На следующий день он продолжил изучение Гиббона вперемежку с просмотром газет, купленных детьми. "Газеттино", репортер которого накануне пытался не дать Брунетти войти в дверь, заходился яростью, разглагольствуя о злоупотреблении властью, об отказе комиссара сотрудничать с прессой, удовлетворяя законное право последней на получение информации, о его наглости и склонности к насилию. Каким-то образом журналисты узнали об истинных мотивах поступка Паолы и сделали их достоянием гласности: автор статьи, преисполненный чувством праведного гнева, заявлял, что она лишь работала на публику и поведение ее несовместимо с занимаемой ею должностью университетского преподавателя. То обстоятельство, что ее ни разу не просили дать интервью, в материале не упоминалось.
Газеты покрупнее неистовствовали меньше, хотя случившееся и на их страницах представлялось как пример распространившейся среди обывателей опасной тенденции пренебрегать законом ради какой-то извращенной идеи "правосудия" - это слово неизменно значилось в кавычках, вероятно, чтобы выразить презрение к нему.
Покончив с газетами, Брунетти опять занялся книгой и из дому носа не высовывал. Как и Паола, большую часть времени просидевшая в своем кабинете над научной работой одного из студентов, готовившегося к экзаменам под ее руководством. Дети, которых родители посвятили в происходящие события, входили и выходили беспрепятственно, они покупали продукты, приносили газеты и вообще чувствовали себя превосходно, несмотря на то что привычный уклад жизни семьи рушился.
На второй день Брунетти позволил себе как следует поспать после обеда: не просто растянулся на диване в ожидании, пока на него снизойдет дрема, а залез в постель, под одеяло. Несколько раз звонил телефон, но он не стал подходить: пусть отвечает Паола. Если это Митри или его адвокат, она, вероятно, расскажет ему, а может, и нет.
На третий день затворничества, после завтрака, снова раздался короткий звонок. Через несколько минут в гостиную вошла Паола и сообщила, что к телефону просят его, Брунетти.
Лежа на диване, он потянулся вперед, не давая себе труда спустить ноги на пол, и взял трубку:
- Да?
- Это Вьянелло, комиссар. Вам уже звонили?
- Кто?
- Ребята, дежурившие прошлой ночью.
- Нет? А что?
Вьянелло начал что-то говорить, но слова его заглушили громкие голоса, звучавшие на заднем плане.
- Где вы находитесь, Вьянелло?
- В баре у моста.
- Что случилось?
- Митри убили.
Брунетти быстро сел со словами:
- Как? Где?
- Дома. Кажется, его задушили. Видимо, кто-то зашел сзади и сдавил ему горло. Орудие убийства не нашли. Но… - И снова его голос потонул в каком-то шуме, напоминавшем радио.
- Что? - спросил Брунетти, когда гул умолк.
- Рядом с телом нашли записку. Я ее не видел, но Пучетти мне рассказал: там говорится что-то о педофилах и людях, которые им помогают. И что-то насчет правосудия.
- Силы небесные! - прошептал Брунетти. - Кто обнаружил труп?
- Корви и Альвизе.
- Кто их вызвал?
- Его жена. Она вернулась домой после ужина с друзьями и увидела, что муж лежит на полу в кухне.
- С кем она ужинала?
- Не знаю, комиссар. Мне известно только то, что поведал малыш Пучетти, а он получил информацию от Корви, прежде чем тот сдал дежурство сегодня утром.
- Кому передали дело?
- Полагаю, после того как Корви сообщил о случившемся, на место преступления отправился лейтенант Скарпа.
Брунетти промолчал, хотя ему было непонятно, с чего бы это личному помощнику Патты самому браться за расследование.
- Вице-квесторе уже там?
- Когда я уходил из квестуры несколько минут назад, его еще не было, но Скарпа звонил ему домой и все рассказал.
- Я сейчас буду, - сказал Брунетти, нащупывая ногами ботинки.
Вьянелло выдержал долгую паузу и наконец произнес:
- Да, думаю, вам стоит прийти.
