В их негромкую и безобидную беседу начали понемногу вклиниваться два немца, Мерфи и оружейный бог Хулио. Эти спорили на корме БТРа про вторую мировую войну. Англичанин кипятился, вспоминая какие-то некрасивые фашистские поступки в те годы, итальянский союзник Хулио был на стороне бременского Крейцера. Драться они пока не собирались, но голоса их звучали с каждой минутой дискуссии всё напряжённей и твёрже.
Капитан Глеб на полном ходу передвинулся по броне к реваншистам.
– Могу я вам кое-что рассказать? По вашей теме?
Прерванный на своём очень сильном аргументе, Хулио досадливо махнул рукой, но всё-таки нашёл в себе кротость согласиться с новым предложением.
– …Недавно я разыскал могилу родного брата моей матушки, погибшего в сорок третьем под городом Калугой. Это недалеко от Москвы, – Глеб между делом прояснил географию всё ещё недовольно пыхтящему итальянцу. – Всю жизнь я относился к той войне, о которой вы сейчас так громко говорили, как к далёкому и не очень важному для сегодняшних дней событию. Считал, что все те, кто имел отношение к прошлым боям, или уже давно мертвы, или страшно старые. Что могло связывать их, этих убогих стариков, участников войны, и меня?! Это же было так давно! Мой древний дядюшка, семейные предания о нём.… А вот когда уже ехал на его могилу, то повнимательней посчитал. Убили его в сорок третьем, рождения он был двадцать пятого года. Это значит, что умирал мой дядя от ран в медсанбате городка Спас-Деменска восемнадцатилетним…
Привстав на броне, Глеб ловко сорвал шишку с низко нависшей над дорогой молодой сосновой ветки.
– …И не был он никаким бородатым коммунистическим фанатиком, убитым где-то в русских лесах в прошлом веке, а так, всего лишь сопливым мальчишкой. Неполных восемнадцать лет было моему далёкому, по историческим меркам, родственнику. Даже меньше, чем сейчас нашему Бориске. А стрелял в него какой-то ваш дедушка, итальянский, румынский или немецкий, никто этого не знал и никогда уже не узнает. И умирал он именно в то время, когда твои, Шон Мерфи, английские сородичи стратегически медлили помогать нашей стране, обсасывая вместе с американцами свою хитрую мировую политику.
А мальчишек за это по всей Земле убивали. Зачем? Разве нужно, чтобы гибли такие вот…, – Глеб опять махнул рукой на Бориску, – только потому, что большие парни в наших правительствах чего там не поделили?
– А вы? От вашей нудной ругани кому хорошо сейчас здесь? Тебе? Или вам?
Недавние противники, Крейцер и Мерфи, одинаково понурившись, загрустили.
– Или от выяснения отношений у тебя, Хулио, аппетит улучшится?
– Вы бесполезно пытаетесь доказать друг другу, какому же народу было хуже всего в той войне. Мне что, следуя вашей логике, нужно срочно всех вас, шестнадцать человек из разных стран, обвинить в гибели моего юного дядюшки и побросать под колёса наших бронетранспортёров?! Или все эти дни обиженно дуться на тебя, Хулио, и на тебя, уважаемый Крейцер из Бремена, из-за несовпадения наших взглядов на историю? А может, просто сказать друг другу, что все мы хороши, и выпить вместе при случае по рюмке? Ну, так как, уважаемые археологи, мир во всём мире?!
Хулио, прищурившись, улыбнулся.
– И не по одной. С тобой я всегда готов пить до общей победы!
Как следует обняться они так и не успели.
Только шлёпнули вместе, в две руки, по загривку счастливого Мерфи, да ещё капитан Глеб незаметно показал восхищённому Бориске язык.
Со страшным сухим скрипом рухнула впереди на дорогу старая, прямая, бессучковая до самой своей небольшой, курчавой вершинки, сосна. Через секунду после этого треска и ошеломительного древесного скрежета на ствол упавшей сосны ринулось падать крест-накрест ещё одно огромное дерево.
Позади бронетранспортёров грохнул сильный взрыв.
Зрелище было ужасное.
