- Ну ладно… а тот удар, который он, по твоим словам, нанес ей? Почему вскрытие ничего не показало?
- Откуда мне знать? Может, она умерла до того, как появились кровоподтеки? - С демонстративным раздражением Прю положила на кровать покрывало и расправила его. - А кстати, ты-то зачем звонил Джеймсу? Я думала, мы договорились держать сторону Алисы.
Дик опустил голову.
- С каких пор?
- Ты ведь сам говорил мне, чтобы я пошла в полицию.
- Я говорил, что у тебя особого выбора нет. А это вовсе не значит, что я заключал с тобой соглашение держать чью-то сторону. - Он снова потер глаза. - Поверенный сказал, что может возбудить против тебя дело по обвинению в клевете. По его словам, ты подстрекала разных людей называть Джеймса убийцей.
Слова Дика не произвели на Прю никакого впечатления.
- Ну что ж, пусть подает в суд. Элеонора Бартлетт говорит, лучшим доказательством его вины является то, что он действительно виновен. Тебе бы стоило послушать, что она говорит о нем. - Глаза Прю сверкнули при каком-то воспоминании. - И кроме того, если кто и звонит с угрозами и оскорблениями, так именно она. Я была у нее, как раз когда она звонила. Элеонора называет свои звонки выкуриванием.
Впервые за многие годы Дик внимательно присматривался к жене. Теперь она куда полнее той девушки, на которой он когда-то женился, но и гораздо более уверена в себе. В двадцать Прю была скромницей и тихоней. К пятидесяти четырем превратилась в дракона. Как плохо он ее знает! Да и воспринимал-то Дик ее не более как женщину, которая спала с ним в одной постели. Они не занимались сексом и не разговаривали ни на какие важные темы уже целую вечность. Дик целыми днями пропадал на ферме, а Прю с утра до вечера играла в гольф или бридж с Элеонорой и ее высокомерными подружками. Вечера они проводили в полном молчании за телевизором, а к тому времени, когда Прю поднималась в спальню, Дик уже обычно спал крепким сном.
Прю раздраженно вздохнула.
- Все, что происходит, вполне справедливо. Алиса была подругой Элли и… моей. И что, по-твоему, мы должны были делать? Позволить, чтобы преступление сошло Джеймсу с рук? Если бы ты проявлял хоть малейший интерес к чему-либо, кроме своей фермы, ты бы знал, что дело это не такое простое и ясное, как та чушь, которую коронер выдал за окончательный вердикт. Джеймс - полный и законченный негодяй. И ты сейчас устроил шум только потому, что поговорил с его поверенным. А поверенному платят за то, чтобы он защищал интересы клиента. Иногда, Дик, ты, мягко говоря, туго соображаешь.
Спору нет, Прю права. Дик любил не торопясь, но обстоятельно продумывать все важные проблемы.
- Алиса не могла умереть так быстро! - запротестовал он. - Ты же сама сказала, что не вмешалась, потому что услышала, как она говорит с ним уже после удара. Конечно, я не патологоанатом, но вряд ли после смертельного удара Алиса могла бы продолжать разговор.
- Хватит меня запугивать, все равно своего мнения я не изменю, - заявила Прю, уже готовая вспылить. - Наверное, всему виной холод. Я слышала, как захлопнулась дверь, значит, Джеймс запер Алису на террасе и оставил там умирать. Если тебя так заинтересовали обстоятельства ее смерти, почему бы не позвонить патологоанатому и не расспросить его? Хотя, наверное, тебе такой разговор большого удовольствия не доставит. Элеонора говорит, они все между собой прекрасно спелись, именно потому Джеймса и не арестовали.
- Полный идиотизм! Почему ты обращаешь внимание на болтовню какой-то взбалмошной дуры? И с каких это пор вы стали близкими подругами Алисы? Она-то и общалась с вами, только когда ей нужны были деньги для благотворительных обществ. А Элеонора постоянно называла ее хапугой. И я очень хорошо помню, как вы обе с ума сходили, когда узнали из газет, что Алиса оставила миллион двести тысяч фунтов. Вы же тогда постоянно твердили, мол, как у нее хватало совести просить денег, когда она в них буквально купалась?!