- Через двадцать минут, - пообещал Брунетти и повесил трубку.
Он надел ботинки и двинулся в дальнюю часть квартиры. Дверь в кабинет Паолы оказалась открытой - в качестве негласного приглашения войти и рассказать о звонке.
- Это был Вьянелло, - сообщил он с порога.
Она подняла глаза, увидела выражение его лица и отложила бумагу, которую читала, закрыла ручку колпачком и бросила ее на стол со словами:
- Что случилось?
- Прошлой ночью убили Митри.
Паола отпрянула от стола, прислонилась к спинке кресла, словно кто-то сделал в ее сторону угрожающий жест рукой, и вскрикнула:
- Нет!
- Пучетти сказал, рядом нашли записку - что-то насчет педофилов и правосудия.
Лицо ее окаменело, она поднесла ко рту ладонь.
- Madonna Santa, - прошептала она. - Как?
- Его задушили.
Она покачала головой, закрыв глаза:
- Боже мой!
Пришла пора задать вопрос, и Брунетти знал это.
- Паола, прежде чем сделать то, что ты сделала, ты обсуждала свои планы с кем-нибудь еще? Может, кто-то подтолкнул тебя?
- Что ты имеешь в виду?
- Ты действовала одна?
Глаза ее расширились от изумления.
- Ты хочешь сказать, кто-то из моих знакомых, какой-то фанатик, знал, что я собираюсь разбить витрину? А потом пошел и убил его?
- Паола, - ответил он, стараясь говорить ровным голосом. - Я спрашиваю тебя об этом, чтобы рассмотреть все возможности, прежде чем кто-нибудь другой сопоставит события и задаст тебе тот же вопрос.
- Здесь нечего сопоставлять, - быстро произнесла она, с сарказмом подчеркнув последнее слово.
- Значит, никто не знал?
- Нет. Я никогда ни с кем не обсуждала свои планы. Это был мой собственный выбор, независимое решение. Давшееся мне нелегко, между прочим.
Он кивнул. Если она действовала одна, значит, убийцу вдохновило или подтолкнуло обсуждение происшествия в прессе. Господи, прямо как в Америке, где действуют убийцы-имитаторы, - одного упоминания о преступлении достаточно, чтобы немедленно возник подражатель.
- Я иду в квестуру, - сказал он. - Когда вернусь - не знаю.
Она молча кивнула и осталась за своим столом.
Брунетти миновал коридор, надел пальто и вышел из квартиры. Никто не ждал его у двери, но он знал, что затишье скоро кончится.
12
Кончилось оно у дверей квестуры: вход в них преграждала тройная шеренга репортеров. В первом ряду стояли мужчины и женщины с блокнотами. За их спинами - журналисты с микрофонами, а за ними расположились операторы с видеокамерами, две из них - на треногах, с дуговыми лампами.
Один из операторов, увидев Брунетти, повернул слепой глаз своей камеры в его сторону. Брунетти проигнорировал его и остальных людей, толпившихся вокруг. Как ни странно, никто не задал ему ни единого вопроса, не попытался заговорить, они всего лишь обратили к нему свои микрофоны и молча смотрели, как он, словно Моисей, шел меж двух стен расступившейся воды их любопытства в квестуру.
Когда он оказался внутри, Альвизе и его всегдашний напарник Риверре поздоровались с ним. Альвизе при виде шефа не сумел скрыть своего изумления.
- Buon di, commissario, - пробормотали они, эхом вторя один другому.
Брунетти кивнул им, зная, что задавать Альвизе вопросы - напрасная трата времени, и двинулся вверх по лестнице в кабинет Патты. Синьорина Элеттра была на посту и разговаривала по телефону. Она кивнула ему, не выказав ни малейшего удивления, и подняла руку, прося подождать.
- Мне бы хотелось днем, - сказала она, выслушала ответ собеседника, потом попрощалась и повесила трубку. - С возвращением, комиссар!
- Ему будут рады?
Она вопросительно посмотрела на него.