Со всех сторон на машины неслись облака мелкой песчаной пыли, ветки упавших деревьев впереди них угрожающе качались среди коричневой мглы, пружиня о землю в первые после падения секунды.
"Началось!".
В этот раз старшие лейтенанты всё поняли правильно. И на первом, и на втором БТРах суматошно завертелись башни, задёргались пулемётные стволы, то целясь с зенитными намерениями в невидимое небо, то грозно разыскивая врагов в придорожных кустах.
На замыкающей машине командир включил ещё и прожектор, доводя общее впечатление до полного сумасшествия.
– Всем на землю! Укрыться по сторонам дороги! Не вставать! Не перемещаться в полный рост!
Широкий белый луч прожектора шарил в пыльной дневной темноте. Командиры бронетранспортёров страшно активно орали при этом, руководя своими подчинёнными. Хиггинс робко обнял Глеба со спины.
– На землю, я сказал! Быстро! Тоже, ласкаться ещё мне тут выдумал!
Голос капитана Глеба гремел вдоль дороги, ничуть не уступая профессиональным военным командам.
После первого же выстрела из-за деревьев Стивен Дьюар, судя по движению его высоко поднятых рук, хотел сдаться в плен таким невидимым, но всё равно ужасным нападавшим. Не позволил ему этого Николас, навалившись на ирландца сзади и подмяв того в заросли заячьей капусты на влажной обочине.
Лёжа в кювете, Глеб улыбался.
Этот трюк со стрельбой холостыми он придумал два года назад уже вдогонку, когда проект был окончательно свёрстан и утверждён. Компетентные органы выразили тогда сомнение, что такая стрельба, даже и безопасная, будет полезна для укрепления интернациональных связей. Пришлось ему тогда настоять на своём. Контр-адмирал посомневался две минуты, потом дал разрешительное "добро" на несколько выстрелов.
В ложбинку к Глебу рухнул с разбега сияющий Бориска.
– Классно! Я такое первый раз вижу! Меня всегда брали сюда, в поход, на последние дни, не в этот!
– Ой!
Бориска изменился лицом.
– Ногу подвернул?
– Нет! У меня здесь муравейник! Прямо подо мной! Заразы!
– Прыгай, давай, быстро за меня, в эту сторону. Вот, здесь ты будешь в безопасности.
Лёжа на спине, бормочущий Бориска принялся выгонять из своих штанов некоторых заблудившихся там мурашей.
Выстрелы продолжали гулко и равномерно звучать по лесу, раздаваясь, как и предполагал сценарий нападения, справа, со стороны упавших деревьев.
Глеб Никитин приподнялся, пытаясь пересчитать по головам своих залёгших в придорожных канавах боевых товарищей.
Следующий выстрел грохнул тоже тупо, но уже слева и сзади.
– Ч-чёрт!
Хлёсткая полоса дроби ещё раз ударила по корням большого пня, за которым они прятались.
– Они что там, эти клоуны, совсем перепились?!
Бориска побледнел, громадными от ужаса глазами наблюдая, как на линялом рукаве куртки Глеба начали расплываться тёмно-красные пятна.
– Т-ты, т-ты ранен…? Этого же не может быть?! Ведь у них только холостые! Я же проверял…. Я же считал…. Глеб, ты веришь, я сам считал им патроны?! И взрывпакеты тоже! Четыре.
Посмотреть на свою рану, а уж тем более достойно ответить партнёру, капитан Глеб не успел. Громкие, очень отличные по звуку от охотничьего оружия, стукнули сквозь пыль автоматные выстрелы. Страшно, но гораздо выше их с Бориской голов чавкнули в живое ближнее дерево две пули.
Стреляли умные люди и с очень близкого расстояния.
– Кучкуй всех наших! Прижимай к земле, не давай подниматься и по-пустому бегать! Я должен увидеть хоть одного из этих уродов!
– Стой!
С неожиданной силой Бориска дернул Глеба за целый рукав вниз, в надёжное укрытие.
– Это же не по сценарию!