Прю не обратила на его замечание никакого внимания.
- Ты мне так и не объяснил, зачем звонил Джеймсу.
- Какие-то бродяги захватили Рощу, - пробурчал Дик, - и нам нужен адвокат, чтобы от них избавиться. Я думал, Джеймс позволит мне воспользоваться услугами его поверенного.
- А что, у нас своего нет?
- Он отдыхает до второго числа.
Прю удивленно покачала головой:
- Почему ты в таком случае не позвонил Бартлеттам? У них тоже есть адвокат. Как тебе вообще могло взбрести в голову звонить Джеймсу? Какой ты все-таки идиот, Дик!
- Я не сделал этого потому, что Джулиан уже свалил всю работу на меня! - прошипел Дик, стиснув зубы. - Он поехал на собрание охотников в Комптон-Ньютон, расфуфыренный, как сволочь, а проезжая мимо бродяг, принял их за саботажников. Не хотел, видите ли, пачкать свой чертов костюмчик. Ты же знаешь, что он за субъект… ленив, как скотина… и с хулиганьем особенно-то не желает связываться. Потому и сделал вид, что ничего особенного не произошло. Такое отношение, откровенно говоря, меня по-настоящему выводит из себя. Я работаю больше всех в здешних местах, и мне же постоянно приходится за всех и отдуваться.
Прю презрительно фыркнула.
- Тебе бы следовало сначала рассказать мне. Я бы как-нибудь решила этот вопрос с Элли. Она и без Джулиана смогла бы связать нас со своим адвокатом.
- Ты еще спала! - рявкнул Дик в ответ. - Но ради Бога: давай вперед! Тебе и карты в руки. Наверное, вы с твоей Элеонорой лучше всех справитесь с бродягами. Они побегут врассыпную, едва только услышат, как две пожилые дамы начнут осыпать их оскорблениями.
Дик резко повернулся и, громко топая, вышел из комнаты.
*
На звон старинного медного колокольчика в холле Особняка ответил Марк Анкертон. Они с Джеймсом сидели у камина в обитой панелями гостиной, и Марк встретил звук звонка с некоторым облегчением - молчание, царившее в помещении, сделалось настолько невыносимым, что он готов был приветствовать любую неожиданность, даже неприятную.
- Дик Уэлдон? - спросил он, обращаясь к полковнику.
Старик отрицательно покачал головой:
- Нет, он прекрасно знает, что мы никогда не пользуемся парадным входом. Он бы зашел с черного.
- Я схожу посмотрю?
Джеймс пожал плечами:
- Зачем? Почти наверняка чья-то злая шутка. Обычно так развлекается вудгейтская детвора. Раньше я на них кричал… теперь просто не обращаю внимания. Со временем им обязательно надоест.
- И как часто они вас беспокоят?
- Четыре-пять раз в неделю. Все это, конечно, утомляет…
Марк встал.
- По крайней мере позвольте мне, как вашему поверенному, прекратить хоть такие проявления беззакония, - сказал он, возвращаясь к теме, которая и стала причиной затянувшегося молчания. - Думаю, мне не составит труда. Можно запретить им подходить к вашим воротам ближе чем на пятьдесят футов. А в случае нарушения мы будем настаивать на уголовной ответственности для родителей… угрожая судебным иском, если дети будут продолжать хулиганить.
На лице Джека появилась слабая улыбка.
- Марк, неужели вы думаете, что мне хочется к бесчисленному множеству обвинений, выдвигаемых в мой адрес, добавить еще и обвинение в фашизме?
- Какое отношение это имеет к фашизму? Закон обязывает родителей нести ответственность за несовершеннолетних детей.
Джеймс покачал головой:
- В таком случае я первым должен нести наказание по упомянутому вами закону. Лео и Элизабет совершали поступки, не идущие ни в какое сравнение с тем, что делают вудгейтские дети. Нет, Марк, мне не удастся спрятаться за клочком бумаги.