- Возвращению? Я - безусловно. Не знаю как насчет вице-квесторе, но он уже спрашивал, придете ли вы.
- Что вы ему ответили?
- Что вы появитесь в скором времени.
- И?
- Кажется, он вздохнул с облегчением.
- Хорошо. - Брунетти тоже отпустило напряжение. - Чем занят лейтенант Скарпа?
- Он не отходит от вице-квесторе с того момента, как вернулся с места преступления.
- Это значит - с которого часа?
- Синьора Митри позвонила вчера вечером, в десять двадцать восемь. Корви пришел в одиннадцать ноль три. - Она взглянула на листок бумаги, лежавший на столе. - Лейтенант Скарпа явился в четверть двенадцатого и сразу же отправился в дом Митри. И до часу его не было.
- А сегодня он давно там сидит? - спросил Брунетти, подбородком указывая на дверь кабинета Патты.
- С половины девятого утра, - ответила синьорина Элеттра.
- Тогда ждать нет смысла, - пробормотал он скорее самому себе, чем ей, и повернулся к входу. Постучал, и немедленно раздалось приглашение войти.
Брунетти толкнул дверь и еле разглядел Патту. Свет лился из окна за спиной начальника, отражался от поверхности стола и бил в глаза, ослепляя каждого, кто заходил в кабинет.
Лейтенант Скарпа стоял рядом со своим шефом, и осанка его была столь величественной, а униформа такой идеально отутюженной, что он походил на Максимилиана Шелла в одной из его ролей "хороших фашистов".
Патта кивком поприветствовал Брунетти и указал ему на стул, стоявший напротив его собственного. Брунетти отодвинул стул в сторону так, чтобы фигура лейтенанта Скарпы хоть немного загораживала свет, отражавшийся от лакированного дерева столешницы. Лейтенант сделал шаг вправо. Брунетти передвинулся левее.
- Доброе утро, вице-квесторе, - сказал он и кивнул Скарпе.
- Значит, вы уже слышали? - спросил Патта.
- Я слышал только, что его убили. Больше ничего не знаю.
Патта взглянул на Скарпу:
- Расскажите ему, лейтенант.
Скарпа перевел глаза на Брунетти, посмотрел опять на Патту и лишь тогда заговорил, слегка наклонив голову в сторону своего начальника:
- При всем моем уважении, вице-квесторе, мне казалось, что комиссар находится в административном отпуске. - Патта промолчал, и он продолжил: - Я не знал, что его снова привлекут к расследованию. Позволю себе высказать предположение, что, если дело поручат ему, прессе это покажется весьма странным.
Брунетти с интересом отметил, что, по логике Скарпы, оба события воспринимаются как одно расследование. Значит ли это, что лейтенант считает, будто Паола каким-то образом причастна к убийству?
- Я сам решу, кому что поручать, - ответствовал Патта ровным голосом. - Расскажите комиссару о случившемся. Теперь это его проблема.
- Да, вице-квесторе, - ответил Скарпа с деланым безразличием, выпрямился еще больше, хотя Брунетти это казалось невозможным, и пустился в объяснения: - Корви позвонил мне в одиннадцать с небольшим, и я немедленно отправился в дом Митри. Прибыв туда, я обнаружил его тело на полу кухни. Судя по следам у него на шее, его задушили, хотя орудия убийства поблизости не было. - Он сделал паузу и взглянул на Брунетти, но тот молчал, и Скарпа продолжил: - Я осмотрел тело, потом позвонил доктору Риццарди, тот приехал приблизительно через полчаса. Он согласился с моим мнением касательно причины смерти.
- Он высказывал какие-либо предположения либо догадки по поводу орудия убийства Митри? - прервал Брунетти.
- Нет.
Брунетти заметил, что Скарпа не обращается к нему по званию, но не стал возражать. Ясно было, в каком тоне лейтенант разговаривал с доктором Риццарди, поддерживающим с Брунетти приятельские отношения, так что неудивительно, что Риццарди не стал высказывать никаких версий.
- Когда вскрытие? - поинтересовался Брунетти.
- Назначено на сегодня, если получится.