– А это, – капитан Глеб сжал челюсти и хлопнул ладонью по раскрошенной сосне над своей головой. – Это по сценарию?! Порча казенного обмундирования посторонними лицами тоже была предусмотрена?! Я очень хочу этого режиссера за организм потрогать! Всё, хорош трепаться! Я – за ними, ты отвечаешь за безопасность наших мужиков. Никому ни слова про дробь, понял?
Бориску трясло.
Взглянув на парня, Глеб уже мягче и спокойней добавил.
– Не убивать они нас хотели, успокойся. Просто испугать по-страшному.
– А твои раны…?
– Как иголками разом ткнули, пустяки. Ты ни в чём не виноват, так что давай, занимайся делом.
Сквозь мелкую придорожную поросль и жёсткие кусты можжевельника Глеб скользнул в глубину леса. Бежать пришлось недолго, мягкий наст подсохшего на солнце мха заглушал его шаги и в двух сотнях метров от дороги он заметил сидящего спиной к дереву человека.
Неожиданная и скорая удача порадовала.
От сильного удара в плечо незнакомец упал, ткнувшись лицом в листвяную траву. Капитан Глеб наступил ему на позвоночник и, крепко взяв за волосы, перевернул.
– Чего ты?! Ты чего дерёшься-то?! Совсем, что ли?
Изо рта толстячка сыпались крошки. Даже упав, он не выпускал из руки кусок батона с маслом.
"Ошибочка вышла!".
– Почему не со своими? Где все? Сколько вас здесь?
– Четверо.
Комедиант дёрнул плечиком, освобождаясь от хватки Глеба.
– Спросил бы по-хорошему, я тебе и так бы всё сказал, а то сразу драться…. Подойдут сейчас они. Старший вон, уже идёт…
Предводитель артистов шумно, с размахом, начал здороваться, но Глеб Никитин оборвал его на полуслове.
– Кто был сейчас в лесу, кроме вас?
– А в чём дело?
– Отвечай быстро и по существу. Кого в последний час твои люди видели в этом лесу около дороги?! Знакомых или не знакомых, всё равно. Ну?
Потрясая бакенбардами, Шацкий пробовал поклясться.
– Мы одни здесь с утра бродили. Приехали заранее из посёлка, посидели с ребятами в березнячке немного, приняли шнапсику на грудь, так, для куражу…. Что случилось-то, объясни ты мне, ради бога?!
Глеб повернулся к нему кровавым плечом.
– В труппе твоего театра не числится, случайно, снайпер со стажем? А среди реквизита не завалялось боевого оружия?
Когда рыжий становится смертельно бледным – это всегда противно.
Из последних нервических сил Вадик Шацкий запротестовал.
– Да и нет у нас ничего такого, и не целились мои ребята ни в кого! Они же не умеют! Мы же так, в небо, этими холостыми бабахаем! На всякий случай, понимаешь же. И автоматов у нас нет! Вот, смотри сам, только одностволка двенадцатый калибр и вертикалка тульская, шестнадцатый. И взрывпакеты были. Четыре штуки, так нам их ещё Усманцев-старший по счёту выдал.
Толстяк справился с батоном и подошёл к капитану Глебу.
– Я машину видел на просеке. Тёмная такая, вишнёвая. Потом она уехала. Людей не заметил, сколько было, только один за руль сел, в чёрных штанах.
– Ладно, спасибо за представление.
После событий на дороге и быстрого бега Глеб, разговаривая с лицедеями, успел остыть и мыслил уже с присущей ему логикой.
– Для подведения итогов встречаемся в воскресенье, в гостинице. Правильно?
Главный артист кивнул, судорожно сглатывая слюну.
– Тогда всё, до скорой встречи. Никому никаких лишних слов об этом случае. Иначе премиальных вам не видать. Ферштейн? Кстати, бутафорию свою бумажную на дороге не позабыли оставить? Отлично! А теперь быстро двигайте отсюда, и чтобы духу вашего здесь в ближайшие секунды не было!
Согнувшись, Вадик протянул капитану Глебу потную ладошку для прощального рукопожатия.
Крики двух десятков возбуждённых мужчин – очень отличный ориентир!
Глеб быстро и точно пробежался по лесу в обратном направлении.