- Что значит - спрятаться?! Вы должны воспринимать закон не как укрытие, а как оружие.
- Не могу. Всего лишь белый лист бумаги. Он очень похож на белый флаг. А это уже попахивает капитуляцией. - Полковник махнул рукой в сторону холла. - Идите и отчитайте их. Им всем не больше двенадцати, - сказал он и снова едва заметно улыбнулся, - но вам, наверное, полегчает от того, что они при виде вас разбегутся, поджав хвосты. Удовольствие от победы, как я все больше начинаю понимать, не имеет никакого отношения к силе поверженного противника, главное - обратить его в бегство.
Он опустил подбородок на руки, слушая шаги Марка по каменному полу холла. И тут тяжелая депрессия, постоянный спутник полковника в последние дни, ненадолго отступившая благодаря присутствию Марка, вновь без всякого предупреждения обрушилась на него, и глаза старика наполнились слезами позора и бессилия. Он откинулся на спинку кресла и уставился в потолок, словно пытаясь таким образом сдержать слезы. "Не сейчас, только не сейчас, - в отчаянии мысленно повторял он. - Не при Марке". Ведь этот молодой человек совершил такой долгий путь только ради того, чтобы помочь ему пережить первое одинокое Рождество.
Глава 8
Вулфи свернулся под одеялом в углу автофургона, поглаживая себя по губам кончиком лисьего хвоста. Он был мягкий, словно мех игрушечного медведя, и Вулфи тайком иногда сосал палец, прикрыв его лисьим хвостом. Ужасно хотелось есть. Все сны Вулфи были о еде. Лис не обращал на мальчика никакого внимания с тех пор, как исчезли его мать и младший брат. Это случилось давно, наверное, несколько недель назад, и Вулфи до сих пор не знал, где они и почему ушли. Время от времени мальчика посещала страшная мысль, что вообще-то ему все известно, но он старался избегать ее. Ему казалось, их исчезновение имело какое-то отношение к срезанию Лисом своих жутких локонов.
Мальчик проплакал несколько дней, умоляя Лиса тоже отпустить его, но Лис пригрозил ему бритвой, после чего Вулфи спрятался под одеялом и решил больше не произносить ни слова, но строил фантастические планы побега. Он никак не мог найти в себе мужества совершить его - из-за страха перед Лисом, полицией, социальными работниками, из-за глубоко укоренившегося в нем страха перед всем вокруг, - но когда-нибудь он обязательно сбежит, Вулфи дал себе слово.
Большую часть времени отец вообще не помнил о его существовании. Как, например, сейчас. Лис пригласил людей из других фургонов к себе, и они занимались составлением двадцатичетырехчасового графика дежурств по охране лагеря. Вулфи лежал не шевелясь, словно перепуганная мышь, и думал, что отец похож на генерала, отдающего приказания своим офицерам. "Сделайте то, сделайте это. Я хозяин". Только вот Вулфи беспокоило, что люди возражают Лису, спорят с ним. "Разве они не боятся бритвы?" - удивленно думал он.
- Какого бы мнения вы ни придерживались, вы должны помнить: у нас есть семь дней, прежде чем кто бы то ни было сможет приступить к активным действиям, - сказал Лис, - а к тому времени мы сумеем превратить Рощу в настоящую крепость.
- Да уж, мы все полагаемся на твои слова о том, что у здешней земли нет законного владельца, - послышался женский голос, - потому что лично я не собираюсь тут горбатиться и строить всякие крепости и заборы, чтобы на следующий день их свалили бульдозеры. К тому же здесь довольно холодновато, если ты еще не заметил.
- Я все заметил и все знаю, Белла. Мне это место знакомо лучше, чем кому-то еще. Дик Уэлдон три года назад попытался обнести Рощу изгородью, но потом отказался от бессмысленной затеи, так как пришлось бы заплатить целое состояние за юридическое оформление земли, причем никто не давал Уэлдону гарантии, что закон будет на его стороне. То же самое произойдет и сейчас. Даже если все остальные жители поселка смирятся с его претензией на Рощу, ему все равно придется платить адвокату за законное изгнание нас отсюда, а он, уверяю вас, не до такой степени альтруист.