Брунетти позвонит Риццарди после совещания. Так что получится.
- Можно продолжать, вице-квесторе? - спросил Скарпа Патту.
Патта смерил Брунетти долгим взглядом, будто ожидая других вопросов или замечаний, но тот даже не смотрел на своего начальника, и вице-квесторе, повернувшись к Скарпе, произнес:
- Конечно.
- Вечером он находился в квартире один. Жена ужинала с друзьями.
- Почему Митри не пошел на ужин? - снова прервал Брунетти.
Скарпа взглянул на Патту, словно спрашивая у него, стоит ли отвечать. Патта кивнул, и Скарпа пояснил:
- Его жена сказала, что это ее старая компания, с которой она дружила еще до замужества, и Митри редко присоединялся к ним во время их встреч.
- Дети? - поинтересовался Брунетти.
- У него есть дочь, но она живет в Риме.
- Слуги?
- Все это есть в отчете, - буркнул Скарпа недовольно, глядя не на Брунетти, а на Патту.
- Слуги? - повторил Брунетти.
Скарпа выдержал паузу, но все же ответил:
- Нет. По крайней мере никто из обслуживающего персонала не живет в доме. Дважды в неделю к ним приходит уборщица.
Брунетти встал.
- Где сейчас находится жена? - спросил он Скарпу.
- Когда я уезжал, она была дома.
- Спасибо, лейтенант, - поблагодарил Брунетти. - Мне бы хотелось ознакомиться с копией вашего рапорта.
Скарпа молча кивнул.
- Мне нужно поговорить с его женой, - заявил Брунетти Патте и, не слушая возражений, уверил: - Я буду с ней очень деликатен.
- А как насчет вашей жены? - задал вопрос Патта.
Этот вопрос мог означать что угодно, но Брунетти предпочел наиболее очевидное:
- Она весь вечер просидела дома, со мной и с нашими детьми. После половины восьмого никто из нас не выходил на улицу, в это время мой сын вернулся от приятеля, с которым вместе делал уроки. - Он вдохнул, готовясь отвечать на следующие вопросы, но Патта молчал, тогда Брунетти выдохнул и без лишних слов покинул кабинет.
Синьорина Элеттра оторвалась от бумаг, лежавших на ее столе, и, даже не пытаясь скрыть любопытства, спросила:
- Ну как?
- Дело - мое, - сказал Брунетти.
- Но это же безумие! - воскликнула синьорина Элеттра, не в силах сдержать эмоции. Потом торопливо добавила: - В смысле, журналисты придут в неистовство, когда узнают.
Брунетти пожал плечами. Он едва ли мог что-то сделать, чтобы обуздать напор прессы. Не ответив на ее замечание, он спросил, указывая на бумаги перед ней:
- Это те самые сведения, которые вы искали, а я попросил вас прекратить?
Она мысленно просчитала, стоит ли отвечать правду. Ведь она отказалась исполнить недвусмысленное распоряжение начальника, то есть ее можно было обвинить в неподчинении и нарушении субординации, что грозило увольнением и концом карьеры.
- Конечно, комиссар, - храбро ответила она.
- Сделайте мне копию.
- Это займет несколько минут. Все хранится тут, - пояснила она, указав рукой на монитор.
- Где?
- В файле, который никто, кроме меня, не найдет и не откроет.
- Никто?
- Разве что, - сказала она с оттенком гордости, - кто-нибудь, обладающий моими знаниями и способностями.
- А такие есть?
- Здесь - нет.
- Хорошо. Принесите документы ко мне в кабинет, когда распечатаете, ладно?
- Слушаюсь, комиссар!
Он махнул ей рукой и стал подниматься по лестнице.
Брунетти сразу же связался с Риццарди: патологоанатом находился у себя в кабинете, в больнице.
- Ты уже провел вскрытие? - спросил комиссар, представившись собеседнику.
- Нет, оно начнется через час. У меня тут сначала самоубийство. Девушка, всего шестнадцать лет. Ее бросил приятель, и она выпила все снотворное матери.