Бориска проявил недюжинную командирскую волю, всё это время приказами удерживая разрозненный коллектив прижатым к земной поверхности.
– Хорош! Собирай людей в погоню! Теперь-то это по сценарию?!
Молодой командир довольно улыбнулся.
– Теперь – да.
Блестящий свисток, утаённый Бориской при личном досмотре в казармах, пригодился.
На пронзительные свистки-гудки и периодические оклики изо всех лесных щелей стали выползать уцелевшие после страшного налёта иностранные граждане.
Около бронетранспортёра Глеб перемигнулся с одним из старших лейтенантов.
– Всё на мази, начальник?
– Благодарю за службу, офицер!
Лейтенант спрыгнул с брони вниз и внимательно наклонился, рассматривая кровь на рукаве Глеба.
– Медикамент нужен? Что это у тебя за неприятность произошла?
– А, так, бандитская пуля!
Глеб ещё раз по-свойски подмигнул военному.
В ответ старлей понимающе заржал.
Группа взволнованных соратников тоже озаботилась ранением своего командора. Пришлось Глебу успокоить их легендой о том, что мол, зацепился неаккуратно за старую проволоку в кустах, что всё с ним в порядке.
Тем более, что его поддержал и наблюдательный Макгуайер.
– Да, правда, я эту проволоку видел в овраге, где прятался сейчас, там её много.
– Всё! Дальнейшие соболезнования принимаются в письменном виде. Построиться и рассчитаться на первый-второй!
– Эй! Эй, смотрите, что я нашёл!
Последним в шеренгу прискакал из зарослей Бадди.
В руках возбуждённого шведского человека трепыхалось нечто белое, смахивающее, на первый взгляд, на флаг парламентёра. При ближайшем коллективном рассмотрении оказалось, что это всего лишь лист бумаги. Но в центре безобидной бумажки была преступно небрежно намалёвана кроваво-красная отрубленная ладонь.
– И на том дереве ещё! – Маленький ирландец по-птичьи зорко рассмотрел на чёрной ольхе такой же угрожающий знак.
– А в шиповнике два таких приколоты!
– Это они! Браконьеры мстят за наше присутствие на пограничном корабле! В погоню! Нас больше и мы должны догнать преступников!
Как бы нечаянно Бориска толкнул на бегу Хиггинса, который пытался сказать остальным, что нападавшие на них люди имеют оружие. Хиггинс плашмя ткнулся носом в мох и поэтому его предупредительные слова никто так толком и не расслышал.
– Разделяемся на команды! "Джин" – за мной! "Виски" пересекают ельник справа, твои "Ромео" двигаются до просеки налево! Твой знак – свисток, я буду кричать, как вяхирь! Тиади, ты, если заметишь опасность, просто заляжешь со своими бойцами в траву. В случае особой важности пришлёшь ко мне с донесением быстроногого ирландского брата Дьюара. С добычей собираемся у бронетранспортёров.
Погоня длилась примерно полчаса. Отогнав своих парней на приличное расстояние друг от друга, Глеб с Бориской чрезвычайно шумно пересвистывались и перегукивались, а команда Тиади пропала где-то без вести в густом, но крохотном, километр на километр, декоративном леске. Потом, вполне оправданно взопрев, "Ромео" и "Джин" вышли на дорогу. Совсем невдалеке запивали водой хлеб и консервы экипажи БТРов.
Ещё через некоторое время на просвет дороги выдвинулись из леса и "вискари". Весёлый рыжий немец нёс на спине обездвиженного ирландца, а сам Тиади тащил в руке огромный ржавый капкан, рыхля цепью пыль под своими ногами.
– Это варварство! Как так можно поступать в наше время?! Они же могли его изуродовать!
Капитан Глеб Никитин мельком посмотрел на правую ногу Стивена.
"Крови нет, к тому же прекрасно, что башмаки высокие…".
– До свадьбы заживёт.
– А кто нас пригласил на свадьбу?
Вопрос ирландского симулянта был корыстен, но опрометчив. Смущаясь своего крайне негуманного поступка, немецкий весельчак решительно скинул разговорчивую ношу в песок. Стивен деловито встал и отряхнулся.
