слава Голубев. - Не случайно, по-моему, состоялась ночная прогулка по Березовке до дома Глухова.
Прокурор утвердительно кивнул:
- Хватит совещаться, начнем работать.
Гладышев посмотрел на Антона:
- Останься на минутку.
Все почти одновременно поднялись. Когда дверь за ушедшими закрылась, подполковник, глядя на Антона, заговорил:
- Из управления торопят, чтобы ты ехал к новому месту работы. Я взял на себя смелость сказать, что в ближайшие дни выехать не сможешь, поскольку работаешь в группе по расследованию происшествия. Приказ о твоем назначении уже подписан, но, если согласишься недельку поработать у нас, управление возражать не будет.
- Откровенно говоря, Николай Сергеевич, перевод в областной розыск меня особо не радует, - сказал Антон.
- Вот это напрасно. Годы идут, расти по службе надо. Повременить с отъездом прошу лишь до той поры, когда прояснятся обстоятельства смерти обгоревшего старика. Интуиция мне подсказывает, что расследование пойдет трудно. Прокуратура, как сам слышал, уже два дня впустую работает. - Подполковник задумался. - И потом… Встревожил меня лотерейный билет Торчкова. Неужели в сберкассе нечистые на руку людишки завелись?.. Жаль, сегодня воскресенье - сберкасса закрыта… Когда Торчков получал там деньги?
- Говорит, в начале августа, число не помнит.
- Надо бы узнать точно, чтобы с конкретными сберкассовскими работниками говорить.
- В день получения денег Торчков привозил в поликлинику старушку Гайдамакову из Березовки. В регистратуре должна остаться отметка, какого числа она была на приеме у врача.
- Попробуй сегодня это выяснить.
- Поликлиника, по-моему, тоже сегодня не работает.