Брунетти вспомнил, что Риццарди поздно женился, и у него есть дети-подростки. Две дочери.
- Бедняжка, - расстроился он.
- Да-а… - Риццарди выдержал паузу, потом продолжил: - Думаю, сомнений быть не может. Убийца воспользовался тонким проводом, возможно, в пластиковой обмотке.
- Например, электрическим?
- Да, вероятнее всего. Мне надо взглянуть поближе, и я тебе точно скажу. Может, речь идет о двойном проводе, каким подключают стереоколонки. На шее остался слабый, но различимый второй отпечаток, параллельно с первым. Впрочем, есть также вероятность, что убийца просто на минуту ослабил петлю, чтобы потом сжать поплотнее. Мне нужно посмотреть под микроскопом, тогда я буду знать наверняка.
- Как думаешь, мужчина или женщина? - спросил Брунетти.
- Я бы сказал, оба варианта возможны. Это под силу и мужчине, и женщине. Если с удавкой в руках заходишь сзади, у жертвы нет шанса выжить, сила тут не играет роли. Но душат обычно мужчины. Видимо, женщинам кажется, что они недостаточно сильны для этого.
- И на том спасибо, - сказал Брунетти.
- Мне сдается, под ногтями левой руки что-то есть.
- Что?
- Кожа, если нам повезет. Или ткань с одежды убийцы. Нужно взглянуть поближе - тогда скажу.
- Этого будет достаточно, чтобы опознать убийцу?
- Если ты его найдешь, то да.
Брунетти переварил информацию и задал следующий вопрос:
- А время смерти?
- Мне нужно сначала заглянуть внутрь. Но жена видела его, выходя из дома в семь тридцать, а вернувшись в начале одиннадцатого, обнаружила труп. Так что особых сомнений тут быть не может, и вряд ли я смогу обнаружить нечто, позволяющее установить время смерти более точно. - Тут Риццарди на мгновение прикрыл телефонную трубку рукой и заговорил с кем-то, находившимся с ним вместе в комнате. - Мне нужно идти. Они уже положили ее на стол. Я пришлю тебе результаты завтра.
Брунетти даже не успел поблагодарить его: Риццарди повесил трубку.
Комиссару не терпелось поговорить с синьорой Митри, но он заставил себя остаться в кабинете и дождаться, пока синьорина Элеттра принесет ему сведения о Митри и Дзамбино, это произошло минут через пять.
Она вошла, постучав, и молча положила на стол две папки.
- Какая часть этих материалов общеизвестна? - спросил Брунетти, глядя на папки.
- Многое взято из газет. Однако кое-что получено из банков и юридических документов различных компаний.
Брунетти не смог сдержаться:
- Как вам удается добывать такие сведения?
В его голосе звучало лишь любопытство, но не похвала, поэтому она не улыбнулась:
- У меня есть друзья в городской администрации и среди служащих банков. Иногда я прошу их разведать для меня кое-что.
- А что вы сообщаете им взамен? - поинтересовался Брунетти: этот вопрос мучил его годами.
- Большая часть нашей внутренней информации, комиссар, вскоре становится достоянием гласности, хотя до широкой общественности доходит не всегда.
- Это не ответ, синьорина.
- Я никогда не выдавала секретную полицейскую информацию людям, не имеющим права ее знать. Вы ведь именно об этом спрашиваете?
- Не имеющим права? Законного или морального? - ответил он вопросом на вопрос.
Она долго изучала его лицо, затем ответила:
- Законного.
Брунетти знал, что единственной достойной платой за информацию может быть только другая информация, поэтому продолжил настаивать:
- Так чем же вы все-таки расплачиваетесь за услуги?
Она ненадолго задумалась:
- Я также даю своим друзьям советы касательно эффективных методов получения сведений.
- И что это значит на самом деле?
- Я учу их вынюхивать, выискивать и объясняю, где именно нужно искать. И поверьте, комиссар, я никогда не предоставляла секретных данных ни моим друзьям, ни другим людям, с которыми обмениваюсь информацией.