– Действительно, всё уже у меня прошло. Не болит.
Тиади плюнул на землю.
Когда на фоне браконьерского орудия охоты по очереди сфотографировались все желающие, капитан Глеб подтащил упирающегося ирландца к ближайшему дереву, надел на его ногу безопасный уже капкан и с разных ракурсов запечатлел его, такого несчастного, на общественную фотокамеру.
Откушав тушёнки и вытирая штык-нож пучком травы, к нему приблизился старший из двух лейтенантов.
– Пилим?
– Нужно. Ты же сам знаешь. Инструмент подготовлен?
– Так точно. Две ручные пилы по бортам на машинах, старшина мой перед выездом их наточил и развёл. Бензопилу паренёк этот, ну, сын Виктора, тоже вчера подвёз.
В пару с Глебом встал, попробовав на палец зубья пилы и оттолкнув при этом невежливо Стивена Дьюара, голландский Николас. С инструментом он обращаться умел, это стало ясно на первом же распиле. Поваленная на дорогу сухая сосна сыпала на песок крупные опилки и разломилась надвое скоро, гораздо быстрей, чем ожидал Глеб. Второе дерево от вырванного с травой корневища споро отделил бензопилой усатый механик-водитель. Немцы поочерёдно, меняясь каждую минуту, смешно дёргали вторую ручную пилу, мешаясь у всех под ногами.
– Хиггинс! Тиади! К барьеру!
Глеб остановил порыв своего могучего напарника и передал орудие труда скучающим в стороне коллегам.
Облегчённые стволы поваленных сосен поочерёдно цепляли на трос и оттаскивали бронетранспортёром в сторону.
Через полчаса после начала работ дорога была свободна.
Джигиты привычно лихо расселись по боевым машинам, Глеб попросил Бориску полить ему воды из бутылки на руки. Фыркая, нагнулся у колеса. Неожиданно и больно зацепил парня за ворот куртки, дёрнул вниз, к своим ногам.
– Кто еще знал о нашем маршруте и месте завала?! Только тихо, не ори.
– Яник…
Спустя ещё тридцать пять минут бронетранспортёры доставили свой возбуждённый десант в лагерь.
Машина-"техничка" и Ян уже ждали их у ворот крепости.
И снова не очень похожие люди принялись по-разному удивлять Глеба Никитина.
Первым, кто подошёл к сумрачному Яну Усманцеву, был Тиади. Со стороны казалось, что он сильно хотел этой встречи и, наконец-то, дождался удобного случая. Бельгиец фамильярно приобнял понурого Яна за плечи, отвёл в сторону, к камням, и настойчиво принялся что-то ему говорить, размахивая свободной рукой.
Остальные разбрелись по палаткам.
В отсутствие ненужного публичного внимания Глеб устроился у стола со своим ножом и понемногу, окуная белое лезвие в стакан с водкой, начал выковыривать из плеча дробинки. Сильнее, чем в лесу, потекла к рукаву кровь.
"Утиной дробью, скотина, пугать меня задумал! Тоже мне, нашёл птенчика!".
Через весь двор, размахивая смятой лентой розовой туалетной бумаги, промчался к угловым подвалам Бадди. В палатке, откуда он так стремительно выскочил, вслед ему раздался гром беспощадного мужского хохота.
– Ого! Да тебя нужно скорей в больницу отправлять!
Тиади победительно усмехнулся, мимоходом посочувствовав Глебу. И очень правильно, по-музыкальному, начал что-то насвистывать на пути в расположение своей команды.
Ян остался стоять у дальнего крепостного пролома один, спиной к лагерю. Глеб в очередной раз протёр плечо от стекающей крови, сильно пощупал кожу вокруг ранок. Дроби, по первым ощущениям, больше в нём не осталось.
А люди продолжали общаться…
По-кошачьи ласково и быстро, увидав, что Ян остался в одиночестве, к нему бросился Макгуайер. Встав лицом к лицу с расстроенным парнем, англичанин минуту тихо и скорбно что-то тому проговорил, потом нетерпеливо начал улыбаться, оглядываться и тоже, как и Тиади, таинственно похлопывать Яна по плечу.