- А что, если они все объединятся?
- Ни при каких обстоятельствах! Гм… Ну, по крайней мере не сейчас. Между ними самими слишком много противоречий.
- А откуда ты знаешь?
- Просто знаю, и все.
Наступила короткая пауза.
- Давай, Лис, колись, - сказал какой-то мужчина. - Как ты связан с Шенстедом? Ты что, жил тут? Откуда тебе известно то, чего не знаем мы?
- Не ваше дело.
- Нет, врешь, наше! - произнес другой мужчина, голос его звучал резко и злобно. - Мы слишком многое принимаем на веру. Кто может дать гарантию, что фараоны не придут и не арестуют нас всех за посягательство на частную собственность? Ты требуешь, чтобы мы обнесли место канатом… чтобы превратили его в крепость… И все ради чего? Ради какой-то игры в рулетку с судьбой, в которой у нас один шанс из миллиона? Слишком большой риск. Когда ты в первый раз позвал нас сюда в августе, ты сказал, что здесь открытая, свободная земля. Приезжай и бери. Ты ведь ни словом не обмолвился о сраном поселке, который может единым строем выступить против и вышвырнуть нас отсюда.
- Заткнись, Иво! - крикнула другая женщина. - Коротышка-валлиец, - добавила она, обращаясь к остальным, ему всегда неймется, всегда лезет в драку.
- Если ты сама не заткнешься, Сэйди, то я смогу сейчас же оправдать твои слова, - злобно парировал Иво.
- Хватит! Шансы у нас превосходные. - В голосе Лиса послышалась жесткость, от которой у Вулфи все внутри похолодело. Если тот парень не заткнется, отец как пить дать вытащит бритву. - В этом поселке всего четыре дома, в которых постоянно кто-то живет: особняк "Шенстед", Шенстед-Хаус, Мэнор-Лодж и Пэддок-Вью. Во всех остальных строениях только время от времени появляются отпускники и дачники… а те не станут возражать против нашего здесь пребывания.
- А как насчет ферм? - спросила Белла.
- Из них внимания заслуживает только ферма Дика Уэлдона. Роща в основном граничит с его землей, но я знаю наверняка, что не существует никаких достоверных документов, которые могли бы доказать, что Роща когда-либо принадлежала владельцам Шенстедской фермы.
- Откуда тебе это известно?
- Не ваше дело.
- А тот дом, что виднеется за деревьями?
- Особняк. Там живет один пенсионер. И чем нам может помешать дряхлый старик?
- Откуда ты знаешь? - снова послышался недовольный голос Иво.
- Просто знаю.
- Да Господи Боже ты мой! - Раздался громкий стук кулака по столу. - Что ты все твердишь одно и то же? - Иво начал передразнивать изысканное, подчеркнуто правильное произношение Лиса: - "Просто знаю… не ваше дело… знаю, и все…" Что за дела, мужик? Я не собираюсь слушать твой треп, если ты сию секунду не разложишь все по полочкам. Для начала, почему это ты так уверен, что старик из того дома нам никак не помешает? Будь я на его месте, и живи я в таком особнячке, как он, и если бы какие-то бродяги покусились на мою землицу, я бы, будь уверен, так им помешал, что век бы помнили.
Снова наступило молчание, и Вулфи зажмурился от ужаса, представляя, как сейчас по лицу мужчины, которого зовут Иво, резанет бритва. Однако никаких воплей не последовало, и беседа продолжалась как ни в чем не бывало.
- Он знает, что земля в Роще ему не принадлежит, - неожиданно спокойно ответил Лис. - Он поручал адвокатам разобраться с вопросом о Роще, когда ее попытался прихватить Уэлдон, но они тоже не нашли никаких документов. Мы именно потому сюда и приехали, что он единственный человек из всех живущих в поселке, кто мог бы оплатить все судебные расходы, необходимые для присвоения земли… но старик не станет этого делать. Возможно, год назад и стал бы, но не сейчас…
- Почему это не станет?
Еще одна короткая пауза.
- Думаю, скоро вы узнаете. В общем, все в поселке думают, что он убил свою жену, и пытаются добиться его ареста. Он живет совсем один, практически не выходит, ни с кем не встречается… еду ему приносят и оставляют у двери. Короче говоря, от него нам никаких проблем не будет… у него своих хватает.
- Черт! - удивленно воскликнула Белла. - Неужели он на самом деле убил жену?
- Не знаю… Да и какое это имеет значение? - равнодушно промолвил Лис.
- Для меня имеет, и очень большое. А может, он опасный маньяк? У нас тут дети.
- Если тебя так беспокоит несчастный старик, скажи детям, чтобы не подходили к тому концу Рощи, который граничит с его землями. Он выходит только по ночам.
- Черт возьми! - повторила она. - Ну вот, я же сказала: маньяк. А почему его не отправят в лечебницу?
- Лечебниц не осталось, - отмахнулся от нее Лис.
- Сколько ему лет?
- За восемьдесят.
- А как его зовут?
- На кой черт вам нужно знать его имя?! - рявкнул Лис. - Вы что, беседовать с ним собираетесь?
- А что такого? Мне хочется знать, кто он такой, если про него говорят. Это ведь не тайна? - Она немного помолчала. - Ну ладно, ладно. Раньше ты его знал, да, Лис? Он снабдил тебя всей информацией?
- Я никогда в жизни с ним не встречался… Мне просто многое о нем известно. А вот откуда - не ваше дело.
- Ну конечно, конечно. Так как, ты говорил, его зовут?
- Локайер-гребаный-Фокс. Вот как. Довольны?
По группе бродяг прокатился громкий смех.
- Опасаешься конкуренции? - спросила женщина. - Боюсь, место для двух Лисов тут вряд ли найдется.
- Заткнись, Белла! - злобно крикнул Лис.
- Ладно, ладно. Я пошутила, милашка. Ты бы расслабился немного… напился бы, что ли… таблеток принял… Мы ведь на твоей стороне, дорогуша… все время. Тебе бы наконец стоило начать нам доверять.
- Если будете подчиняться правилам, я буду вам доверять. Если будете их нарушать, не буду доверять. Первое правило: каждый должен четко соблюдать график дежурств и не пропускать свою очередь. Второе правило: не вступать в близкие отношения с местными. Третье правило: не покидать лагерь после наступления темноты…
Услышав, что дверь автобуса закрылась, Вулфи выбрался из укрытия и прокрался к одному из окон, выходивших на Рощу. Оно было увешано лисьими хвостами. Вулфи отодвинул их и увидел, что отец стоит у канатного заграждения. Мальчик так многого не понимал в происходящем. Кто эти люди в других автобусах? Где Лис нашел их? Что они здесь делают? Почему с ним нет матери и брата? Зачем они строят ограждения?
Он прижал лоб к стеклу, пытаясь найти в услышанном хоть какой-то смысл. Он знал, что полное имя Лиса - Лис Прокля́тый. Как-то он спросил у матери: если отца так зовут, значит, их фамилия тоже Прокля́тые, но она рассмеялась и ответила, что его зовут просто Вулфи. Только Лис - Прокля́тый. С тех пор Вулфи переставил слова и стал называть отца "Прокля́тый Лис". Для его детской логики, постоянно ищущей четких и ясных ответов, в такой последовательности было больше смысла, чем в имени Лис Проклятый. И в таком варианте слово "Лис" стало одновременно и именем, и фамилией.
Но кто такой этот старик, которого зовут "Ласковый Лис"? И почему его отец с ним не знаком, если у них одинаковая фамилия? В мальчишеском сердце соперничали любопытство и страх. Любопытство, потому что он чувствовал, что Ласковый Лис состоит с ним в каком-то родстве… Может быть, он даже знает, где сейчас находится его мать; но, с другой стороны, Вулфи очень боялся убийц…